А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Затем мы увидели в баре Юлю собственной персоной – она попала в бар значительно легче, чем все мы. Она как своя болтала с посетителями и барменами и, увидев нас, стала старательно привлекать к нам внимание, пытаясь дать понять обслуживающему персоналу, кто мы такие.
Мы спасали положение, как могли, и только потом оценили, какую несли ахинею. Один из оперов тихо спросил Юлю, почему она не пришла в отделение, а оказалась здесь. Юля громко, на публику, сделав невинное лицо, заявила, что она приходила в отделение, а дежурный сказал, что мы уже уехали сюда. Заметив, что за нашими спинами остановился и напряженно прислушивается к разговору искомый бармен, я громко переспросила: «Дежурный по этажу?» – «Ну, капитан», – также громко пояснила Юля. Поскольку у бармена интерес к нам не спадал, в разговор включился опер с вопросом: «Капитан дальнего плавания?». Тут мы уже не выдержали и дружно рассмеялись, представив себе некое загадочное отделение (чего?), в котором по этажу дежурит капитан дальнего плавания. Операция была сорвана, мы просто попросили бармена проехать с нами, и он все нам рассказал. Дело я прекратила, но научная карьера Марата была безвозвратно загублена, а в довершение ко всему спустя полгода его квартиру грамотно обокрали, и ни у кого не было сомнений, что тут не обошлось без Юли.
В ту же осень на районную прокуратуру как из ведра посыпались изнасилования малолетних девочек в подвалах и на чердаках. За две недели произошло двенадцать изнасилований, все они были совершены абсолютно одинаково – двое мальчишек, по всему похоже – школьников, затаскивали в подвалы и на чердаки первоклассниц, по две девочки, а в одном случае даже троих, и в меру своих сексуальных возможностей совершали преступление. Мы все потеряли покой и сон, дошли уже до того, что вместе с моим стажером сами патрулировали по району, высматривая мальчишек, которые приставали к маленьким девочкам.
Вдруг из РУВД позвонил возбужденный начальник уголовного розыска и сообщил, что страшные преступления раскрыты. Мы торжественно прибыли в районное управление внутренних дел: прокурор района, я и мой стажер. Там уже были все уголовно-розыскные начальники районного и городского уровня, а также торжествующий начальник детского приемника-распределителя. Он с гордостью рассказал, что расколол одного из подростков, поступивших в приемник, – беглеца из детского дома, и тот признался во всех изнасилованиях. Непонятно было, где его соучастник, у нас ведь было двое преступников, но я решила сначала посмотреть на злодея. «Введите!» – и в просторный кабинет начальника РУВД, где, затаив дыхание, сидели пятнадцать работников прокуратуры и милиции, ввели худосочного мальчонку, обритого налысо, с огромными, абсолютно перпендикулярными голому черепу ушами. Ростом он был вровень со столом; а когда увидел столько взрослых, выжидательно смотрящих на него, он разрыдался. В общем, мне все стало ясно, но для очистки совести я решила с ним поговорить. Он как попугай твердил, что признает все изнасилования, но не смог назвать ни одного места совершения преступления, не смог рассказать об обстоятельствах, да в довершение ко всему никто из девочек его не опознал, а одна толстая первоклассница басом заявила: «Да это не он. Этого я бы одной левой!» Когда я сообщила начальнику РУВД «осечка, блин!», он разорался: «Да он это, ты просто работать не умеешь, надо доказывать!» Через две недели настоящих преступников, четырнадцатилетних учеников средней школы, задержали на месте преступления.
С тем мальчишкой из детского приемника-распределителя все было понятно: психика у него явно была неустойчивая; то ли ему пообещали, что если он признается, то его не отправят обратно в детский дом, то ли чем-то другим улестили, но ему все равно ничего не грозило, поскольку ему еще не исполнилось четырнадцати лет и он не достиг возраста уголовной ответственности.
Сразу после того, как мы разделались с малолетними насильниками, на нас свалилось дело о взрослых любителях развлечений.
Два оперативника из отделения, выпив водки, потом пива, пошли проверять наркоманский притон, где на момент проверки находились в состоянии легкой «дури» две несовершеннолетние девицы, обслуживающие посетителей притона.
Оперативники в служебном раже, подогретом парами спиртного, стали требовать выдачи наркотиков и в поисках наркотических средств покрушили всю мебель и разбили все стекла, после чего один встал на стреме, а второй избил и изнасиловал обеих девиц. Пока он оприходовал вторую, первая жертва, вся в синяках, умудрилась выскочить из квартиры, побежала к подруге и вызвала милицию. Приехавший наряд обнаружил в квартире полный разгром и напуганную жертву. Девушек привезли в милицию, где они рассказали, что в квартиру ввалились два безумных наркомана, все покрушили в поисках наркотиков и, не найдя их, изнасиловали обеих. К слову, одна из них была так серьезно избита, что два месяца пролежала в больнице. (Потом они говорили: «Да если бы мы знали, что это менты, да разве бы мы обратились в милицию?! Ни за что, но нам просто в голову не могло прийти, что это работники милиции, мы думали, что это взбесившиеся наркоманы».)
Дежурный оперативник принял от обеих потерпевших заявления о привлечении к уголовной ответственности неизвестных преступников, скрупулезно записал приметы нападавших и, передавая сведения в Управление уголовного розыска, искренне сказал собеседнику: «Чтобы тебе лучше их представить, вспомни наших оперов Скоморохова и Авдеева. Вспомнил? Вот по приметам получается, что преступники – один в один Скоморохов и Авдеев». Все, кто это слышал, без всякой задней мысли старательно представляли себе Скоморохова и Авдеева, чтобы уяснить, как выглядели преступники, и только зам по опер, отделения понял это как надо. Он вызвал Скоморохова и Авдеева и прямо спросил их – были в адресе? Те честно признались, что были, проводили рейд по наркотикам. Преступление было раскрыто.
Самое интересное началось после того, как я предъявила им обвинение. Ко мне пришел начальник РУВД и стал весьма остроумно доказывать, что опера не совершали изнасилования. «Спроси любого сексопатолога, – поучал он меня, – и он тебе скажет, что мужчина не может поиметь подряд двух женщин. Вот я, например, не могу». Я возражала, что его собственные сексуальные возможности для дела значения не имеют и, не удержавшись, припомнила случай с ушастым «насильником»: «Взрослый опер, значит, не может совершить подряд два половых акта с разными женщинами; а малолетний пацан, который полгода бегал по подвалам и питался в столовых гарниром за сданные пустые бутылки, – может изнасиловать подряд трех девчонок?» Начальник РУВД собрался с мыслями и изрек: «Да! Он молодой и здоровый, а опер замучен работой».
Еще с одним анекдотическим случаем «изнасилования» я столкнулась на дежурстве по городу. Меня вызвали по заявлению весьма приличной, на первый взгляд, женщины – тридцатилетней инженерши Главного управления здравоохранения, которая, по ее словам, вышла на улицу позвонить из телефона-автомата, накинув пальто. Вдруг к ней подбежал незнакомый мужчина, сорвал с нее пальто и попытался изнасиловать, а когда она закричала – бросился бежать. Она стала преследовать его, призывая на помощь. В погоню включился водитель проезжавшего мимо такси, поймал убегавшего злодея и доставил его и потерпевшую в милицию.
Задержанный оказался финном, не понимающим ни слова по-русски, а в отделении, как назло, не нашлось ни одного полиглота. Наконец на следующее утро финна в отделении разыскала группа туристов из Финляндии во главе с переводчицей из «Интуриста». Когда я приехала в отделение, переводчица была близка к истерике. Она сообщила, что не позднее восьми вечера им надо быть на пароме в Выборге, поскольку у всей группы кончается виза.
Когда финн увидел родное лицо переводчицы, он бросился ей на шею, а заодно пытался расцеловать и меня. Представляю, какую ночку он провел в камере с представителями нашего дна, не понимая, за что его задержали, и не имея возможности из-за незнания языка сообщить о себе. Допрошенный с участием переводчицы, он рассказал несколько другую историю нападения на российскую гражданку. Во-первых, он ошарашил нас сообщением о том, что он знаком с потерпевшей. Далее он рассказал о том, как они познакомились: он с другими туристами был в ресторане, за соседним столиком сидели две красиво одетые женщины, он познакомился с ними, и одна из них предложила поехать на квартиру и познакомиться поближе. (На мой вопрос, как же они объяснялись, учитывая, что он не владеет никакими языками, кроме финского, а она говорит только по-русски, финн остроумно ответил: «О, мадемуазель следователь, есть ситуации, в которых мужчина и женщина всегда поймут друг друга!»)
Когда они пришли в квартиру и уже раздевались, готовясь знакомиться ближе, мадам сделала характерный жест пальцами, потерев их друг о друга, и он отдал ей все остававшиеся у него русские рубли, в количестве двадцати, но она повторила жест, в связи с чем он стал шарить по своим карманам и к своему ужасу обнаружил отсутствие финских марок, кредитной карточки и всех документов. Если до этого взаимопонимание было полным, несмотря на языковой барьер, то сейчас возникли затруднения: как дать ей понять, что он интересуется, не она ли взяла его документы и деньги, он не знал, поэтому просто схватил ее пальто и стал осматривать карманы. Она, не понимая, что происходит, стала вырывать у него пальто. Он, не вполне хорошо соображая из-за выпитого, рассердился и выскочил на лестницу, чтобы там в спокойной обстановке продолжить осмотр карманов. Она выскочила за ним, в связи с чем финн окончательно уверился, что его бумажник украден ею и находится в ее пальто, поэтому не придумал ничего лучше, чем взять с собой все пальто. Они побежали по улице, потом его схватили и бросили в каталажку. Пальто во время всех этих перипетий с погонями просто потеряли.
Показания финна полностью подтвердились свидетельствами туристов, бывших вместе с ним в ресторане, они безоговорочно опознали «потерпевшую», как назойливую женщину, липнувшую к иностранцам. Финн показал расположение квартиры. Мы оперативно установили ее владелицу, вытащили ее в отделение. Она призналась, что уже давно предоставляет свою квартиру подружке для встреч с иностранцами, за что имеет свой небольшой процент. При этом сама «потерпевшая» и не подумала отступать от своих показаний, требуя помимо привлечения финна к уголовной ответственности, еще и возмещения материального ущерба – потерянного пальто и порванных колготок. Тут крыть было нечем, пальто действительно было утрачено по вине незадачливого «финика». А время неумолимо тикало, и больше всего мне было жалко переводчицу – в застойные годы это было катастрофой: у сотрудницы «Интуриста» такой скандал во вверенной ей группе. Поскольку узел не развязывался, я решила просто разрубить его. Я подошла к «потерпевшей» и прямо спросила ее, чего она хочет, чтобы забрать свое заявление, уйти из отделения и больше не возвращаться. Она проявила благородство, заявив, что лишнего ей не надо, пусть оплатят стоимость пропавшего пальто и порванных колготок. Я вернулась к переводчице и поставила ей задачу. Та вошла в автобус, где уже четвертый час маялись бедные финские туристы, и через пять минут вышла оттуда с кипой мятых рублей, собрав все, что протратившиеся туристы наскребли по сусекам, а также с упаковкой финских колготок. Выкуп торжественно был передан «потерпевшей», финн торжественно был освобожден и под конвоем переводчицы и руководителя группы под руки препровожден в автобус. Я их напутствовала сентенцией о том, чтобы впредь они заранее были готовы к тому, сколько стоит русская проститутка – двести рублей плюс колготки.
Тогда я, как старший следователь, получала сто девяносто рублей в месяц, в связи с чем некоторые мои клиенты, имевшие неправедные доходы, искренне меня жалели. Как-то я расследовала одно очень интересное дело об убийстве: две проститутки сняли в ресторане состоятельного дядьку, поехали к нему домой, а за ними, согласно давно отработанному плану, – два их сутенера. Девушки распалили хозяина до того, что он уже стал раздеваться, и в этот момент спровоцировали ссору, вынудив того распахнуть дверь квартиры и указать им на выход. Сутенерам только это и было надо – они ворвались в квартиру, хозяина задушили, собрали вещи, – и все вместе были таковы. Проституток задержали через месяц, они тут же раскололись, что называется, от носа до позвоночника, и сдали сутенеров. Я тогда живых проституток увидела чуть ли не впервые и была потрясена тем, какие они толстые и страшные. (Когда я, в очень застойные годы, работала в горсуде, у нас читала лекцию для сотрудников весьма интересная психологиня, которая непринужденно заявила, что один московский психолог уже много лет работает с большой выборкой проституток. Ответом было какое-то звенящее молчание, прерванное громким шепотом парторга горсуда: «У нас же нет проституции!» Это сейчас проститутки не в диковинку, и сказки про них рассказывают, и песни поют.) Сидели мы с ними как-то поздно вечером в кабинете следственного изолятора, все уже разошлись, а я все их допрашивала, уточняя какие-то подробности. И они, жалостливо на меня глядя, стали спрашивать, сколько же я за такую самоотверженную работу имею. Узнав размер моей зарплаты, они разохались и от души стали предлагать устроить меня к ним в «профсоюз». «Елена Валентиновна, – наперебой убеждали они меня, – бросайте вы эту свою прокуратуру, у нас вы за ночь заработаете больше, чем тут за месяц».
Тогда я посмеялась, а позже с горечью убедилась, что некоторые мои коллеги так и делают, правда, в переносном смысле, – продаются за деньги, при этом за один раз на стороне действительно зарабатывают больше, чем по основному месту работы за месяц.
А между тем рейтинг такой «профессии», как проституция, резко полез вверх. По делам стали проходить дамочки, гордо именующие себя проститутками. (В одной газете я прочитала о том, что за проституцию в гостинице была задержана лаборантка проектного института, и работник милиции стал в воспитательных целях угрожать ей, что сообщит на работу, где и за что она была задержана. Она безумно испугалась и стала умолять этого не делать: «Поймите, мне ведь проходу не дадут, все будут просить взять с собой!») Правда, реальных путан от романтических героинь «Интердевочки» отделяла пропасть. Моему приятелю-следователю досталось дело о содержании бюро эротических услуг; был изъят журнал регистрации вызовов. Изучив его, следователь убедился, что единственная труженица эротического фронта – толстая кривоногая девица с невыразительным лицом, годков под тридцать – обслуживала, и успешно, все заявки – о предоставлении «высокой стройной блондинки», «жгучей брюнетки с пышными формами», «юной девочки гимназического типа» и прочая, и прочая, и прочая...
И как раз в тот исторический период, когда благосостояние проституток существенно повысилось, материально-бытовые условия жизни следователей стали уже не устраивать мужчин, которым нужно было кормить семью.
Но мне лично на жизнь тогда хватало. Больным вопросом был только квартирный вопрос. Я с рождения жила в огромной коммунальной квартире, в которой всякое бывало, – и перерезание веревок с бельем, и подсыпание гадостей в суп, и пропажа ценностей, и пьяный сосед, лежащий как бревно в коридоре и загораживающий проход. Случались и более прелестные вещи. Как-то, дежуря по городу, я столкнулась с такой необычной ситуацией: потерпевший забит ногами, а у подозреваемого нож в спине, он в больнице. Поговорить можно было только с третьей участницей событий, пропитой теткой, сапожки которой явно прошлись по потерпевшему. Я ее капитально повоспитывала и задержала на трое суток, а вернувшись домой с дежурства, встретила ее в коридоре своей коммуналки: она оказалась бывшей женой моего соседа, и когда районный следователь ее выпустил под подписку о невыезде, пришла пожаловаться бывшему мужу на жизнь, за шкаликом. Честно скажу, удовольствия я не испытала.
Невеселая жизнь началась с распадом Союза. Вот тогда зарплаты стало не хватать. В 1991 году зарплата следователя прокуратуры была ровно в десять раз меньше зарплаты уборщика производственных помещений метрополитена. Следователи выступили с заявлением о том, что город захлебнется в крови, если хотя бы два выходных дня – субботу и воскресенье – мы не будем выезжать на места происшествий. Нас собрали в прокуратуре города, на трибуну вышел упитанный депутат и призвал нас затянуть пояса. «Вот нам тоже трудно, – жалостливо сказал он, – но мы ведь, депутаты, тоже терпим!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21