А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Однако от мельницы не осталось следов. Неподалеку от Самотеки, на углу, где когда-то Бережков приколачивал свою вывеску, теперь строился многоэтажный каменный дом. Прежние дома были снесены. В перспективе улицы виднелись и другие возводимые большие здания. В ясном небе тут и там были вычерчены строительные мачты и стрелы подъемных кранов - своего рода герб пятилеток.
Бережков остановил машину, показал мне, где в свое время находилась его мельница. Мы молча оглядели уходящую ввысь неоштукатуренную кирпичную кладку с прямоугольными пустотами окон.
Я пошутил:
- Теперь я могу как угодно расписать в книге вашу мельницу. Придумаю какие-нибудь башни, подвесные пути, что-нибудь в вашем стиле.
Бережков уже с интересом относился к книге, что я писал по его рассказам.
- Нет, нет, - сказал он. - Я вам все это вычеркну. Будем придерживаться истины.
Я невольно воскликнул:
- Алексей Николаевич, ведь вы же сами, я уверен, немало фантазируете в своих рассказах.
Бережков обернулся. На нем было распахнутое осеннее пальто коричневого драпа, такая же кепка, красивый, отнюдь не кричащий галстук. Мое восклицание вызвало у Бережкова улыбку. Впрочем, склад его лица и особенно губ был таков, словно он всегда вам улыбался. Несмотря на то что Бережкову шел уже пятый десяток, жизнь ничуть не оттянула вниз уголки его крупных, удивительно свежих губ. Наоборот, утолки были слегка подняты, создавая рисунок прирожденной безмятежной улыбки.
- Не верите - не буду и рассказывать, - произнес он.
Пришлось его улещать. Наконец он уступил.
- Когда-то здесь, на Садовой, - сказал он, - и на других улицах нередко можно было повстречать огромные крытые фургоны с надписью "Мука Подрайского". Может быть, помните такие? При ближайшем рассмотрении вы могли прочесть на этих фургонах еще несколько слов, выведенных мелкими буквами. В целом это выглядело так: "Мука, изготовленная на мельнице системы изобретателя Подрайского". А? Не угодно ли? Цапнул, да еще и "сохранил лицо", как учила Лелечка.
- А вы с ним не боролись?
- Из-за мельницы? Нет... Он предложил мне мировую; десять процентов за идею. А я крикнул: "Подавитесь моей мельницей! Я выдумаю еще сто таких вещей!" Повернулся и ушел. Но к Маше явился в отчаянии: "Трагедия! Катастрофа! У меня украли мельницу!"
- Чем же кончилась эта история?
- Конец был потрясающим... Однажды за завтраком - дело было уже не то в тысяча девятьсот двадцать втором, не то в тысяча девятьсот двадцать третьем году - я заглянул, как обычно, в свежую газету. Заглянул - и чуть не упал со стула. На самом видном месте крупным шрифтом было помещено объявление об открытии двух государственных паровых мельниц. С величайшим интересом я прочел, что любой гражданин с сегодняшнего дня может молоть свое зерно на этих паровых мельницах по цене один рубль за пуд. Я знал, что Подрайский, как и другие мукомолы-частники, брал по пяти рублей. В один миг он был разорен, то есть буквально раздавлен, как букашка. Объявление означало моментальный и полный крах всех мукомолов-частников. Забыв про собственные мытарства - о них у нас еще будет речь, - я, как вы понимаете, злорадствовал.
- А как Подрайский? Был раздавлен навсегда?
- Что вы?! Несколько лет спустя он опять вынырнул. Причем в самом невероятном месте!
- Где же?
- Узнаете. Не торопитесь. Не будем нарушать хронологическую последовательность.
Бережков хотел еще что-то добавить, но внезапно отвлекся. Его взгляд пробежал по улице, где мы проезжали, и лицо вдруг стало лукавым, небольшие зеленоватые глаза заблестели, засмеялись, как мне показалось. Он неожиданно спросил:
- А про банку вы написали в вашей книге?
Я удивился:
- Про какую банку?
- Как "про какую"? Про банку эмалевой краски.
- Первый раз слышу. Вы ничего не рассказывали об этом.
Бережков энергично скомандовал:
- Стоп!
Мы остановились посреди Садового кольца, на Смоленском рынке. Впрочем, все эти названия давно превратились в анахронизм. Среди зданий Москвы будто прорублено широчайшее круговое шоссе, убегающее меж каменных отвесов в городскую дымку, что всегда чуть затушевывает Москву, ее отдаленные выступы, ее перспективу. В редких пунктах Москвы в тридцатых годах машинам был открыт такой простор, как на Садовом кольце. Никакого Смоленского рынка давно не существовало: трудно было представить, что здесь когда-то под открытым небом кипела толкучка. Теперь там все было очищено для потока автомашин, теперь все это было единой полосой асфальта, разделенной вдоль белой осевой линией, полосой, где могло двигаться в каждую сторону по шести-семи машин в ряд.
- Без банки у вас никакого романа не получится, - заявил Бережков таким тоном, словно он написал не менее чем двадцать романов. - Хорошо, что я вспомнил. Это случилось как раз тут. Я вышел сюда вон тем переулком.
И, живо показывая все координаты, он преподнес такую историю.
20
Однажды, вскоре после того, как Подрайский прикарманил мельницу, Бережков проходил мимо Смоленского рынка. Дальнейшие перспективы вольного изобретателя были крайне неопределенны.
Сам не зная зачем, он завернул на толкучку. Пошатался там, порой прицениваясь к разным вещицам. У него не было никаких мыслей о покупках, ибо он располагал всего лишь трехрублевкой. Правда, в те времена еще не была введена твердая валюта, ходили миллионы, или, как их называли, "лимоны", но в переводе на обыкновенные рубли вся денежная наличность Бережкова приблизительно равнялась трешнице. Неожиданно он увидел, что кто-то продает банку эмалевой бледно-коричневой краски.
- Впрочем, нет, - поправил себя Бережков. - Такой цвет называется тепло-коричневым. Это был не банальный тон кофе с молоком, а нечто иное. Знаете, на топленом молоке бывает слегка подрумяненная, коричневатая поджаристая пенка. Ну вот, цвет был приблизительно такой, очень теплый, живой. Как вам известно, лежа в петроградском госпитале, то есть приблизительно год назад, мы с Федей придумали автомобиль, совершенно необыкновенный, без карбюратора и без коробки скоростей. Этот автомобиль в мечтах представлялся мне окрашенным именно в такой чудесный теплый цвет.
Бережков повествовал, обернувшись ко мне, удобно навалившись грудью на спинку сиденья. Мимо непрерывно двигались автомашины - почти сплошь советских марок, грузовые и легковые "ЗИСы" и черные сверкающие "эмочки", как ласкательно мы тогда их называли. В нашу машину, в маленький домик на колесах, врывались шумы Москвы - свистящий шелест автопокрышек, всяческие сигнальные гудки, фырканье моторов, музыка из радиорупора, паровозные свистки с недалекого вокзала, но шум явно не мешал Бережкову, истому сыну этого мира. На осевой линии асфальта, среди мелькания и гула, в тонком металлическом кузове автомобиля он чувствовал себя так же свободно, как и дома.
История продолжалась так. Бережков спросил продавца:
- Сколько стоит эта банка?
Продавец назвал цену. У Бережкова была именно такая сумма - не больше и не меньше. Не задумываясь, он вынул деньги, уплатил и забрал банку.
С банкой он явился к сестре.
- Что ты принес? Что-нибудь к обеду?
- Нет. Это банка эмалевой краски. Прелестнейший цвет. Коричневая пенка на топленом молоке.
Это вызвало недоумение. В доме не было денег не только на какую-то удивительную пенку, но и на обыкновенное молоко. Однако Бережков торжественно заявил:
- Этой краской я выкрашу свою новую машину. Клянусь, Машенька, у нас скоро появится своя машина.
Мария Николаевна слушала с улыбкой недоверия. Несколько задетый, Бережков еще более торжественно добавил:
- Это будет самая красивая, самая чудесная машина в Москве. Около нее будут останавливаться, ее будут разглядывать. А пока... Пока пусть банка постоит на этажерке.
21
Далее, в наших последующих беседах, Бережков рассказал, что всякий раз, когда ему приходила на ум новая выдумка, он с воодушевлением расписывал ее дома, потом подводил сестру к этажерке, где стояла в неприкосновенности банка эмалевой краски, и лукаво спрашивал:
- Ну-с, что ты скажешь теперь об этой баночке? Не зародилось ли у тебя предчувствие, что моя пенка очень скоро пойдет в ход?
И особым образом, словно под музыку, он водил в воздухе рукой. Было похоже, что он держит кисть и с нежностью красит.
Одной из таких выдумок был выключатель. Да, да, маленький комнатный электровыключатель. Возможно, где-нибудь в архивах за 1923 год еще и сейчас хранится патентная заявка на изобретение под названием "выключатель Бережкова".
Сам он изложил мне это так:
- Началось вот с чего. Возвращаюсь как-то вечером домой. Нашариваю рукой выключатель. Что за дьявол? Света нет. Выключатель не работает. В последние дни я чинил его два раза, и вот снова в нем что-то неладно.
Не угодно ли, вы приходите к себе, может быть, после какого-то решительного разговора, в мыслях печально повторяя, что женщины не любят неудачников, приходите с разбитыми мечтаниями, которые столько раз витали в вашей комнате, и... Впрочем, не важно, чем я был расстроен в этот вечер (в нашей книге мы с вами не касаемся моих сердечных тайн), но я больше не захотел чинить эту испорченную, надоевшую вещицу. Попросту сорвал ее и выбросил. И завалился спать.
Утром я проснулся совсем в другом настроении. Когда-то, в студенческие годы, Ганьшин, бывало, будил меня фразой: "Вставайте, вас ждут великие дела!" Ганьшин клялся, что граф Сен-Симон, знаменитый утопист, приказал слуге поднимать его каждое утро таким возгласом. Сейчас, проснувшись, я моментально произнес эту фразу и решил: "Пойду поброжу поищу по Москве счастья, кстати, куплю выключатель".
В Москве к тому времени открылось множество отличных государственных магазинов. В витринах были выставлены мужские и дамские костюмы, пальто, обувь разных фасонов, шелковые абажуры, галстуки, перчатки, меха, всевозможные ткани: текстильная промышленность уже оживала после разрухи. Выключателей, однако, нигде не оказалось.
Не спеша - спешить мне было некуда - я добрался до известного всем москвичам магазина электротехнических товаров на Мясницкой, ныне улице Кирова.
Представьте, выключателей не оказалось и там. Я попросил позвать заведующего. Вышел маленький приятный старик.
- Скажите, пожалуйста, почему во всей Москве нет выключателей?
- Временно наши фабрики не делают. Не хватает металла.
- Какого металла?
- Для корпусов. Делали корпуса из меди, из жести. Теперь этих материалов нет.
- А скоро ли будут?
- Ничего не известно. Лично я предполагаю, что не скоро.
- Гм... А что, если, - сказал я, - делать выключатели из чего-либо иного?
Мой собеседник улыбнулся.
- Надо изобрести.
- Изобрести? - переспросил я.
И в тот же момент - как хотите, верьте или нет - я уже придумал, уже изобрел, как и из чего делать выключатели.
В том же доме на втором этаже помещалось и правление "Электротреста". Я немедленно поднялся туда. Отыскал там заведующего производственным отделом. Заявил, что обошел всю Москву и не мог купить выключатель. Узнал то же самое, что и в магазине: для выключателей в данный момент на фабриках нет металла.
- Но, может быть, - спросил я, - вы подготовляете выпуск выключателей иной конструкции? Из иных материалов?
- Нет, это у нас пока не запланировано. Надеемся, будет металл. Ожидаем.
Откланявшись, я удалился, не раскрывая своих замыслов.
22
На улицу вышел возбужденным. Моя идея была очень проста: я придумал выключатель из стекла. Замечу здесь кратко, что идея у меня всегда возникает как образ и чертеж вещи. Уже в ту минуту, когда меня озарило в магазине, я мысленно увидел совершенно готовую вещь - ее изящную форму, присущую данному виду материала, ее цвет, почему-то синий, все ее внутренние выемки, расположение винтов, удобную, красивую кнопку. Но самое главное - я тут же представил себе пресс собственной, совершенно оригинальной конструкции для штамповки моих выключателей.
Будто под легкую музыку я шагал и шагал, уже влюбленный в свое новое изобретение - "выключатель Бережкова". Конечно, это звучит юмористически: "Выключатель Бережкова", но фантазия по каким-то своим законам вдохновенно творила, как в любом случае, когда я что-нибудь выдумывал, - будь то мотор, или мельница, или всего лишь выключатель.
И одновременно неслись мысли о моей судьбе. Да, мне надо изобретать и изобретать.
Эх, когда же я заведу собственную конструкторскую фирму, свое чертежное бюро, свою контору? Над входом повешу небольшую вывеску: "Бережков. Контора изобретений". Из дерзости, из мальчишеского озорства подмывало прибавить на вывеске еще одну строку: "Изобретаю решительно все". Вот был бы фурор! Но всего лучше было бы так: на изящном щитке под стеклом выведено лишь одно слово "Бережков". И всякий прохожий знал бы, что здесь, за этой надписью, за дверью, находится знаменитая контора гениальных изобретений.
Однако и сейчас прохожие с любопытством оглядывают меня. Странно, почему они так смотрят? Я, кажется, пока что не прославился. Э, ведь я, как полоумный, жестикулирую и разговариваю с собой. Это, черт побери, обязательно бывает, когда я увлечен.
Да, я увлекся. О конторе изобретений думать пока рано. Нужны какая-то база, репутация, фонд капитальных затрат. Короче говоря, нужна удача!
Вдруг одна мысль заставила меня остановиться среди тротуара. По Москве бродит множество изобретателей. Неужели никто раньше меня не увидел, не протянул руку, не поднял эту драгоценную находку? А что, если в Комитете по делам изобретений уже заявлен и запатентован новый выключатель? И, может быть, не один?
Скорее туда! Скорее ставить заявочный столб, если он не поставлен. Я вскочил на ходу в трамвай, как вскакивали герои Джека Лондона в несущиеся нарты, запряженные собаками, спеша вбивать колья в вольную землю, еще никем не занятую, где найдена золотая жила.
Было бы слишком долго излагать все перипетии моего изобретения. Скажу вам кратко. С заявкой меня никто не опередил. Соорудив свой штамп в мастерских Высшего технического училища, я провел затем несколько месяцев на одном стекольном заводе под Москвой, где меня приютили и приласкали, поили и кормили, лишь бы я довел во славу стекольного дела свою вещь. После многих опытов мы получили прелестнейшие корпуса чудесной окраски: под рубин, под топаз, под аметист. Но нас побила пластмасса, или, по тогдашнему выражению, "карболит". Государственная комиссия, которая решала вопрос о производстве выключателей, отдала предпочтение фабрике пластических масс, представившей свои образцы.
Как видите, не повезло... Мои стеклянные выключатели так и не появились в магазинах. Оставалась нетронутой на этажерке и моя баночка эмалевой краски.
23
- Было много еще всяких выдумок, - продолжал Бережков. - Одно набегало на другое. Всего не перескажешь. Но историю с ремонтом газогенераторов нельзя в нашей книге миновать. Завязка этой истории такова: мне предложили взяться за восстановление двигателей на фабрике "Шерсть-сукно". В годы разрухи фабрика стояла в бездействии, или была, как тогда говорили, "заморожена". Это выражение в данном случае следовало понимать буквально.
Дело было зимой. Для восстановления фабрики требовалось прежде всего оживить энергетику, то есть пустить два газогенератора, находившиеся в подвале. Помню, как я вместе с главным инженером, только что назначенным, подходил к этому подвалу. Сюда уже везли уголь и дрова. Рабочие, видимо ветераны фабрики, которых ничто - ни голодные годы, ни разруха - не оторвало от нее, выводили длинную поленницу. Некоторые присоединились к нам.
На огромных кованых, заржавленных петлях висела тяжелая дверь. Порог замело снегом. Под усилиями нескольких рук дверь подалась и, сгребая слой снега, раскрылась. Вместо ступеней, ведущих вниз, я увидел лед, монолит льда. Оказалось, что глубокий подвал был затоплен водой, словно шахта, и вода промерзла во всю толщу. Этот лед мне запомнился как символ оцепеневшей, замерзшей, замороженной промышленности. В те времена она у нас повсюду уже пробуждалась.
В этом ледяном массиве были погребены газогенераторы. Кто-то из стариков рабочих обратился ко мне:
- Неужто пустим эти моторы?
- Конечно, пустим! - уверенно воскликнул я, хотя еще ничего не видел, кроме льда. И мысленно проговорил, как говаривал в молодости: "Если я не пущу, - значит, никто больше не сумеет".
Предстояло сколоть лед, добраться до машин и произвести ремонт, пока неизвестно какой.
Я взял подряд на все эти работы, быстро подобрал артель в пять человек и сам во главе их принялся орудовать ломом. Много дней мы кололи лед. Наконец глазу открылся первый газогенератор. В нем все проржавело, стальная рубашка оказалась лопнувшей, кирпичная обмуровка раскрошилась, медные части были разворованы. Мы задали ему капитальнейшую чистку и капитальнейший ремонт, разобрали по частям, выскребли металлическими щетками, промыли керосином, склепали лопнувшие кожуха, обложили огнеупорным кирпичом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62