Горхла спросил у Герфегеста:
– Где ты стоял, когда выронил Семя Ветра?
– Приблизительно здесь, – Герфегест сделал несколько шагов в сторону и ковырнул землю носком сапога.
– Хорошо.
Горхла подошел к Герфегесту и швырнул ложноязык на землю.
– У Слепца есть два безусловных стремления, – пояснил он тоном итского любознателя. – Первое в том, чтобы восстанавливать свою целостность. А второе – в том, чтобы идти к Семени Ветра. И для ложноязыка Слепца второе стремление сильнее первого. Отойдем. Не будем мешать его стремлениям.
С точки зрения Герфегеста, ложноязык Слепца вился по траве достаточно бесцельно. Но спустя некоторое время Герфегест обнаружил, что в его движениях есть некоторая закономерность. Сворачиваясь и разворачиваясь кольцами, ложноязык медленно отдалялся от того места, куда его бросил Горхла.
– Похоже, ложноязык Слепца знает что-то, чего не знаешь ты. Рожденный в Наг-Туоле, – не без иронии заметил Двалара.
– Возможно, – сухо согласился Герфегест. – Однако я полагаю, что нет смысла стоять над обрывком беспросветно тупой твари, покуда он ищет Семя Ветра подобно тому, как Орис истекает из своего безмолвного истока в Хелтанских горах и несет свои воды в море Фахо. Я должен предать земле тело Тайен.
– Разумно, – кивнул головой Горхла. – Очень разумно. Но могу ли я задать тебе один вопрос?
– Говори.
– Ты собираешься ходить обнаженным весь долгий остаток своих дней? Или отныне твоей единственной одеждой будет меч?
Первый раз за день Герфегест услышал что-то, похожее на шутку. Очень отдаленно похожее.
– Меч, – серьезно ответил Герфегест. Только сейчас он стал чувствовать холод.
12
Герфегест направился в святилище, которое служило ему жильем последние семь лет. Обезображенное нападением Слепца и его шевелящимися останками, оно потеряло для Герфегеста вид жилища и сейчас больше походило на мясницкую. Статуи-хранительницы – четыре бронзовых оленеглавых девы, установленные здесь некогда варанскими атрами – безмолвствовали. Опасность ушла, оставив боль, усталость и решимость до конца исполнить Заклятие Конгетларов.
Каменная чаша пустовала, и Герфегест не знал, суждено ли ей когда-нибудь еще принять Семя Ветра. Скорее всего – нет, возможно – да.
Герфегест подошел к стенной нише, забранной грубой полотняной шторой. В нише хранилось то немногое, в чем может нуждаться Идущий Путем Ветра.
Яловые сапоги и легкие сандалии. Крепкие грютские штаны и просторная льняная рубаха. Пояс, плащ, подбитый медвежьим мехом, и варанский кафтан, на котором голубой и белой нитью были вышиты Пенные Гребни Счастливой Волны. Походный харренский сарнод и ореховая шкатулка со снадобьями. Боевой цеп и перевязь «крылатых ножей». Все. Меч был у него в руках, его ножны висели в изголовье ложа. Их с Тайен ложа.
Герфегест оделся. Плащ, сандалии и ореховая шкатулка уместились в сарнод. Перевязь с «крылатыми ножами» привычно легла на плечо. Герфегест оценивающе взвесил в руке боевой цеп. Некоторое время он стоял, добиваясь совершенной чистоты мысли. Не вышло.
С яростным хрипом Герфегест обрушил тяжесть цепа на каменную чашу, хранившую до сегодняшнего дня Семя Ветра. С глухим стуком осколки упали на земляной пол святилища. Ей никогда больше не суждено принять в свое каменное чрево Семя Ветра. Хоть в чем-то он теперь уверен.
Успокоив дыхание, Герфегест заткнул боевой цеп за пояс. Снял со стены ножны и вверил им свой меч.
Лук и стрелы он возьмет позже. Впрочем, нет. Проклятые лук и стрелы, которыми на рассвете столь опрометчиво Тайен погубила все, брать с собой нельзя. Отныне они несут печать несчастья и их следует уничтожить.
Ну что же. Оставалась Тайен. Еще перед тем как идти омывать кровь в ручье, Герфегест переложил ее холодеющее с каждой минутой тело на ложе. Оно было там и сейчас. Он намеревался вынести Тайен под открытое небо и предать земле там, где он впервые встретился с ней.
Но стоило Герфегесту склониться над ее мраморными грудями и прижаться к ним щекой (ему не хотелось прощаться с Тайен на глазах у Двалары и особенно Киммерин), как статуи-хранительницы призывно зазвенели.
Герфегест отнял щеку от холодной кожи Тайен и слегка отстранился. Он не понимал, что означает звон статуй-хранительниц. Герфегест знал только одно: они никогда не станут подымать шум зря.
Тело Тайен, которое до настоящего момента было не более чем телом красивой мертвой девушки, начало неуловимо изменяться. Под ее кожей стали проступать зыбкие загадочные очертания. Герфегест для верности отступил на два шага назад. Превращение, которое происходило с телом, не было ни пугающим, ни отталкивающим, но осторожность была наследственной добродетелью Конгетларов.
Вскоре тело Тайен проявило свою истинную сущность. Ее кожа разделилась на отдельные лоскуты, обратившиеся листьями больших киадских кувшинок. Волосы Тайен стали молодыми вересковыми побегами. Глаза – двумя каплями харренского янтаря. Зубы – россыпью тернаунского жемчуга.
Затаив дыхание, Герфегест восхищенно наблюдал, как то, чему было назначено стать изгнившим скелетом или двумя горстями пепла, наполнялось новой жизнью.
Листья кувшинок опали на ложе, и под ними Герфегест увидел великое множество цветущих клеверных головок. По святилищу закружились сонмы разноцветных бабочек – ленточницы, бражники, крапивницы. И, в довершение всего, к огромному удивлению Герфегеста, из клевера возникли: большая рыжая лиса и восседающий на ее правом ухе угольно-черный богомол. Лиса подошла к Герфегесту и, ошалело потряхивая головой, потерлась о его ногу. Богомол соскочил на пол и с восхитительной прытью исчез под ложем.
Герфегест, ошалевший едва ли менее чем лиса, довольно бессмысленно присел рядом с ней на корточки и почесал ее за ухом.
– Сыть Хуммерова… – пробормотал он. Более пространные комментарии были излишни.
Когда из вереска выпорхнул дрозд и в несколько уверенных взмахов крыльями исчез за дверью, Герфегест только мысленно махнул рукой. Удивляло лишь одно: как в такой страшный и жестокий день могло произойти что-то, помимо уродливого и отталкивающего?
13
Двалара, Горхла и Киммерин оторопели, когда из святилища вышел Герфегест в полном боевом облачении, окруженный пестроцветьем бабочек и сопровождаемый по пятам лисой.
Горхла, впрочем, довольно быстро сообразил, в чем дело:
– Твоя подруга не была рождена земной женщиной, да?
– Да. Но я не знал об этом, – сказал Герфегест, и это была чистейшая правда. Горхла нахмурился.
– Это дурно – не знать, с кем делишь ложе. Обычно подобного рода неведение оборачивается большими неприятностями.
– Как ты можешь видеть, на этот раз все обернулось… – Герфегест не мог сказать «хорошо», потому что не видел в смерти Тайен – кем бы она ни была – ничего хорошего.
– …все обернулось иначе, – подобрал он наконец подходящие слова.
Горхла, ничего не говоря, направился к двери в святилище. Когда он проходил мимо Герфегеста, лиса опасливо шарахнулась в сторону и, помедлив мгновение, пустилась наутек. «Жаль», – подумал Герфегест, который почему-то решил, что лиса скрасит его путь в Синий Алустрал.
– Постой, – сказал Герфегест, вежливо, но непреклонно схватив Горхлу за локоть. – Ты куда?
Герфегест почувствовал, как карлика сковало сверхчеловеческое напряжение.
– Хочу осмотреть место, где совершилось разложение Тайен, – сказал Горхла. Чувствовалось, что он прикладывает немалые усилия к тому, чтобы его голос звучал непринужденно.
– Как бы не вышло злого, – добавил он, делая попытку высвободить руку.
Но Герфегест держал его очень и очень крепко.
– Нет, – сказал он, делая вид, что пропустил оскорбительное «разложение» мимо ушей. – Никто больше не войдет туда. Отныне, именем Дома Конгетларов, это святилище нарекается Усыпальницей Тайен, и никому не дозволено посещать его, не важно со злыми или добрыми намерениями.
– Даже Слепцу? – невинным голосом спросил Горхла.
– Слепцу? – переспросил Герфегест насмешливо. Он выпустил локоть Горхлы и стремительно подошел к полувосстановившейся твари, которая копошилась теперь чуть в стороне от святилища, поближе к ручью. Не пожалев сил, он изрубил Слепца на хрустящие куски и расшвырял их по всей поляне.
Герфегест не видел, как за его спиной Горхла в один ловкий мах крюкообразно выброшенной вперед руки поймал в воздухе зазевавшегося бражника и, расплющив его хрупкое тело в своих стальных пальцах, быстро сожрал добычу. Вторую бабочку – ею оказалась нежно-желтая лимонница – он спрятал себе в суму до лучших времен.
– У тебя пыльца на губах, – сообщил Двалара Горхле очень тихим шепотом.
– Что у него на губах? – осведомился Герфегест, неожиданно повернувшись к ним.
– На губах? – удивился Горхла, успевший дважды облизнуться.
– Ты ослышался. Я говорю, что мы нашли Семя Ветра, и оно великовато для того, чтобы застрять в зубах, как земляничное, – нашелся Двалара.
– Нашли – так давайте сюда, – потребовал Герфегест, которого общество посланцев Ганфалы начинало не на шутку раздражать.
– Возьми, – с неожиданной легкостью сказал Двалара, протягивая ему раскрытую ладонь.
Это было оно. Семя Ветра. Тяжелое и шершавое.
– И где оно было? – спросил Герфегест, который, вновь овладев Семенем Ветра, пришел в неожиданно приподнятое расположение духа. Теперь ему хотелось как-то скрасить неловкость, вызванную его чересчур резким обращением с его пусть и непрошеными, но все же спасителями.
– Угадай, – панибратски подмигнул Двалара. Герфегест скроил потешно-презрительную мину. Дескать, вот еще, в загадки играй тут с тобой, в то время как весь мир может со дня на день превратиться в одну ужасающую загадку.
– Оно застряло в подошве одного из людей Гамелинов, – сказала Киммерин, которая, по всей видимости, оценила мимическое мастерство Герфегеста.
– М-да? – скептически переспросил тот, оценивая расстояние от ложноязыка Слепца, который трепыхался посредине поляны, до уложенных на берегу ручья тел. – А этот вонючий обрубок? Он что – успел сползать туда и теперь возвращается?
– Нет, – серьезно качнула головой Киммерин. – Я пошла к ручью, чтобы наполнить фляги водой, и мой взгляд совершенно случайно упал на странный граненый камешек. Горхла сказал, что это Семя Ветра.
– Совершенно случайно? – переспросил Герфегест, улыбаясь.
– Да, совершенно случайно.
Последний из Дома Конгетларов оглушительно расхохотался. Находятся же еще люди, которые полагают, что в эпоху Третьего Вздоха Хуммера может происходить что-то случайное!
14
Шет окс Лагин, звезднорожденный, Сиятельный князь Варана, изволил гулять в одиночестве. Руины Хоц-Дзанга… Никто и никогда во всей щедро окропленной кровью истории Варана не видел того, что он видит сейчас. Никто и никогда не мог сломить гордость и отчаянную храбрость смегов. Он, звезднорожденный, смог.
Весна на Циноре, как и обычно, выдалась холодная. Мокрый снег неутомимо падал на огненно-рыжие волосы Сиятельного князя, на горячие камни, на теплые трупы мужчин и женщин. Смегов больше нет. Все, кто остались, могут уместиться в трюмах двадцати торговых галер. Нет больше бессильных стариков, гордо именующих себя «колдунами», нет желтоволосых воительниц, нет метких лучников и вертких копьеносцев. Элиену будет интересно слышать об этом.
Но сегодняшним утром, когда серьга в его ухе сияла страшным изумрудным пламенем, когда Коготь и Наречие Хуммера творили победу, отнюдь не штурм Хоц-Дзанга занимал его мысли, отнюдь.
Рука Шета окс Лагина на мгновение окунулась в податливую ткань плаща и явилась на свет с шестиугольной бронзовой пластиной.
Карта мира. Его гордость. Пять лет назад он выковал ее из останков одной трогательной вещицы, столь любой сердцу Элиена, и вдохнул в нее новый смысл и новую жизнь. Три девственницы дали ей свою кровь, трое юношей дали ей свое семя. Это была не та карта, какие рисуют скрупулезные путешественники на потребу купеческому любопытству. Это была правильная карта; даром что она пренебрегала многими мелочами. Зато на ней было главное.
Глубокая выжженная борозда, оставленная в землях Сармонтазары Знаком Разрушения. Ее не видят простые смертные – напоказ там по-прежнему где надо зеленеет трава, а где надо журчит ручей. Но Пути Силы необратимо изменены повсюду, и какой же он был тогда сосунок, что не смог разгадать смысла крохотной безделушки в рукояти меча… Лон-Меар, где вот уже семь лет как нет больше Чаши. Зато, извольте видеть, любезный брат наш поставил там свой город, огромный город… Конечно, до Лишенного Значений ему далеко, но Орин впечатляет, милостивые гиазиры, очень впечатляет. Что за люди эти звезднорожденные? На месте Орина седьмой год горит выжигающим глаза углем Стеклянный Шар. Диофериды, сыть Хуммерова… А вот и новая столица, Ордос. А вот Цинор, а вот на нем он, Шет окс Лагин, – зеленый изумруд. В общем, Сармонтазара как Сармонтазара.
Через центр карты, рассекая ее на две равных половины, шла мерцающая мертвенным голубоватым пламенем черта. Завеса Хуммера. Слева от нее лежали острова Синего Алустрала. Тоже ничего особо интересного. Белое пятнышко Молочной Котловины, полумесяц Ганфалы размером с полногтя. Золотая Цепь Калладира, багровый знак Дагаата… Все на своих местах. Но! Несколько дней назад Завеса Хуммера всколыхнулась в том месте, где находились Врата. Нечто проникло в Сармонтазару. Но что это и куда оно направляется? Второй загадкой был вытянутый крестик Поющего Оружия – знак местонахождения Элиена. На следующий день после того, как всколыхнулась Завеса, Элиен покинул Орин и теперь движется на запад, к Хелтанским горам. Зачем? Керков воевать? Но любезный брат наш миролюбив, как овечка. По крайней мере, после…
В спину Шета окс Лагина вонзилась стрела. Очень непростой наконечник. Обычная дурацкая стрела исчезает в глубинах его плаща безвозвратно. Эту заговаривали долго и старательно. Долго, старательно и совершенно без толку.
Шет обернулся и принял вторую стрелу в грудь. В пятидесяти шагах от него среди развалин крепостной стены торопливо натягивал лук чудом уцелевший смег.
– Не трать время, – спокойно сказал Шет, не повышая голоса. Он знал, что смег слышит его, звезднорожденного. – Меня очень тяжело убить.
15
– Меня очень тяжело убить, – улыбнулся Элиен, звезднорожденный, Белый Кузнец Гаиллириса, свел народа паттов и правитель вольного города Орина.
– Все равно нам следовало взять с собой хотя бы пару сотен охраны, – заметил Фор Короткая Кольчуга. – Здесь можно напороться на керков или на бешеную по весне снежную кошку…
– Фор, Фор… – покачал головой Элиен. – Во-первых, я не хочу, чтобы, завидев моих воинов, керки заорали на пол-Сармонтазары: «Война!» Потому что этому миру довольно войн и воплей о них. А во-вторых, от злой стрелы, выпущенной из засады, не спасет даже тысяча телохранителей. Ну а в рукопашной я, так уж и быть, прикрою твою трусливую задницу.
– Спасибо, свел, – обиженно пробурчал Фор.
– Не за что, – пожал плечами Элиен.
Настроение у него было неважное. Как только всколыхнулась Завеса Хуммера, Элиен почувствовал непреодолимое желание проведать Герфегеста. Наплевать на то, что в их отношениях давно воцарилась тягостная двусмысленность. Пусть Герфегест бросит на него косой взгляд и процедит что-нибудь вроде «Здравствуй, правитель-градостроитель…» Пусть опять заведет мрачный разговор о Шете. Пусть сделает что угодно – главное увидеть его целым и невредимым, побыть несколько дней рядом с ним, выяснить, кто же проник в Сармонтазару из Алустрала и как это ему удалось. Съездить, в конце концов, к Вратам Хуммера. Хорошо хоть пути осталось всего ничего – до заката будем на месте…
Элиен почувствовал присутствие смерти. Смерти было много, и смерть была разной. Около жилища Герфегеста прекратили свое существование по меньшей мере десять мужчин, один сгусток подвижной неживой материи и один «сделанный» человек. Для начала неплохо, Хуммер меня раздери!
Понять, есть ли там что-то живое, Элиен не успел. Потому что, пригнувшись к самой гриве, он уже гнал коня вскачь. Неважно, что низкие ветви деревьев хлещут по волосам. Неважно, что вовсю бранится Фор за его спиной. Неважно, что конь скорее всего переломает ноги, если на их пути попадется поваленное дерево или валун. Главное – успеть.
На поляне лежал аккуратный ряд трупов в незнакомых доспехах. Элиен соскочил с коня, выхватывая меч Эллата, и страшным голосом звезднорожденного проорал: «Герфегест! Герфегест! Услышь меня, шлюхин сын!» Никакого ответа.
Подоспевший Фор спешился у самой двери святилища. Он тоже извлек из ножен меч, заглянул внутрь… В этот момент Элиен почувствовал, как в двух шагах от Фора, в святилище, вспыхнула совершенно бездушная, ледяная злоба. В следующее мгновение Фор страшно захрипел, и Элиен увидел на его горле что-то, похожее на тонкое шипастое щупальце.
1 2 3 4 5 6 7
– Где ты стоял, когда выронил Семя Ветра?
– Приблизительно здесь, – Герфегест сделал несколько шагов в сторону и ковырнул землю носком сапога.
– Хорошо.
Горхла подошел к Герфегесту и швырнул ложноязык на землю.
– У Слепца есть два безусловных стремления, – пояснил он тоном итского любознателя. – Первое в том, чтобы восстанавливать свою целостность. А второе – в том, чтобы идти к Семени Ветра. И для ложноязыка Слепца второе стремление сильнее первого. Отойдем. Не будем мешать его стремлениям.
С точки зрения Герфегеста, ложноязык Слепца вился по траве достаточно бесцельно. Но спустя некоторое время Герфегест обнаружил, что в его движениях есть некоторая закономерность. Сворачиваясь и разворачиваясь кольцами, ложноязык медленно отдалялся от того места, куда его бросил Горхла.
– Похоже, ложноязык Слепца знает что-то, чего не знаешь ты. Рожденный в Наг-Туоле, – не без иронии заметил Двалара.
– Возможно, – сухо согласился Герфегест. – Однако я полагаю, что нет смысла стоять над обрывком беспросветно тупой твари, покуда он ищет Семя Ветра подобно тому, как Орис истекает из своего безмолвного истока в Хелтанских горах и несет свои воды в море Фахо. Я должен предать земле тело Тайен.
– Разумно, – кивнул головой Горхла. – Очень разумно. Но могу ли я задать тебе один вопрос?
– Говори.
– Ты собираешься ходить обнаженным весь долгий остаток своих дней? Или отныне твоей единственной одеждой будет меч?
Первый раз за день Герфегест услышал что-то, похожее на шутку. Очень отдаленно похожее.
– Меч, – серьезно ответил Герфегест. Только сейчас он стал чувствовать холод.
12
Герфегест направился в святилище, которое служило ему жильем последние семь лет. Обезображенное нападением Слепца и его шевелящимися останками, оно потеряло для Герфегеста вид жилища и сейчас больше походило на мясницкую. Статуи-хранительницы – четыре бронзовых оленеглавых девы, установленные здесь некогда варанскими атрами – безмолвствовали. Опасность ушла, оставив боль, усталость и решимость до конца исполнить Заклятие Конгетларов.
Каменная чаша пустовала, и Герфегест не знал, суждено ли ей когда-нибудь еще принять Семя Ветра. Скорее всего – нет, возможно – да.
Герфегест подошел к стенной нише, забранной грубой полотняной шторой. В нише хранилось то немногое, в чем может нуждаться Идущий Путем Ветра.
Яловые сапоги и легкие сандалии. Крепкие грютские штаны и просторная льняная рубаха. Пояс, плащ, подбитый медвежьим мехом, и варанский кафтан, на котором голубой и белой нитью были вышиты Пенные Гребни Счастливой Волны. Походный харренский сарнод и ореховая шкатулка со снадобьями. Боевой цеп и перевязь «крылатых ножей». Все. Меч был у него в руках, его ножны висели в изголовье ложа. Их с Тайен ложа.
Герфегест оделся. Плащ, сандалии и ореховая шкатулка уместились в сарнод. Перевязь с «крылатыми ножами» привычно легла на плечо. Герфегест оценивающе взвесил в руке боевой цеп. Некоторое время он стоял, добиваясь совершенной чистоты мысли. Не вышло.
С яростным хрипом Герфегест обрушил тяжесть цепа на каменную чашу, хранившую до сегодняшнего дня Семя Ветра. С глухим стуком осколки упали на земляной пол святилища. Ей никогда больше не суждено принять в свое каменное чрево Семя Ветра. Хоть в чем-то он теперь уверен.
Успокоив дыхание, Герфегест заткнул боевой цеп за пояс. Снял со стены ножны и вверил им свой меч.
Лук и стрелы он возьмет позже. Впрочем, нет. Проклятые лук и стрелы, которыми на рассвете столь опрометчиво Тайен погубила все, брать с собой нельзя. Отныне они несут печать несчастья и их следует уничтожить.
Ну что же. Оставалась Тайен. Еще перед тем как идти омывать кровь в ручье, Герфегест переложил ее холодеющее с каждой минутой тело на ложе. Оно было там и сейчас. Он намеревался вынести Тайен под открытое небо и предать земле там, где он впервые встретился с ней.
Но стоило Герфегесту склониться над ее мраморными грудями и прижаться к ним щекой (ему не хотелось прощаться с Тайен на глазах у Двалары и особенно Киммерин), как статуи-хранительницы призывно зазвенели.
Герфегест отнял щеку от холодной кожи Тайен и слегка отстранился. Он не понимал, что означает звон статуй-хранительниц. Герфегест знал только одно: они никогда не станут подымать шум зря.
Тело Тайен, которое до настоящего момента было не более чем телом красивой мертвой девушки, начало неуловимо изменяться. Под ее кожей стали проступать зыбкие загадочные очертания. Герфегест для верности отступил на два шага назад. Превращение, которое происходило с телом, не было ни пугающим, ни отталкивающим, но осторожность была наследственной добродетелью Конгетларов.
Вскоре тело Тайен проявило свою истинную сущность. Ее кожа разделилась на отдельные лоскуты, обратившиеся листьями больших киадских кувшинок. Волосы Тайен стали молодыми вересковыми побегами. Глаза – двумя каплями харренского янтаря. Зубы – россыпью тернаунского жемчуга.
Затаив дыхание, Герфегест восхищенно наблюдал, как то, чему было назначено стать изгнившим скелетом или двумя горстями пепла, наполнялось новой жизнью.
Листья кувшинок опали на ложе, и под ними Герфегест увидел великое множество цветущих клеверных головок. По святилищу закружились сонмы разноцветных бабочек – ленточницы, бражники, крапивницы. И, в довершение всего, к огромному удивлению Герфегеста, из клевера возникли: большая рыжая лиса и восседающий на ее правом ухе угольно-черный богомол. Лиса подошла к Герфегесту и, ошалело потряхивая головой, потерлась о его ногу. Богомол соскочил на пол и с восхитительной прытью исчез под ложем.
Герфегест, ошалевший едва ли менее чем лиса, довольно бессмысленно присел рядом с ней на корточки и почесал ее за ухом.
– Сыть Хуммерова… – пробормотал он. Более пространные комментарии были излишни.
Когда из вереска выпорхнул дрозд и в несколько уверенных взмахов крыльями исчез за дверью, Герфегест только мысленно махнул рукой. Удивляло лишь одно: как в такой страшный и жестокий день могло произойти что-то, помимо уродливого и отталкивающего?
13
Двалара, Горхла и Киммерин оторопели, когда из святилища вышел Герфегест в полном боевом облачении, окруженный пестроцветьем бабочек и сопровождаемый по пятам лисой.
Горхла, впрочем, довольно быстро сообразил, в чем дело:
– Твоя подруга не была рождена земной женщиной, да?
– Да. Но я не знал об этом, – сказал Герфегест, и это была чистейшая правда. Горхла нахмурился.
– Это дурно – не знать, с кем делишь ложе. Обычно подобного рода неведение оборачивается большими неприятностями.
– Как ты можешь видеть, на этот раз все обернулось… – Герфегест не мог сказать «хорошо», потому что не видел в смерти Тайен – кем бы она ни была – ничего хорошего.
– …все обернулось иначе, – подобрал он наконец подходящие слова.
Горхла, ничего не говоря, направился к двери в святилище. Когда он проходил мимо Герфегеста, лиса опасливо шарахнулась в сторону и, помедлив мгновение, пустилась наутек. «Жаль», – подумал Герфегест, который почему-то решил, что лиса скрасит его путь в Синий Алустрал.
– Постой, – сказал Герфегест, вежливо, но непреклонно схватив Горхлу за локоть. – Ты куда?
Герфегест почувствовал, как карлика сковало сверхчеловеческое напряжение.
– Хочу осмотреть место, где совершилось разложение Тайен, – сказал Горхла. Чувствовалось, что он прикладывает немалые усилия к тому, чтобы его голос звучал непринужденно.
– Как бы не вышло злого, – добавил он, делая попытку высвободить руку.
Но Герфегест держал его очень и очень крепко.
– Нет, – сказал он, делая вид, что пропустил оскорбительное «разложение» мимо ушей. – Никто больше не войдет туда. Отныне, именем Дома Конгетларов, это святилище нарекается Усыпальницей Тайен, и никому не дозволено посещать его, не важно со злыми или добрыми намерениями.
– Даже Слепцу? – невинным голосом спросил Горхла.
– Слепцу? – переспросил Герфегест насмешливо. Он выпустил локоть Горхлы и стремительно подошел к полувосстановившейся твари, которая копошилась теперь чуть в стороне от святилища, поближе к ручью. Не пожалев сил, он изрубил Слепца на хрустящие куски и расшвырял их по всей поляне.
Герфегест не видел, как за его спиной Горхла в один ловкий мах крюкообразно выброшенной вперед руки поймал в воздухе зазевавшегося бражника и, расплющив его хрупкое тело в своих стальных пальцах, быстро сожрал добычу. Вторую бабочку – ею оказалась нежно-желтая лимонница – он спрятал себе в суму до лучших времен.
– У тебя пыльца на губах, – сообщил Двалара Горхле очень тихим шепотом.
– Что у него на губах? – осведомился Герфегест, неожиданно повернувшись к ним.
– На губах? – удивился Горхла, успевший дважды облизнуться.
– Ты ослышался. Я говорю, что мы нашли Семя Ветра, и оно великовато для того, чтобы застрять в зубах, как земляничное, – нашелся Двалара.
– Нашли – так давайте сюда, – потребовал Герфегест, которого общество посланцев Ганфалы начинало не на шутку раздражать.
– Возьми, – с неожиданной легкостью сказал Двалара, протягивая ему раскрытую ладонь.
Это было оно. Семя Ветра. Тяжелое и шершавое.
– И где оно было? – спросил Герфегест, который, вновь овладев Семенем Ветра, пришел в неожиданно приподнятое расположение духа. Теперь ему хотелось как-то скрасить неловкость, вызванную его чересчур резким обращением с его пусть и непрошеными, но все же спасителями.
– Угадай, – панибратски подмигнул Двалара. Герфегест скроил потешно-презрительную мину. Дескать, вот еще, в загадки играй тут с тобой, в то время как весь мир может со дня на день превратиться в одну ужасающую загадку.
– Оно застряло в подошве одного из людей Гамелинов, – сказала Киммерин, которая, по всей видимости, оценила мимическое мастерство Герфегеста.
– М-да? – скептически переспросил тот, оценивая расстояние от ложноязыка Слепца, который трепыхался посредине поляны, до уложенных на берегу ручья тел. – А этот вонючий обрубок? Он что – успел сползать туда и теперь возвращается?
– Нет, – серьезно качнула головой Киммерин. – Я пошла к ручью, чтобы наполнить фляги водой, и мой взгляд совершенно случайно упал на странный граненый камешек. Горхла сказал, что это Семя Ветра.
– Совершенно случайно? – переспросил Герфегест, улыбаясь.
– Да, совершенно случайно.
Последний из Дома Конгетларов оглушительно расхохотался. Находятся же еще люди, которые полагают, что в эпоху Третьего Вздоха Хуммера может происходить что-то случайное!
14
Шет окс Лагин, звезднорожденный, Сиятельный князь Варана, изволил гулять в одиночестве. Руины Хоц-Дзанга… Никто и никогда во всей щедро окропленной кровью истории Варана не видел того, что он видит сейчас. Никто и никогда не мог сломить гордость и отчаянную храбрость смегов. Он, звезднорожденный, смог.
Весна на Циноре, как и обычно, выдалась холодная. Мокрый снег неутомимо падал на огненно-рыжие волосы Сиятельного князя, на горячие камни, на теплые трупы мужчин и женщин. Смегов больше нет. Все, кто остались, могут уместиться в трюмах двадцати торговых галер. Нет больше бессильных стариков, гордо именующих себя «колдунами», нет желтоволосых воительниц, нет метких лучников и вертких копьеносцев. Элиену будет интересно слышать об этом.
Но сегодняшним утром, когда серьга в его ухе сияла страшным изумрудным пламенем, когда Коготь и Наречие Хуммера творили победу, отнюдь не штурм Хоц-Дзанга занимал его мысли, отнюдь.
Рука Шета окс Лагина на мгновение окунулась в податливую ткань плаща и явилась на свет с шестиугольной бронзовой пластиной.
Карта мира. Его гордость. Пять лет назад он выковал ее из останков одной трогательной вещицы, столь любой сердцу Элиена, и вдохнул в нее новый смысл и новую жизнь. Три девственницы дали ей свою кровь, трое юношей дали ей свое семя. Это была не та карта, какие рисуют скрупулезные путешественники на потребу купеческому любопытству. Это была правильная карта; даром что она пренебрегала многими мелочами. Зато на ней было главное.
Глубокая выжженная борозда, оставленная в землях Сармонтазары Знаком Разрушения. Ее не видят простые смертные – напоказ там по-прежнему где надо зеленеет трава, а где надо журчит ручей. Но Пути Силы необратимо изменены повсюду, и какой же он был тогда сосунок, что не смог разгадать смысла крохотной безделушки в рукояти меча… Лон-Меар, где вот уже семь лет как нет больше Чаши. Зато, извольте видеть, любезный брат наш поставил там свой город, огромный город… Конечно, до Лишенного Значений ему далеко, но Орин впечатляет, милостивые гиазиры, очень впечатляет. Что за люди эти звезднорожденные? На месте Орина седьмой год горит выжигающим глаза углем Стеклянный Шар. Диофериды, сыть Хуммерова… А вот и новая столица, Ордос. А вот Цинор, а вот на нем он, Шет окс Лагин, – зеленый изумруд. В общем, Сармонтазара как Сармонтазара.
Через центр карты, рассекая ее на две равных половины, шла мерцающая мертвенным голубоватым пламенем черта. Завеса Хуммера. Слева от нее лежали острова Синего Алустрала. Тоже ничего особо интересного. Белое пятнышко Молочной Котловины, полумесяц Ганфалы размером с полногтя. Золотая Цепь Калладира, багровый знак Дагаата… Все на своих местах. Но! Несколько дней назад Завеса Хуммера всколыхнулась в том месте, где находились Врата. Нечто проникло в Сармонтазару. Но что это и куда оно направляется? Второй загадкой был вытянутый крестик Поющего Оружия – знак местонахождения Элиена. На следующий день после того, как всколыхнулась Завеса, Элиен покинул Орин и теперь движется на запад, к Хелтанским горам. Зачем? Керков воевать? Но любезный брат наш миролюбив, как овечка. По крайней мере, после…
В спину Шета окс Лагина вонзилась стрела. Очень непростой наконечник. Обычная дурацкая стрела исчезает в глубинах его плаща безвозвратно. Эту заговаривали долго и старательно. Долго, старательно и совершенно без толку.
Шет обернулся и принял вторую стрелу в грудь. В пятидесяти шагах от него среди развалин крепостной стены торопливо натягивал лук чудом уцелевший смег.
– Не трать время, – спокойно сказал Шет, не повышая голоса. Он знал, что смег слышит его, звезднорожденного. – Меня очень тяжело убить.
15
– Меня очень тяжело убить, – улыбнулся Элиен, звезднорожденный, Белый Кузнец Гаиллириса, свел народа паттов и правитель вольного города Орина.
– Все равно нам следовало взять с собой хотя бы пару сотен охраны, – заметил Фор Короткая Кольчуга. – Здесь можно напороться на керков или на бешеную по весне снежную кошку…
– Фор, Фор… – покачал головой Элиен. – Во-первых, я не хочу, чтобы, завидев моих воинов, керки заорали на пол-Сармонтазары: «Война!» Потому что этому миру довольно войн и воплей о них. А во-вторых, от злой стрелы, выпущенной из засады, не спасет даже тысяча телохранителей. Ну а в рукопашной я, так уж и быть, прикрою твою трусливую задницу.
– Спасибо, свел, – обиженно пробурчал Фор.
– Не за что, – пожал плечами Элиен.
Настроение у него было неважное. Как только всколыхнулась Завеса Хуммера, Элиен почувствовал непреодолимое желание проведать Герфегеста. Наплевать на то, что в их отношениях давно воцарилась тягостная двусмысленность. Пусть Герфегест бросит на него косой взгляд и процедит что-нибудь вроде «Здравствуй, правитель-градостроитель…» Пусть опять заведет мрачный разговор о Шете. Пусть сделает что угодно – главное увидеть его целым и невредимым, побыть несколько дней рядом с ним, выяснить, кто же проник в Сармонтазару из Алустрала и как это ему удалось. Съездить, в конце концов, к Вратам Хуммера. Хорошо хоть пути осталось всего ничего – до заката будем на месте…
Элиен почувствовал присутствие смерти. Смерти было много, и смерть была разной. Около жилища Герфегеста прекратили свое существование по меньшей мере десять мужчин, один сгусток подвижной неживой материи и один «сделанный» человек. Для начала неплохо, Хуммер меня раздери!
Понять, есть ли там что-то живое, Элиен не успел. Потому что, пригнувшись к самой гриве, он уже гнал коня вскачь. Неважно, что низкие ветви деревьев хлещут по волосам. Неважно, что вовсю бранится Фор за его спиной. Неважно, что конь скорее всего переломает ноги, если на их пути попадется поваленное дерево или валун. Главное – успеть.
На поляне лежал аккуратный ряд трупов в незнакомых доспехах. Элиен соскочил с коня, выхватывая меч Эллата, и страшным голосом звезднорожденного проорал: «Герфегест! Герфегест! Услышь меня, шлюхин сын!» Никакого ответа.
Подоспевший Фор спешился у самой двери святилища. Он тоже извлек из ножен меч, заглянул внутрь… В этот момент Элиен почувствовал, как в двух шагах от Фора, в святилище, вспыхнула совершенно бездушная, ледяная злоба. В следующее мгновение Фор страшно захрипел, и Элиен увидел на его горле что-то, похожее на тонкое шипастое щупальце.
1 2 3 4 5 6 7