И я болею за него в душе. Я не жалею его, он менее всего нуждается в этом чувстве. Я его бесконечно уважаю. (Может, и что-то большее? Может.)Я похожа на него. О, как похожа в гордыни своей! И я бы ни за что не согласилась выйти за него. Да он бы и не предложил. Опять же – гордость.Одна мысль билась в моей голове: что ты делаешь со своей жизнью, ты с ума сошел, замечательный человек!Только время и только возможное чудо что-то изменит. Ничему другому он не поверит. А мне больно за него. Я никогда не хотела его спасать. Он нравился мне таким, каким был.Ни капельки не жалею, что поехала на свадьбу. Я поняла его больше. И как ни странно (это мне самой кажется абсурдным), я не разочарована, я считаю, он – сможет выбраться из этой трясины. Должен вырваться. Я люблю в нем свою надежду. Впрочем, это уже неважно.Я буду думать о нем. Я не влюблена. Я заворожена его игрой с жизнью. Рискованной, каждый раз – ва-банк.Он спивается. Он пропадает. И не первый год.Я устала. Уже отрезвела. Как ты ошибся!А если нет? Я рада за тебя. Но вряд ли ты когда-нибудь будешь доволен собой. Ты – русский интеллектуал с душой трагического Пьеро. Полуарлекин: слишком рефлексирующий для Арлекина. Ты всегда иронизируешь по поводу – по любому поводу: ты, мир, люди…Черт возьми, я ничего не могу изменить ни для него, ни для себя. Я только надеюсь. Я только хочу этого. Мне приятно произносить твое имя, понимая, что я не люблю тебя…Пьяные повторы. Зацикленность. Бред. Сама-то пропащая, а сужу о других. Но ты…ты…
17.10. Сердце продолжает ныть. Набросала стихотворение. Посвященное Саше.
Я болею простудой черной твоих волос.
Образ, по-моему, замечательный. Неужели снова в никуда? Мне обидно за его невразумительную жизнь. Пьяную, балагурящую, с непроявленной судьбой. Осталась где-то в черновиках души. Невостребованная. На каком переезде, на какой переправе они разминуться посмели? Где она, его единственная и неповторимая незнакомка? Судьба-незнакомка «прошла мимо, не взглянув в глаза». Милая, солнечная, оживи его, не убивай, дай ему шанс, чудо заветное или вложи в мои руки силу, способную это чудо открыть для него. Я бы не спасала его, я бы возвращала ему по праву принадлежащее. Я в него верю. «Я болею простудой черной его волос».
18.10. Опять тоска по свету. Нижинский. Перечитываю свои рецензии. Ненавижу свою скованность, которая мешает запросто звонить нужным людям и добиваться желаемого, делая его действительным. Люди мелькают все мимо меня, все исчезает с горизонта. Я понимаю, что если сама не люблю их, кто же полюбит меня.Вчера была в студ. театре МГУ кабаре «Синие ночи». Очаровательные хохмачи из «Несчастного случая» валяли на сцене дурака. Стихи, музыка, шутки под привычно-одобрительную реакцию зала – было очень мило. Публика «ласкала взор». Видела, например, Сашу Жигалкина из «Обезьян». Молодежь непосредственная и безалаберная. Такие вечера меня смущают и будят от сна жизни. Но день промелькнул, как многие, и где я снова? Невыносимо терзаться который месяц. До свидания, солнечная девочка. Не покидай меня надолго. Я так устала быть одна.Мама снова уехала в Казань. Так тоскливо одной. Привыкаю – отвыкаю. И круг за кругом. Как пони в зоопарке.Все равно я благодарна жизни. Бесконечно благодарна.Петербург. Нижинский. Фавны, которые грустят на нежных свирелях душ. Нахлынувший мотив Растрелли. Столица моей печали. И моей беспечности и вдохновения. Осень золотая, пока. Листопадят сумерки. Скоро холод. Скоро новая встреча с зарей. А белые ночи простились надолго. Особняк у Аничкова моста, красный, как топазы листьев в парке. Мы встретились там, танец. Мы простились там. Ты всегда одинок? Ты всегда – имя. Его нельзя делить ни с кем. Тебе нельзя. И мне нельзя. Исаакий. Площадь. Нева. Обожание твоей гениальности, город-аристократ. Почему так возвышенно? Словно случилось солнцу спуститься мне на ладонь. И я ощущала его прикосновение и не отличалась. Солнечное сердечко. Солнечная девочка. Солнечный город за окном. Другой. Любимый, родной. Столица, но уже не печали и вдохновения. А обожания самой жизни, всякой – солнечной, пасмурной, насмешливой, кроткой. Столица вблизи, а тот – всегда вдалеке, на поцелуйном расстоянии. Москва – поцелуй в лоб, теплый, заботливый – в щеку, любящий, смущенный – в губы, венчальный, майский. А Петербург – поцелуй воздушный, улетающий в небо и в душу. Какие там дали!
19.10. Мне интересно общаться только с мужчинами. Когда их нет в моей жизни, я неизменно потухаю, теряюсь, сливаюсь с окружающим, потеряв некий смысл. Смысл во мне – женская душа, и творчество на этом построено. Не хотелось бы так себя ограничивать, но нужно понимать себя не только в лучшем. И потом: вообще искусство бывает бесполым? И его истоки, первопричины важны сами по себе? И не есть ли влечение, влюбленность, любовь – высшее проявление жизни?С мужчинами пьяняще восхитительно и трудно. Я непременно напялю одну из своих привычных масок и, развиваясь в этом образе, в конце концов заведу его в тупик и испорчу отношения. Я не хочу, чтобы меня поняли как меня. Я не хочу раскрываться, и игра, такая вначале легкая, остроумная и живая, не подпитываясь вдохновенным самочувствием, обрастает набором штампов и обязательно сорвется в фальшь. Вдохновения же я не могу постоянно испытывать, потому что в какой-то момент начинаю думать только о том, как бы не выйти из нужного образа, соответствовать заданному комплексу черт. Импровизации возможны в период творения этого имиджа – первые две-три встречи. Я еще точно не знаю, какой предстану на этот раз, и импровизирую. И это получается по-настоящему хорошо. Потом, заключив себя в броню сложившегося чужого характера, отхожу в сторону. И все мои последующие внезапности самочувствия – мертворожденные слова, поступки, стили. Мне самой противно. Но еще ни разу я не была собой. Может, и не надо этого. Но я чувствую свою ущербность и тоску. Гордые губы смеютсяТы провожаешь меняНа допрос мечты.Гордые губы встречаются так редко.Гордые души еще реже. Как мне избавиться от мелкого в себе? Я физически ощущаю эту ограниченность. Она, как болезнь, съедает меня, и, я, как больной, лечу ее традиционными лекарствами, способными только усыпить боль, но не уничтожить ее. А как уничтожить, если она – это я? Но я ведь – и многие, многие другие «я». Их действительно много. Удивительно, как они уживаются. «Персонажи твоей игры – это я», это вдруг, это всплеск солнца в воде, свет звезды восторженной. А та, неуютная, корявая колдунья?Расстанься с нею. Промолчи.Да, обижать ее безумие – недостойно. Но где ключи от прошлого, которые бы надо спрятать. Я сама не могу найти их.Детский врожденный страх перед мужчинами сосуществует с непреодолимой головокружительной тягой к ним. Меня раздирают эти две крайности. И я едва удерживаюсь между огнем безумств и холодом равнодушия. И вся моя жизнь – постоянное преодоление себя и борьба с собой. Неизлечимая. Бесконечная.Круг замкнулся. Он всегда был замкнут. Но мне иногда казалось – я нашла лазейку и смогу выбраться. Нет, я совершенно безнадежна. Дело не в окружении, с которым не могу найти общий язык. Куда бы ни попала, видимо, везде будет то же. Не умею выгодно преподнести, что есть во мне хорошего. К тому же все хуже себя чувствую физически.Ни в чем – нет меня. Везде – полумеры, полурешения, полуответы. Я не могу себя терпеть. Наверное, и у людей я все меньше вызываю понимание. Ну что ж, так лучше. Должно когда-нибудь кончиться мое полусуществование.
20.10. «Король Лир».«Что наша жизнь, как не обитель тьмы, где, словно странники, блуждаем мы».Можно рассуждать о высоких материях, до бесконечности, пока, наконец, в яви не столкнешься с истинной трагедией.«Прорва».Ночная, отстраненная вечно Москва. И все-таки до того во всем – «прорва». Т.е. пропасть. Еле-еле надежда теплится. Только бы продержаться.«Отелло».
23.10. Полное отсутствие всего от всего. Внешне все то же, но ничего не осталось внутри. Даже жаловаться не могу. Печаль осталась. Печаль стала мною.Хожу в Киноцентр. Делаю все, как раньше. Только в универе почти не появляюсь. Совсем забросила. Бамбук смотрит грустно и понимающе. Столько снов и грез, я в них погрузилась. В болото их. И уже ничто не спасет, потому что ничего во мне и никого, кто мог бы и хотел бы что-то изменить для меня.Я всегда страдала от одиночества. И думала: ну, куда хуже-то. Но такого, как сейчас, всепоглощающего, не помню. В сравнении, все в сравнении. Когда теряешь немногочисленных знакомых, когда они теряются сами, что можно поделать. Потухла совсем свеча моего настоящего. От былой самоуверенности и гонора – угольки.Все равно, пока не умерла, буду жить знанием о своей избранности. Пусть меня ломают, гнут в бараний рог судьбы, разочарования, предательства, я плачу, я смеюсь, я живу.
24.10. Сейчас – снежная истерика. Намело сугробики кукольные. У меня внутри – истерика безмолвная, такая же, как снег сегодняшний. Но настоящая. Боже, спаси от напастей и болезней. Не хочу пропадать и хочу. Не хочу томиться жизнью и томлюсь.Я – больше своей жизни, талант – больше меня самой.Москва. Вспоминаю когда, где же я на самом деле, хоть немного теплее. Город, возлюбленный и влюбленный в судьбы гениев. Город-грусть, город-восторг, город-тайна для каждого и солнце жизни для меня.Моя уверенность в своей неотразимости – самообман? Самочувствия не достает нужного. А без него все на свете – ничто.Сколько можно звать судьбу, не зная ее имени? Сколько можно болеть физически и духовно и идти на поводу у этой болезни? Нижинский – жизнь. Я – ее подобие. Стилизую каждую из эпох в масштабе моего крохотного мира – Вечности. Стилизую каждого из встреченных, стилизую жизнь, увлечения, искренность. Я во всем – лишь удачная копия. Не живая. А стихи мои – они всегда вне. Для меня порой странно, как можно совместить меня и эти прелестные создания фантазии, причуд и таланта. Они – вне меня, слава Богу. Какая-то очередная накладка. Хотя я в себе чувствую Бога, но сил нечестивых так много, что они разрушают то немногое высшее, еще способное жить небом истинным.Снилась железнодорожная катастрофа. Мы с мамой и бабушкой остались целы, но вагоны расшибло в лепешку. А я ходила сама не своя, не осознавая случившееся, в шоке.Снилась любовь. Настоящая. Но разве у меня может быть такая?Снилось так много разного и так правдоподобно, что мне уже кажется – жизнь раздваивается. И обе жизни одинаково реальны. Это уже где-то было, не так ли?Меня могут потрясти великие произведения литературы, меня может перевернуть гениальный фильм, я сама могу испытать ни с чем не сравнимое блаженство от состояния собственного творчества, но жизнь – это клиническое состояние, Ионеско прав.
25.10. Оторвалась от универа, давно там не была. И не хочется. Меня обвиняют в равнодушии. Да, согласна. Мне нет дела ни до кого. На самом деле почти всем наплевать друг на друга и на всех. Только разница в том, что я не скрываю этого, может быть, иногда демонстративно. Это, по крайней мере, честно. Многим, только внешне заботливым, тепла на всех не хватит. И в трудной ситуации мало кто придет на помощь. Хотя не спорю, есть люди по-настоящему душевные и добрые. Я преклоняюсь перед ними. Но если этого нет, притворяться – по-моему, это вдвойне порочно. Так лучше быть одной. Я совсем не мизантроп. Мне интересно с другими, вне привычного окружения. Но мне неуютно с нашими девчонками, особенно с некоторыми. Я не чувствую с их стороны интереса. Если же не получилось заявить о себе сразу, то бесполезно что-то пытаться изменить. Рассуждения слабенькие, понимаю их неубедительность. Вообще-то я напрасно пытаюсь подогнать свое недовольство под какие-то логические построения. Просто плохо себя чувствую с некоторыми людьми, а с некоторыми не очень плохо. Вот и все. И никаких объяснений.В универ так и не попала. 6 часов проболталась в центре. Потусовалась в Доме кино. Снова была в доме на Пречистенке. Я в дом влюблена, как в человека. Когда я на него смотрю, тем более, когда в нем нахожусь, испытываю настоящую радость.
26.10. Безумно долго проговорила с Галей. Придет огромный счет. Сейчас хватает здравого смысла рассуждать об этом. А вчера – гуляй, прелестная. Никто не помешает.Интересно, я очень шокировала Алешу вчера своей болтовней? Он сказал, что как раз сегодня хотел мне звонить. Из вежливости, конечно, сказал. Опять он попросил стихи мои почитать. Сейчас он готовит с Сашей Феклистовым моноспектакль «Шинель». Олег, как я понимаю, в стороне.
Боже, ну до чего невозможно жить на этой земле, в этом теле с этой душой. Неужели придется уходить?Я, конечно, не обольщалась особенно по поводу публикации в «МН». Но скандала не ожидала. В.М. мельком Варе по телефону сказал, что с моей статьей проблемы. Просил мне передать, чтобы завтра я туда пришла. У меня от этой новости просто ноги подкосились. Но нельзя было показывать вида. Прошлась даже с ними по Тверской. Шутила, смеялась, как ни в чем не бывало, моля небо, чтобы поскорее остаться одной. И вот я – одна. И я просто мертвая. Слишком уж плохо. Ну, как вырваться из этого круга обломов? Все, все начинания погибают в младенческом состоянии. Внешне я выгляжу спокойно. Но внутри что творится! Я на взводе. Истерика сотрясает. Нервов не осталось. Вся я – нерв. Рыдающий в душе.Я, конечно, к этой своей рецензии отношусь не так трепетно, как к «N». Но позволить каким-то кухаркам от театра вгрызаться и мучить мою маленькую работу не разрешу.
Восхитительный концерт в Доме Композиторов. Квартет из Парижа. Бетховен – нега моя, Моцарт (о, солнце), Брамс (походка повелителя лесов и полей). Четверо прекрасных мужчин-музыкантов. Удовольствие от музыки и исполнителей. Что я больше делала: слушала музыку или разглядывала их? Легкомысленная чудачка.
27.10. Выводит из себя не проблема как таковая, а их бесконечность, множественность. Все накладывается, и в результате – просто ухудшение.Столько сейчас жалоб на душе, недовольств и неудобств…, но лучше промолчу. Найду в себе силы и в этот раз на пощечину судьбы ослепительно улыбнуться и промолчать. Она имеет право. Значит, я тоже.Вот я совсем одна. И ладно. Значит, лучше так. Убедили. «Будем петь, будем пить радость жизни терпкую». Сколько прекрасных людей, не осуществившихся. Все бы хорошо – смирилась бы. Да судьба, которая создана невыносимой гордячкой-леди, не дает покоя. Противоречит сама себе, меня «занижает» дальше некуда. А сама-то все выше и выше в своих запросах. Делает вид, что ей до меня нет никакого дела. Как же, поверю я! Не получится.Вдруг неожиданно почувствовала Мастера в это мгновение.Девочка моя солнечная, крепись. Еще ожидают тебя потери. Переломный момент не для тебя, но для нас. Имя твое уже прозвучало. Имя твоей звезды найдено. Душа твоя спасена. Все, что я сказал о потерях – предосторожность, может быть, излишняя, чтобы ты не уносилась в счастье с головой.Счастье, нужное тебе.Да. Просто да.Не смей не верить.Самочувствие ведет за собой успех, а не наоборот. Помни это. Мастер.
Несмотря на кошмар бытия, у меня ощущение уверенности. Не просто уверенность, а уже нечто, граничащее с наглостью.А вообще – трудно, конечно, притворяться и петлять. И везде всегда быть нежеланным гостем. По ощущению. А его разве в одночасье переделаешь?
Днем поехала в Дом Актера посмотреть фильм про Гротовского. Попала на какое-то обсуждение. Вечером же предварительно пробродив по возлюбленному центру, снова попала на Пречистенку, дом 32. Там был виолончельный концерт местного значения. Выпускница этой музыкальной школы, которая теперь учится в консерватории. Я выдержала только одну вещь Брамса. Но ведь концерт был всего лишь поводом. Мне никакого дела нет до всего этого. Главное – дом. Я, как лунатик, когда нахожусь там, теряю всякое представление о реальности. Время замирает. Пространство исчезает совсем. Вся Вселенная – этот дом. И зал – ее центр.Погружаюсь в сомнамбулическое состояние и грежу наяву образами легендарного спектакля. Легенда притаилась всюду: у потолка, за колоннами, возле окна. В такт моим шагам меряет эхом жизнь. Жизнь моя – там. А все вне этого – мертво. И сейчас я – сама не своя. Захватывает дух и не отпускает призрак. Легенда. Нижинский.Сидела с дневником того времени и изводила себя воспоминаниями. Все так живо предстает. А посчитала – уже 7 месяцев пролетело с того благословенного и мучительного марта. Но будто вчера, звучат голоса. Перед глазами наполненный оживленный зал. Весело. Богемно. Стою над лестницей, провожая глазами улыбающихся людей. Снова зал набит битком. Поклонницами и фоторепортерами облеплены подоконники. Широкая спина Никиты Михалкова в первом ряду. Задорно поглядывает Поповски. Тусовка с очаровательной Танечкой Каплевич. Галина Борисовна привычно шикарна. Алеша курит, смотрит на лестницу. Я уношусь туда. Но это не рай памяти. Это ее пытка. И вот снова спектакль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64