— Неслыханное безобразие! Понятно, почему никто больше не летает на «Бритиш Эр вейз»!
Чудо произошло! Настоящий джентльмен заговорил со мной. И как заговорил! На том блестящем, безукоризненном, слегка экзальтированном оксфордском английском, на котором говорит Тристрам и который так же очаровывает нас, канадцев, как литературный французский образованных парижан. От этого английского я теряю дар речи. И так происходит каждый раз.
— Вы так не считаете? — спрашивает мужчина, удивленный моим молчанием и слегка обеспокоенный, поскольку он рискнул сделать первый шаг и теперь боится услышать резкий ответ. — Это уже чересчур, не правда ли?
— Конечно, — подаю я голос и проглатываю слюну. — Я просто возмущена. Вы англичанин?
— Да. У вас срывается деловая встреча?
— Если так пойдет дальше, то да. Мне надо на телепередачу.
— Когда она начинается?
— В три. То есть в три мы все встречаемся в театре «Гринвуд». Я даже не знаю, где это. А запись будет в четыре. В четыре я обязана быть там!
Я придаю голосу панические интонации, потому что замечаю, что это действует.
— Может, мы могли бы полететь на «Эр Франс»? — Я с беспомощным видом распахиваю свои карие глаза.
— Возможно. Постойте тут. Я позвоню и дам вам ответ.
Я наблюдаю, как он удаляется большими спортивными шагами. Мужчина в хорошей форме, это приятно. Он быстро возвращается, на его капризных губах играет довольная улыбка.
— Ни за что не догадаетесь! Все аэродромы в Лондоне были блокированы!
— Почему? Бомбы?
— Нет. Град! Был такой сильный град, что все взлетно-посадочные полосы стали непроходимыми.
— Град? В августе?
— Вы не знаете английскую погоду. Она вечно преподносит новые сюрпризы. — У него вырывается короткий смешок. — Но не беспокойтесь. Все уже убрали. Самолет в пути, через час мы полетим.
Мы действительно летим. Ровно в два мы поднимаемся на борт, и мой благородный спутник садится, естественно, рядом, хотя потом обнаруживается, что у него билет первого класса.
— Меня зовут Офелия, я родом из Канады, — говорю я, справившись с пристегиванием.
— Уинстон Хоторн-Рид, — представляется он. Звучит как-то очень знакомо. Странно. Откуда я его знаю?
— Я где-то слышала ваше имя. Но не могу вспомнить где.
Он польщено улыбается.
— Я директор банка. И еще политик. Если моя партия победит на выборах, я буду новым английским министром финансов.
Теперь все ясно. Он написал знаменитый доклад о долгах, который недавно горячо обсуждался всеми финансовыми газетами. Там же я видела его фото.
— Вы написали «Доклад Хоторна-Рида»!
Он кивает, удивленный моей осведомленностью.
— Неужели вы читали его?
Конечно. Весьма увлекательная тема. (Речь идет о продлении сроков выплаты безумных долгов стран восточного блока и третьего мира, при том что Запад должен постоянно предоставлять новые кредиты.)
— Может, вы тоже заняты банковским делом? — спрашивает он меня, окинув внимательным взглядом.
— Нет. Нисколько. Но деньги меня интересуют.
Он усмехается и снимает свое элегантное пальто. Аккуратно кладет его на свободное место между нами. На нем великолепный костюм, явно сшитый на заказ лучшим английским портным, серый, в белую елочку, вишневый галстук и блестящая красная шелковая жилетка. Белый шарф он не снимает. Теперь я обнаруживаю, что у него не карие, а серо-зеленые глаза, с завораживающим золотым промельком. Его глаза тревожно поблескивают. Наверняка в зависимости от погоды они меняют свой цвет. К тому же они слегка красноватые. У мужчины такой вид, будто он пропраздновал всю предыдущую ночь.
Самолет стартует. Я, как всегда, прилепляюсь к окну. Земля остается позади, мы проносимся сквозь темно-сизые тучи, нависшие над Парижем, и устремляемся в сторону солнца. Вот и марь далеко позади, и, наконец, небо, насколько хватает глаз, ярко-голубое.
Солнечные лучи врываются в салон, настроение становится летним, отпускным. Подаются напитки, курильщики вытаскивают (к сожалению) свои сигареты. Уинстон улыбается мне и ослабляет узел своего галстука.
— Чем вы занимаетесь, если позволите спросить? Мода, кино?
— Я создаю издательство. Дома, в Канаде. В Монреале. Если все пойдет хорошо, в октябре открою. А до тех пор я в Париже.
Это вызывает его живейший интерес. Он сразу же хочет все обо мне знать. Что я изучала, как англоязычные канадцы относятся к французскому языку, какие книги собираюсь издавать. Расспрашивает подробно, видно, что не просто из вежливости. Очевидно, я его и в самом деле интересую.
— Такие женщины, как вы, встречаются редко, — убежденно резюмирует он потом. — Эмансипация эмансипацией, а если женщина красива, она хочет замуж, так же, как и раньше.
— Я в этом не уверена.
— А я уверен. Знаю по своему опыту. — Он ухмыляется. — В этом плане вообще ничего не изменилось.
— Значит, вы женаты на красавице. Или, пожалуй, на нескольких красавицах. Одной за другой, конечно!
Он громко смеется, но молчит.
— Ведь так? — прихожу я ему на помощь и обворожительно улыбаюсь.
Он с развеселившимся видом кивает.
— У вас острый ум, Офелия. А вы? Вы замужем?
— Нет. Пока нет. Можно задать вам профессиональный вопрос?
— Ради бога.
— Куда, по вашему мнению, идет доллар?
Он опять хохочет и машет головой.
— Вниз, — объявляет он и ждет моей реакции. — Фунт, кстати, тоже. Я это предсказывал еще несколько месяцев назад, но мне никто не верил. А почему вы спрашиваете? У вас есть доллары?
— Теперь уже нет! — Я рассказываю о своей спекуляции, не называя точную сумму. Он внимательно слушает.
— Браво! У вас талант. Естественно, теперь вам надо быть начеку и вовремя продать. Доллар опять пойдет вверх.
— Когда?
— Не сразу. Может, через один-два года. Если не помешает какая-нибудь война. Тогда он подскочит сразу.
Время проносится как одна минута. Мы увлечены беседой. Разговор становится доверительным, легким, непринужденным, остроумным, нам хорошо друг с другом.
— Знаете что? — говорит он вдруг. — Мой шофер встречает меня. Я отвезу вас на вашу телепередачу. Нет-нет, не возражайте. Мне это не составит труда, напротив, приятное разнообразие.
Незадолго до посадки он дает мне свою визитку со словами:
— Я давно не получал такого удовольствия от полета. Обязательно позвоните, когда снова будете в Лондоне.
Я обещаю и падаю духом. Не люблю визитных карточек. По мне так они означают конец. Если бы он действительно хотел увидеть меня вновь, он придумал бы что-нибудь конкретное, допустим: «На следующей неделе я прилетаю в Париж. У вас найдется для меня время в четверг вечером?» И тогда все было бы ясно. Я была бы для него чем-то большим, чем просто приятное дорожное знакомство.
Потом он отвозит меня в своем огромном бордовом, сверкающем хромом «ягуаре» к театру «Гринвуд», и, когда его шофер открывает для меня дверцу, мне жаль расставаться.
— Я действительно была бы рада снова увидеть вас, пока я в Европе, — лепечу я, в конце концов, и протягиваю ему руку, хотя это не принято в Европе. Он крепко жмет ее и улыбается.
— Большого успеха в вашем выступлении. С удовольствием посмотрю вас сегодня по телевизору.
— Большого успеха в политике. Когда начнется предвыборная кампания?
— Уже началась.
— Я буду болеть за вас.
— Спасибо! Мы будем стараться!
— Оревуар, Уинстон! И огромное спасибо! — Я говорю это по-французски! Так звучит интимней.
— Оревуар, Офелия!
Аристократический автомобиль бесшумно исчезает за ближайшим поворотом, и я чувствую себя несчастной, одинокой сиротой. Чуда все-таки не произошло.
Ну да ладно! Я не для того приехала сюда, чтобы влюбляться, а чтобы бороться для Нелли за Новую романтику. Да и к чему все это? Мужчина женат, живет в Лондоне, а мне скоро возвращаться в Канаду. К тому же ему предстоит предвыборная борьба, и у него не будет ни секунды свободного времени, чтобы вспомнить обо мне. Это ясно. А если он не думает обо мне, то и я не буду тратить на него время. Жизнь слишком коротка для этого.
Я поднимаю голову и решительно вхожу в дверь студии. Портье уже ждет меня.
— Вы опоздали, но еще как раз можно. — Он заметно нервничает, молча показывает мне путь наверх. Я легко взбегаю вверх по лестнице. Я приехала, чтобы развлекаться. Сегодня совсем особенный день, я уже говорила об этом. Меня ожидает масса интересных вещей.
И ни один мужчина на земле не сможет отравить мне эту радость! И уж тем более какой-то англичанин со слабым подбородком, страстным ртом и глазами с золотистыми искрами…
Телепередача имеет грандиозный успех, как для Нелли, так и для меня. Телевидение — это действительно моя стихия. Только на меня направляют юпитеры, жаркие и слепящие, как весь окружающий мир и нервозность куда-то пропадают. Невероятные вещи приходят мне на ум, и я высказываю их свободно и непринужденно, без запинки, как будто сижу уютно дома и пью чай. Только загораются огни, как я забываю все: камеры, присутствующих в студии и миллионы телезрителей, которые видят меня. Но уж того, что хочу сказать, не забываю никогда.
Я этому научилась в Канаде. Целый год у меня была собственная передача о книгах. Она мне доставляла огромную радость и с самого начала была жутко популярной. Два раза в месяц, вечером в пятницу, с девяти до десяти, я представляла новинки, брала интервью у писателей и приглашала специалистов порассуждать о темах, затронутых в книгах. С тех пор я не оказывалась перед камерой. Шесть лет уже прошло. Тем больше удовольствия мне доставляет эта передача.
Кроме меня, еще участвуют пять приглашенных: врач, психолог, актриса, сбросившая за год двадцать пять кило (с помощью мясной и жировой диеты, наградившей ее болями в сердце), владелец гостиницы, гордящийся своими избыточными тридцатью килограммами веса и не желающий худеть, и молодой издатель, заработавший кучу денег на кулинарных и диетических книгах (и с самого начала положивший на меня глаз). Ведет все популярный английский журналист.
Передача получилась очень забавная. Вначале много говорится о голодании и диетах, обсуждаются различные варианты. Царит добрая атмосфера, много смеются, и к моей радости все знают «Голливуд-Брайт-Стар»-диету, врач даже чрезвычайно хвалит ее. Когда он собирается объяснить вегетарианскую сторону, его перебивает толстый владелец отеля.
— Я не корова и отказываюсь жрать траву, — заявляет он, ухмыляясь на публику, — человеку нужно мясо. Людям подай их воскресное жаркое. Человек — раб привычек. Всегда так было и не изменилось со времен каменного века!
— Кое-что все-таки изменилось в лучшую сторону, — говорю я как можно спокойнее, — например, мы больше не едим людей. Рано или поздно мы перестанем есть и наших ближайших родственников — животных. Я в этом абсолютно уверена.
Делаю короткую паузу и чувствую, что все взгляды устремлены на меня. Сказать что ли честно свое мнение? Что я считаю человека хищником, и предстоит еще много работы, чтобы изменить его? Или не надо? Соблазн велик. Но я перебарываю себя. Только без нотаций! Передача не должна стать чересчур траурной. Легкостью и юмором можно добиться гораздо большего, чем если лезть напролом, знаю по опыту.
Начинается яростная дискуссия о полноценной пище, нерафинированных продуктах, хлебе грубого помола и о том, как трудно порвать с привычками, даже если знаешь, что новое питание полезнее.
— Бред все это, — не унимается грузный отелевладелец и закуривает сигарету. — Есть надо то, что вкусно.
— Но у вас наверняка немало болезней, — парирует врач, сидящий рядом с ним. — Сердце? Давление? Боли в суставах?
Это — мое дело. Вас это совершенно не касается. Ем, что нравится, и страдаю, от чего хочу! — Он с вызовом смотрит по сторонам и выглядит при этом так потешно, что все мы невольно смеемся, а публика начинает аплодировать. Потом задаются вопросы. Я держусь в тени и даю выговориться другим. Только в конце опять беру слово.
Актриса только что заявила, что реформированное питание никогда не внедрится, и тут я просто не могу не возразить. Как я уже не раз упоминала, я много читала и могу привести немало исторических параллелей. Итак: первые удобные платья, смоделированные женщинами-врачами, чтобы, наконец, покончить с корсажами — вспомните, как они назывались? Платья «реформ»! Вот вам, пожалуйста! И сегодня мы все их носим. Наша повседневная мода — не что иное, как осмеянная когда-то одежда! Точно так же осмеянная реформированная пища станет в обозримом будущем нашим каждодневным питанием, просто потому, что это здоровее, после него лучше себя чувствуешь, худеешь, и оно предохраняет от многих заболеваний. Прорыв уже произошел, только мы этого (как обычно!) не знаем. Вот это все я и выкладываю. Моими оптимистическими словами передача заканчивается. В награду нас всех приглашают потом на маленький прием.
В радостном ожидании, с раскрасневшимися щеками, я иду за другими в большой голый зал за студией. Неоновый свет, окна без занавесок — мое настроение сразу резко падает. Нас ждет скудная закуска — гамбургеры, жирная сморщившаяся колбаса, засохшие куриные ноги и соленое печенье, полная противоположность тому, что только что называлось полезным для здоровья. Никто не притрагивается. Ситуация становится неловкой.
— Приятного аппетита! — говорит врач и улыбается всем присутствующим.
— Спасибо! — отвечаю я и выбираю из всего рюмку шерри. Богатый издатель, по-юношески стройный, подходит ко мне. Его имя Саймон Джон.
— Мне очень понравилось все, что вы сегодня говорили! — Он заглядывает мне глубоко в глаза. — Я абсолютно согласен с вами. Если бы вы только знали, как хорошо расходятся мои вегетарианские кулинарные книжки! Кстати, ваш костюм просто очаровательный. Вам это уже кто-нибудь говорил? — Потом он приглашает меня на ужин, и я соглашаюсь. Правда, Уинстон Хоторн-Рид был бы мне милее. Но этот господин как-никак создал собственное издательство, и может, я чему-нибудь поучусь у него?
Мы вместе выходим из студии, втискиваемся в его маленькую черную спортивную машину и сначала в бешеном темпе колесим по Лондону, потому что ему непременно надо показать мне свой офис (очень красивый, на элегантной площади в Мейфэр). В конце концов, он тащит меня в паб, где навязывает еще больше шерри. Потом он предлагает вместе посмотреть нашу передачу, которая пойдет в эфир только в двадцать часов. Первоначально речь шла о вегетарианском ресторане, но он о нем не вспоминает.
— В вашем гостиничном номере есть телевизор? — интересуется он. — Мой в издательстве сломался.
— Конечно, — беспечно говорю я, — пойдемте. Поедим потом в отеле. — Он радостно соглашается.
Би-би-си забронировало для меня номер в «Кенсингтон-Хилтон». Но я за Неллин счет заказала себе номер в фешенебельном «Дорчестере», напротив Гайд-Парка. У меня прекрасная комната, большая, уютная, с коврами ручной работы и просторной, старинной ванной.
Телевизором можно управлять с кровати, и прежде чем я успеваю пригласить своего гостя устраиваться поудобнее, он снимает туфли, вешает на стул пиджак и располагается на покрывале.
— Идите сюда, — зовет он, — здесь и для вас найдется место. И снимите свой костюм, официальная часть закончена.
— Нет, спасибо, — ошарашенно отвечаю я. — Хочу попробовать это уютное кресло.
— Кровать уютнее, идите сюда!
— Но я не хочу. — Что он меня, за идиотку принимает?
— Почему?
— Потому что хочу спокойно посмотреть передачу.
— Я тоже. Но для этого вам не надо сидеть так далеко.
Так продолжается какое-то время. Потом мне становится ясно, что передача не интересует его ни в малейшей степени, что он отнюдь не собирается рассказывать, как создавал свое издательство, а просто хочет мимолетной интрижки, прежде чем отправиться к жене и к ужину, который она устраивает для него и его десяти авторов!
Только до меня это доходит, я вышвыриваю его вон. Вежливо, все-таки мы, канадцы, приветливый народ, но твердо. Саймон вздыхает, надевает свои туфли и моментально исчезает, за что ему большое спасибо. Вероятно, он привык к отказам и не портит себе из-за этого вечер.
— По крайней мере, поцелуйте меня, — бормочет он на прощание и пытается ухватить меня за коленку. — Мы бы поладили друг с другом. Я люблю женщин. Может, в следующий раз?
— В следующий раз обязательно. Я позвоню вам, когда снова приеду в Лондон. — И с этой ложью, которая стара как мир, я с облегчением закрываю за ним дверь. Наконец-то одна! Теперь я устроюсь поудобнее.
Скидываю туфли, распускаю волосы по плечам. Потом аккуратно снимаю свой чудный костюм «От кутюр» и вешаю снаружи на дверку шкафа, чтобы в любой момент я могла полюбоваться им.
Потом через обслуживание номеров заказываю себе восхитительный салат из кукурузы, артишоков и авокадо под соусом из рокфора. К нему нежные булочки и свежевыжатый апельсиновый сок. Сегодня я позволю себе еще и десерт: шоколадный мусс с каштановым кремом и взбитыми сливками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32