А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

- И сделал решительный шаг в нужном направлении. Но не тут-то было. Лицо стража стало ещё более сумрачным и непредсказуемым, а дуло автомата уперлось в мою грудь.
- Нэльзя! Нэ могу! - упрямо проговорил он. - А то малэнко стрелал буду. Да?
Я понял, что этого "маленько" мне будет больше чем достаточно и отступил. Этот дитя гор получил от своего хозяина "Дракулы" твердые инструкции и не остановится ни перед чем, чтобы их выполнить.
- Козел ты, а не Малыш! - здорово я обиделся. - Ради вас, козлов, рискуешь жизнью, а в ответ получаешь черную неблагодарность. Пошли бы вы все с вашим "паханом" к такой матери!
Пришлось удовлетвориться малым - наблюдать свою возлюбленную в окне. Картина была более чем впечатляющей. Но теперь мне этого было уже мало. Душа жаждала общения с моей ненаглядной. Светочка, любовь моя, вырву ли я тебя когда и лап кровожадного тирана! Унылый и печальный я вернулся домой.
А вечером ко мне пришли Рощин и Максим Задорожный и мы уничтожили все запасы сухого вина во имя торжества справедливости. Запасов хватило настолько, что я, вдруг, вспомнил нанесенную мне днем обиду и все порыввался пойти и набить морду тому стражу, а Рощин с Задорожным меня удерживали. А потом ничего не помню. Не помню, как ушли парни, не помню даже, как уснул. Помнил лишь, что была пятница. Поэтому, когда открыл глаза и увидел заглядывающее в окно нахалное солнце, то понял, что наступила уже суббота и мне предстояло выйти на связь с "Центром". Об этом мы дотолковались с Татиевым перед его отъездом.
Через полчаса я уже ехал в знакомых "Жигулях" в знакомый Владикавказ.
Анзор Мурадиев долго тискал меня, цокал языком и, будто продавал орловского рысака, приговаривал:
- Какой молодец, да! Какой красивый! Какой кунак! Какой джигит, да!
Такое впечатление, что он взял на себя повышенные обязательства задушить меня в своих объятиях.
- Свободу агенту ФСБ! - заорал я благим матом. - Агенты тоже люди!
- Зачем кричишь?! - озадаченно спросил Анзор, выпуская меня на волю. Тебя режут, да? - Он с большим трудом понимал шутки, а от подобных импровизаций становился вообще в тупик. Как может большой мужик, кричать как худой баба, да?! Не понимал он этого, хоть тресни. За неимением времени я не стал его убеждать, что есть в жизни такие люди, готовые из всего, даже из самых невероятных ситуаций делать хохму. Поэтому ответил весьма лаконично:
- Я больше не буду.
Азор как-то странно на меня посмотрел, спросил осторожно:
- Ты, Дима, в порядке, да?
Случай схохмить сам припрыгал в руки и я не мог, не имел права его упустить.
- Я-то в порядке, - заверил я его и, наращивая накал голоса, принялся "возмущаться": - А вот вы, Анзор Мурадович, явно не того. Сколько раз вам можно говорить, что лошадь к стойлу надо привязывать двойным узлом, понимаете ли! Опять ваша Глория отвязалась. Ее видели аж у Трубопрокатного жующую "Сникерсы".
У Анзора натурально полезли глаза на лоб. Лицо стало потерянным, беспомощным и жалким. Сомнения в моей психической полноценности у него теперь окончательно отпали.
- Какой лошадь?! Какой Глорий?! - жалко пролепетал он, косясь на дверь. Очевидно боялся, как бы я не отрезал ему путь к отступлению. Он явно растерался и не знал, что предпринять. Опыта общения с психами у него не было никакого. В милиции их обычно направляют либо в суд, либо к прокурору.
- Вот только этого не надо мне тут! - погрозил я ему пальцем. Оправдываться не надо! Вы, Азор Мурадович, не любите животных - этих братьев наших меньших.
- Я очень люблю живытный! - заверил меня Мурадиев и даже молитвенно сложил на груди руки.
- Не надо врать! - присек я его попытки уйти от ответственности. Помните, как прошлый раз вы спустили в унитаз морскую свинку?! Помните?!
- Нет, не помню! - Азора уже качало от перенапряжения.
- Так я вам напомню. Бедное животное целую неделю плавало по городскому коллектору и пугала душераздирающими криками горожан. Садист вы после этого, Анзор Мурадович! Вот кто вы такой! А что если Глория объестся "Сникерсов"? Кто за это будет отвечать? Кто, я вас спрашиваю?!
Наконец, его осенило, как надо себя со мной вести. Лицо разом сделалось умильно-благостным, заулыбалось фальшивой приторной улыбкой. Он подошел ко мне, обнял за плечи, елейным голосом пропел:
- Ви не волнуйся, Дима! Все будет карашо, да. Садись, посмотри картинки, да. - Он достал из ящика стола какой-то порнографический журнал и выложил передо мной. - А Глорий мы сейчас поймаем и вернем на место. Я сейчас позвоню и распоряжусь. Ты подожди токо. - И он бочком стал пятиться к двери.
Пора было заканчивать спектакль одного актера. Зритель от него явно устал. Однако, предвидя, что сейчас может произойти, я придал голосу покаянный вид, а на лице нарисовал крайнюю степень смущения.
- Никуда звонить не надо, Анзор. Пошутил я. Извини!
Он застыл в какой-то нелепой позе с раскрытыми, будто клешни рака, руками и на полусогнутых. А такого дурацкого выражения лица у него не было, уверен, со дня рождения. Он смотрел на меня, как очковая змея, и лишь шипел, не в состоянии говорить. Помятуя, что лучшая защита - нападение, я "возмутился":
- Ну что ты на меня шипишь?! Уж и пошутить нельзя! Какие мы все, блин, нервные!
Анзор наконец пришел в движение.
- Так ты это шутил, да? - спросил, приближаясь ко мне с угрожающим видом.
- Шутил да! А кто меня принял за придурка?! - спросил возмущенно, все ещё надеясь, что дело не дойдет до "крайних мер".
Он схватил меня за грудки, легко оторвал от стула и потащил к окну. Угрожающе зарычал:
- Ты у меня щас будешь шутил с третьего этажа!
- Люди-и-и! - заорал я. - Я любил вас! Спасите! Не дайте свершиться беззаконию! За что же Ванечку Морозова! Геноцид к позорному столбу!
Наконец, Анзор отпустил меня, плюхнулся на стул, мрачно, с сожалением сказал:
- Дурак ты, Димка! Такой встреча испортил! - Но этого ему показалось недостаточным и после некоторого раздумья, он дополнил: - Козел!
Я обнял его сзади за плечи, наклонился и очень задушевным голосом проговорил:
- Прости меня, Анзор! Прости Христа ради! Таким уж я уродом уродился. Поэтому все претензии моей маме. Хочешь я тебе дам её адрес? А что, напишешь письмо. Она будет рада.
- Э-э! - укоризненно сказал он. - Зачем маму трогал, да? Когда сам болной.
- Что верно, то верно, - согласился я. - А какой с больного спрос?
В конце-концов мир был восстановлен.
- Поехали ко мне, - сказал Анзор, втавая.
- Нет, сначала дело, а потом все остальное.
- Там будет дело. Здесь не будет. Я сегодня барашка зарезал, да.
- Ну вот видишь, - укоризненно покачал я головой. - А кто мне давеча клался, что любит животных?
- Но есть маленько тоже надо, - серьезно ответил Анзор.
Нет, с чувством юмора у него явная напряженка. Определенно. И с этим уже ничего не поделаешь.
Прием прошел в делой и дружественной обстановке и затянулся до позднего вечера. В конце его Анзор вновь тискал меня в своих объятиях и восхищенно говорил:
- Какой молодец! Какой кунак! Какой джигит, да!
Азор рассказал, что ими установлены каналы сбыта героина. Уходит он по железной дороге, как правило, в трехтонных контейнерах, загруженных всякой всячиной. Пока выявлены десять городов, куда идут наркотики. Среди них был и Новосибирск. Я даже не мог предположить, что мне самому придется участвовать в аресте этого контейнера и задержании его получателей. Отчет Анзора я приобщил к своему, вложил в конверт и поросил срочно отправить спецпочтой Иванову. Результаты моей здесь работы были, как говорится, налицо.
А утром ко мне прибежал мой связной Тимур, запыхавшийся, возбужденный.
- Вас сам Татиев вызывает! - сообщил.
То, что Татиев не встретил меня на крыльце, было дурным предзнаменованием. Когда я вошел к нему в кабинет, то он сидел за столом строгий и чопорный, будто на приеме в Бекингемском дворце. И я окончательно понял, что случилось что-то из ряда вон и надо готовиться к самому худшему. Он холодно взглянул на меня и вместо приветствия, спросил:
- Кто вы, Павел Иванович?
И тем самым развеял все мои сомнения. Они установили, что ни такого отдела, ни такого генерала, о которых я говорил, в ФСБ не существует, как нет там и сотрудника Кольцова Павла Ивановича. Я предвидел, что это рано или поздно случится и на этот случай у меня уже был заготовлен ответ. Да, я не имею чести принадлежать к Федеральной службе безопасности, так как принадлежу к Главному разведовательному управлению. С моим умением пудрить мозги почтенной публике, я бы мог рассчитывать на определенные успехи. А это бы повлекло новую проверку, а там... Но сейчас я решил говорить правду. Почему? А кто меня знает - почему? Решил - и все тут. Интуитивно чувствовал, что только правда может мне сейчас помочь.
- В каком смысле, Руслан Мансурович?
- В самом прямом. Кто вы такой?
- Ах, вы об этом? - сказал я равнодушно. Неспешно подошел к столу, сел, достал сигареты, закурил, выпустил к потолку струю дыма и беспечно улыбнулся. - Если быть между нами, мальчиками, до конца честным и предельно откровенным, то я никакой не Кольцов, и вовсе не Павел Владимирович, и уж тем более не подполковник ФСБ.
- Это мы уже выяснили, - сказал Татиев, следя за мной строгим взглядом.
- Что делает вам честь, - кивнул я снисходительно. - Но только, смею заверить, что вам от этого не легче.
- Это ещё почему?
- А мотому, милостивсдарь, что ваша информация ушла строго по назначению и по ней уже работают соответствующие органы? Вы внимательно следите за ходом мих мыслей, Руслан Мансурович?
- Кто же вы такой, наконец?
- Вопрос резонный. Отвечаю. Я - майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.
- Беркутов? - машинально переспросил Татиев, что-то припоминая. Вдруг, лицо его стало красным, а глаза - удивленными. Таких удивленных глаз я отродясь не видывал. Определенно. - Так вы...
- Вот именно, - подтвердил я его догадку. - Я внебрачный муж Светланы Николаевны и прибыл сюда исключительно за ней. Но когда архаровцы Бахметова принялись меня "уговаривать" выдать себя за сотрудника ФСБ, я вынужден был с ними согласиться. Вы ведь знаете - они умеют "уговаривать".
Правда настолько ошеломила Татиева, что он отказывался в неё поверить. Вскочил из-за стола, подбежал к двери и истерично закричал:
- Светлана!
Через минуту в дверях появилась моя любимая. Вид у неё был встревоженный.
- Здравствуйте, Павел Иванович! - кивнула она мне и обратилась к Татиеву: - В чем дело?! Что случилось?! Отчего вы так кричите?
- Кто это? - спросил Татиев, указывая на меня пальцем.
Она бросила на меня испуганный взгляд, но довольно хладнокровно ответила:
- Что за глупый вопрос?! Это Кольцов Павел Иванович.
- Вы в этом уверены? - В голосе Татиева было столько надежды и ожидания, что я невольно ему посочувствовал.
Лицо Светланы вспыхнуло, глаза заблестели, и она стала ещё прекраснее.
- Я вас не понимаю! - гневно проговорила она.
- Вы прежде были знакомы с этим господином?
- Да. И вы об этом прекрасно знаете.
- Я имею в виду не здесь. А там, - она махнул рукой на окно, - в Новосибирске?
Светлана окончательно растерялась и не знала, что ей сказать. Взглянула на меня, как бы говоря: "Что здесь происходит?"
- Фенита ля комедия, дорогая, - улыбнулся я. - Придется "колоться". Другой альтернативы я не вижу. Удовлетвори любопытство этого настырного господина и ответь - кто я такой.
Светлана побледнела, потупила глаза, тихо, но четко сказала:
- Вы Павел Иванович Кольцов.
Она никак не могла поверить, что я в трезвой памяти по собственной воле мог раскрыться перед врагом, и тем самым ставила меня в затруднительное проложение.
Ответ Светланы вдохнул в мятущуюся сущность Татиева надежду на светлое будущее. Он взбодрился, повеселел и вновь стал походить на красивого сукиного сына, воспитанного мамой на любви к русской классике.
- Так в чем дело, Пав.... или там вас?! - воинственно обратился он ко мне.
- Светочка, - сказал я проникновенно, - ты ставишь меня в двусмысленное положение. Я только-что убеждал красавца-хозяина, что являюсь тебе в некотором роде внебрачным мужем. После твоего бессмысленного запирательства он может посчитать меня обманщиком, а то и откровенным лгуном. Ты подумала - как это может отразиться на моей безупречной репутации?
После моей прочувственной речи Светлана поняла, что я не шучу и, смело глядя в голубые глаза мучителя-абрека, сказала:
- Это самый дорогой для меня человек Дмитрий Константинович Беркутов.
О, как же была прекрасна моя любимая! Как прекрасна, как цветуща была земля, по которой ступали её стройные ноги! И как чудесен был мир, в котором мне посчастливилось тридцать пять лет назад появиться на свет и полюбить такую необыкновенную женщину! Как он был мудр и наполнен смыслом! Как были красивы люди, его населяющие! Остановись мгновение! Ты прекрасно!
И пока меня распирала гордость за любимую, а за спиной вырастали могучие крылья, способные вырвать эту симпатичную голубую планету из семейства Солнца и унести далеко-далеко в отрытый космос, с Татиевым творилось прямо противоположное. Он разом будто постарел на добрый десяток лет, сник, ссутулился. Лицо его долго меняло выражения, пока не приняло устойчивое - страдальческое. Взгляд потух. Ноги уже были не в состоянии выдерживать тяжесть внезапно одряхлевшего тела, и он пляхлунся на стул, отсутствующе глядя в окно. Да, не хотел бы я оказаться когда-нибудь на его месте. Очень бы не хотел. Определенно. По всему, он сильно любил Светлану. Его беда состояла в том, что он напрочь забыл народную мудрость, о которой наверняка говорила ему русская мама, - "насильно мил не будешь".
- Хорошо. Идите, Светлана Николавна, - сказал он устало, без тени эмоций.
- Никуда я не пойду, - твердо ответила Светлана и, в доказательство своих слов, подошла ко мне и положила руку мне на плечо.
Татиев посмотрел на нее, затем перевел взгляд на меня, снова - на нее, горько усмехнулся, проговорил обреченно:
- Насильно мил не будешь.
Я вздрогнул от неожиданности. Он будто подслушал мои мысли. Черт возьми! А ведь он неплохой в общем-то мужик. И если бы мы встретились с ним где-нибудь при других обстоятельствах, то могли бы подружиться. Определенно. И я сделал бы из него человека. Впрочем, это и сейчас не поздно. Во всяком случае, надо попытаться.
- И что вы намереваетесь делать? - спросил Татиев, глядя на меня. Похоже, что на Светлане он окончательно поставил крест. И правильно сделал. Я бы на его месте поступил бы точно так же. Лучше раз здорово переболеть, чем всю жизнь чахнуть.
- Была мыслишка - отправиться домой, прямиком к семейному счастью. Очень надеюсь, Руслан Мансурович, на ваше содействие и помощь.
От подобного нахальства Татиев лишь покачал головой. После некоторой паузы сказал:
- Нравитесь вы мне, Павел... э-э, Дмитрий Константинович, в любой ситуации не теряете самообладания и чувства юмора. Но я бы хотел составить приватный разговор без свидетелей. - На Светлану он больше не смотрел. Видно, действительно имел способность подслушивать чужие мысли и решил покончить с любовью раз и навсегда.
- Света, оставь нас, пожалуйста, - сказал я,тронув её руку.
- Хорошо, - ответила она и вышла.
Татиев достал из кармана довольно пухлый конверт и протянул мне.
- Это то, что вы просили.
- Спасибо! Родина вас не забудет.
- Да ладно вам, - вяло отмахнулся он от моих слов. - Я решил принять ваше предложение.
- Какое ещё предложение? - не понял я.
- Отпустить вас.
- Вот как! - искренне удивился я. - А я уже было приготовился долго и нудно убеждать вас в необходимости этого.
- Дело вовсе не в вас. Я бы отпустил её даже если бы вас не было. Я это решил ещё в Москве. Но меня интересует, что будет дальше?
- Дальше мы со Светланой будем жить долго и счастливо и, если повезет, умрем в один и тот же день. А вы, Руслан Мансурович, постараетесь найти потерянную когда-то совесть. И если найдете, чего я вам искренне желаю, то, уверен, станете человеком.
- Избави Господи меня от друзей, а от врагов я избались сам, - вдруг ни с того ни с сего задумчиво проговорил Татиев, глядя в окно.
- О чем это вы, Руслан Мансурович?
- Да так, кое-что вспомнил... Аза совет спасибо. Но я несколько не о том. Что я должен буду делать после вашего отъезда?
- То же, что делаете сейчас. Только информацию будете передавать Рощину.
- Вы и его завербовали?
- Обязательно. Только его не надо было вербовать. Он сам с радостью согласился помогать, так как все, что тут делается уже давно его достало. Поэтому, мой вам совет: поскорее кончайте со всем этим, направьте свою кипучую энергию в конструктивное русло. У вас сейчас один враг Ссосновский и компания. именно они хотят развязать на Кавказе братоубийтвенную войну.
- Я попробую, - пообещал мне Татиев. И по тому, как это было сказано, я понял, что ему можно верить. - Да, а что я скажу Сосновскому?
- Скажите, что я являюсь сотрудником Главного разведовательного управления. Вряд ли у него там есть свои люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36