Разрез глаз, форма ушей у нее ваши. У нее ваше выражение лица, ваши гримаски. А руки? Это просто женская версия ваших собственных рук! Вы просто слепы как крот!
Скотт шагнул вперед и ухватился за спинку кресла для посетителей. Он смотрел на Гриффина и не видел его. Он вообще сейчас ничего не видел. Взгляд его был направлен в глубь себя; лицо побелело.
— Как долго я был в заблуждении, — наконец произнес он.
— Кэролайн ослепила вас своей ложью, — сказала Джоанна. — Когда она вам это сказала, вы стали смотреть на Риген с сомнением — и все, все было отравлено. Должно быть, она хотела сделать вам больно — очень больно.
Скотт медленно покачал головой, все так же глядя в пространство.
— Нет, она хотела не этого. Теперь я понимаю. Она хотела, чтобы Риген принадлежала ей одной, а я ей мешал. И она заставила меня отвернуться от ребенка. О! Она отлично знала, что я не смогу этого вынести.
Док прав — эта женщина всегда добивалась своего, неважно, какой ценой. Джоанна сразу поверила, что Кэролайн могла поступить столь чудовищно жестоко и эгоистично для того, чтобы девочка любила только ее одну. Ей, вероятно, даже в голову не пришло, что она нанесла Риген глубокую рану, лишив ее отцовской любви; она искренне считала, что малышке вполне достаточно любви матери. И, надо сказать, она была прекрасной матерью, она всю себя посвятила ребенку — но какую цену пришлось заплатить за это бедняжке Риген!
И какую цену пришлось заплатить за это Скотту!
Джоанна с Гриффином молчали, ожидая, когда Скотт придет в себя. Постепенно он возвращался к действительности, к тому, что происходит здесь и сейчас. И проходило это тяжело и болезненно — столь гордому, всегда застегнутому на все пуговицы человеку сейчас было стыдно, что в этом маленьком кабинете он так обнажил свои чувства.
Скотт молча взглянул на нее, потом на него и пошел к двери. Но перед тем, как уйти, он обернулся к Джоанне.
— Вы были правы, — сказал он и вышел, тихо закрыв за собой дверь.
— В чем? — спросил Гриффин, когда они остались одни.
— В том, что он любил Кэролайн, — сказала Джоанна, глядя вслед Скотту. — Несмотря на все, что она делала, он все эти годы любил ее.
— Боже мой, — пробормотал Гриффин, тяжело опускаясь на стул. — Неудивительно, что он так меня ненавидел.
Джоанна глубоко вздохнула.
— Тебе, наверное, и в голову не приходило, что он может считать Риген твоей дочерью?
— Господи, конечно, нет! А то бы я давно уже поговорил с ним прямо. — Он покрутил головой. — Поскольку это совершенно невозможно, как мне могло прийти такое в голову? Он был не очень близок со своим ребенком, но, черт возьми, с кем вообще он был близок?
Джоанна не удивилась, услышав, что ни Гриффин, ни все остальные практически не обратили внимания на внезапное безразличие Скотта к дочери. Заметить эту резкую перемену и удивиться ей мог только человек, который много времени проводил с их семьей — как, например, Дилан.
— Но, наверное, ты все-таки недоумевал, с чего это он вдруг стал тебя ненавидеть? — спросила она.
— Я думал…
— Думал что?
Гриффин замялся, потом, вздохнув, заговорил:
— Ты как-то сказала, что в прошлом между Кэролайн и мной явно что-то было. В каком-то смысле ты права. Что-то действительно было.
Джоанна молча ждала. Наконец она узнает, какое влияние на Гриффина оказала эта женщина, несшая в себе соблазн и разрушение.
— Тогда я только-только поселился в Клиффсайде. Я уехал из Чикаго, потому что был на грани нервного срыва от нескончаемого потока ежедневных жестоких преступлений, с которыми там приходилось иметь дело. Поэтому когда в Портленде я услышал о вакансии шерифа в маленьком городке, это место показалось мне раем, и я, не раздумывая, представил свои документы. Городской совет их одобрил, и уже недели через две я переехал сюда, в этот коттедж. Первые недели работы здесь после Чикаго показались мне блаженным отдыхом. Я пришел в себя, обжился, начал знакомиться со здешними людьми. Кэролайн была едва ли не первой леди города. Молода, всего года два как замужем, во всем, что здесь происходило, она принимала участие. Она на первый взгляд показалась мне хрупкой и застенчивой, но, наверное, надо было всмотреться получше.
— Она в тебя влюбилась, — прошептала Джоанна. Гриффин кивнул.
— И захватила меня врасплох, признавшись в этом у меня дома, наедине. Она сказала, что гуляла неподалеку и зашла спросить о чем-то, сейчас уже не помню, о чем. В общем, когда она заговорила о своей любви, я просто не знал, как быть. Я к ней ничего такого не чувствовал, воспринимал ее только как жену Скотта и вообще женщину не моего круга. Да и вообще, она всегда казалась мне скорее ребенком, чем женщиной.
«Вот где подвела тебя, Кэролайн, прелестная младенческая невинность», — злорадно подумала Джоанна.
— Я попытался ее образумить, — продолжал Гриффин. — Говорил, что достоин осуждения за то, что она неверно истолковала мои чувства, произносил еще какие-то идиотские клише, типа того, что она скоро поймет, что ошибается, что мы останемся друзьями…
— И как она это восприняла?
Гриффин сокрушенно потер затылок.
— Она залилась слезами, а потом мы как-то оказались на диване, и я ее обнимал, утешал.
Слезы. Господи, Кэролайн, какие ты только штуки с ним не проделывала!
— Между нами ничего не было, — поторопился уверить ее Гриффин: вероятно, на ее лице что-то отразилось. — Но в какой-то момент я заметил, что она уже не плачет. Она взяла мою руку и положила себе… ну, неважно.
— Спасибо, — сказала Джоанна. Он усмехнулся.
— Ладно, ладно. Спрашивали — отвечаем. Как-то мне удалось освободить диван и выпроводить ее из дома. После этого некоторое время у нас были довольно напряженные отношения, но она больше к этому не возвращалась. — Он перестал улыбаться. — Однако она часто обращалась ко мне с разными небольшими просьбами, и, наверное, Скотт это заметил.
— Вот почему он сказал: наш пострел везде поспел?
— Да. И так сложилось, что я всегда, когда это было в моих силах, облегчал жизнь Кэролайн. По большей части это были вещи незначительные. Ну, скажем, быстро выдать разрешение на парад для школьников или помочь убедить городской совет в том, что местный театр должен работать… Такого вот рода просьбы.
— И когда ты понял, что Скотт тебя ненавидит…
— Я подумал, что он знает или подозревает, что Кэролайн была в меня влюблена, и ему, естественно, не нравится, когда мы общаемся с ней. Но я-то знал, что я чист — я не оставил у нее никаких сомнений, что встреч наедине больше не будет. А поскольку я нечасто видел Скотта, меня не очень-то интересовало, как он ко мне относится.
— Понятно, — кивнула Джоанна. — Ты просто ставил себе в вину то, что не встретился с ней в тот последний день — ведь ты привык всегда ей помогать.
— Тебя это мучило? — спросил Гриффин.
— Немного. Кэролайн так сильно воздействовала на своих мужчин, даже когда отношения прекращались, что я все думала…
— Что я ее любил?
— Да, — призналась Джоанна. — Хотя ты и отрицал связь с ней, я не могла избавиться от ощущения, что между вами что-то было. Это казалось очень правдоподобным. А поскольку другие ее любовники до сих пор еще… Ладно. Оставим. Просто живая соперница — это одно, а бороться с привидением невозможно.
Особенно если оно охотится за тобой так же, как в свое время за этим мужчиной, которого ты любишь.
Гриффин встал, обошел вокруг стола и обнял ее.
— Мне казалось, все достаточно ясно, — несколько сухо сказал он, — но, по-видимому, это не так. Милая, я никогда никого не любил — пока не встретил тебя. И уж конечно, я полюбил тебя не за то, что ты слегка похожа на Кэролайн или на кого-то там еще. Ни у кого, кроме тебя, нет таких огромных золотистых глаз, такого сладкого певучего голоса, никто, кроме тебя, не может довести меня до того, что я теряю голову и совершаю безумные поступки.
— Но… — чуть растерянно сказала Джоанна, — мы ведь знакомы всего неделю…
— Разве это важно? — напрямик спросил он.
— Нет, — честно ответила она. — Гриффин…
Раздался резкий стук в дверь: один из помощников Гриффина быстро вошел в кабинет с толстой пачкой бумаг.
— Ах, простите, — с досадой сказал он. — Но, Грифф, ты просил всю информацию о Батлере нести к тебе срочно, как только она поступит. Только что пришел факс из Сан-Франциско.
— Кэси, — сказал Гриффин, — ты даже представить себе не можешь, как ты не вовремя.
Джоанна, освободившись от его объятий, не могла удержаться от смеха.
— Ничего, мы договорим потом, — сказала она. — Послушай, мне нужно еще кое-что сделать, так что я лучше пойду в отель, а ты займись работой.
— Сейчас время ленча, — возразил Гриффин; он такими глазами смотрел на Джоанну, что не оставалось сомнений в том, какого рода голод он испытывает.
— Давай устроим поздний ленч, — предложила она. — В два ты заезжаешь за мной в отель, хорошо?
Гриффин почти с ненавистью посмотрел на Кэси, который невозмутимо стоял и ждал.
— Придется нам так и сделать. Только не забудь, на чем мы остановились.
— Ни за что, — мурлыкнула она.
Как только Джоанна вышла из Отдела шерифа, ее охватило всегдашнее томительное беспокойство. Как все-таки благотворно на нее действует Гриффин! Только с ним это постоянное внутреннее напряжение отпускало ее, и ей мгновенно и остро захотелось вернуться в его объятия, потому что силы ее были на пределе. Она не знала, сколько еще сможет выдержать.
Столько, сколько нужно! Эта решимость и постоянное чувство необходимости делать что-то тоже были частью ее беспокойства, которое изматывало, лишало сил и уверенности в себе — и не покидало ни на минуту.
Может быть, поэтому, когда примерно через квартал она снова столкнулась с Диланом, ее голос звучал чуть резче, чем нужно.
— Можно вас на минутку? — спросила она, подходя. Вокруг никого не было, и ей не хотелось упускать случай поговорить без риска, что их кто-то подслушает.
— Конечно, Джоанна. Что случилось? — Его красивое лицо улыбалось, но в глазах застыла настороженность, которую она уже привыкла видеть на лицах жителей Клиффсайда.
Джоанне некогда было миндальничать, а кроме того, тактика бури и натиска вполне оправдала себя в разговоре с доктором. Поэтому, зажмурившись, она спросила в лоб:
— У вас был роман с Кэролайн?
На мгновение его лицо стало непроницаемым. Потом он чуть улыбнулся.
— Вы спрашиваете из злорадного любопытства?
Она, покачав головой, настойчиво повторила:
— Так был у вас роман с Кэролайн?
Дилан посмотрел на свой портфельчик, словно бы избегая требовательного взгляда Джоанны.
— Леди из высшего общества снисходит к… Вы это хотите услышать? Пожалуйста. Да, это правда. Когда я вернулся и стал работать у Скотта, мне было страшно тяжело. За то время, что я провел в колледже и в Сан-Франциско, она выросла и расцвела.
— Она тоже полюбила вас?
Его губы горько искривились.
— Нет, черт возьми! Она меня только дразнила. Улыбалась, флиртовала, когда Скотта не было поблизости, — и все время держала на расстоянии. Я просто с ума сходил.
— Но роман у вас все-таки был. — «Говорит так же, как и другие», — с горечью подумала Джоанна.
— Если это можно так назвать. — Он резко передернул плечами. — Примерно с неделю мы встречались каждый день, набрасывались друг на друга как сумасшедшие, почти что срывали друг с друга одежду. А потом она сказала, что все кончено, и стала вести себя так, словно ничего и не было.
Джоанне больно было смотреть, с каким трудом он пытается улыбнуться и какой горькой получается эта вымученная улыбка, но она заставила себя задать еще один вопрос, очень тихо:
— А где вы встречались?
Он коротко хохотнул.
— На заднем сиденье моей машины. Можете себе это представить? Я сказал, что сниму комнату, но она изо всех сил настаивала на машине. Так что я уезжал в какое-нибудь место, где можно было незаметно припарковаться подальше от дороги, и мы перебирались на заднее сиденье.
«Еще одно нелепое, неудобное место, — подумала Джоанна. — Словно Кэролайн хотела наказать себя, даже ища наслаждений».
— Дилан… это было недавно?
— Нет, это было много лет назад, когда я только вернулся сюда. А теперь позвольте вас спросить, какое, черт возьми, вам дело до всего этого?! — вдруг возмутился Дилан.
— Я просто стараюсь составить для себя целостную картину, вот и все. Я никому не расскажу, Ди-лан, честное слово. — Она чуть поколебалась. — А Кэролайн не пыталась поговорить с вами примерно за неделю до своей смерти? Вам не показалось, может быть, ее что-то волновало?
Он нахмурился.
— В ту неделю я ее почти не видел. Мне нужно было трижды съездить в Портленд, причем два раза я оставался там на ночь. Но это неважно, она меня и так совершенно не замечала. С чего бы ей вдруг захотеть поговорить со мной?
Может быть, она и не хотела. Может быть, она уже научилась не искать больше помощи у брошенных любовников. Может быть, она тогда и решила обратиться к Гриффину.
— Я просто спрашиваю, — сказала Джоанна. — Хочу понять, не была ли она чем-нибудь расстроена в ту неделю.
— Кэролайн никогда не расстраивалась, я вам уже говорил. Она была леди из высшего общества и отлично умела держать себя в руках.
Эти слова прозвучали так, словно гнев и горечь вытеснили в сердце Дилана страсть, но Джоанна не сомневалась, что рана, нанесенная Кэролайн, будет кровоточить еще долго. Как и у всех остальных ее мужчин.
Джоанна чуть улыбнулась.
— Спасибо вам за откровенность.
— Простите, не могу ответить «пожалуйста».
Дилан повернулся и пошел прочь, ничуть не в лучшем настроении, чем доктор после аналогичного разговора.
Вздохнув, Джоанна продолжала свой путь. Мысли ее были взбудоражены. Скольких еще мужчин Кэролайн использовала и бросила? Был ли среди них Кейн? И не был ли именно он ее последним любовником, несмотря на роман с Холли?
Черт возьми, Кейн, куда ты подевался?
Всю дорогу до Портленда Холли твердила себе, что совершает ужасную ошибку. Нужно было внять совету Джоанны и потерпеть, дождаться, когда Кейн сам вернется в Клиффсайд и все объяснит. Но когда сегодня утром она вышла в город, разговоры шли уже такие, что Кейн скрывается от ареста за убийство Амбер Уэйд.
Утром она еще поговорила с Гриффом, когда он выходил из гостиницы, и, хотя он был в добром расположении духа, довольный тем, что его отношения с Джоанной углубляются, его отнюдь не радовало странное отсутствие Кейна, и он вовсе не собирался ждать вечно, даже ради дружбы.
Вот почему Холли решила, что должна ехать в Портленд. Если Кейна нет в городке и машина его тоже исчезла — а так оно и было, она проверяла, — тогда он скорее всего в своей студии в Портленде. Никто в Клиффсайде, кроме Холли, не знал об этой студии, или, во всяком случае, не знал, где точно она расположена. Кейн не любил о ней распространяться. А поскольку там не было телефона — Кейн также не любил, когда его отрывали от работы по любому поводу, — у нее не было выбора, и она отправилась прямо туда.
Она не знала, что ему скажет. Даже припарковав машину и уже входя в огромный перестроенный товарный склад, где студия Кейна занимала верхний этаж, она все еще не знала, что скажет, когда он откроет ей дверь — если он ее откроет.
В вестибюле она настойчиво позвонила, но прошло несколько минут, прежде чем через домофон раздался раздраженный голос Кейна:
— Что там?
— Кейн, это Холли. Можно мне войти?
После короткого молчания огромный лифт загудел, спускаясь в вестибюль. И, даже поднимаясь в лифте, Холли все равно не знала, что будет говорить.
Кейн ждал ее наверху. Он открыл перед ней наружную дверцу лифта и явно был рад ее видеть.
— Привет, малыш. Что привело тебя сюда?
— Где, черт возьми, ты пропадаешь? — услышала она свой сварливый, совершенно неузнаваемый голос.
Кейн поднял брови.
— Последние два дня? Здесь.
Холли испугалась, что если спросит еще о чем-нибудь, то снова услышит этот противный голос торговки рыбой, которая, видимо, жила в ней, и потому молча прошла за ним в большую комнату. Здесь разбегались глаза от множества мольбертов, столов, заставленных стаканами с кистями, тюбиками красок и бесчисленными кувшинами и вазами. Повсюду торчали разноцветные коврики, с постамента, задрапированного тканью, где обычно позируют модели, небрежно свисало что-то непонятное. Прочие атрибуты ремесла художника были раскиданы где попало.
— Исчез, почти ничего не сказав, и оставил меня один на один со всеми сплетниками Клиффсайда?
— Ты думаешь, я смог бы их остановить? — спросил он со скукой и безразличием. — Мое присутствие вряд ли изменило бы что-нибудь. Не обращай на них внимания, Холли. Все эти разговоры скоро затихнут…
— Нет, не затихнут, — сказала она. — Как ты не понимаешь, Кейн? Ты солгал шерифу о том, где был в воскресенье ночью, и теперь весь город это обсуждает.
— А как он это узнал? — нахмурился Кейн.
— Незадолго до полуночи кто-то увидел твою машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35