Конечно, Тони Бэнкс объяснил девушке, что она должна говорить с той частью избирателей, которые иначе пришли бы голосовать за Рэнделла Уайлера – молодыми людьми, этническими группами. Профессиональные писатели, готовившие речи Кей, никогда не забывали упомянуть о ее туземном происхождении, смешанной крови, используя девушку в качестве рупора антирасистских идей и призывов за равные права для национальных меньшинств и американских женщин.
Сначала Кей сильно нервничала, но постепенно привыкла, и выступления ее стали более отточенными. Вскоре она начала импровизировать. На встречах со студентами некоторых колледжей, где самыми наболевшими темами считались борьба за прекращение войны и против мобилизации, девушка прятала в карман приготовленную шпаргалку и начинала трогательно рассказывать о гробах, которые выгружали группами с военно-транспортного самолета, и необходимости кончать войну, чтобы Америка могла залечивать раны дома.
Узнав о том, что Кей отступила от выученного текста, Бэнкс начал распекать ее:
– Мы сотни раз проверяем эти проклятые речи, лишь бы убедиться, черт побери, что никто ничего не сможет исказить и использовать против нас! Будешь говорить, что в голову взбредет, Кей, и, если сморозишь глупость, нам придет конец. Такое на выборах бывает сплошь и рядом!
– Если считаете, что я мешаю, Тони, – ответила Кей, – тогда не стоит меня посылать.
К тому времени как произошел этот разговор, девушка уже прекрасно понимала, что Бэнкс не сможет обойтись без нее. Все больше избирателей, привлеченных известностью Кей, желало с ней встретиться. Газеты начали поручать репортерам взять у Кей интервью. Как и предвидел Бэнкс, ее история заинтересовала многих, и Кей все чаще начала появляться в телепрограммах новостей, а ее фото в газетах и журналах – не только из-за ее выступлений или происхождения, но еще и по причине внешности Кей.
Александре было невыносимо видеть, как падчерица быстро становится любимицей прессы. Но она, конечно, вряд ли смогла возражать против всего, что увеличивает шанс Рэнди попасть в Сенат. Он нуждался в любом преимуществе, поскольку основной соперник Пол Форрест уже пробыл два срока в Палате представителей. Огромное богатство и положение в обществе Уайлера восстановили против него большую часть населения Чикаго, принадлежащего к национальным меньшинствам и рабочим семьям. Первичные выборы должны были закончиться через несколько недель, и результаты были весьма неутешительными – Уайлер стоял ниже Форреста на несколько пунктов.
В штаб-квартире избирательной кампании царила унылая атмосфера. Только Тони Бэнкс сохранял неизменное спокойствие. В большой центральной комнате офиса, арендованного Уайлером в том же здании, где размещалась юридическая контора, распорядитель кампании начинал каждый день с того, что взбирался на письменный стол, чтобы инструктировать штат и растущие ряды молодых волонтеров, подобно генералу, посылающем войска на фронт.
– Время работает на нас! – громовым голосом объявил он как-то мрачным утром, в понедельник, когда первичные выборы начали входить в конечную фазу.
– Мы догоняем Форреста и поднимаемся каждую неделю на два-три пункта. Еще немного усилий – и мы обойдем этих сучьих детей прямо перед выборами – самое лучшее время, чтобы выйти вперед!
Но Бэнкс твердил, что сейчас не время снижать темпы – нужно обойти еще больше домов, убедить еще больше людей, сделать еще больше телефонных звонков, вытянуть еще больше пожертвований.
Спрыгнув со стола, Бэнкс позвал Кей к себе в кабинет. Она каждое утро приходила в штаб-квартиру, чтобы узнать расписание на сегодня, взять конспект новой речи, встретиться с женщиной, которая должна была сопровождать ее на собрание.
Кей вошла в кабинет Бэнкса. Ее отец был уже там и справлялся у Эла Корчака, пресс-секретаря кампании, о последних результатах. Уайлер продолжал разговор с Корчаком. К девушке подошел Бэнкс.
– Тебе, как и остальным, поручается дополнительное задание, – объявил он, вытаскивая изо рта неизменную сигару.
– Дела хуже, чем я думал, Кей. Нам необходим каждый дополнительный голос. Я высылаю тебя из города на завоевание новой территории: сельского района в центральной части штата. Конечно, я мог бы нарядить твоего папашу в соломенную шляпу и послать к фермерам, но, боюсь, он будет выглядеть точь-в-точь, как рыба с бакенбардами. Но ты, по-моему, вполне подойдешь. Гавайи – нечто вроде большой деревни, так ведь? Множество людей работает на фермах. А ты к тому же выросла на плантации, так что все сходится, и я прав!
Кей заметила, что отец отвлекся от цифр и следит за ее реакцией.
– Ухаживать за сахарным тростником и ананасами – вовсе не то, что выращивать кукурузу и скот, Тони.
– Точно, точно, мы с тобой это понимаем. Но сколько иллинойских фермеров побывали на Гавайях?
Кей пожала плечами.
– Если считаете, что смогу помочь, конечно, поеду.
– Молодец!
Уайлер, благодарно улыбнувшись, вернулся к разговору с пресс-секретарем. Тони вынул несколько бумажек из стопки, громоздящейся на столе, и сунул Кей.
– Вот пара новых конспектов речи – специально для сельских тружеников; а теперь иди и собирайся – пробудешь там не меньше пяти дней.
– Пяти дней?
– Угу, с понедельника по пятницу, будешь раскатывать из городка в городок.
Для того, чтобы сблизиться с людьми в маленьких поселках, объяснил Бэнкс, нужно, чтобы Кей путешествовала одна, в автомобиле, без каравана репортеров и фотографов. Работники штаб-квартиры уже договорились о выступлениях на окружных ярмарках и собраниях фермерских ассоциаций и клубах, церквах и заведениях для игры в бинго: – Старомодный способ добывать голоса, Кей. И тебе будет полезно подышать деревенским воздухом.
Одна в пути, целых пять дней? Какая ужасная затея! Тоска!
Но Кей снова заметила, как выжидающе уставился на нее отец, и молча взяла конспекты у Тони. Бэнкс предупредил, что через час водитель заедет за ней в дом Уайлера.
Отец послал ей прощальный воздушный поцелуй. Кей помчалась домой, сложила вещи, натянула дорожный костюм: немнущуюся яблочно-зеленую юбку и бледно-розовую блузку.
Как раз подходит для сельского пейзажа, подумала она и уселась дожидаться автомобиля, в полной уверенности, что это затея Александры: старается держать ее подальше от прессы, чтобы самой попасть в центр внимания.
Лайвси, дворецкий-англичанин, подошел к двери ее спальни и объявил, что приехала машина.
У подъезда стоял пыльный потрепанный «бьюик» неведомого года выпуска. Высокий молодой человек в кожаной куртке и черных брюках стоял рядом. Он поспешно взял у Кей чемодан, положил в багажник и открыл заднюю дверцу. Прежде чем сесть, Кей задержалась.
– Кто вы?
– Михал Карлошик, – представился он, протягивая руку.
Кей пожала сильную ладонь.
– Где мой водитель, Михал?
Произнося незнакомое имя, она пыталась точно подражать ему, рифмуя «Михал» и «никель».
– Я ваш водитель, – ответил молодой человек.
– Вижу. Но мне сказали, что сопровождающей будет женщина…
– Бедняжка. Она уже ехала сюда, но врезалась в такси на Лейкшор Драйв. В штаб-квартире попытались уговорить другую, но у единственной, кто смогла бы поехать на целых пять дней, отобрали права после двух проколов и проезда на красный свет. Так что остались только парни. И поверьте, мисс Уайлер, – улыбнулся он, – вызвалось немало добровольцев!
Кей уставилась на него.
– Хотите сказать, вы поедете со мной? Мне предлагается провести в дороге пять дней с незнакомым мужчиной?
– Мистер Бэнкс дал мне достаточно денег, чтобы хватило на отдельные номера в отелях, и предельно четко объяснил мои обязанности. Я наш шофер, телохранитель и организатор встреч. Мистер Бэнкс также предупредил, что, если я не буду вести себя как истинный джентльмен, он… знаете, я лучше не стану повторять его слова. Но, не беспокойтесь, я все понял и не выйду за грань дозволенного.
Кей внимательно присмотрелась к молодому человеку.
Темно-каштановые волосы, непокорные и волнистые, голубые глаза, обрамленные очень длинными ресницами, неправильные черты лица, одна-две оспенных рытвинки на сильной челюсти, возможно, последствия юношеского фурункулеза. Все это вместе придавало ему привлекательно-грубоватый вид человека, выросшего на свежем воздухе, вероятно, на ферме.
Если вспомнить ненормальных психопатов, любимым занятием которых было преследовать политиков и их родственников, угрожая расправой, этот паренек мог стать лучшей защитой в долгой поездке, чем любая женщина. Кей влезла в автомобиль, но не через заднюю дверцу, которую Михал держал открытой, а через переднюю, которую распахнула сама. Дождавшись, пока молодой человек сел за руль, она спросила:
– Михал, почему Тони из всех добровольцев выбрал именно вас?
Он повернул ключ зажигания и начал выруливать на мостовую.
– Он спросил у всех год выпуска наших автомобилей. У остальных парней машины новенькие, в основном, спортивные модели – знаете, мисс Уайлер, у большинства волонтеров, работающих на вашего отца, денег куры не клюют. Мой «бьюик» оказался самым старым – именно это и было нужно Тони.
– Почему?
– Вы собираетесь объехать кучу ферм и доказать, что ваш отец понимает проблемы фермеров лучше остальных кандидатов. Считаете, они попадутся на крючок, если вы прибудете в «феррари»?
Наконец-то Кей сообразила, в чем дело.
Чикаго остался позади; они оказались на шоссе, ведущем на юго-восток, к плодородным центральным равнинам. Согласно отпечатанному на машинке расписанию, которое Михал показал Кей, их первая остановка будет на окружной ярмарке, недалеко от Джольет, в паре часов езды отсюда.
Прошло совсем немного времени, и между молодыми людьми завязалась оживленная беседа под льющуюся из магнитофона музыку; казалось, у Михала имелся неисчерпаемый запас кассет: Синатра, Чайковский, «Битлз», Бетховен, Элвис. Они перестали обращаться друг к другу «мисс Уайлер» и «Михал». Он сказал, что все друзья называют его Митч.
Митч расспрашивал Кей о Гавайях и о ее жизни, хотя признался, что кое-что знает из газет. Оказалось, что он помнит все, даже заметки, напечатанные еще в то время, когда Кей появилась в доме отца.
– Я хотел познакомиться с тобой с той минуты, как увидел твое фото в газетах.
– Именно поэтому и вызвался работать на выборах?
– Я мог бы и сказать «да», – честно объяснил он, – только вряд ли посвятил бы все свободное время кандидату, в которого не верю и которым не восхищаюсь.
До Кей дошло, что все это время она работала с десятками добровольцев, помогавших избранию Рэнделла Уайлера, но впервые услышала, как кто-то в действительности им восхищается. Сама она не испытывала таких чувств, нет, она предложила поддержку, надеясь завоевать любовь, Тони Бэнкс работал из-за денег, Александра из светских амбиций, Митч, по-видимому, делал это из принципа.
– И что тебя в нем восхищает? – полюбопытствовала она.
– Он когда-то был беден, как я. Начал с самых низов, но получил все. Я восхищаюсь мистером Уайлером; он сумел осуществить свои мечты.
– Не за его политические взгляды?
– Политика, в основном, и состоит из попыток превратить грезы в действительность, – объяснил Митч. – Покончить с войной, сделать жизнь людей лучше. Ведь политики вечно говорят о мечтах, правда? Я подумал: если Уайлер смог получить все, что хочет, он сумеет сделать это и для избирателей.
Кей задалась вопросом, что сказал бы Митч Карлошик, узнай он, каким образом ее отец смог осуществить свои мечты: о лжи, в которой погряз, о судьбах, которые исковеркал. Но она подавила искушение все рассказать и стала расспрашивать Митча о его жизни. Родители Митча эмигрировали из Польши, когда мальчику было три года.
Главной причиной их отъезда из страны была необходимость оперировать старшую сестру, родившуюся с пороком сердца. Но коммунистическое правительство так долго не давало разрешения на выезд, что состояние девочки резко ухудшилось, и она умерла через несколько недель после того, как оказались в Соединенных Штатах. Митч и его родители остановились в Чикаго у родственников, присоединились к большой польской общине, жившей в районе Милуоки-авеню. Как многие поляки, отец нашел работу на скотопригонном дворе.
– Трудится на бойне, – вздохнул Митч. – Стоит по щиколотку в крови, перерезает глотки коровам, по мере того как они поступают по конвейеру, головами вниз.
Кей не просила Митча подробно описывать работу отца и теперь ощущала его отвращение… но в то же время неистовую благодарность за черную работу, которой пришлось заняться отцу, чтобы семья могла выжить в Америке. Теперь Митч учился в университете штата Иллинойс, поскольку смог получить стипендию как лучший игрок баскетбольной команды.
В следующем году, после окончания, он намеревался получить степень магистра в области бизнеса.
– Будь я проклят, если когда-нибудь собираюсь стоять по щиколотку в крови, чтобы прокормить семью. У меня будет все, как у мистера Уайлера.
Митч говорил о том, что станет миллионером, но в голосе звучало нечто большее, чем обыкновенная алчность. Он сказал еще, что деньги помогут ему сделать много добрых дел и улучшить условия работы на скотопригонных дворах, перекупить компанию, владеющую этим бизнесом, и все там изменить.
– Они слишком экономят на всем, чтобы увеличить доходы, – пояснил он, – вместо того чтобы думать о здоровье рабочих… и даже покупателей.
Они приехали на ярмарку, где Кей участвовала в конкурсе на лучший пирог, – в качестве одного из членов жюри, конечно, потом выступала с речью под большим навесом перед несколькими сотнями жен фермеров. Она говорила о том, что, поскольку сама родилась на плантации, хорошо понимает и сочувствует трудностям сельских жителей.
– Как некоторые из вас знают, – сказала она в заключение, – большую часть своей жизни я не знала отца, но, когда умерла мама и мы нашли друг друга, смогла рассказать ему о многих проблемах, с которыми я росла. Он стал испытывать особое сочувствие к тем, кто живет на земле, кто кормит население страны, но иногда с трудом может прокормить себя. Поэтому прошу в день выборов отдать голоса за Рэнделла Уайлера. И скажите мужьям, что им лучше сделать то же самое, если они понимают, в чем их выгода.
Раздались громкие приветственные восклицания, Кей устроили овацию, а когда она сошла с трибуны, слушатели окружили ее, выражая поддержку. Он с благодарностью заметила, что рядом появился Митч и действовал как буфер, отгораживая се от восторженных поклонниц. Через несколько минут он, громко извинившись перед дамами, ловко вывел Кей из толпы.
– Прошу прощения, леди, но мисс Уайлер должна ехать еще на одно собрание.
Но когда они вышли, Митч не направился к автомобилю, а показал на большое чертово колесо в центре ярмарки.
– Когда-нибудь каталась на такой штуке?
– Нет.
– Так я и думал. Это и имел в виду, когда говорил о следующем собрании.
Они покатались на колесе, потом на «американских горках», побывали на других аттракционах, швыряли мячи в молочные бутылки и дротики в воздушные шары. Несколько раз Кей довольно неискренне напоминала Митчу о делах, но не спорила, когда тот повел ее туда, где выставлялись лучшие животные; фермеры демонстрировали тыквы весом по триста фунтов, а их жены – красивые домотканые покрывала. Она никогда еще так не веселилась, тем более когда Митч сказал, что до следующего выступления еще есть время.
– Будь я проклят, если ты не заслужила хоть немного отдыха и развлечений, – пошутил он, – в перерыве между разгребанием кучи дерьма.
ГЛАВА 12
Все пять дней он возил ее из города в город, охранял, оберегал, приносил теплый чай, рассказывал забавные истории в промежутках между запланированными выступлениями и непредвиденными остановками на главных улицах длиной в квартал, универмагах и столовках со стойками, перед которыми умещалось всего три табурета.
Первые две ночи они останавливались в придорожных мотелях, не третью – приняли приглашение переночевать на большой ферме. В отдельных спальнях, конечно. В последнюю ночь они отыскали дом для приезжих в маленьком фермерском поселке. Нежась в горячей ванне, Кей отходила после еще одного утомительного дня и думала о том, как трогательно Митч заботится о ней.
Она отмокала вот уже с полчаса, прежде чем услыхала стук в дверь.
– Долго еще? – окликнул он.
В доме была всего одна ванная – большая, старомодно обставленная, но очень чистая.
– Прости, замечталась.
– О чем, если не секрет?
Хорошо, что их отделяет дверь, так легче говорить… и быть откровенной, ничего не скрывать.
– Мы прекрасно провели время, Митч… давно уже мне не было так хорошо с тех пор, как… очень давно. Хотела бы я, чтобы это никогда не кончалось.
– Тони не возражал бы, продолжай мы и дальше в том же духе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Сначала Кей сильно нервничала, но постепенно привыкла, и выступления ее стали более отточенными. Вскоре она начала импровизировать. На встречах со студентами некоторых колледжей, где самыми наболевшими темами считались борьба за прекращение войны и против мобилизации, девушка прятала в карман приготовленную шпаргалку и начинала трогательно рассказывать о гробах, которые выгружали группами с военно-транспортного самолета, и необходимости кончать войну, чтобы Америка могла залечивать раны дома.
Узнав о том, что Кей отступила от выученного текста, Бэнкс начал распекать ее:
– Мы сотни раз проверяем эти проклятые речи, лишь бы убедиться, черт побери, что никто ничего не сможет исказить и использовать против нас! Будешь говорить, что в голову взбредет, Кей, и, если сморозишь глупость, нам придет конец. Такое на выборах бывает сплошь и рядом!
– Если считаете, что я мешаю, Тони, – ответила Кей, – тогда не стоит меня посылать.
К тому времени как произошел этот разговор, девушка уже прекрасно понимала, что Бэнкс не сможет обойтись без нее. Все больше избирателей, привлеченных известностью Кей, желало с ней встретиться. Газеты начали поручать репортерам взять у Кей интервью. Как и предвидел Бэнкс, ее история заинтересовала многих, и Кей все чаще начала появляться в телепрограммах новостей, а ее фото в газетах и журналах – не только из-за ее выступлений или происхождения, но еще и по причине внешности Кей.
Александре было невыносимо видеть, как падчерица быстро становится любимицей прессы. Но она, конечно, вряд ли смогла возражать против всего, что увеличивает шанс Рэнди попасть в Сенат. Он нуждался в любом преимуществе, поскольку основной соперник Пол Форрест уже пробыл два срока в Палате представителей. Огромное богатство и положение в обществе Уайлера восстановили против него большую часть населения Чикаго, принадлежащего к национальным меньшинствам и рабочим семьям. Первичные выборы должны были закончиться через несколько недель, и результаты были весьма неутешительными – Уайлер стоял ниже Форреста на несколько пунктов.
В штаб-квартире избирательной кампании царила унылая атмосфера. Только Тони Бэнкс сохранял неизменное спокойствие. В большой центральной комнате офиса, арендованного Уайлером в том же здании, где размещалась юридическая контора, распорядитель кампании начинал каждый день с того, что взбирался на письменный стол, чтобы инструктировать штат и растущие ряды молодых волонтеров, подобно генералу, посылающем войска на фронт.
– Время работает на нас! – громовым голосом объявил он как-то мрачным утром, в понедельник, когда первичные выборы начали входить в конечную фазу.
– Мы догоняем Форреста и поднимаемся каждую неделю на два-три пункта. Еще немного усилий – и мы обойдем этих сучьих детей прямо перед выборами – самое лучшее время, чтобы выйти вперед!
Но Бэнкс твердил, что сейчас не время снижать темпы – нужно обойти еще больше домов, убедить еще больше людей, сделать еще больше телефонных звонков, вытянуть еще больше пожертвований.
Спрыгнув со стола, Бэнкс позвал Кей к себе в кабинет. Она каждое утро приходила в штаб-квартиру, чтобы узнать расписание на сегодня, взять конспект новой речи, встретиться с женщиной, которая должна была сопровождать ее на собрание.
Кей вошла в кабинет Бэнкса. Ее отец был уже там и справлялся у Эла Корчака, пресс-секретаря кампании, о последних результатах. Уайлер продолжал разговор с Корчаком. К девушке подошел Бэнкс.
– Тебе, как и остальным, поручается дополнительное задание, – объявил он, вытаскивая изо рта неизменную сигару.
– Дела хуже, чем я думал, Кей. Нам необходим каждый дополнительный голос. Я высылаю тебя из города на завоевание новой территории: сельского района в центральной части штата. Конечно, я мог бы нарядить твоего папашу в соломенную шляпу и послать к фермерам, но, боюсь, он будет выглядеть точь-в-точь, как рыба с бакенбардами. Но ты, по-моему, вполне подойдешь. Гавайи – нечто вроде большой деревни, так ведь? Множество людей работает на фермах. А ты к тому же выросла на плантации, так что все сходится, и я прав!
Кей заметила, что отец отвлекся от цифр и следит за ее реакцией.
– Ухаживать за сахарным тростником и ананасами – вовсе не то, что выращивать кукурузу и скот, Тони.
– Точно, точно, мы с тобой это понимаем. Но сколько иллинойских фермеров побывали на Гавайях?
Кей пожала плечами.
– Если считаете, что смогу помочь, конечно, поеду.
– Молодец!
Уайлер, благодарно улыбнувшись, вернулся к разговору с пресс-секретарем. Тони вынул несколько бумажек из стопки, громоздящейся на столе, и сунул Кей.
– Вот пара новых конспектов речи – специально для сельских тружеников; а теперь иди и собирайся – пробудешь там не меньше пяти дней.
– Пяти дней?
– Угу, с понедельника по пятницу, будешь раскатывать из городка в городок.
Для того, чтобы сблизиться с людьми в маленьких поселках, объяснил Бэнкс, нужно, чтобы Кей путешествовала одна, в автомобиле, без каравана репортеров и фотографов. Работники штаб-квартиры уже договорились о выступлениях на окружных ярмарках и собраниях фермерских ассоциаций и клубах, церквах и заведениях для игры в бинго: – Старомодный способ добывать голоса, Кей. И тебе будет полезно подышать деревенским воздухом.
Одна в пути, целых пять дней? Какая ужасная затея! Тоска!
Но Кей снова заметила, как выжидающе уставился на нее отец, и молча взяла конспекты у Тони. Бэнкс предупредил, что через час водитель заедет за ней в дом Уайлера.
Отец послал ей прощальный воздушный поцелуй. Кей помчалась домой, сложила вещи, натянула дорожный костюм: немнущуюся яблочно-зеленую юбку и бледно-розовую блузку.
Как раз подходит для сельского пейзажа, подумала она и уселась дожидаться автомобиля, в полной уверенности, что это затея Александры: старается держать ее подальше от прессы, чтобы самой попасть в центр внимания.
Лайвси, дворецкий-англичанин, подошел к двери ее спальни и объявил, что приехала машина.
У подъезда стоял пыльный потрепанный «бьюик» неведомого года выпуска. Высокий молодой человек в кожаной куртке и черных брюках стоял рядом. Он поспешно взял у Кей чемодан, положил в багажник и открыл заднюю дверцу. Прежде чем сесть, Кей задержалась.
– Кто вы?
– Михал Карлошик, – представился он, протягивая руку.
Кей пожала сильную ладонь.
– Где мой водитель, Михал?
Произнося незнакомое имя, она пыталась точно подражать ему, рифмуя «Михал» и «никель».
– Я ваш водитель, – ответил молодой человек.
– Вижу. Но мне сказали, что сопровождающей будет женщина…
– Бедняжка. Она уже ехала сюда, но врезалась в такси на Лейкшор Драйв. В штаб-квартире попытались уговорить другую, но у единственной, кто смогла бы поехать на целых пять дней, отобрали права после двух проколов и проезда на красный свет. Так что остались только парни. И поверьте, мисс Уайлер, – улыбнулся он, – вызвалось немало добровольцев!
Кей уставилась на него.
– Хотите сказать, вы поедете со мной? Мне предлагается провести в дороге пять дней с незнакомым мужчиной?
– Мистер Бэнкс дал мне достаточно денег, чтобы хватило на отдельные номера в отелях, и предельно четко объяснил мои обязанности. Я наш шофер, телохранитель и организатор встреч. Мистер Бэнкс также предупредил, что, если я не буду вести себя как истинный джентльмен, он… знаете, я лучше не стану повторять его слова. Но, не беспокойтесь, я все понял и не выйду за грань дозволенного.
Кей внимательно присмотрелась к молодому человеку.
Темно-каштановые волосы, непокорные и волнистые, голубые глаза, обрамленные очень длинными ресницами, неправильные черты лица, одна-две оспенных рытвинки на сильной челюсти, возможно, последствия юношеского фурункулеза. Все это вместе придавало ему привлекательно-грубоватый вид человека, выросшего на свежем воздухе, вероятно, на ферме.
Если вспомнить ненормальных психопатов, любимым занятием которых было преследовать политиков и их родственников, угрожая расправой, этот паренек мог стать лучшей защитой в долгой поездке, чем любая женщина. Кей влезла в автомобиль, но не через заднюю дверцу, которую Михал держал открытой, а через переднюю, которую распахнула сама. Дождавшись, пока молодой человек сел за руль, она спросила:
– Михал, почему Тони из всех добровольцев выбрал именно вас?
Он повернул ключ зажигания и начал выруливать на мостовую.
– Он спросил у всех год выпуска наших автомобилей. У остальных парней машины новенькие, в основном, спортивные модели – знаете, мисс Уайлер, у большинства волонтеров, работающих на вашего отца, денег куры не клюют. Мой «бьюик» оказался самым старым – именно это и было нужно Тони.
– Почему?
– Вы собираетесь объехать кучу ферм и доказать, что ваш отец понимает проблемы фермеров лучше остальных кандидатов. Считаете, они попадутся на крючок, если вы прибудете в «феррари»?
Наконец-то Кей сообразила, в чем дело.
Чикаго остался позади; они оказались на шоссе, ведущем на юго-восток, к плодородным центральным равнинам. Согласно отпечатанному на машинке расписанию, которое Михал показал Кей, их первая остановка будет на окружной ярмарке, недалеко от Джольет, в паре часов езды отсюда.
Прошло совсем немного времени, и между молодыми людьми завязалась оживленная беседа под льющуюся из магнитофона музыку; казалось, у Михала имелся неисчерпаемый запас кассет: Синатра, Чайковский, «Битлз», Бетховен, Элвис. Они перестали обращаться друг к другу «мисс Уайлер» и «Михал». Он сказал, что все друзья называют его Митч.
Митч расспрашивал Кей о Гавайях и о ее жизни, хотя признался, что кое-что знает из газет. Оказалось, что он помнит все, даже заметки, напечатанные еще в то время, когда Кей появилась в доме отца.
– Я хотел познакомиться с тобой с той минуты, как увидел твое фото в газетах.
– Именно поэтому и вызвался работать на выборах?
– Я мог бы и сказать «да», – честно объяснил он, – только вряд ли посвятил бы все свободное время кандидату, в которого не верю и которым не восхищаюсь.
До Кей дошло, что все это время она работала с десятками добровольцев, помогавших избранию Рэнделла Уайлера, но впервые услышала, как кто-то в действительности им восхищается. Сама она не испытывала таких чувств, нет, она предложила поддержку, надеясь завоевать любовь, Тони Бэнкс работал из-за денег, Александра из светских амбиций, Митч, по-видимому, делал это из принципа.
– И что тебя в нем восхищает? – полюбопытствовала она.
– Он когда-то был беден, как я. Начал с самых низов, но получил все. Я восхищаюсь мистером Уайлером; он сумел осуществить свои мечты.
– Не за его политические взгляды?
– Политика, в основном, и состоит из попыток превратить грезы в действительность, – объяснил Митч. – Покончить с войной, сделать жизнь людей лучше. Ведь политики вечно говорят о мечтах, правда? Я подумал: если Уайлер смог получить все, что хочет, он сумеет сделать это и для избирателей.
Кей задалась вопросом, что сказал бы Митч Карлошик, узнай он, каким образом ее отец смог осуществить свои мечты: о лжи, в которой погряз, о судьбах, которые исковеркал. Но она подавила искушение все рассказать и стала расспрашивать Митча о его жизни. Родители Митча эмигрировали из Польши, когда мальчику было три года.
Главной причиной их отъезда из страны была необходимость оперировать старшую сестру, родившуюся с пороком сердца. Но коммунистическое правительство так долго не давало разрешения на выезд, что состояние девочки резко ухудшилось, и она умерла через несколько недель после того, как оказались в Соединенных Штатах. Митч и его родители остановились в Чикаго у родственников, присоединились к большой польской общине, жившей в районе Милуоки-авеню. Как многие поляки, отец нашел работу на скотопригонном дворе.
– Трудится на бойне, – вздохнул Митч. – Стоит по щиколотку в крови, перерезает глотки коровам, по мере того как они поступают по конвейеру, головами вниз.
Кей не просила Митча подробно описывать работу отца и теперь ощущала его отвращение… но в то же время неистовую благодарность за черную работу, которой пришлось заняться отцу, чтобы семья могла выжить в Америке. Теперь Митч учился в университете штата Иллинойс, поскольку смог получить стипендию как лучший игрок баскетбольной команды.
В следующем году, после окончания, он намеревался получить степень магистра в области бизнеса.
– Будь я проклят, если когда-нибудь собираюсь стоять по щиколотку в крови, чтобы прокормить семью. У меня будет все, как у мистера Уайлера.
Митч говорил о том, что станет миллионером, но в голосе звучало нечто большее, чем обыкновенная алчность. Он сказал еще, что деньги помогут ему сделать много добрых дел и улучшить условия работы на скотопригонных дворах, перекупить компанию, владеющую этим бизнесом, и все там изменить.
– Они слишком экономят на всем, чтобы увеличить доходы, – пояснил он, – вместо того чтобы думать о здоровье рабочих… и даже покупателей.
Они приехали на ярмарку, где Кей участвовала в конкурсе на лучший пирог, – в качестве одного из членов жюри, конечно, потом выступала с речью под большим навесом перед несколькими сотнями жен фермеров. Она говорила о том, что, поскольку сама родилась на плантации, хорошо понимает и сочувствует трудностям сельских жителей.
– Как некоторые из вас знают, – сказала она в заключение, – большую часть своей жизни я не знала отца, но, когда умерла мама и мы нашли друг друга, смогла рассказать ему о многих проблемах, с которыми я росла. Он стал испытывать особое сочувствие к тем, кто живет на земле, кто кормит население страны, но иногда с трудом может прокормить себя. Поэтому прошу в день выборов отдать голоса за Рэнделла Уайлера. И скажите мужьям, что им лучше сделать то же самое, если они понимают, в чем их выгода.
Раздались громкие приветственные восклицания, Кей устроили овацию, а когда она сошла с трибуны, слушатели окружили ее, выражая поддержку. Он с благодарностью заметила, что рядом появился Митч и действовал как буфер, отгораживая се от восторженных поклонниц. Через несколько минут он, громко извинившись перед дамами, ловко вывел Кей из толпы.
– Прошу прощения, леди, но мисс Уайлер должна ехать еще на одно собрание.
Но когда они вышли, Митч не направился к автомобилю, а показал на большое чертово колесо в центре ярмарки.
– Когда-нибудь каталась на такой штуке?
– Нет.
– Так я и думал. Это и имел в виду, когда говорил о следующем собрании.
Они покатались на колесе, потом на «американских горках», побывали на других аттракционах, швыряли мячи в молочные бутылки и дротики в воздушные шары. Несколько раз Кей довольно неискренне напоминала Митчу о делах, но не спорила, когда тот повел ее туда, где выставлялись лучшие животные; фермеры демонстрировали тыквы весом по триста фунтов, а их жены – красивые домотканые покрывала. Она никогда еще так не веселилась, тем более когда Митч сказал, что до следующего выступления еще есть время.
– Будь я проклят, если ты не заслужила хоть немного отдыха и развлечений, – пошутил он, – в перерыве между разгребанием кучи дерьма.
ГЛАВА 12
Все пять дней он возил ее из города в город, охранял, оберегал, приносил теплый чай, рассказывал забавные истории в промежутках между запланированными выступлениями и непредвиденными остановками на главных улицах длиной в квартал, универмагах и столовках со стойками, перед которыми умещалось всего три табурета.
Первые две ночи они останавливались в придорожных мотелях, не третью – приняли приглашение переночевать на большой ферме. В отдельных спальнях, конечно. В последнюю ночь они отыскали дом для приезжих в маленьком фермерском поселке. Нежась в горячей ванне, Кей отходила после еще одного утомительного дня и думала о том, как трогательно Митч заботится о ней.
Она отмокала вот уже с полчаса, прежде чем услыхала стук в дверь.
– Долго еще? – окликнул он.
В доме была всего одна ванная – большая, старомодно обставленная, но очень чистая.
– Прости, замечталась.
– О чем, если не секрет?
Хорошо, что их отделяет дверь, так легче говорить… и быть откровенной, ничего не скрывать.
– Мы прекрасно провели время, Митч… давно уже мне не было так хорошо с тех пор, как… очень давно. Хотела бы я, чтобы это никогда не кончалось.
– Тони не возражал бы, продолжай мы и дальше в том же духе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59