папа и Эмили обязательно прибегут на этот звук, но ничего не произошло, и я вышла.
Как же чудесно ощущать солнечный свет! Как сладко пахнут цветы! Никогда еще трава не была такой зеленой, а цветы магнолий такими белыми. Я все здесь любила: шорох гравия, хрустящего под моими ногами, стремительный полет ласточек, лай охотничьих собак, тени, запахи животных на ферме и поля, заросшие высокой травой, покачивающейся от легкого ветерка. Ничто так не ценно, как свобода.
Я шла, наслаждаясь всем, что видела. К счастью, вокруг никого не было. Все рабочие были на полях, а Чарлз, возможно, был в амбаре. Я не подозревала как далеко я ушла, пока не оглянулась на дом. Но я не собиралась возвращаться, я продолжала идти по старой тропинке, по которой я столько раз бегала в детстве. Она привела меня к лесу, где я наслаждалась прохладным и острым запахом сосен, везде порхали сойки и пересмешники. Они, казалось, так же как и я, были взволнованы моим вторжением в их владения.
Пока я шла по прохладной, тенистой тропинке, меня захлестывали воспоминания детства: как приходила сюда вместе с Генри, чтобы найти подходящее дерево для резьбы; как следующие по пятам белки наблюдали за Генри, когда тот запасал желуди; как в первый раз взяла Евгению на прогулку и, конечно, наш чудесный волшебный пруд. Я не заметила, как прошла три четверти пути к имению Томпсонов. Эта лесная тропинка была тем коротким путем, по которому близнецы Томпсоны, Нильс, Эмили и я так часто ходили. Мое сердце глухо забилось. По этой тропинке в тот ужасный вечер наверняка бежал Нильс, чтобы увидеться со мной. Я видела его лицо, улыбку, я слышала его голос, и его ласковый смех. Я видела его глаза, полные любви, и ощущала прикосновение его губ. У меня перехватило дыхание, но я шла дальше, не обращая внимания на усталость в ногах. Мне было тяжело идти не только потому, что я весила больше и у меня был такой огромный живот, а потому, что мое тело отвыкло от движений и ходьбы за эти месяцы. Ноги болели, и мне приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание. Но я дошла до конца лесной тропинки и теперь смотрела на поле Томпсонов.
Я смотрела на их дом, сараи, коптильню. Я видела их повозки и трактора, но когда я повернулась направо, мое сердце подскочило, и я чуть не потеряла сознание. Здесь в глубине их Южных плантаций находилось фамильное кладбище Томпсонов. Могила Нильса была всего в нескольких ярдах. Не судьба ли привела меня сюда? А может это был дух Нильса? Я не решалась. Я боялась, что произойдет что-то сверхъестественное; я боялась своих эмоций, боялась того потока слез, который бурлил и бился о стены моего сердца, угрожая утопить меня в этом, вновь ожившем океане горя.
Переполненная нахлынувшими на меня чувствами, я не могла отвести взгляда от могилы Нильса. Медленно, спотыкаясь на каждом шагу, я приблизилась к надгробной плите Нильса. Казалось, ее положили только что. Кто-то недавно положил на нее цветы. Затаив дыхание, я подняла взгляд и прочитала надпись:
НИЛЬС РИЧАРД ТОМПСОН
УМЕР, НО НЕ ЗАБЫТ
Я уставилась на даты и вновь и вновь перечитывая его имя – НИЛЬС. Затем я подошла ближе и положила руки на каменную плиту. Гранит нагрелся от полуденного солнца. Я закрыла глаза и вспомнила его теплые щеки рядом с моими, его теплую руку, держащую мою.
– О, Нильс, – простонала я. – Прости меня за то, что я стала и для тебя проклятьем. Если бы ты не пришел тогда ко мне… если бы мы никогда не знали любви друг к другу… если бы меня не было в твоем сердце… прости меня за то, что я любила тебя, Нильс. Я тоскую по тебе больше, чем ты мог себе представить.
Слезы капали на его могилу. Мое тело трясло, ноги стали ватными, и я опустилась на колени. Я стояла на коленях, пока не начала задыхаться. Мне нужна кислородная подушка, я могла умереть прямо здесь, думала я, и мой малыш тоже умрет здесь. Меня охватила паника. Я поднялась на ноги, меня шатало. Плача, я отвернулась от могилы и заторопилась к лесной тропинке.
Я совершила ужасную ошибку. Я ушла слишком далеко. Мои ноги сковали страх и беспокойство, и каждый шаг был мучением. Мой живот казался в два раза тяжелее, а дыхание стало короче и чаще. Спина болела от каждого движения. Голова кружилась. Я зацепилась за древесный корень и, вскрикнув, упала в кусты, оцарапала себе руки и шею. Удар от падения пронзил меня от плечей через грудную клетку в живот. Я застонала и перевернулась на спину. Так и оставалась лежать еще несколько минут, придерживая живот и ожидая, когда же волна боли уйдет.
Лес притих. Мне казалось, что птицы тоже в шоке. То, что началось как приятная и удивительная прогулка, превращалось во что-то мрачное и зловещее. Все тени, которые раньше казались маняще прохладными, теперь были угрожающе темными, а лесная тропинка, которая так меня привлекла и обещала удовольствие, превратилась в страшный путь, чреватый опасностью.
Я села, постанывая. Попытка снова встать на ноги, казалась мне невыполнимой задачей. Я два раза глубоко вздохнула и с трудом поднялась как девяностолетняя старуха. В этот момент я закрыла глаза, так как деревья вокруг меня начали кружиться. Я ждала еле дыша и держа правую ладонь на сердце, как-будто хотела удостовериться, что оно не выпрыгнуло из груди. Наконец дыхание и биение сердца пришли в норму, и я открыла глаза.
Полуденное солнце клонилось к закату быстрее, чем я ожидала. Тени стали глубже, в лесу похолодало. Я снова двинулась по тропинке, стараясь идти быстро, но осторожно, чтобы вновь не упасть. Страх не оставлял меня. Живот продолжал болеть; монотонная, но продолжительная боль распространялась все дальше вниз, пока я не почувствовала колики в паху, и каждый шаг становился для меня все труднее и труднее.
Я подумала, что иду уже достаточно долго, но оглядевшись вокруг, поняла, что прошла только половину пути. Волна страха вновь захватила меня, сердце снова бешено забилось, и перехватило дыхание. Мне пришлось остановиться и, держась за молодое деревце, ждать, пока приступ не утихнет. Он ослабел, но не исчез совсем. Я знала, что мне нужно идти, и пошла как можно быстрее, пока со мной не случилось еще что-нибудь странное. Я была в сильном смятении. Каждый новый шаг вперед только усиливал боль и смятение.
О, нет, подумала я. Я не вернусь назад, я не смогу! Я начала кричать сначала тихо, затем сильнее, ощущая новый прилив боли. Ноги меня не слушались. Они отказывались идти вперед, а моя спина… казалось, что кто-то забивает в нее гвозди с каждым движением. Немного погодя я поняла, что прошла всего около дюжины ярдов. Я снова закричала, от этого мое сознание затуманилось, а глаза – закатились. Задыхаясь, я опустилась на землю, и все померкло.
Сначала, открыв глаза, я решила, что лежу в своей постели, только что очнулась от сна, но муравьи, бегающие по моим ногам, быстро напомнили мне, где я нахожусь. Я шевельнулась и в то же мгновение почувствовала как теплая влага стекает по моим икрам. Было еще достаточно светло, и я увидела, что это кровь.
Я похолодела от ужаса. Зубы стучали. Я перевернулась и села. Затем, опираясь на растущее рядом деревце, встала на ноги. Не ощущая больше боли, обезумев от страха, я уже не обращала внимания на царапающие меня ветки кустарника. Я плелась, тяжело, но без остановок. И когда я увидела дом, снова закричала, уже из последних сил. К счастью, Чарлз что-то относил в амбар и услышал меня.
Полагаю, мое появление его шокировало: беременная молодая девушка, выходящая из леса, с растрепанными волосами, а лицо все в слезах и грязи. Он просто обмер. У меня больше не было сил кричать, и я просто подняла руку и взмахнула, потом мои ноги подкосились, и я рухнула на землю. Я лежала, изможденная до такой степени, что даже не пыталась пошевелиться. Я закрыла глаза. Мне было уже все равно. Пусть все так и кончится. Нам лучше вместе исчезнуть, мне и моему ребенку. Пусть все кончится. Мои молитвы эхом разносились по длинному и пустынному коридору моего сознания. Я не слышала ни чьих-то шагов, ни криков папы, я не почувствовала, что меня понесли. Я не открывала глаз, удобно устроившись в моем собственном мире, в котором не было боли, ненависти и злоключений.
Потом Вера рассказала, что весь путь до дома с моего лица не сходила улыбка.
Глава 13
Маленькая Шарлотта, милая Шарлота
– Да как ты посмела сделать это, после того как мы с папой столько сделали, чтобы держать этот позор в секрете! – визжала Эмили. С огромным усилием я открыла глаза и взглянула на ее перекошенное гневом лицо. Никогда еще ее серо-стальные глаза не были такими большими от гнева. Уголки ее искривленных тонких губ врезались в щеки, а нижняя губа так вдавилась, что ее зубы были видны почти до десен. Ее тусклые волосы свисали по краям лица, распадаясь на отдельные пряди. От возмущения она фыркала как бешеный бульдог.
Короткая вспышка острой боли пронзила низ живота. Казалось, меня опустили в ванну с битым стеклом. Я захрипела и попробовала сесть, но моя голова была как чугунная, и не было сил оторвать ее от подушки даже на дюйм.
Придя в себя, я оглядела свою комнату. На мгновение в моей голове опять все смешалось, я не могла понять: сон это или я на самом деле тайком вышла из своей комнаты и гуляла в лесу. Нет, думала я, это не могло быть сном. Эмили не стала бы орать так и размахивать руками из-за сна.
Где папа? Где Чарлз? Вера и все остальные, кто помог мне вернуться домой? Слышала ли мама всю эту возню и спрашивала ли она обо мне?
– Где ты была? Что ты хотела сделать? – кричала Эмили. Я не ответила, и она, схватив меня за руку, трясла до тех пор, пока я не очнулась. – Ну?
От боли у меня перехватило дыхание, но я выдохнула ответ.
– Я просто… хотела выйти из дома, Эмили. Я… просто хотела погулять и увидеть… цветы и деревья и… солнечный свет, – произнесла я.
– Ты идиотка, просто маленькая идиотка, – сказала она, качая головой. – Уверена, что сам дьявол открыл твою запертую дверь и побудил тебя выйти.
Я вскрикнула от боли и гневно взглянула на Эмили.
– Нет, Эмили. Я сделала это сама, потому что ты и папа довели меня до отчаяния.
– Даже и не думай винить в чем-либо меня или папу. Мы сделали все, чтобы восстановить добродетель в этом доме, – сказала Эмили.
– Где папа? – снова спросила я, озираясь по сторонам. Я ожидала, что он будет в еще большей ярости и обрушит на меня настоящую бурю проклятий и угроз.
– Он уехал за миссис Кунс, – ответила Эмили, чуть ли не выплевывая на меня эти слова. – Все благодаря тебе.
– Миссис Кунс?
– Ты что, не знаешь, что ты натворила? – У тебя – кровотечение. Что-то случилось с ребенком, и все это по твоей вине. Ты, скорей всего, убила его.
Она отошла в сторону, качая головой и скрестив руки на груди так, что кожа на локтях побелела.
– О, нет, – сказала я. Вот значит почему мне так больно. – О, нет.
– Да. Теперь ты можешь добавить к своему перечню грехов еще и убийство. Всем, кроме меня, кто общался с тобой, ты сумела причинить вред или разрушить жизнь? Почему папа решил, что все будет по-другому, я не знаю. Я говорила ему, я предупреждала его, но он решил, что сможет все исправить.
– Мама знает, что со мной случилось? – спросила я. Все, что Эмили мне еще наговорит, не имело уже никакого значения для меня, я решила просто не обращать на нее внимания.
– Мама? Ну конечно – нет. Она не осознает то, что происходит с ней самой, – ответила Эмили, – гораздо больше, чем когда-либо еще.
Она повернулась, чтобы уйти.
– Куда ты идешь? – Я с трудом оторвала голову от подушки. – Что ты собираешься сделать? – крикнула я.
– Заткнись и лежи тут тихо, – процедила она в ответ и ушла, хлопнув дверью.
Я уронила голову на подушку. Я боялась пошевелиться. Даже самый незначительный толчок вызывал острую боль по всему телу, как будто в моих жилах плавали десятки раскаленных булавок, которые при любом движении впивались в мое тело. Я вся горела. Казалось, мое сердце погрузилось в кипящую воду. Я громко застонала, но стало еще хуже.
– Эмили! – закричала я. – Помоги! Мне очень больно, Эмили! – Что-то произошло с моим животом. Я почувствовала какое-то шевеление внутри и затем мой живот начал все больше напрягаться, вызывая этим жуткую боль. Я завизжала до боли в голосовых связках. Схватки продолжались, а потом внезапно стало легче. У меня перехватило дыхание, и я закашлялась. Сердце бешено стучало. Меня так трясло, что кровать ходила ходуном.
– О, Господи, – молила я. – Прости. Прости меня за то, что я Енох, за то, что я причиняю вред даже не родившемуся ребенку. Пожалуйста, сжалься. Забери меня и прекрати мое жалкое существование. – Я лежала на спине, задыхаясь и молясь.
Наконец дверь открылась, и в комнату медленно вошел папа в сопровождении миссис Кунс и Эмили. Миссис Кунс подошла и взглянула на меня. Мой лоб и щеки покрыла испарина. Казалось, мои глаза, рот и нос были отдельно от моего лица. Миссис Кунс положила свои костлявые пальцы и шершавые ладони мне на лоб, а затем на область сердца. Когда я взглянула в ее тусклые серые глаза, на ее вытянутое лицо и темную дряблую кожу, мне показалось, что я действительно умерла и нахожусь теперь в царстве смерти. От нее пахло луком. От этого меня замутило и волна тошноты подкатила к горлу.
– Ну? – нетерпеливо спросил папа.
– Умерь свой пыл, Джед Буф, – со смехом ответила миссис Кунс.
Она положила свои руки мне на живот и замерла в ожидании. Снова начались схватки, но в этот раз сильнее и чаще, живот начал вновь напрягаться и стал твердым, как камень. Миссис Кунс кивнула и сконцентрировала на мгновение свой птичий взгляд на мне.
– У нее преждевременные роды, – объявила она. – Ну, Эмили, – сказала миссис Кунс, – ты хотела узнать, как это делается. Сейчас будет твой первый урок. Принеси полотенца и таз с горячей водой, чем горячей, тем лучше, – сказала она.
Эмили кивнула, на ее лице отразилось волнение. Первый раз я видела, что Эмили интересует что-либо еще, кроме религии.
Миссис Кунс повернулась к папе. Он был бледен и смущен, прохаживаясь взад-вперед. Его взгляд бегал из стороны в сторону и все время облизывал губы, будто съел что-то вкусное. Наконец, он подергал за кончики своих усов и устремил свой взгляд на миссис Кунс.
– Хочешь помочь, Джед Буф? – спросила его миссис Кунс. Он вытаращил глаза.
– Святые угодники! Нет! – закричал папа и бросился вон из комнаты. Миссис Кунс захохотала как ведьма, наблюдая за его отступлением. – Никогда не встречала еще мужчину, который выразил бы такое желание, – саркастически заметила она, потирая свои костлявые руки. Багровые и синие вены вздулись под ее кожей.
– Что со мной, миссис Кунс? – спросила я.
– С тобой? С тобой – ничего, а вот с ребенком – да. Твоя прогулка растрясла все внутри, – сказала она. – Теперь там все смешалось. Природа говорит, что нужно подождать, но твое тело говорит, что ребенок на пути к рождению. Если, конечно, он жив еще, – добавила она. – Давай снимем одежду. Ну же, ты не такая уж беспомощная, как тебе кажется.
Я делала все, что она просила, но боль вернулась, мне оставалось только ждать, когда она утихнет.
– Дыши глубже, сделай много глубоких вздохов, – посоветовала миссис Кунс. – Тебе будет еще хуже, перед тем как полегчает. – Она снова засмеялась. – Не кажется ли тебе, что это стоит того удовольствия, которое послужило причиной этого состояния, а?
– Это не было удовольствием, миссис Кунс. Она улыбнулась своим беззубым ртом, который был похож на темную дыру, с болтающимся в ней языком.
– В такой момент как сейчас лучше об этом забыть, – сказала она.
У меня не было сил спорить. Теперь с каждым разом боль усиливалась. Я видела, что это производит впечатление на миссис Кунс.
– Это не займет много времени, – предсказала она со знанием дела.
Эмили принесла воду и полотенца и встала рядом со старухой. Та встала у меня в ногах и приказала поднять колени.
– Первые роды всегда самые тяжелые, – сказала она Эмили. – Особенно, когда мать так молода. Ее организм недостаточно развит. Нам придется потрудиться.
Миссис Кунс была права. Та боль, которую я чувствовала, была еще не самая страшная. Когда оно наступило, я заорала так, что меня, наверное, услышал не только весь дом, но и люди, находившиеся в миле от него. Я задыхалась, вцепившись в простыни. Мне так нужна была поддержка, и я попыталась дотронуться до руки Эмили, но она отпрянула от меня. Она отдернула руку, как только я коснулась ее пальцев. Возможно, она боялась, что я заражу ее или даже испепелю своей болью.
– Тужься, – приказала миссис Кунс. – Тужься сильнее, толкай! – кричала она.
– Я толкаю!
– Тяжело идет, – пробормотала она, положив свои холодные руки мне на живот. Ее пальцы вонзились мне в кожу, давя на живот. Я слышала, как она отдавала Эмили какие-то приказания, но я была в таком ужасе в тот момент, что не могла ее слышать и видеть. Комнату кажется застилала красноватая мгла. Все звуки были где-то далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Как же чудесно ощущать солнечный свет! Как сладко пахнут цветы! Никогда еще трава не была такой зеленой, а цветы магнолий такими белыми. Я все здесь любила: шорох гравия, хрустящего под моими ногами, стремительный полет ласточек, лай охотничьих собак, тени, запахи животных на ферме и поля, заросшие высокой травой, покачивающейся от легкого ветерка. Ничто так не ценно, как свобода.
Я шла, наслаждаясь всем, что видела. К счастью, вокруг никого не было. Все рабочие были на полях, а Чарлз, возможно, был в амбаре. Я не подозревала как далеко я ушла, пока не оглянулась на дом. Но я не собиралась возвращаться, я продолжала идти по старой тропинке, по которой я столько раз бегала в детстве. Она привела меня к лесу, где я наслаждалась прохладным и острым запахом сосен, везде порхали сойки и пересмешники. Они, казалось, так же как и я, были взволнованы моим вторжением в их владения.
Пока я шла по прохладной, тенистой тропинке, меня захлестывали воспоминания детства: как приходила сюда вместе с Генри, чтобы найти подходящее дерево для резьбы; как следующие по пятам белки наблюдали за Генри, когда тот запасал желуди; как в первый раз взяла Евгению на прогулку и, конечно, наш чудесный волшебный пруд. Я не заметила, как прошла три четверти пути к имению Томпсонов. Эта лесная тропинка была тем коротким путем, по которому близнецы Томпсоны, Нильс, Эмили и я так часто ходили. Мое сердце глухо забилось. По этой тропинке в тот ужасный вечер наверняка бежал Нильс, чтобы увидеться со мной. Я видела его лицо, улыбку, я слышала его голос, и его ласковый смех. Я видела его глаза, полные любви, и ощущала прикосновение его губ. У меня перехватило дыхание, но я шла дальше, не обращая внимания на усталость в ногах. Мне было тяжело идти не только потому, что я весила больше и у меня был такой огромный живот, а потому, что мое тело отвыкло от движений и ходьбы за эти месяцы. Ноги болели, и мне приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание. Но я дошла до конца лесной тропинки и теперь смотрела на поле Томпсонов.
Я смотрела на их дом, сараи, коптильню. Я видела их повозки и трактора, но когда я повернулась направо, мое сердце подскочило, и я чуть не потеряла сознание. Здесь в глубине их Южных плантаций находилось фамильное кладбище Томпсонов. Могила Нильса была всего в нескольких ярдах. Не судьба ли привела меня сюда? А может это был дух Нильса? Я не решалась. Я боялась, что произойдет что-то сверхъестественное; я боялась своих эмоций, боялась того потока слез, который бурлил и бился о стены моего сердца, угрожая утопить меня в этом, вновь ожившем океане горя.
Переполненная нахлынувшими на меня чувствами, я не могла отвести взгляда от могилы Нильса. Медленно, спотыкаясь на каждом шагу, я приблизилась к надгробной плите Нильса. Казалось, ее положили только что. Кто-то недавно положил на нее цветы. Затаив дыхание, я подняла взгляд и прочитала надпись:
НИЛЬС РИЧАРД ТОМПСОН
УМЕР, НО НЕ ЗАБЫТ
Я уставилась на даты и вновь и вновь перечитывая его имя – НИЛЬС. Затем я подошла ближе и положила руки на каменную плиту. Гранит нагрелся от полуденного солнца. Я закрыла глаза и вспомнила его теплые щеки рядом с моими, его теплую руку, держащую мою.
– О, Нильс, – простонала я. – Прости меня за то, что я стала и для тебя проклятьем. Если бы ты не пришел тогда ко мне… если бы мы никогда не знали любви друг к другу… если бы меня не было в твоем сердце… прости меня за то, что я любила тебя, Нильс. Я тоскую по тебе больше, чем ты мог себе представить.
Слезы капали на его могилу. Мое тело трясло, ноги стали ватными, и я опустилась на колени. Я стояла на коленях, пока не начала задыхаться. Мне нужна кислородная подушка, я могла умереть прямо здесь, думала я, и мой малыш тоже умрет здесь. Меня охватила паника. Я поднялась на ноги, меня шатало. Плача, я отвернулась от могилы и заторопилась к лесной тропинке.
Я совершила ужасную ошибку. Я ушла слишком далеко. Мои ноги сковали страх и беспокойство, и каждый шаг был мучением. Мой живот казался в два раза тяжелее, а дыхание стало короче и чаще. Спина болела от каждого движения. Голова кружилась. Я зацепилась за древесный корень и, вскрикнув, упала в кусты, оцарапала себе руки и шею. Удар от падения пронзил меня от плечей через грудную клетку в живот. Я застонала и перевернулась на спину. Так и оставалась лежать еще несколько минут, придерживая живот и ожидая, когда же волна боли уйдет.
Лес притих. Мне казалось, что птицы тоже в шоке. То, что началось как приятная и удивительная прогулка, превращалось во что-то мрачное и зловещее. Все тени, которые раньше казались маняще прохладными, теперь были угрожающе темными, а лесная тропинка, которая так меня привлекла и обещала удовольствие, превратилась в страшный путь, чреватый опасностью.
Я села, постанывая. Попытка снова встать на ноги, казалась мне невыполнимой задачей. Я два раза глубоко вздохнула и с трудом поднялась как девяностолетняя старуха. В этот момент я закрыла глаза, так как деревья вокруг меня начали кружиться. Я ждала еле дыша и держа правую ладонь на сердце, как-будто хотела удостовериться, что оно не выпрыгнуло из груди. Наконец дыхание и биение сердца пришли в норму, и я открыла глаза.
Полуденное солнце клонилось к закату быстрее, чем я ожидала. Тени стали глубже, в лесу похолодало. Я снова двинулась по тропинке, стараясь идти быстро, но осторожно, чтобы вновь не упасть. Страх не оставлял меня. Живот продолжал болеть; монотонная, но продолжительная боль распространялась все дальше вниз, пока я не почувствовала колики в паху, и каждый шаг становился для меня все труднее и труднее.
Я подумала, что иду уже достаточно долго, но оглядевшись вокруг, поняла, что прошла только половину пути. Волна страха вновь захватила меня, сердце снова бешено забилось, и перехватило дыхание. Мне пришлось остановиться и, держась за молодое деревце, ждать, пока приступ не утихнет. Он ослабел, но не исчез совсем. Я знала, что мне нужно идти, и пошла как можно быстрее, пока со мной не случилось еще что-нибудь странное. Я была в сильном смятении. Каждый новый шаг вперед только усиливал боль и смятение.
О, нет, подумала я. Я не вернусь назад, я не смогу! Я начала кричать сначала тихо, затем сильнее, ощущая новый прилив боли. Ноги меня не слушались. Они отказывались идти вперед, а моя спина… казалось, что кто-то забивает в нее гвозди с каждым движением. Немного погодя я поняла, что прошла всего около дюжины ярдов. Я снова закричала, от этого мое сознание затуманилось, а глаза – закатились. Задыхаясь, я опустилась на землю, и все померкло.
Сначала, открыв глаза, я решила, что лежу в своей постели, только что очнулась от сна, но муравьи, бегающие по моим ногам, быстро напомнили мне, где я нахожусь. Я шевельнулась и в то же мгновение почувствовала как теплая влага стекает по моим икрам. Было еще достаточно светло, и я увидела, что это кровь.
Я похолодела от ужаса. Зубы стучали. Я перевернулась и села. Затем, опираясь на растущее рядом деревце, встала на ноги. Не ощущая больше боли, обезумев от страха, я уже не обращала внимания на царапающие меня ветки кустарника. Я плелась, тяжело, но без остановок. И когда я увидела дом, снова закричала, уже из последних сил. К счастью, Чарлз что-то относил в амбар и услышал меня.
Полагаю, мое появление его шокировало: беременная молодая девушка, выходящая из леса, с растрепанными волосами, а лицо все в слезах и грязи. Он просто обмер. У меня больше не было сил кричать, и я просто подняла руку и взмахнула, потом мои ноги подкосились, и я рухнула на землю. Я лежала, изможденная до такой степени, что даже не пыталась пошевелиться. Я закрыла глаза. Мне было уже все равно. Пусть все так и кончится. Нам лучше вместе исчезнуть, мне и моему ребенку. Пусть все кончится. Мои молитвы эхом разносились по длинному и пустынному коридору моего сознания. Я не слышала ни чьих-то шагов, ни криков папы, я не почувствовала, что меня понесли. Я не открывала глаз, удобно устроившись в моем собственном мире, в котором не было боли, ненависти и злоключений.
Потом Вера рассказала, что весь путь до дома с моего лица не сходила улыбка.
Глава 13
Маленькая Шарлотта, милая Шарлота
– Да как ты посмела сделать это, после того как мы с папой столько сделали, чтобы держать этот позор в секрете! – визжала Эмили. С огромным усилием я открыла глаза и взглянула на ее перекошенное гневом лицо. Никогда еще ее серо-стальные глаза не были такими большими от гнева. Уголки ее искривленных тонких губ врезались в щеки, а нижняя губа так вдавилась, что ее зубы были видны почти до десен. Ее тусклые волосы свисали по краям лица, распадаясь на отдельные пряди. От возмущения она фыркала как бешеный бульдог.
Короткая вспышка острой боли пронзила низ живота. Казалось, меня опустили в ванну с битым стеклом. Я захрипела и попробовала сесть, но моя голова была как чугунная, и не было сил оторвать ее от подушки даже на дюйм.
Придя в себя, я оглядела свою комнату. На мгновение в моей голове опять все смешалось, я не могла понять: сон это или я на самом деле тайком вышла из своей комнаты и гуляла в лесу. Нет, думала я, это не могло быть сном. Эмили не стала бы орать так и размахивать руками из-за сна.
Где папа? Где Чарлз? Вера и все остальные, кто помог мне вернуться домой? Слышала ли мама всю эту возню и спрашивала ли она обо мне?
– Где ты была? Что ты хотела сделать? – кричала Эмили. Я не ответила, и она, схватив меня за руку, трясла до тех пор, пока я не очнулась. – Ну?
От боли у меня перехватило дыхание, но я выдохнула ответ.
– Я просто… хотела выйти из дома, Эмили. Я… просто хотела погулять и увидеть… цветы и деревья и… солнечный свет, – произнесла я.
– Ты идиотка, просто маленькая идиотка, – сказала она, качая головой. – Уверена, что сам дьявол открыл твою запертую дверь и побудил тебя выйти.
Я вскрикнула от боли и гневно взглянула на Эмили.
– Нет, Эмили. Я сделала это сама, потому что ты и папа довели меня до отчаяния.
– Даже и не думай винить в чем-либо меня или папу. Мы сделали все, чтобы восстановить добродетель в этом доме, – сказала Эмили.
– Где папа? – снова спросила я, озираясь по сторонам. Я ожидала, что он будет в еще большей ярости и обрушит на меня настоящую бурю проклятий и угроз.
– Он уехал за миссис Кунс, – ответила Эмили, чуть ли не выплевывая на меня эти слова. – Все благодаря тебе.
– Миссис Кунс?
– Ты что, не знаешь, что ты натворила? – У тебя – кровотечение. Что-то случилось с ребенком, и все это по твоей вине. Ты, скорей всего, убила его.
Она отошла в сторону, качая головой и скрестив руки на груди так, что кожа на локтях побелела.
– О, нет, – сказала я. Вот значит почему мне так больно. – О, нет.
– Да. Теперь ты можешь добавить к своему перечню грехов еще и убийство. Всем, кроме меня, кто общался с тобой, ты сумела причинить вред или разрушить жизнь? Почему папа решил, что все будет по-другому, я не знаю. Я говорила ему, я предупреждала его, но он решил, что сможет все исправить.
– Мама знает, что со мной случилось? – спросила я. Все, что Эмили мне еще наговорит, не имело уже никакого значения для меня, я решила просто не обращать на нее внимания.
– Мама? Ну конечно – нет. Она не осознает то, что происходит с ней самой, – ответила Эмили, – гораздо больше, чем когда-либо еще.
Она повернулась, чтобы уйти.
– Куда ты идешь? – Я с трудом оторвала голову от подушки. – Что ты собираешься сделать? – крикнула я.
– Заткнись и лежи тут тихо, – процедила она в ответ и ушла, хлопнув дверью.
Я уронила голову на подушку. Я боялась пошевелиться. Даже самый незначительный толчок вызывал острую боль по всему телу, как будто в моих жилах плавали десятки раскаленных булавок, которые при любом движении впивались в мое тело. Я вся горела. Казалось, мое сердце погрузилось в кипящую воду. Я громко застонала, но стало еще хуже.
– Эмили! – закричала я. – Помоги! Мне очень больно, Эмили! – Что-то произошло с моим животом. Я почувствовала какое-то шевеление внутри и затем мой живот начал все больше напрягаться, вызывая этим жуткую боль. Я завизжала до боли в голосовых связках. Схватки продолжались, а потом внезапно стало легче. У меня перехватило дыхание, и я закашлялась. Сердце бешено стучало. Меня так трясло, что кровать ходила ходуном.
– О, Господи, – молила я. – Прости. Прости меня за то, что я Енох, за то, что я причиняю вред даже не родившемуся ребенку. Пожалуйста, сжалься. Забери меня и прекрати мое жалкое существование. – Я лежала на спине, задыхаясь и молясь.
Наконец дверь открылась, и в комнату медленно вошел папа в сопровождении миссис Кунс и Эмили. Миссис Кунс подошла и взглянула на меня. Мой лоб и щеки покрыла испарина. Казалось, мои глаза, рот и нос были отдельно от моего лица. Миссис Кунс положила свои костлявые пальцы и шершавые ладони мне на лоб, а затем на область сердца. Когда я взглянула в ее тусклые серые глаза, на ее вытянутое лицо и темную дряблую кожу, мне показалось, что я действительно умерла и нахожусь теперь в царстве смерти. От нее пахло луком. От этого меня замутило и волна тошноты подкатила к горлу.
– Ну? – нетерпеливо спросил папа.
– Умерь свой пыл, Джед Буф, – со смехом ответила миссис Кунс.
Она положила свои руки мне на живот и замерла в ожидании. Снова начались схватки, но в этот раз сильнее и чаще, живот начал вновь напрягаться и стал твердым, как камень. Миссис Кунс кивнула и сконцентрировала на мгновение свой птичий взгляд на мне.
– У нее преждевременные роды, – объявила она. – Ну, Эмили, – сказала миссис Кунс, – ты хотела узнать, как это делается. Сейчас будет твой первый урок. Принеси полотенца и таз с горячей водой, чем горячей, тем лучше, – сказала она.
Эмили кивнула, на ее лице отразилось волнение. Первый раз я видела, что Эмили интересует что-либо еще, кроме религии.
Миссис Кунс повернулась к папе. Он был бледен и смущен, прохаживаясь взад-вперед. Его взгляд бегал из стороны в сторону и все время облизывал губы, будто съел что-то вкусное. Наконец, он подергал за кончики своих усов и устремил свой взгляд на миссис Кунс.
– Хочешь помочь, Джед Буф? – спросила его миссис Кунс. Он вытаращил глаза.
– Святые угодники! Нет! – закричал папа и бросился вон из комнаты. Миссис Кунс захохотала как ведьма, наблюдая за его отступлением. – Никогда не встречала еще мужчину, который выразил бы такое желание, – саркастически заметила она, потирая свои костлявые руки. Багровые и синие вены вздулись под ее кожей.
– Что со мной, миссис Кунс? – спросила я.
– С тобой? С тобой – ничего, а вот с ребенком – да. Твоя прогулка растрясла все внутри, – сказала она. – Теперь там все смешалось. Природа говорит, что нужно подождать, но твое тело говорит, что ребенок на пути к рождению. Если, конечно, он жив еще, – добавила она. – Давай снимем одежду. Ну же, ты не такая уж беспомощная, как тебе кажется.
Я делала все, что она просила, но боль вернулась, мне оставалось только ждать, когда она утихнет.
– Дыши глубже, сделай много глубоких вздохов, – посоветовала миссис Кунс. – Тебе будет еще хуже, перед тем как полегчает. – Она снова засмеялась. – Не кажется ли тебе, что это стоит того удовольствия, которое послужило причиной этого состояния, а?
– Это не было удовольствием, миссис Кунс. Она улыбнулась своим беззубым ртом, который был похож на темную дыру, с болтающимся в ней языком.
– В такой момент как сейчас лучше об этом забыть, – сказала она.
У меня не было сил спорить. Теперь с каждым разом боль усиливалась. Я видела, что это производит впечатление на миссис Кунс.
– Это не займет много времени, – предсказала она со знанием дела.
Эмили принесла воду и полотенца и встала рядом со старухой. Та встала у меня в ногах и приказала поднять колени.
– Первые роды всегда самые тяжелые, – сказала она Эмили. – Особенно, когда мать так молода. Ее организм недостаточно развит. Нам придется потрудиться.
Миссис Кунс была права. Та боль, которую я чувствовала, была еще не самая страшная. Когда оно наступило, я заорала так, что меня, наверное, услышал не только весь дом, но и люди, находившиеся в миле от него. Я задыхалась, вцепившись в простыни. Мне так нужна была поддержка, и я попыталась дотронуться до руки Эмили, но она отпрянула от меня. Она отдернула руку, как только я коснулась ее пальцев. Возможно, она боялась, что я заражу ее или даже испепелю своей болью.
– Тужься, – приказала миссис Кунс. – Тужься сильнее, толкай! – кричала она.
– Я толкаю!
– Тяжело идет, – пробормотала она, положив свои холодные руки мне на живот. Ее пальцы вонзились мне в кожу, давя на живот. Я слышала, как она отдавала Эмили какие-то приказания, но я была в таком ужасе в тот момент, что не могла ее слышать и видеть. Комнату кажется застилала красноватая мгла. Все звуки были где-то далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37