То, что предстояло сделать, иначе как варварством трудно было назвать, но другого способа вынести картину незаметно не существовало. «Как только вернусь в Нью-Йорк, тут же вставлю ее в раму», – пообещал себе Коллин.
Вырезав картину, молодой человек торопливо скатал холст и засунул в рюкзак. Направился к выходу и вдруг остановился, заметив толстые пачки денег на полке рядом с дверью. Это навело его на мысль о Блэкджеке, о том, как Харрингтон со своими людьми обманули старика. Коллин набил рюкзак деньгами и выбежал из хранилища.
Внезапно оглушительно взвыл сигнал тревоги. Коллин замер. К своему ужасу, он понял, что допустил-таки единственную и, возможно, роковую ошибку: забыл отключить сигнализацию у входа в хранилище. Взгляд заметался по комнате и остановился на клетке с мангустой. Вот оно, решение проблемы!
Улыбнувшись, Коллин рванулся вперед.
– Пусть и от тебя в этой жизни будет хоть какой-то толк, – пробормотал он, нащупывая щеколду клетки.
Когда спустя несколько мгновений в комнату ворвалась целая толпа вооруженных охранников, Коллина уже и след простыл.
– Да не мог никто забраться сюда! – снова повторил один из вошедших. – Главное, как скрыться? Один путь – через окно, а там собаки разорвали бы его на части.
– Вот кто виноват! – Второй охранник поднял мангусту, припавшую к ковру перед входом в хранилище. – Вот кто включил сигнализацию.
– Проклятие! Какой идиот оставил клетку открытой?
– Да чего там? Это просто случайность. Наверно, клетку неплотно заперли после вечерней кормежки. – Охранник с усмешкой водворил мангусту обратно в клетку. – Ничего страшного ведь не произошло.
– Скажешь тоже – ничего страшного не произошло! Да я чуть в штаны не наложил, когда взревел проклятый сигнал тревоги!
– Скажи спасибо, что не случилось чего похуже. Пошли отсюда.
Коллин в это время был уже за стеной, окружавшей виллу, и спешил к своему джипу. Машина дожидалась его неподалеку. Может быть, даже слишком близко. Но, возвращаясь на ней в Уаззате, он об этом не думал, испытывая прежде всего острое чувство облегчения. И еще – радость. Получилось, все получилось! Ему всегда казалось, что настоящая жизнь – это поиски приключений, противостояние брошенному вызову. Ну что же, сегодня ночью он нашел то, что искал. И это только начало. Перед ним открылся трудный опасный путь. Одна мысль о радости состязания с подлинными мастерами своего дела вызывала головокружение; он собирался бросить им вызов и выиграть бой.
Вспоминал Коллин и о том, как ему пришло в голову выпустить из клетки мангусту, чтобы сбить с толку охранников. Интересно, что они подумали, обнаружив зверька, бегающего по спальне Харрингтона?.. Коллин расхохотался.
Все правильно. Существовал единственный способ нанести удар этим людям: встать на одну доску с ними, играть по их правилам – и победить!
САН-ФРАНЦИСКО
декабрь 1985 года
Прошедшие пять лет были для Эшли замечательными. И брак с Брендоном, и ее карьера оказались удачными. Удалось добиться некоторого признания даже на международном уровне, шли переговоры о возможности в самое ближайшее время организации выставки в Лондоне. Брендон стал полноправным партнером в своей юридической фирме, и многие влиятельные политические деятели проявляли к нему заметный интерес.
– Любопытно, какие галереи в Вашингтоне? – как-то вечером за обедом поинтересовалась Эшли. – Может быть, имеет смысл устроить выставку там?
– Не советую самой звонить вашингтонским деятелям, – поддразнивая жену, ответил Брендон. – Они ведь пока ничего конкретного тебе не предлагали. Так только, проявляли легкий интерес.
– Предложат, не сомневайся, – уверенно заявила она. – Ведь не дураки.
Эшли знала, что Бредли и Клаудиа Холлистер не оставляют попыток вбить клин между ними, но теперь это ее мало волновало. «Мне повезло, что они живут на другом конце страны, – говорила она себе. – Находясь так далеко, много пакостей не сделаешь». Брендон контактировал с родителями только по телефону, ни разу не ездил в Нью-Йорк и даже их письма оставлял без ответа.
– Не забывай все же, кто они тебе, – не раз говорила ему Эшли. – Может, стоит хотя бы попытаться уладить ваши разногласия?
Сама она была до смерти рада, что ей не нужно ни встречаться, ни разговаривать с ними. Но все время чувствовала – что бы там ни произошло когда-то между Брендоном и его отцом, это по-прежнему глубоко задевало ее мужа. Именно поэтому, только ради него, Эшли считала своим долгом подталкивать Брендона к разрешению этой проблемы. Однако он на ее попытки никак не реагировал.
– Некоторые вещи простить невозможно, – вот все, что она от него слышала; в объяснения Брендон никогда не вдавался. И за все годы их брака так и не рассказал Эшли, что же произошло между ним и его родителями. Она и не настаивала, хотя в глубине души не раз удивлялась: неужели это было настолько серьезное, что Брендон так и не смог примириться? Имея представление о Холлистерах, можно было предположить все что угодно.
Их сыну, Роберту, названному так в честь брата Эшли, недавно исполнилось пять лет. Он был вылитый Брендон – те же густые светлые волосы и умные голубые глаза. Для своего возраста мальчик был довольно высок, хорошо сложен и унаследовал от отца не только эффектную внешность, но и быстрый ум и чувство юмора.
– Даже будь я не женщиной, а ксероксом, – шутя говорила Эшли мужу, – и то вряд ли мне удалось бы сделать более точную твою копию.
У них во дворе высился огромный дуб, и Брендон построил на дереве для Роберта деревянный домик. Эшли, работая в студии, часто поглядывала на играющего сына. Иногда даже бросала работу и, стоя у окна, следила, как по сделанной руками Брендона лестнице Роберт карабкается в этот домик на дубе, или играет со своим колли по кличке Чейзер, прозванным так за неуемную страсть к погоне за автомобилями, или плавает в вырытом на заднем дворе пруду. Она смотрела на сына и не переставала изумляться чуду, которое они с Брендоном сотворили. «Мой шедевр», – думала Эшли, испытывая неизведанное доселе чувство удовлетворения.
Родители Брендона никогда не видели своего внука, если не считать фотографий, зато Роберт очень много времени проводил с отцом и матерью Эшли, которых обожал. Временами, когда Брендон уезжал по делам, а Эшли готовилась к очередной выставке, мальчик жил в долине Напа неделю, а то и две. Возвращался оттуда, переполненный впечатлениями. Сбор урожая, процесс изготовления вин, бесконечные и увлекательные рассказы дедушки о тосканских предках – все приводило его в восторг.
– Хорошо жить в долине, правда, мама? – не раз спрашивал он. – Никуда не уезжать, быть там все время…
– Наверняка, дорогой, – соглашалась Эшли.
Сейчас, стоя перед мольбертом и задумчиво глядя на чистый холст, Эшли собиралась приступить к тому, что планировала сделать уже давно: нарисовать портрет сына. Слишком уж быстро он растет. Нужно запечатлеть на холсте его прелестную детскую непосредственность до того, как она исчезнет навсегда.
– Не вертись, Роберт, – увещевала Эшли мальчика, нетерпеливо ерзающего на стуле.
– И сколько мне еще так сидеть? – ноющим голосом спросил он.
– Ну, немножко… Ты хочешь сделать сюрприз папе или нет?
– Но ведь можно просто пойти в магазин! Там есть такие кабинки, где фотографируются, – продолжал канючить Роберт. – И стоит это всего пятьдесят центов.
Эшли неодобрительно наморщила нос. Это не искусство, это даже хорошей фотографией не назовешь.
– Думаю, портрет, который я сделаю, понравится твоему папе больше.
– Но ведь у тебя есть мои снимки. Почему ты не хочешь рисовать с них? Другие картины ты всегда так делаешь! – Терпение мальчика явно подходило к концу, он весь извертелся.
– Роберт, пожалуйста, посиди еще чуть-чуть, – попросила Эшли.
– У меня уже ноги болят…
– Ты в точности как твой отец. – И она покачала головой и улыбнулась, вспомнив, как в Биг-Суре пыталась сделать набросок Брендона. – Однажды я попросила его попозировать мне, так он и минуты не смог посидеть спокойно. Пришлось оставить эти попытки. Ты что, того же добиваешься?
– Да! – широко улыбнувшись, воскликнул Роберт.
– Хорошо, ты победил, – сдалась Эшли и махнула ему рукой. – Беги гуляй. Придется и впрямь прибегнуть к твоим последним фотографиям.
Мальчик спрыгнул со стула и пулей выскочил за дверь.
Провожая сына взглядом, Эшли ощутила такой мощный прилив захлестнувшей ее любви, что защемило сердце. Господи, ведь были времена, когда она и думать не хотела о детях; более того, была уверена, что у нее никогда не возникнет желания их иметь. Успех в искусстве – вот что главное. Казалось, этого будет достаточно, чтобы сделать ее счастливой.
Какое заблуждение! Роберт принес с собой такое чувство полноты жизни, которого рисование не давало никогда. И не только полноты; завершенность жизни – вот что дала Эшли любовь к ним обоим, отцу и сыну. Все остальное отступило на второй план.
* * *
– Мне нужно на несколько дней слетать в Денвер, – сообщил Брендон Эшли, когда рука об руку они гуляли вдоль залива.
Роберт бежал впереди, разыскивая раковины; Чейзер ни на шаг не отставал от него.
Она удивленно посмотрела на мужа.
– В этот четверг годовщина нашей свадьбы, позволь напомнить на случай, если ты забыл. Мы собирались…
Он кивнул:
– Помню. Поверь, дорогая, я отложил бы поездку, если бы мог, но ничего не получается. Вот уже в течение двух лет этот клиент доверяет ведение своих дел исключительно мне, и я никак не могу послать кого-нибудь другого.
– Все же…
Брендон остановился и обнял Эшли за плечи.
– Мне не хочется уезжать, но нужно, – сказал он. – У клиента проблема, ее решение нельзя отложить даже на день. Я понимаю твои чувства и сам испытываю то же, однако…
Как всегда, ей не удалось скрыть свое разочарование – оно так и сверкало в прекрасных темных глазах.
– Понимаю. Или по крайней мере пытаюсь понять, – вздохнула Эшли. – Если помнишь, выходя замуж, я обещала почитать и любить тебя в радости и горе… И даже несмотря на наличие придирчивых клиентов… Хотя иногда…
Брендон поцеловал жену в лоб.
– Постараюсь вознаградить тебя за это огорчение и за то, что ты так хорошо держишь свои клятвы, – пообещал он. – Вернусь домой в пятницу. Может быть, отправим Роберта к твоим родным, а сами укатим в Биг-Сур? Только ты и я. Снова остановимся в «Вентане»…
Эшли, прищурив глаза, посмотрела на мужа в притворном гневе:
– Думаешь, меня можно подкупить, Холлистер?
– Ну… – Брендон закатил глаза с выражением полнейшей невинности на лице.
– По правде говоря, можно. – Эшли обхватила руками его запястья. – Эта дата и тебя касается, между прочим. Постарайся сдержать обещание и быть здесь в пятницу. В противном случае тебе может показаться, что ты живешь в монастыре!
Брендон усмехнулся:
– Интересно, почему из всех женщин Сан-Франциско меня угораздило влюбиться именно в такую сумасбродку?
– А куда тебе было деваться? – поддразнила мужа Эшли и поцеловала его. – Ты у нас простак, любой девице ничего не стоит обвести тебя вокруг пальца.
Эшли повернулась в постели и вытянула правую руку, отыскивая мужа. Не обнаружив его, вздрогнула, забыв на мгновение, что он улетел в Денвер. Села на постели, откидывая с лица волосы. Она терпеть не могла, когда Брендон уезжал, пусть даже ненадолго. Терпеть не могла спать одна.
– Мне без тебя не по себе. Что поделаешь? Живого человека обнимать приятнее, чем подушку, – шутя говорила она Брендону.
Часто, просыпаясь ночью, Эшли металась и вертелась до тех пор, пока не прижималась к нему, обхватив руками. Ощущение сокровенной близости этих мгновений вносило покой в ее душу, как будто весь мир за стенами спальни с его тревогами и заботами переставал существовать. «Романтика еще не исчезла из наших отношений, – нередко думала Эшли. – Если на то пошло, она чувствуется даже сильнее, чем когда бы то ни было».
Эшли притянула к себе подушку Брендона, крепко обняла ее и улыбнулась в темноте, предвкушая уик-энд в Биг-Суре. У нее все-таки на редкость романтичный муж. Многим ли придет в голову в годовщину свадьбы отправиться с женой в то место, где они впервые занимались любовью? «Очень немногим, – ответила она себе. – Кому захочется провести половину уик-энда за рулем?»
При взгляде на телефон на ночном столике возникло искушение позвонить Брендону в отель. Сейчас в Денвере восемь часов; он, наверное, завтракает у себя в номере. Дважды протягивала она руку к аппарату, но в последний момент останавливалась. Может, он уже ушел, пыталась урезонить себя Эшли.
И тут телефон внезапно зазвонил – Эшли даже подскочила от неожиданности.
– Алло?
В знакомом голосе на другом конце провода послышались веселые нотки:
– Моя дорогая, отчего ты такая сердитая с утра? Я тебя разбудил?
– Брендон! – изумилась Эшли. – Ты просто читаешь мои мысли!
– Что?
– Я лежу тут и раздумываю, не позвонить ли тебе. Как Денвер?
– Снег, – ответил он. – Мне вот что пришло в голову… Может, ты прилетишь сюда? Мы могли бы провести вместе вечер четверга, съездить в Аспен или Вейл…
– Нет уж! – прервала его Эшли. – Обещал мне Биг-Сур, так держи слово!
– Подумай хорошенько, не изменить ли планы? Ты ведь никогда тут не бывала.
– В жизни не стояла на лыжах, – рассмеялась она. – Наверняка немедленно врежусь в какое-нибудь дерево.
– Думаю, из тебя получится замечательная лыжница, стоит лишь попробовать, – возразил Брендон. – С твоим чувством равновесия и координацией…
– Все это, может быть, и так, но вот смелости мне не хватает, – призналась Эшли. – Давай лучше просто поедем в Биг-Сур. Там я смогу делать то, что у меня уж точно получается хорошо.
– Вот тут ты абсолютно права, – прозвучало на том конце провода. – Думаю, твой настоящий талант открылся мне именно в Биг-Суре.
Эшли засмеялась:
– Уверена, ты имеешь в виду не тот портрет, который мне не удалось тогда закончить.
– Нет, по правде говоря.
– Как у тебя дела? – спросила Эшли, резко меняя тему разговора.
– Лучше не бывает. Если все пойдет хорошо и сегодня, может быть, я даже успею к четвергу вернуться домой.
– Вот это было бы замечательно!
– Знаю. Я скучаю по тебе, любимая, – сказал Брендон.
– Я тоже. Как и наш сын. – Свесив ноги с постели и прижав плечом телефонную трубку к уху, Эшли поправила непокорную бретельку ночной рубашки, сползшую с плеча. – Каюсь, я еще не освоила маневрирование этими быстроходными катерами с дистанционным управлением, которые ты ему купил.
– Ты когда повезешь его в Санта-Елену, в пятницу? – весело спросил Брендон.
– Наверное, стоит сделать это утром в четверг, раз есть надежда, что ты можешь вернуться пораньше. Тогда у нас была бы самая настоящая годовщина свадьбы… Только ты и я… – Голос Эшли звучал так ласково, что не составляло труда догадаться, какие картины рисовало ее воображение.
– Ну… Учитывая открывающиеся перспективы, я должен сделать все, чтобы сегодня не возникло никаких осложнений, – сказал Брендон. – Хотя будет нелегко думать о делах, зная, что ждет меня дома.
Эшли снова засмеялась:
– Только непременно сообщи мне, когда прилетаешь. Я встречу тебя в аэропорту.
– Хорошо. А теперь я, пожалуй, побегу. А то сегодняшняя встреча может так и не начаться, не говоря уж о том, чтобы закончиться.
– Все правильно, – понимающе ответила Эшли. – Люблю тебя.
После того как их разъединили, она прошептала, все еще держа трубку обеими руками:
– Ох, я и вправду люблю тебя, Брендон. Приезжай поскорее, мой дорогой.
Эшли стояла перед мольбертом, глядя на незаконченный морской пейзаж, над которым работала. Дело не клеилось, несмотря на все ее усилия. «Может быть, имеет смысл отложить его на время и поработать над чем-то другим? – огорченно думала она. – Или вообще сжечь и начать все сначала?.. Сколько времени я с ним вожусь – и все без толку».
Истина же состояла в том, что сегодня ей никак не удавалось сосредоточиться на работе, ни на этой, ни на какой-либо другой. Рано утром она отвезла Роберта к родителям, и теперь, в отсутствие Брендона и сына, чувствовала себя невыносимо одиноко в большом, внезапно опустевшем доме. Время от времени она неожиданно замечала, что палитра и кисти отложены, а сама она стоит у окна, точно надеясь увидеть сына, карабкающегося в домик на дереве. Или спускается по лестнице в кабинет Брендона. Или с рассеянным видом бродит по кухне. «И как это я когда-то могла жить одна?» – спрашивала себя Эшли, поражаясь тому, что чувствовала сейчас.
Она в который раз проверила время. Еще два часа – и можно отправляться в аэропорт. Самолет Брендона должен прибыть в шесть, но лучше выехать пораньше, на случай возможных пробок на шоссе или других задержек, которые всегда могли возникнуть.
Эшли приняла душ, оделась, подошла к большому зеркалу в спальне. И вдруг с особенной остротой ощутила, как сильно изменилась за девять лет, прошедших со времени отъезда из долины Напа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Вырезав картину, молодой человек торопливо скатал холст и засунул в рюкзак. Направился к выходу и вдруг остановился, заметив толстые пачки денег на полке рядом с дверью. Это навело его на мысль о Блэкджеке, о том, как Харрингтон со своими людьми обманули старика. Коллин набил рюкзак деньгами и выбежал из хранилища.
Внезапно оглушительно взвыл сигнал тревоги. Коллин замер. К своему ужасу, он понял, что допустил-таки единственную и, возможно, роковую ошибку: забыл отключить сигнализацию у входа в хранилище. Взгляд заметался по комнате и остановился на клетке с мангустой. Вот оно, решение проблемы!
Улыбнувшись, Коллин рванулся вперед.
– Пусть и от тебя в этой жизни будет хоть какой-то толк, – пробормотал он, нащупывая щеколду клетки.
Когда спустя несколько мгновений в комнату ворвалась целая толпа вооруженных охранников, Коллина уже и след простыл.
– Да не мог никто забраться сюда! – снова повторил один из вошедших. – Главное, как скрыться? Один путь – через окно, а там собаки разорвали бы его на части.
– Вот кто виноват! – Второй охранник поднял мангусту, припавшую к ковру перед входом в хранилище. – Вот кто включил сигнализацию.
– Проклятие! Какой идиот оставил клетку открытой?
– Да чего там? Это просто случайность. Наверно, клетку неплотно заперли после вечерней кормежки. – Охранник с усмешкой водворил мангусту обратно в клетку. – Ничего страшного ведь не произошло.
– Скажешь тоже – ничего страшного не произошло! Да я чуть в штаны не наложил, когда взревел проклятый сигнал тревоги!
– Скажи спасибо, что не случилось чего похуже. Пошли отсюда.
Коллин в это время был уже за стеной, окружавшей виллу, и спешил к своему джипу. Машина дожидалась его неподалеку. Может быть, даже слишком близко. Но, возвращаясь на ней в Уаззате, он об этом не думал, испытывая прежде всего острое чувство облегчения. И еще – радость. Получилось, все получилось! Ему всегда казалось, что настоящая жизнь – это поиски приключений, противостояние брошенному вызову. Ну что же, сегодня ночью он нашел то, что искал. И это только начало. Перед ним открылся трудный опасный путь. Одна мысль о радости состязания с подлинными мастерами своего дела вызывала головокружение; он собирался бросить им вызов и выиграть бой.
Вспоминал Коллин и о том, как ему пришло в голову выпустить из клетки мангусту, чтобы сбить с толку охранников. Интересно, что они подумали, обнаружив зверька, бегающего по спальне Харрингтона?.. Коллин расхохотался.
Все правильно. Существовал единственный способ нанести удар этим людям: встать на одну доску с ними, играть по их правилам – и победить!
САН-ФРАНЦИСКО
декабрь 1985 года
Прошедшие пять лет были для Эшли замечательными. И брак с Брендоном, и ее карьера оказались удачными. Удалось добиться некоторого признания даже на международном уровне, шли переговоры о возможности в самое ближайшее время организации выставки в Лондоне. Брендон стал полноправным партнером в своей юридической фирме, и многие влиятельные политические деятели проявляли к нему заметный интерес.
– Любопытно, какие галереи в Вашингтоне? – как-то вечером за обедом поинтересовалась Эшли. – Может быть, имеет смысл устроить выставку там?
– Не советую самой звонить вашингтонским деятелям, – поддразнивая жену, ответил Брендон. – Они ведь пока ничего конкретного тебе не предлагали. Так только, проявляли легкий интерес.
– Предложат, не сомневайся, – уверенно заявила она. – Ведь не дураки.
Эшли знала, что Бредли и Клаудиа Холлистер не оставляют попыток вбить клин между ними, но теперь это ее мало волновало. «Мне повезло, что они живут на другом конце страны, – говорила она себе. – Находясь так далеко, много пакостей не сделаешь». Брендон контактировал с родителями только по телефону, ни разу не ездил в Нью-Йорк и даже их письма оставлял без ответа.
– Не забывай все же, кто они тебе, – не раз говорила ему Эшли. – Может, стоит хотя бы попытаться уладить ваши разногласия?
Сама она была до смерти рада, что ей не нужно ни встречаться, ни разговаривать с ними. Но все время чувствовала – что бы там ни произошло когда-то между Брендоном и его отцом, это по-прежнему глубоко задевало ее мужа. Именно поэтому, только ради него, Эшли считала своим долгом подталкивать Брендона к разрешению этой проблемы. Однако он на ее попытки никак не реагировал.
– Некоторые вещи простить невозможно, – вот все, что она от него слышала; в объяснения Брендон никогда не вдавался. И за все годы их брака так и не рассказал Эшли, что же произошло между ним и его родителями. Она и не настаивала, хотя в глубине души не раз удивлялась: неужели это было настолько серьезное, что Брендон так и не смог примириться? Имея представление о Холлистерах, можно было предположить все что угодно.
Их сыну, Роберту, названному так в честь брата Эшли, недавно исполнилось пять лет. Он был вылитый Брендон – те же густые светлые волосы и умные голубые глаза. Для своего возраста мальчик был довольно высок, хорошо сложен и унаследовал от отца не только эффектную внешность, но и быстрый ум и чувство юмора.
– Даже будь я не женщиной, а ксероксом, – шутя говорила Эшли мужу, – и то вряд ли мне удалось бы сделать более точную твою копию.
У них во дворе высился огромный дуб, и Брендон построил на дереве для Роберта деревянный домик. Эшли, работая в студии, часто поглядывала на играющего сына. Иногда даже бросала работу и, стоя у окна, следила, как по сделанной руками Брендона лестнице Роберт карабкается в этот домик на дубе, или играет со своим колли по кличке Чейзер, прозванным так за неуемную страсть к погоне за автомобилями, или плавает в вырытом на заднем дворе пруду. Она смотрела на сына и не переставала изумляться чуду, которое они с Брендоном сотворили. «Мой шедевр», – думала Эшли, испытывая неизведанное доселе чувство удовлетворения.
Родители Брендона никогда не видели своего внука, если не считать фотографий, зато Роберт очень много времени проводил с отцом и матерью Эшли, которых обожал. Временами, когда Брендон уезжал по делам, а Эшли готовилась к очередной выставке, мальчик жил в долине Напа неделю, а то и две. Возвращался оттуда, переполненный впечатлениями. Сбор урожая, процесс изготовления вин, бесконечные и увлекательные рассказы дедушки о тосканских предках – все приводило его в восторг.
– Хорошо жить в долине, правда, мама? – не раз спрашивал он. – Никуда не уезжать, быть там все время…
– Наверняка, дорогой, – соглашалась Эшли.
Сейчас, стоя перед мольбертом и задумчиво глядя на чистый холст, Эшли собиралась приступить к тому, что планировала сделать уже давно: нарисовать портрет сына. Слишком уж быстро он растет. Нужно запечатлеть на холсте его прелестную детскую непосредственность до того, как она исчезнет навсегда.
– Не вертись, Роберт, – увещевала Эшли мальчика, нетерпеливо ерзающего на стуле.
– И сколько мне еще так сидеть? – ноющим голосом спросил он.
– Ну, немножко… Ты хочешь сделать сюрприз папе или нет?
– Но ведь можно просто пойти в магазин! Там есть такие кабинки, где фотографируются, – продолжал канючить Роберт. – И стоит это всего пятьдесят центов.
Эшли неодобрительно наморщила нос. Это не искусство, это даже хорошей фотографией не назовешь.
– Думаю, портрет, который я сделаю, понравится твоему папе больше.
– Но ведь у тебя есть мои снимки. Почему ты не хочешь рисовать с них? Другие картины ты всегда так делаешь! – Терпение мальчика явно подходило к концу, он весь извертелся.
– Роберт, пожалуйста, посиди еще чуть-чуть, – попросила Эшли.
– У меня уже ноги болят…
– Ты в точности как твой отец. – И она покачала головой и улыбнулась, вспомнив, как в Биг-Суре пыталась сделать набросок Брендона. – Однажды я попросила его попозировать мне, так он и минуты не смог посидеть спокойно. Пришлось оставить эти попытки. Ты что, того же добиваешься?
– Да! – широко улыбнувшись, воскликнул Роберт.
– Хорошо, ты победил, – сдалась Эшли и махнула ему рукой. – Беги гуляй. Придется и впрямь прибегнуть к твоим последним фотографиям.
Мальчик спрыгнул со стула и пулей выскочил за дверь.
Провожая сына взглядом, Эшли ощутила такой мощный прилив захлестнувшей ее любви, что защемило сердце. Господи, ведь были времена, когда она и думать не хотела о детях; более того, была уверена, что у нее никогда не возникнет желания их иметь. Успех в искусстве – вот что главное. Казалось, этого будет достаточно, чтобы сделать ее счастливой.
Какое заблуждение! Роберт принес с собой такое чувство полноты жизни, которого рисование не давало никогда. И не только полноты; завершенность жизни – вот что дала Эшли любовь к ним обоим, отцу и сыну. Все остальное отступило на второй план.
* * *
– Мне нужно на несколько дней слетать в Денвер, – сообщил Брендон Эшли, когда рука об руку они гуляли вдоль залива.
Роберт бежал впереди, разыскивая раковины; Чейзер ни на шаг не отставал от него.
Она удивленно посмотрела на мужа.
– В этот четверг годовщина нашей свадьбы, позволь напомнить на случай, если ты забыл. Мы собирались…
Он кивнул:
– Помню. Поверь, дорогая, я отложил бы поездку, если бы мог, но ничего не получается. Вот уже в течение двух лет этот клиент доверяет ведение своих дел исключительно мне, и я никак не могу послать кого-нибудь другого.
– Все же…
Брендон остановился и обнял Эшли за плечи.
– Мне не хочется уезжать, но нужно, – сказал он. – У клиента проблема, ее решение нельзя отложить даже на день. Я понимаю твои чувства и сам испытываю то же, однако…
Как всегда, ей не удалось скрыть свое разочарование – оно так и сверкало в прекрасных темных глазах.
– Понимаю. Или по крайней мере пытаюсь понять, – вздохнула Эшли. – Если помнишь, выходя замуж, я обещала почитать и любить тебя в радости и горе… И даже несмотря на наличие придирчивых клиентов… Хотя иногда…
Брендон поцеловал жену в лоб.
– Постараюсь вознаградить тебя за это огорчение и за то, что ты так хорошо держишь свои клятвы, – пообещал он. – Вернусь домой в пятницу. Может быть, отправим Роберта к твоим родным, а сами укатим в Биг-Сур? Только ты и я. Снова остановимся в «Вентане»…
Эшли, прищурив глаза, посмотрела на мужа в притворном гневе:
– Думаешь, меня можно подкупить, Холлистер?
– Ну… – Брендон закатил глаза с выражением полнейшей невинности на лице.
– По правде говоря, можно. – Эшли обхватила руками его запястья. – Эта дата и тебя касается, между прочим. Постарайся сдержать обещание и быть здесь в пятницу. В противном случае тебе может показаться, что ты живешь в монастыре!
Брендон усмехнулся:
– Интересно, почему из всех женщин Сан-Франциско меня угораздило влюбиться именно в такую сумасбродку?
– А куда тебе было деваться? – поддразнила мужа Эшли и поцеловала его. – Ты у нас простак, любой девице ничего не стоит обвести тебя вокруг пальца.
Эшли повернулась в постели и вытянула правую руку, отыскивая мужа. Не обнаружив его, вздрогнула, забыв на мгновение, что он улетел в Денвер. Села на постели, откидывая с лица волосы. Она терпеть не могла, когда Брендон уезжал, пусть даже ненадолго. Терпеть не могла спать одна.
– Мне без тебя не по себе. Что поделаешь? Живого человека обнимать приятнее, чем подушку, – шутя говорила она Брендону.
Часто, просыпаясь ночью, Эшли металась и вертелась до тех пор, пока не прижималась к нему, обхватив руками. Ощущение сокровенной близости этих мгновений вносило покой в ее душу, как будто весь мир за стенами спальни с его тревогами и заботами переставал существовать. «Романтика еще не исчезла из наших отношений, – нередко думала Эшли. – Если на то пошло, она чувствуется даже сильнее, чем когда бы то ни было».
Эшли притянула к себе подушку Брендона, крепко обняла ее и улыбнулась в темноте, предвкушая уик-энд в Биг-Суре. У нее все-таки на редкость романтичный муж. Многим ли придет в голову в годовщину свадьбы отправиться с женой в то место, где они впервые занимались любовью? «Очень немногим, – ответила она себе. – Кому захочется провести половину уик-энда за рулем?»
При взгляде на телефон на ночном столике возникло искушение позвонить Брендону в отель. Сейчас в Денвере восемь часов; он, наверное, завтракает у себя в номере. Дважды протягивала она руку к аппарату, но в последний момент останавливалась. Может, он уже ушел, пыталась урезонить себя Эшли.
И тут телефон внезапно зазвонил – Эшли даже подскочила от неожиданности.
– Алло?
В знакомом голосе на другом конце провода послышались веселые нотки:
– Моя дорогая, отчего ты такая сердитая с утра? Я тебя разбудил?
– Брендон! – изумилась Эшли. – Ты просто читаешь мои мысли!
– Что?
– Я лежу тут и раздумываю, не позвонить ли тебе. Как Денвер?
– Снег, – ответил он. – Мне вот что пришло в голову… Может, ты прилетишь сюда? Мы могли бы провести вместе вечер четверга, съездить в Аспен или Вейл…
– Нет уж! – прервала его Эшли. – Обещал мне Биг-Сур, так держи слово!
– Подумай хорошенько, не изменить ли планы? Ты ведь никогда тут не бывала.
– В жизни не стояла на лыжах, – рассмеялась она. – Наверняка немедленно врежусь в какое-нибудь дерево.
– Думаю, из тебя получится замечательная лыжница, стоит лишь попробовать, – возразил Брендон. – С твоим чувством равновесия и координацией…
– Все это, может быть, и так, но вот смелости мне не хватает, – призналась Эшли. – Давай лучше просто поедем в Биг-Сур. Там я смогу делать то, что у меня уж точно получается хорошо.
– Вот тут ты абсолютно права, – прозвучало на том конце провода. – Думаю, твой настоящий талант открылся мне именно в Биг-Суре.
Эшли засмеялась:
– Уверена, ты имеешь в виду не тот портрет, который мне не удалось тогда закончить.
– Нет, по правде говоря.
– Как у тебя дела? – спросила Эшли, резко меняя тему разговора.
– Лучше не бывает. Если все пойдет хорошо и сегодня, может быть, я даже успею к четвергу вернуться домой.
– Вот это было бы замечательно!
– Знаю. Я скучаю по тебе, любимая, – сказал Брендон.
– Я тоже. Как и наш сын. – Свесив ноги с постели и прижав плечом телефонную трубку к уху, Эшли поправила непокорную бретельку ночной рубашки, сползшую с плеча. – Каюсь, я еще не освоила маневрирование этими быстроходными катерами с дистанционным управлением, которые ты ему купил.
– Ты когда повезешь его в Санта-Елену, в пятницу? – весело спросил Брендон.
– Наверное, стоит сделать это утром в четверг, раз есть надежда, что ты можешь вернуться пораньше. Тогда у нас была бы самая настоящая годовщина свадьбы… Только ты и я… – Голос Эшли звучал так ласково, что не составляло труда догадаться, какие картины рисовало ее воображение.
– Ну… Учитывая открывающиеся перспективы, я должен сделать все, чтобы сегодня не возникло никаких осложнений, – сказал Брендон. – Хотя будет нелегко думать о делах, зная, что ждет меня дома.
Эшли снова засмеялась:
– Только непременно сообщи мне, когда прилетаешь. Я встречу тебя в аэропорту.
– Хорошо. А теперь я, пожалуй, побегу. А то сегодняшняя встреча может так и не начаться, не говоря уж о том, чтобы закончиться.
– Все правильно, – понимающе ответила Эшли. – Люблю тебя.
После того как их разъединили, она прошептала, все еще держа трубку обеими руками:
– Ох, я и вправду люблю тебя, Брендон. Приезжай поскорее, мой дорогой.
Эшли стояла перед мольбертом, глядя на незаконченный морской пейзаж, над которым работала. Дело не клеилось, несмотря на все ее усилия. «Может быть, имеет смысл отложить его на время и поработать над чем-то другим? – огорченно думала она. – Или вообще сжечь и начать все сначала?.. Сколько времени я с ним вожусь – и все без толку».
Истина же состояла в том, что сегодня ей никак не удавалось сосредоточиться на работе, ни на этой, ни на какой-либо другой. Рано утром она отвезла Роберта к родителям, и теперь, в отсутствие Брендона и сына, чувствовала себя невыносимо одиноко в большом, внезапно опустевшем доме. Время от времени она неожиданно замечала, что палитра и кисти отложены, а сама она стоит у окна, точно надеясь увидеть сына, карабкающегося в домик на дереве. Или спускается по лестнице в кабинет Брендона. Или с рассеянным видом бродит по кухне. «И как это я когда-то могла жить одна?» – спрашивала себя Эшли, поражаясь тому, что чувствовала сейчас.
Она в который раз проверила время. Еще два часа – и можно отправляться в аэропорт. Самолет Брендона должен прибыть в шесть, но лучше выехать пораньше, на случай возможных пробок на шоссе или других задержек, которые всегда могли возникнуть.
Эшли приняла душ, оделась, подошла к большому зеркалу в спальне. И вдруг с особенной остротой ощутила, как сильно изменилась за девять лет, прошедших со времени отъезда из долины Напа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44