Едва не касаясь носом стекла, он искал то самое слово, которое должно быть написано без ошибки, если они хотят получить от него ещё хоть один цент.Глаза у него чуть не вылезли из орбит, когда он дошёл до предложения: «Не нуждаемся мы также в опеке со стороны наших британских собратьев».
Жена посла возвратилась со своим мужем из Женевы в следующую пятницу. Ханне и Скотту в то утро удалось провести несколько часов вместе.Меньше трех недель назад он первый раз встретил её в бассейне на бульваре Ланне. Чуть больше двух недель прошло со времени их поспешно организованной встречи в кафе на улице Бюжо. Именно тогда между ними зародилась ложь. Сначала она была маленькая, затем становилась все больше и больше, пока не опутала их, как паутина. Теперь Скотт страстно желал рассказать ей правду, но с каждым днём это оказывалось все невозможнее.В Лэнгли были довольны его шифровками, и Декстер поздравил его с первоклассной работой. «Я не помню, чтобы кто-то начинал лучше, чем ты», — признался он. Но у Скотта не было такого шифра, чтобы дать знать заместителю директора, что его агент влюбился.Он прочёл досье Ханны от корки до корки, но в нем не было того, что он нашёл в действительности. На самом деле у неё была улыбка, которая заставляла улыбаться, даже если ты был печален или зол. Её ум заставлял восторгаться и сам восторгался всем, что происходило вокруг. Но именно тепло и мягкость делали нескончаемым время, когда они были не вместе.А когда он был с ней, то вдруг становился таким же зелёным, как его студенты. Их тайные встречи редко длились больше часа, и поэтому каждая из них воспринималась с особенной остротой.Она продолжала честно и откровенно рассказывать все о себе, он же не говорил ничего, кроме лжи о том, что является агентом МОССАДа, прикрывающимся тем, что пишет путеводитель, который никогда не будет издан. Беда состояла в том, что одна ложь порождает следующую в бесконечной цепи обмана. И все это усугублялось доверием, с которым она относилась к каждому его слову.Вернувшись в тот вечер на свою квартиру, он принял решение, которое, как ему было известно, в Лэнгли никогда не одобрят.
Когда на мемориальном бульваре Джорджа Вашингтона их автомобиль перестроился в правый ряд, направляясь в аэропорт, водитель посмотрел в зеркало и подтвердил, что погони за ними не было. У Кавалли вырвался вздох облегчения, хотя у него было разработано два запасных плана действий на случай, если его поймают с Декларацией. Он давно понял, что ему будет необходимо оказаться как можно дальше от места преступления и в самые короткие сроки. Решающим звеном плана всегда была необходимость передачи документа Нику Висенте в течение двух часов с момента его выноса из Национального архива.— Итак, давай за дело, — сказал Кавалли, обращаясь к Анжело, сидевшему напротив. Анжело отстегнул клинок, висевший у него на поясе. Они застыли друг перед другом, словно борцы сумо, выжидающие, кто из них сделает первое движение. Первым сделал движение Анжело, зажав клинок между ног и направив его рукояткой к своему боссу. Кавалли наклонился и откинул рукоятку назад. Затем большим и указательным пальцами извлёк из ножен чёрный пластиковый цилиндр. Анжело вернул рукоятку на место и пристегнул клинок к поясу.Длинный пластиковый цилиндр был в руках у Кавалли.— Было бы любопытно взглянуть, — сказал Анжело.— Есть дела поважнее в данный момент, — ответил Кавалли и, положив цилиндр на сиденье рядом с собой, взял сотовый телефон, нажал одну-единственную цифру, затем кнопку «отправить» и стал ждать ответа.— Да? — сказал знакомый голос.— Я еду, и у меня есть кое-что для отправки.Наступило долгое молчание, и Кавалли уже было решил, что связь прервалась.— Ты хорошо сработал, — пришёл наконец ответ. — Но укладываешься ли ты в график?Кавалли выглянул в окно. На обочине мелькнул знак выезда на шоссе 395.— Мы в паре минут от аэропорта, и, если успеем в отведённое нам стартовое время, я надеюсь быть у тебя где-то около часа дня.— Хорошо, тогда я вызову Ника, чтобы он взял контракт и переправил его нашему клиенту. Мы ждём тебя около часа.Кавалли убрал телефон и развеселился, увидев Анжело в одной жилетке и подштанниках. Он улыбнулся и хотел что-то заметить по этому поводу, но телефон зазвонил опять.— Да, — сказал Кавалли в трубку.— Это Анди. Я подумал, что вам будет интересно узнать, что она опять выставлена на обозрение публики и что очередь такая же длинная, как всегда. Кстати, араб все время стоял в толпе, пока вы были в здании, а потом встал в очередь, чтобы посмотреть Декларацию.— Молодец, Анди. Возвращайся в Нью-Йорк. У тебя будет возможность сообщить мне подробности завтра утром.Кавалли опустил телефон и размышлял над тем, что услышал от Анди, пока Анжело завязывал галстук виндзорским узлом, какого никогда не увидишь ни на одном лейтенанте. Он все ещё сидел без штанов.Затемнённая перегородка между шофёром и пассажирами опустилась вниз.— Подъезжаем к терминалу, сэр. По дороге нас никто не преследовал.— Хорошо, — сказал Кавалли, когда Анжело поспешно натягивал штаны. — Как только сменишь номерные знаки, возвращайся в Нью-Йорк.Водитель кивнул, и лимузин затормозил возле зоны обслуживания частных самолётов.Кавалли схватил пластиковый цилиндр, выпрыгнул из машины, пробежал через зал и выскочил на лётное поле, выискивая глазами белый «лирджет». Когда он увидел его, люк самолёта открылся и из него выпала лесенка. Кавалли бросился к ней. Анжело старался не отстать, пытаясь натянуть на себя пиджак, не желавший подчиняться на сильном ветру.Капитан ждал их в проёме люка.— Ещё немного, и мы бы не уложились в отведённое время, — сообщил он и, как только они защёлкнули привязные ремни, нажал кнопку, чтобы убрать лесенку.Самолёт взлетел через семнадцать минут и стал выполнять вираж над Центром Кеннеди, но не раньше, чем стюард принёс им по бокалу шампанского. От второй порции Кавалли отказался, сосредоточившись на том, что ещё надо было сделать, прежде чем считать свою роль в операции выполненной. Он вновь задумался об Аль-Обайди, пытаясь ответить на вопрос, а так ли он прост, как кажется.Через пятьдесят семь минут «лирджет» приземлился в аэропорту Ла-Гуардиа, где их уже ждал шофёр Кавалли, чтобы доставить в город.Пока шофёр постоянно менял ряды и направления движения, чтобы в конечном итоге оказаться на другой стороне моста Трайборо, Кавалли сверился со временем. Затерянные в море автомобилей, они направлялись в Манхэттен по прошествии восьмидесяти семи минут после того, как расстались с Колдером Маршаллом у служебного входа в Национальный архив. «Примерно такое же время требуется банкиру с Уолл-стрит, чтобы позавтракать», — подумал Кавалли.Кавалли вышел из машины у отцовского особняка на 75-й улице, когда до часа дня оставались считанные минуты, а Анжело поехал в офис на Уолл-стрит принимать звонки от членов команды с заключительными докладами.Дворецкий уже держал дверь особняка открытой, когда Тони ступил на землю.— Могу я взять у вас это, сэр? — спросил он, глядя на пластиковый цилиндр.— Нет, спасибо, Мартин, — сказал Тони. — Я пока подержу сам. А где мой отец?— Он в зале заседаний правления с господином Висенте, который прибыл несколько минут назад.Тони трусцой сбежал по лестнице, ведущей в подвал, вприпрыжку пронёсся по коридору и вошёл в зал. Отец сидел во главе стола, занятый разговором с Ником Висенте. При виде сына председатель вышел к нему навстречу, и Тони передал ему цилиндр.— Слава герою-победителю! — первое, что сказал отец. — Если бы ты проделал этот трюк для Георга Третьего, он произвёл бы тебя в рыцари. «Встать, сэр Антонио». Ну а пока тебе придётся довольствоваться сотней миллионов долларов в качестве компенсации. Будет ли старику позволено взглянуть на оригинал, прежде чем Ник умыкнёт его?Кавалли рассмеялся, снял колпачок с верхней части цилиндра, медленно вытянул пергамент и, осторожно положив его на стол, развернул двухсотлетний исторический документ. Все трое впились глазами в Декларацию независимости и, быстро отыскав слово «бриттанских», проверили его написание.— Великолепно, — только и сказал отец Тони, проведя языком по губам.— Удивительно, как мало места оставлено для подписей, — заметил Ник Висенте после нескольких минут изучения документа.— Если бы все поставили такие же крупные подписи, как Джон Хэнкок, мы бы имели Декларацию в два раза длиннее, — добавил председатель, когда начал звонить телефон на столе.Председатель нажал кнопку переговорного устройства:— Да, Мартин?— По частной линии звонит господин Аль-Обайди и просит переговорить с Тони.— Спасибо, Мартин, — сказал председатель, и Тони потянулся к телефону. — Почему бы тебе не поговорить в моем кабинете, тогда я смог бы воспользоваться отводной трубкой.Тони кивнул и прошёл в соседнюю комнату, где снял трубку с телефона на отцовском столе.— Антонио Кавалли, — сказал он.— Говорит Хамид Аль-Обайди. Ваш отец сказал, чтобы я перезвонил примерно в это время.— Мы располагаем документом, который вам нужен, — коротко сказал Кавалли.— Поздравляю вас, господин Кавалли.— Вы готовы завершить платёж, как было условленно?— Всему своё время, но не раньше, чем вы доставите документ туда, куда мы укажем, господин Кавалли, что также является частью договорённости.— И что это за место? — спросил Кавалли.— Я приеду к вам в офис завтра в двенадцать часов, и тогда вы получите соответствующие указания. — Он помолчал. — Среди прочего. — Связь прекратилась.Кавалли положил трубку, пытаясь сообразить, что означало его «среди прочего», и медленно вернулся в зал заседаний, где увидел, что отец с Ником склонились над Декларацией и разглядывают её обратную сторону.— Как ты думаешь, что он имел в виду, когда сказал «среди прочего»? — спросил Тони.— Понятия не имею, — ответил отец и, бросив последний взгляд на пергамент, стал медленно скручивать его.— Нет сомнений, что завтра мне станет известно, — сказал Тони, когда председатель отдал ему документ и он осторожно опустил его в пластиковый контейнер.— Так куда же его надо доставить? — спросил Ник.— Мне сообщат это завтра в двенадцать часов, — сказал Тони, несколько удивившись, что отец не передал своему старому другу содержание телефонного разговора с Аль-Обайди. Глава XVI Он лежал, подперев голову рукой, и смотрел, как к ней подкрадывались первые лучи утреннего солнца. Не удержавшись, он медленно провёл пальцем по её спине. Она пошевелилась, оставаясь в крепких объятиях сна и не подозревая, что он не может дождаться, когда она откроет глаза и оживит в его памяти воспоминания прошлой ночи.В первые дни при виде Ханны, выходившей из иорданского посольства в бесцветной одежде, явно выбранной с учётом вкуса Каримы Саиб, Скотт тем не менее находил её поразительной. Многое из того, что находится в красивой упаковке, оказывается совсем не таким без своих ярких обёрток. Когда Ханна сняла свой безвкусный костюм, в котором была в тот день, он стоял и не верил, что можно быть столь прекрасной.Он стянул простыню, прикрывавшую её, и любовался видом, от которого у него перехватывало дыхание прошлой ночью. Её коротко подстриженные волосы; он представлял, как бы они выглядели, падая длинными волнистыми прядями на её плечи, как она хотела того. Ложбинка на шее, гладкая оливковая кожа спины и длинные стройные ноги.Как ребёнку, открывшему чулок, полный подарков, ему хотелось прикоснуться ко всему сразу. Он провёл рукой по изгибу её спины в надежде, что она повернётся. Придвинулся ближе, наклонился над ней и стал обводить пальцем вокруг её твёрдой груди. Круги становились все меньше и меньше, пока не замкнулись на её мягком соске. Послышался вздох, и на этот раз она повернулась и оказалась в его объятиях, стиснув пальцами его плечи, когда он притянул её ближе.— Так нечестно, ты воспользовался тем, что я спала, — проговорила она сквозь сон, когда его рука легла на её бедро.— Извини, — пробормотал он и убрал руку, целуя её в щеку.— Не извиняйся. Ради Бога, Симон, я хочу, чтобы ты любил меня, — сказала она, ещё ближе приникая к нему и принимая его ласки, которые открывали в ней все новые сокровища.Их близость была по-утреннему свежей, более спокойной и нежной, чем неистовство ночи, но от этого ничуть не менее приятной.У Скотта такое было впервые. Хотя он занимался любовью так много, что не мог вспомнить всех, она никогда не вызывала в нем такой бури чувств.Когда Ханна откинулась на его плечо, он отодвинул волосы с её щеки и стал молить Бога, чтобы следующий час не пролетал так быстро. Ему была ненавистна мысль о её неизбежном возвращении в посольство. Он не хотел делить её ни с кем.Комната теперь была залита солнечным светом, и он невольно задумался о том, когда ещё ему удастся провести с ней всю ночь.Глава иракского представительства был срочно вызван в Женеву и взял с собой лишь одну секретаршу, оставив Ханну в Париже без дел на выходные. Она сожалела только о том, что не может сказать Симону, что стоит за этим вызовом, чтобы он мог сообщить об этом Крацу.Она закрыла свою комнату на два замка и покинула посольство через пожарный выход. Ханна рассказала ему, что чувствовала она себя при этом как школьница, сбежавшая из интерната на ночную вечеринку.— Лучшей вечеринки я не помню, — сказал он под конец, прежде чем они заснули в объятиях друг друга.День начался у них с того, что, отправившись в поход по магазинам на бульваре Сен-Мишель, они накупили одежды, которую она не могла носить, и под конец приобрели галстук, на который он никогда бы не решился прежде. Ленч в кафе на углу занял у них два часа, которые прошли за салатом и одной бутылкой вина. По Елисейским полям они шли, держась за руки, как все влюблённые, а затем встали в очередь, чтобы посмотреть выставку Клодиона в Лувре. Это был шанс поделиться с ней чем-то, о чем знал, но который потом обернулся тем, что он сам оказался слушателем. В маленьком магазинчике под Эйфелевой башней он купил ей широкополую шляпу, в каких ходили туристы, и ещё раз убедился, что она выглядит сногсшибательно в любом наряде.Их ужин у Максима состоял всего из одного блюда, поскольку к тому времени они оба знали, что им хочется лишь поскорее вернуться в его маленькую квартирку на Левом берегу.Скотт вспомнил, как стоял, словно загипнотизированный, когда Ханна снимала с себя один предмет одежды за другим, пока не смутилась и не бросилась раздевать его. Он был даже готов отказаться от занятий любовью, чтобы только это ожидание чуда продолжалось всегда. Ни с одной из женщин, включая раскованных студенток на одну ночь или случайных знакомых, даже если это представлялось ему любовью, он никогда не испытывал ничего подобного. И даже потом, когда он лежал в её объятиях, это было так же волнующе, как занятие любовью.Его палец пробежал по ложбинке на её шее.— Когда ты должна вернуться? — спросил он чуть ли не шёпотом.— За минуту до посла.— И когда должен вернуться он?— Его самолёт прилетает из Женевы в 11.20. Так что к двенадцати мне надо сидеть за своим столом.— Тогда мы можем заняться любовью ещё один раз, — сказал он и приложил палец к её губам.Она слегка прикусила его палец.— Ой! — притворно воскликнул он.— Только один раз? — отозвалась она.
Дебби впустила заместителя посла в кабинет Кавалли в двадцать минут первого. Опоздание Аль-Обайди осталось без комментариев с той и другой стороны. Тони указал на стул с противоположной стороны стола и ждал, когда его посетитель усядется. Араб впервые вызывал у него какое-то странное чувство беспокойства.— Как я сказал вчера, — начал Кавалли, — мы теперь располагаем документом, который вам нужен. И поэтому готовы обменять его на ранее согласованную сумму.— Ах да, девяносто миллионов долларов, — сказал араб, складывая кончики пальцев под подбородком и обдумывая своё следующее заявление. — Расчёт после доставки, если я правильно помню.— Вы правильно помните, — сказал Кавалли. — Поэтому все, что нам надо знать теперь, это где и когда.— Мы требуем, чтобы документ был доставлен в Женеву к двенадцати часам следующего вторника. Получателем будет мсье Пьер Дюмо из банка «Дюмо и К°».— Но у меня остаётся всего шесть дней, чтобы найти безопасный маршрут вывоза из страны и…— Ваш Бог создал мир за это время, если я правильно помню, — с иронией заметил Аль-Обайди.— Декларация будет в Женеве во вторник к полудню, — сказал Кавалли.— Хорошо, — ответил Аль-Обайди. — И если мсье Дюмо убедится, что документ подлинный, он переведёт девяносто миллионов в любой банк мира по вашему выбору, для чего ему даны соответствующие указания. Если же вы не сможете доставить документ или он окажется фальшивым, мы теряем десять миллионов долларов и остаёмся ни с чем, если не считать трехминутного фильма, снятого всемирно известным режиссёром. В этом случае директору ФБР и комиссару налоговой службы будут направлены пакеты, аналогичные этому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Жена посла возвратилась со своим мужем из Женевы в следующую пятницу. Ханне и Скотту в то утро удалось провести несколько часов вместе.Меньше трех недель назад он первый раз встретил её в бассейне на бульваре Ланне. Чуть больше двух недель прошло со времени их поспешно организованной встречи в кафе на улице Бюжо. Именно тогда между ними зародилась ложь. Сначала она была маленькая, затем становилась все больше и больше, пока не опутала их, как паутина. Теперь Скотт страстно желал рассказать ей правду, но с каждым днём это оказывалось все невозможнее.В Лэнгли были довольны его шифровками, и Декстер поздравил его с первоклассной работой. «Я не помню, чтобы кто-то начинал лучше, чем ты», — признался он. Но у Скотта не было такого шифра, чтобы дать знать заместителю директора, что его агент влюбился.Он прочёл досье Ханны от корки до корки, но в нем не было того, что он нашёл в действительности. На самом деле у неё была улыбка, которая заставляла улыбаться, даже если ты был печален или зол. Её ум заставлял восторгаться и сам восторгался всем, что происходило вокруг. Но именно тепло и мягкость делали нескончаемым время, когда они были не вместе.А когда он был с ней, то вдруг становился таким же зелёным, как его студенты. Их тайные встречи редко длились больше часа, и поэтому каждая из них воспринималась с особенной остротой.Она продолжала честно и откровенно рассказывать все о себе, он же не говорил ничего, кроме лжи о том, что является агентом МОССАДа, прикрывающимся тем, что пишет путеводитель, который никогда не будет издан. Беда состояла в том, что одна ложь порождает следующую в бесконечной цепи обмана. И все это усугублялось доверием, с которым она относилась к каждому его слову.Вернувшись в тот вечер на свою квартиру, он принял решение, которое, как ему было известно, в Лэнгли никогда не одобрят.
Когда на мемориальном бульваре Джорджа Вашингтона их автомобиль перестроился в правый ряд, направляясь в аэропорт, водитель посмотрел в зеркало и подтвердил, что погони за ними не было. У Кавалли вырвался вздох облегчения, хотя у него было разработано два запасных плана действий на случай, если его поймают с Декларацией. Он давно понял, что ему будет необходимо оказаться как можно дальше от места преступления и в самые короткие сроки. Решающим звеном плана всегда была необходимость передачи документа Нику Висенте в течение двух часов с момента его выноса из Национального архива.— Итак, давай за дело, — сказал Кавалли, обращаясь к Анжело, сидевшему напротив. Анжело отстегнул клинок, висевший у него на поясе. Они застыли друг перед другом, словно борцы сумо, выжидающие, кто из них сделает первое движение. Первым сделал движение Анжело, зажав клинок между ног и направив его рукояткой к своему боссу. Кавалли наклонился и откинул рукоятку назад. Затем большим и указательным пальцами извлёк из ножен чёрный пластиковый цилиндр. Анжело вернул рукоятку на место и пристегнул клинок к поясу.Длинный пластиковый цилиндр был в руках у Кавалли.— Было бы любопытно взглянуть, — сказал Анжело.— Есть дела поважнее в данный момент, — ответил Кавалли и, положив цилиндр на сиденье рядом с собой, взял сотовый телефон, нажал одну-единственную цифру, затем кнопку «отправить» и стал ждать ответа.— Да? — сказал знакомый голос.— Я еду, и у меня есть кое-что для отправки.Наступило долгое молчание, и Кавалли уже было решил, что связь прервалась.— Ты хорошо сработал, — пришёл наконец ответ. — Но укладываешься ли ты в график?Кавалли выглянул в окно. На обочине мелькнул знак выезда на шоссе 395.— Мы в паре минут от аэропорта, и, если успеем в отведённое нам стартовое время, я надеюсь быть у тебя где-то около часа дня.— Хорошо, тогда я вызову Ника, чтобы он взял контракт и переправил его нашему клиенту. Мы ждём тебя около часа.Кавалли убрал телефон и развеселился, увидев Анжело в одной жилетке и подштанниках. Он улыбнулся и хотел что-то заметить по этому поводу, но телефон зазвонил опять.— Да, — сказал Кавалли в трубку.— Это Анди. Я подумал, что вам будет интересно узнать, что она опять выставлена на обозрение публики и что очередь такая же длинная, как всегда. Кстати, араб все время стоял в толпе, пока вы были в здании, а потом встал в очередь, чтобы посмотреть Декларацию.— Молодец, Анди. Возвращайся в Нью-Йорк. У тебя будет возможность сообщить мне подробности завтра утром.Кавалли опустил телефон и размышлял над тем, что услышал от Анди, пока Анжело завязывал галстук виндзорским узлом, какого никогда не увидишь ни на одном лейтенанте. Он все ещё сидел без штанов.Затемнённая перегородка между шофёром и пассажирами опустилась вниз.— Подъезжаем к терминалу, сэр. По дороге нас никто не преследовал.— Хорошо, — сказал Кавалли, когда Анжело поспешно натягивал штаны. — Как только сменишь номерные знаки, возвращайся в Нью-Йорк.Водитель кивнул, и лимузин затормозил возле зоны обслуживания частных самолётов.Кавалли схватил пластиковый цилиндр, выпрыгнул из машины, пробежал через зал и выскочил на лётное поле, выискивая глазами белый «лирджет». Когда он увидел его, люк самолёта открылся и из него выпала лесенка. Кавалли бросился к ней. Анжело старался не отстать, пытаясь натянуть на себя пиджак, не желавший подчиняться на сильном ветру.Капитан ждал их в проёме люка.— Ещё немного, и мы бы не уложились в отведённое время, — сообщил он и, как только они защёлкнули привязные ремни, нажал кнопку, чтобы убрать лесенку.Самолёт взлетел через семнадцать минут и стал выполнять вираж над Центром Кеннеди, но не раньше, чем стюард принёс им по бокалу шампанского. От второй порции Кавалли отказался, сосредоточившись на том, что ещё надо было сделать, прежде чем считать свою роль в операции выполненной. Он вновь задумался об Аль-Обайди, пытаясь ответить на вопрос, а так ли он прост, как кажется.Через пятьдесят семь минут «лирджет» приземлился в аэропорту Ла-Гуардиа, где их уже ждал шофёр Кавалли, чтобы доставить в город.Пока шофёр постоянно менял ряды и направления движения, чтобы в конечном итоге оказаться на другой стороне моста Трайборо, Кавалли сверился со временем. Затерянные в море автомобилей, они направлялись в Манхэттен по прошествии восьмидесяти семи минут после того, как расстались с Колдером Маршаллом у служебного входа в Национальный архив. «Примерно такое же время требуется банкиру с Уолл-стрит, чтобы позавтракать», — подумал Кавалли.Кавалли вышел из машины у отцовского особняка на 75-й улице, когда до часа дня оставались считанные минуты, а Анжело поехал в офис на Уолл-стрит принимать звонки от членов команды с заключительными докладами.Дворецкий уже держал дверь особняка открытой, когда Тони ступил на землю.— Могу я взять у вас это, сэр? — спросил он, глядя на пластиковый цилиндр.— Нет, спасибо, Мартин, — сказал Тони. — Я пока подержу сам. А где мой отец?— Он в зале заседаний правления с господином Висенте, который прибыл несколько минут назад.Тони трусцой сбежал по лестнице, ведущей в подвал, вприпрыжку пронёсся по коридору и вошёл в зал. Отец сидел во главе стола, занятый разговором с Ником Висенте. При виде сына председатель вышел к нему навстречу, и Тони передал ему цилиндр.— Слава герою-победителю! — первое, что сказал отец. — Если бы ты проделал этот трюк для Георга Третьего, он произвёл бы тебя в рыцари. «Встать, сэр Антонио». Ну а пока тебе придётся довольствоваться сотней миллионов долларов в качестве компенсации. Будет ли старику позволено взглянуть на оригинал, прежде чем Ник умыкнёт его?Кавалли рассмеялся, снял колпачок с верхней части цилиндра, медленно вытянул пергамент и, осторожно положив его на стол, развернул двухсотлетний исторический документ. Все трое впились глазами в Декларацию независимости и, быстро отыскав слово «бриттанских», проверили его написание.— Великолепно, — только и сказал отец Тони, проведя языком по губам.— Удивительно, как мало места оставлено для подписей, — заметил Ник Висенте после нескольких минут изучения документа.— Если бы все поставили такие же крупные подписи, как Джон Хэнкок, мы бы имели Декларацию в два раза длиннее, — добавил председатель, когда начал звонить телефон на столе.Председатель нажал кнопку переговорного устройства:— Да, Мартин?— По частной линии звонит господин Аль-Обайди и просит переговорить с Тони.— Спасибо, Мартин, — сказал председатель, и Тони потянулся к телефону. — Почему бы тебе не поговорить в моем кабинете, тогда я смог бы воспользоваться отводной трубкой.Тони кивнул и прошёл в соседнюю комнату, где снял трубку с телефона на отцовском столе.— Антонио Кавалли, — сказал он.— Говорит Хамид Аль-Обайди. Ваш отец сказал, чтобы я перезвонил примерно в это время.— Мы располагаем документом, который вам нужен, — коротко сказал Кавалли.— Поздравляю вас, господин Кавалли.— Вы готовы завершить платёж, как было условленно?— Всему своё время, но не раньше, чем вы доставите документ туда, куда мы укажем, господин Кавалли, что также является частью договорённости.— И что это за место? — спросил Кавалли.— Я приеду к вам в офис завтра в двенадцать часов, и тогда вы получите соответствующие указания. — Он помолчал. — Среди прочего. — Связь прекратилась.Кавалли положил трубку, пытаясь сообразить, что означало его «среди прочего», и медленно вернулся в зал заседаний, где увидел, что отец с Ником склонились над Декларацией и разглядывают её обратную сторону.— Как ты думаешь, что он имел в виду, когда сказал «среди прочего»? — спросил Тони.— Понятия не имею, — ответил отец и, бросив последний взгляд на пергамент, стал медленно скручивать его.— Нет сомнений, что завтра мне станет известно, — сказал Тони, когда председатель отдал ему документ и он осторожно опустил его в пластиковый контейнер.— Так куда же его надо доставить? — спросил Ник.— Мне сообщат это завтра в двенадцать часов, — сказал Тони, несколько удивившись, что отец не передал своему старому другу содержание телефонного разговора с Аль-Обайди. Глава XVI Он лежал, подперев голову рукой, и смотрел, как к ней подкрадывались первые лучи утреннего солнца. Не удержавшись, он медленно провёл пальцем по её спине. Она пошевелилась, оставаясь в крепких объятиях сна и не подозревая, что он не может дождаться, когда она откроет глаза и оживит в его памяти воспоминания прошлой ночи.В первые дни при виде Ханны, выходившей из иорданского посольства в бесцветной одежде, явно выбранной с учётом вкуса Каримы Саиб, Скотт тем не менее находил её поразительной. Многое из того, что находится в красивой упаковке, оказывается совсем не таким без своих ярких обёрток. Когда Ханна сняла свой безвкусный костюм, в котором была в тот день, он стоял и не верил, что можно быть столь прекрасной.Он стянул простыню, прикрывавшую её, и любовался видом, от которого у него перехватывало дыхание прошлой ночью. Её коротко подстриженные волосы; он представлял, как бы они выглядели, падая длинными волнистыми прядями на её плечи, как она хотела того. Ложбинка на шее, гладкая оливковая кожа спины и длинные стройные ноги.Как ребёнку, открывшему чулок, полный подарков, ему хотелось прикоснуться ко всему сразу. Он провёл рукой по изгибу её спины в надежде, что она повернётся. Придвинулся ближе, наклонился над ней и стал обводить пальцем вокруг её твёрдой груди. Круги становились все меньше и меньше, пока не замкнулись на её мягком соске. Послышался вздох, и на этот раз она повернулась и оказалась в его объятиях, стиснув пальцами его плечи, когда он притянул её ближе.— Так нечестно, ты воспользовался тем, что я спала, — проговорила она сквозь сон, когда его рука легла на её бедро.— Извини, — пробормотал он и убрал руку, целуя её в щеку.— Не извиняйся. Ради Бога, Симон, я хочу, чтобы ты любил меня, — сказала она, ещё ближе приникая к нему и принимая его ласки, которые открывали в ней все новые сокровища.Их близость была по-утреннему свежей, более спокойной и нежной, чем неистовство ночи, но от этого ничуть не менее приятной.У Скотта такое было впервые. Хотя он занимался любовью так много, что не мог вспомнить всех, она никогда не вызывала в нем такой бури чувств.Когда Ханна откинулась на его плечо, он отодвинул волосы с её щеки и стал молить Бога, чтобы следующий час не пролетал так быстро. Ему была ненавистна мысль о её неизбежном возвращении в посольство. Он не хотел делить её ни с кем.Комната теперь была залита солнечным светом, и он невольно задумался о том, когда ещё ему удастся провести с ней всю ночь.Глава иракского представительства был срочно вызван в Женеву и взял с собой лишь одну секретаршу, оставив Ханну в Париже без дел на выходные. Она сожалела только о том, что не может сказать Симону, что стоит за этим вызовом, чтобы он мог сообщить об этом Крацу.Она закрыла свою комнату на два замка и покинула посольство через пожарный выход. Ханна рассказала ему, что чувствовала она себя при этом как школьница, сбежавшая из интерната на ночную вечеринку.— Лучшей вечеринки я не помню, — сказал он под конец, прежде чем они заснули в объятиях друг друга.День начался у них с того, что, отправившись в поход по магазинам на бульваре Сен-Мишель, они накупили одежды, которую она не могла носить, и под конец приобрели галстук, на который он никогда бы не решился прежде. Ленч в кафе на углу занял у них два часа, которые прошли за салатом и одной бутылкой вина. По Елисейским полям они шли, держась за руки, как все влюблённые, а затем встали в очередь, чтобы посмотреть выставку Клодиона в Лувре. Это был шанс поделиться с ней чем-то, о чем знал, но который потом обернулся тем, что он сам оказался слушателем. В маленьком магазинчике под Эйфелевой башней он купил ей широкополую шляпу, в каких ходили туристы, и ещё раз убедился, что она выглядит сногсшибательно в любом наряде.Их ужин у Максима состоял всего из одного блюда, поскольку к тому времени они оба знали, что им хочется лишь поскорее вернуться в его маленькую квартирку на Левом берегу.Скотт вспомнил, как стоял, словно загипнотизированный, когда Ханна снимала с себя один предмет одежды за другим, пока не смутилась и не бросилась раздевать его. Он был даже готов отказаться от занятий любовью, чтобы только это ожидание чуда продолжалось всегда. Ни с одной из женщин, включая раскованных студенток на одну ночь или случайных знакомых, даже если это представлялось ему любовью, он никогда не испытывал ничего подобного. И даже потом, когда он лежал в её объятиях, это было так же волнующе, как занятие любовью.Его палец пробежал по ложбинке на её шее.— Когда ты должна вернуться? — спросил он чуть ли не шёпотом.— За минуту до посла.— И когда должен вернуться он?— Его самолёт прилетает из Женевы в 11.20. Так что к двенадцати мне надо сидеть за своим столом.— Тогда мы можем заняться любовью ещё один раз, — сказал он и приложил палец к её губам.Она слегка прикусила его палец.— Ой! — притворно воскликнул он.— Только один раз? — отозвалась она.
Дебби впустила заместителя посла в кабинет Кавалли в двадцать минут первого. Опоздание Аль-Обайди осталось без комментариев с той и другой стороны. Тони указал на стул с противоположной стороны стола и ждал, когда его посетитель усядется. Араб впервые вызывал у него какое-то странное чувство беспокойства.— Как я сказал вчера, — начал Кавалли, — мы теперь располагаем документом, который вам нужен. И поэтому готовы обменять его на ранее согласованную сумму.— Ах да, девяносто миллионов долларов, — сказал араб, складывая кончики пальцев под подбородком и обдумывая своё следующее заявление. — Расчёт после доставки, если я правильно помню.— Вы правильно помните, — сказал Кавалли. — Поэтому все, что нам надо знать теперь, это где и когда.— Мы требуем, чтобы документ был доставлен в Женеву к двенадцати часам следующего вторника. Получателем будет мсье Пьер Дюмо из банка «Дюмо и К°».— Но у меня остаётся всего шесть дней, чтобы найти безопасный маршрут вывоза из страны и…— Ваш Бог создал мир за это время, если я правильно помню, — с иронией заметил Аль-Обайди.— Декларация будет в Женеве во вторник к полудню, — сказал Кавалли.— Хорошо, — ответил Аль-Обайди. — И если мсье Дюмо убедится, что документ подлинный, он переведёт девяносто миллионов в любой банк мира по вашему выбору, для чего ему даны соответствующие указания. Если же вы не сможете доставить документ или он окажется фальшивым, мы теряем десять миллионов долларов и остаёмся ни с чем, если не считать трехминутного фильма, снятого всемирно известным режиссёром. В этом случае директору ФБР и комиссару налоговой службы будут направлены пакеты, аналогичные этому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42