Подхватив чемоданчик, Кторов двинулся через площадь.
Он уже почти пересек ее, когда сзади грохнули сухие отрывистые выстрелы, послышались крики, и он оглянулся. Двое чекистов неслись через площадь, а за ними, азартно паля и выкрикивая что-то воинственное, бежали несколько человек. Первым побудительным желанием Антона было немедленно вступиться за коллег, пусть даже они не вызывали у него симпатии. Но он сдержался. Чекисты, бросив портфель, благополучно исчезли в зарослях барбариса и тамариска, трое или четверо преследователей отважно рванулись за ними, а остальные остановились неподалеку от Кторова, возбужденно и часто дыша, сплевывая и матерясь.
Портфель, брошенный чекистами, раскрылся, и из него посыпались драгоценности. Не карбованцы, не керенки, не червонцы и даже не пачки фунтов стерлингов или франков посыпались из портфеля сверкающей на солнце грудой, и Антон мысленно похвалил себя за осмотрительность. Не могло быть у чекистов таких ценностей! Один из преследователей - грузный длиннорукий и коротко стриженый мужчина в серой косоворотке, подпоясанной солдатским ремнем, и в офицерских черных галифе, скрипя сапогами, присел на корточки и стал укладывать выпавшие драгоценности в портфель. Он ссыпал их в портфель горстями, словно воду сливал.
Перехватив взгляд Антона, человек подбородком указал на него товарищам.
К Кторову приблизился худой смуглолицый юноша, которому на вид можно было дать не больше шестнадцати. Чем-то юноша напомнил Кторову Павла Судоплатова - воспитанника первого ударного Мелитопольского полка, с которым судьба сводила Кторова в девятнадцатом году. Помнится, Антон тогда еще шутливо предсказал ему большое чекистское будущее, конечно же, в случае окончательной победы красных. Паренек из Лукоморска здорово на Павла смахивал.
– А что, товарищ, - заливаясь нежным румянцем, сказал он. - Документы какие имеются?
Второй раз за последние два дня у Кторова проверяли документы. Из какой-то неясной ему самому предосторожности Кторов предъявил юноше документы, подготовленные Наркомпросом.
Чернявый юноша долго вертел их в руках, краснея и шмыгая носом, рассматривал печати и затейливую роспись Луначарского, потом, не глядя на Кторова, передал документы старшему товарищу. «Да он читать не умеет!» - догадался Кторов и едва не рассмеялся.
– Луначарский, значит, - сказал стриженый здоровяк в косоворотке. - Я понимаю - культура, танцы-шманцы, к нам-то зачем, товарищ?
– Простите, - спросил Кторов. - С кем имею дело?
– Начальник оперативного отдела Лукоморской чека Павел Гнатюк, - представился здоровяк. - Так я не понял, вы к нам надолго? И с какой, извиняюсь, целью?
– В творческую командировку, - пояснил Кторов. - На предмет написания романтической книги о революционной действительности.
Стриженый просиял.
– Писатель, значит? Как Боборыкин? Здорово! А о ком, извиняюсь, книга будет? О каких героях?
– Там видно будет, - сказал Антон. - А что, гостиница или постоялый дом у вас здесь имеется?
– Хотите, я вас к матери отведу, - сказал смуглолицый юноша. - Как брат уехал с семьей в Киев, у нас половина домика пустует. Останетесь довольны, точно говорю.
– Конечно, отведи, - сказал Гнатюк. - И под присмотром товарищ будет. У нас тут беспокойно бывает, случается еще, лихие люди шалят.
Антон не успел ответить.
Из кустов галдящей толпой высыпали преследователи. Судя по их растерянным потным лицам, погоня удачи не принесла.
– Ты, Котик, отведи человека к матери, - сказал чекист. - И не задерживайся, сразу назад. Совещание будем проводить, авось у кого-нибудь добрая мысль появится. Га?
– Та! - сказал Котик, принимая важный и солидный вид пожившего на свете человека. - Так шо, товарищ писатель, пидемо до мамкиного дому?
Глава четвертая
Как всякий город, Лукоморск рос в окружении легенд, в которые невозможно поверить, но которые неизбежно сопровождают людские поселения. По преданию, Лукоморск был заложен на черноморском побережье в одна тысяча сто двадцать восьмом году от рождества Христова и начался с трех домов и бревенчатой церквушки, которая была построена людьми, желавшими обратиться со своими жалобами и пожеланиями к Богу.
Поскольку молитвы горожан были искренними, город их трудами потихонечку рос и в конце концов превратился в довольно крупный населенный пункт, лежащий на пересечении торговых дорог. Железная дорога разделила город надвое - западную часть населяли украинцы, на востоке, в свою очередь, проживали русские, которых западники презрительно именовали москалями или кацапами.
На южных окраинах, ближе к морю, постепенно тесня дома москалей и щирых украинцев, появились флигеля, в которые заселились степенные многосемейные евреи, занятые торговыми делами, адвокатской практикой и врачеванием. Как ни странно, из среды этой выходили и самые отчаянные бандиты Лукоморска, вроде Левы Барашка, который прославил себя далеко за пределами городка. Говорят, даже в многоопытной Одессе молдаванские налетчики имя Левы произносили с чувством глубокого уважения, а известный всем Миша Япончик не раз утверждал, что Лева из Лукоморска ему как брат и даже больше брата. Уважение молдаванских налетчиков Лева Барашек стяжал нападением на императорскую почту. Он завладел почти миллионом еще тех, дореволюционных, полновесных рубликов, обменял их в Турции на доллары, доллары в Варшаве опять же на рубли и устроил для товарищей роскошный банкет в известном одесском ресторане «Черноморец».
К описываемому моменту Лукоморск представлял собой уютный южный городок, зеленый от кипарисов и тиса, дикого винограда и плюща, в изобилии разросшегося на стенах дворов. Даже гражданская война, в результате которой городок не единожды переходил из рук в руки и менял власть, не особо обезобразила его внешний облик. Одно время в городке проживал известный скульптор Грум-Гурановский, спасавшийся субтропическим климатом от одолевающей его чахотки. Результатом пребывания в городе скульптора явилась копия знаменитого фонтана «Писающий мальчик», который в народе прозвали просто и незатейливо «Ссыкуном». Говорят, при открытии фонтана один из сельчан, прибывший специально на это событие, покачал головой и отметил слабость фонтана, на что один из местных жителей тут же отозвался:
– Та що ты хочешь? Вин же хлопчик еще!
Вот неподалеку от этого достопримечательного фонтана, который не работал по случаю гражданской войны, и проживала мать смуглолицего юноши из ЧК. По дороге Антон с ним познакомился. Звали его Остапом, а фамилия у него и в самом деле была забавная - Котик. Мать его оказалась полненькой круглолицей улыбчивой хохлушкой. Постояльцу Дарья Фотиевна откровенно обрадовалась, поэтому и цена за постой, установленная ею, оказалась вполне даже приемлемой.
И комната была светлая, чистенькая, с геранью на окне и постелью, на которой белели взбитые пуховые подушки. Более всего Антона порадовал отдельный вход - всегда можно уйти, не беспокоя хозяев.
Хозяева оказались деликатными, после расчетов они оставили Антона одного.
Некоторое время он слышал их голоса: хлопец восторженно объяснял матери, что их постоялец - столичный писатель, который приехал в Лукоморск, чтобы создать роман о революции.
– Як Гоголь? - певуче удивилась мать.
– Та шо Гоголь! - степенно объяснил хлопец. - Выше, мамо, берите. Як Тарас Шевченко.

***
Ложиться на неразобранную постель казалось кощунством.
Антон сел за стол, некоторое время смотрел на начинающий зеленеть сад. Вот он и на месте. Но, если говорить честно, пока даже не представлял, с чего ему начать и как приступить к выполнению задачи. Хорошо, что город оказался в руках красных. Будь здесь белые или тем паче немцы, работать было бы значительно труднее.
Он вспомнил свой разговор с Глебом Ивановичем Бокием.
– Нет, Антон, это не бред, - сказал Бокий. - Эта информация исходит от источника, заслуживающего безусловного доверия. Мы не знаем, что там произошло и что за существо это было, но оно выступало на чьей-то стороне, а значит, каким-то образом подчинено человеку - это не вызывает сомнения. Будем рассматривать случившееся так: перед нами неведомая и страшная сила. Спрашивается, можно ли приручить эту силу, чтобы она послужила делу пролетарской революции? Если этого сделать нельзя, надо поставить вопрос иным образом - как сделать, чтобы эта сила не угрожала делу пролетарской революции.
– Глеб Иванович, - поднял руки Кторов, - я не политик. Мое дело найти и доложить.
– Это ты зря, - еле заметно улыбнулся бледными губами его собеседник. - Разведчик вне политики не бывает. Я такими вещами давно интересоваться начал, еще до войны. Понимаешь, мир велик, в нем хватает места для любых, казалось бы, совсем невозможных чудес. Был такой инженер Оленин, одно время активно оптикой и теплотехникой занимался. Он к Колчаку ушел. Умный человек, а перспектив не увидел. Так вот, мне известно, что он в Сибири изобрел чудовищный луч. «Войну миров» Герберта Уэллса не читал? Там марсиане тепловым лучом пользовались. Вж-жик, - Бокий сделал рубящее движение ладонью, - и английский крейсер напополам. Так вот, нечто подобное этот Оленин изобрел, называл он свое изобретение теплорезом. Ты только прикинь, что могло бы произойти, дойди его теплорез до промышленного изготовления и поступи он на вооружение к адмиралу? Только не повезло инженеру, что-то он не рассчитал и погиб при взрыве в своей лаборатории. И наоборот - нам повезло, и очень сильно повезло. И такие случаи не единичны, Антон. Так что ты уж постарайся, Антон, сильно постарайся. Комиссию туда посылать нет никакого смысла, ну, помахают они там наганами, арестуют с десяток жителей, так люди замкнутся - и все. А один человек при известной сноровке может выяснить многое. Понимаешь?
В свете слов Бокия визит неизвестных в Лукоморск Кторову не нравился. Почему они сели в поезд в Ростове? Откуда у них все это богатство? А самое главное - зачем такие ценности везти в Лукоморск, особого стратегического положения не имеющий? Ничто не указывало и на наличие в Лукоморске крупных контрреволюционных формирований, способных повлиять на расстановку сил на юге. А из этого, в свою очередь, проистекало, что без откровенного разговора с начоперотделом местной ЧК никак не обойтись, и Кторов заранее недовольно морщился от неизбежности этого шага. Впрочем, в любом случае торопиться не следовало, а вот залегендировать до конца свое появление в городе надо было немедленно. И начать Антон решил с приобретения бумаги для будущей рукописи.

***
Выйдя на улицу, Кторов сразу понял, как мал этот городок.
Жители с интересом разглядывали незнакомого человека, пестрой стайкой за ним плелась детвора, а встречные приветливо здоровались. Кторов отвечал на приветствия, чувствуя себя от столь пристального внимания не в своей тарелке. Центром города являлся майдан Незалежности, окруженный несколькими трехэтажными домами. Над одним лениво колыхалось красное знамя, над вторым жовто-блакитное, другие были без флагов, но множество прикрепленных у входа табличек указывало на то, что и они являются государственными учреждениями. Здесь же притулилось несколько магазинчиков. По левой стороне располагался рынок, и в открытые его ворота было видно, что продавцов (да и покупателей) на нем не шибко много.
На рынке Кторову пока нечего было делать, хотя и оставлять без внимания подобное место, порой являющееся источником бесценной информации, не следовало.
Лавку, торгующую канцелярскими принадлежностями, он нашел сразу. Убогость ее бросалась в глаза - из бумаги была лишь зеленоватая грубо нарезанная упаковочная, которая продавалась на фунты. Антон взял два фунта, чернильницу, пузырек чернил и ручку с запасом перьев «рондо», подождал, пока покупку завернут, поговорил со стоявшим за стойкой человеком, по виду которого невозможно было понять - государственный он продавец или в приказчиках ходит.
В городе было двоевластие.
Особо оно ничем не проявлялось - только в одном здании засели самостийники и последователи Рады, которые люто ратовали за независимость от Москвы. «Не дадим москалям нашим салом подавиться, - выступали они на митингах. - Спасем москалей от лютой смерти - оставим сало да бураки на Вкраине!» Их пока не гнали в силу политических причин, и ЧК пока не особо трогала националистов, не иначе - и в ЧК сидели люди, не знающие, задом или передом к ним та или иная власть повернется.
В самый разгар разговора в лавке появился огромный черный кот, равнодушно оглядел Кторова, брезгливо обнюхал штанину и развалился на свободной от товара полке, прикрыв зеленые глазищи. Сказать, что кот был огромен, все равно что ничего не сказать. По прикидкам Антона, живого веса кот имел фунтов сорок, если не больше. Продавец, видимо, смутился, начал запинаться и время от времени поглядывал на кота, словно мысленно вопрошал того, не сболтнул ли чего лишнего. Кторов сразу ощутил возникшую напряженность, заторопился, забрал покупки и поднялся на улицу по скрипучей деревянной лестнице с широкими ступенями.
На базаре было по-прежнему безлюдно. Торговали самым незамысловатым товаром: копченой скумбрией, свежими бычками и кефалью, солеными огурцами, квашеной капустой, зерном, густой деревенской сметаной, молоком парным, молоком квашеным, молоком топленым, маслом растительным и - салом. Сало было знаменитое - с мясными прожилками в пять слоев, пахнущее чесночком, вишневым листом и укропом, а рядом коричневыми брусками лежало сало копченое, один вид его уже притягивал взгляд, а запах пьянил и дурманил, возбуждая немедленный и обязательный аппетит. И Антон не удержался - за пятьдесят карбованцев взял темный брусок и кусок домашнего ноздреватого хлеба, выпеченного в домашней печи, уже представляя со слюной во рту, как вернется на квартиру, нарежет тонкими кусочками это дивно пахнущее сокровище, уложит эти кусочки на ломоть хлеба…
– Так что, товарищ, устроились? - прервал его гастрономические размышления знакомый голос.
Кторов обернулся.
В двух-трех шагах от него стоял коренастый начоперчастью Павел Гнатюк и доброжелательно улыбался.
– Ге, - сказал он. - Вам бы в мирное время здесь погулять. Какой базар был, какой базар! - причмокнул, мечтательно и маслянисто улыбаясь, вздохнул, развел руками и почти виновато добавил: - Вот побьем контру в мировом масштабе - так милости прошу!
– В мировом масштабе, - усмехнулся Антон и кивнул в сторону жовто-блакитного стяга. - Сдается мне, вы в городском масштабе никак не управитесь.
– Так шо ж, - рассудительно сказал Гнатюк, - ничего лишнего самостийники себе не дозволяют, а что грозятся москалей сала лишить, так то ж еще не преступление. Иной раз вожди с трибун и не такое балакают, так мы ж понимаем - политика!
– Послушайте, Гнатюк, баня у вас имеется? - поинтересовался Антон. - Что-то запаршивел я в дороге, сами знаете, в поезде вшей нахвататься запросто можно.
Гнатюк расцвел в улыбке.
– Баня! - презрительно сказал он. - Шо баня, товарищ! Тю! Тут к твоим услугам Черное море!
– Так холодно же еще, - мысленно ежась, сказал Кторов. - Вода-то поди не прогрелась.
– А горилка на ще? - ухмыльнулся Гнатюк. - Да сами побачьте, в плаще-то уже жарко.
Глава пятая
Не зря хохлы говорят, что с салом любое дело веселее спорится.
Брусочек копчености кончился на удивление быстро, хотя хлеба еще оставалось вполне достаточно, и Антон Кторов понял, что пора идти к морю. Идти пришлось недалеко - как-то вдруг открылся галечный берег с площадкой маленькой мокрой пристани на деревянных сваях. У пристани были привязаны пара баркасов и несколько лодочек, которые покачивались на зеленоватых волнах. Недавняя непогода пригнала к берегу сотни небольших медуз, и они сейчас покачивались в воде белыми полупрозрачными мешочками.
Вода была холодной, но вполне терпимой.
Кторов искупался, собрал по берегу сучья и досточки, разжег костер и тщательно прожарил над ним одежду, уделяя особое внимание швам - в швах потрескивало, и это значило, что меры предосторожности Антон принял своевременно: поезд наделил его нежелательным соседством вшей.
Неторопливо одевшись и проверив оружие, убедившись в его исправности и готовности к выстрелам, Кторов неторопливо побрел в сторону белых скал, всячески изображая незаинтересованного человека, ничего не знающего о местной жизни.
Идти пришлось довольно долго, это только на первый взгляд мнилось, что до белых скал рукой подать, на самом деле до них оказалось минут тридцать неспешного ходу.
У валуна никого не было.
Но следы выдавали недавнее присутствие человека. Песок вокруг валуна был истоптан, но вот что странно: по зрелом размышлении следовало признать, что все эти следы принадлежали детям - в ладонь Кторова, они соответствовали размеру ноги подростка двенадцати или тринадцати лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15