Спору нет, проступок хоть и случайный, но очень серьезный, наказывают и за куда меньшие провинности... Тарикс хрипел, и в глазах его отражался ужас. Арнис подозревал у него сердечную недостаточность. Старику долго не протянуть, он все время почти задыхался. Но ужасно умереть под ударами электрохлыста...
— Не выживет, — прошептал кто-то из гэла сзади, — забьют ведь.
Килийцы хранили гордое молчание.
Арнис вдруг почувствовал, как почти против его воли, ноги сами шагнули вперед. Что это я делаю, с ужасом спросил он себя, и в ту же минуту понял, что да, так и надо, что это даже, может быть, шанс... Он упал на колени и протянул руки к дэскам.
— Молю выслушать меня... о досточтимые!
Все взгляды обратились на него. Арнис продолжал.
— Я присутствовал при том, что случилось, и духи не дают моей совести оправдания... ибо это я не проследил за цифрами, и открыл клеть раньше, чем должен был. Тот кавур, которого вы собираетесь наказать, невиновен.
В зале установилась полная тишина. Только по-прежнему страшно хрипел в этой тишине Тарикс, но глаза его были с удивлением устремлены на неожиданного спасителя. Арнис сжал кулаки, ему было противно это всеобщее внимание... хоть бы уж поскорее решали что-нибудь.
Веревки упали с рук гэла. Один из дэсков подтолкнул освобожденного Тарикса в спину... все еще оглядываясь, не веря, старик поплелся в строй. Дэски посовещались между собой.
— Ты будешь наказан, — сообщил Арнису один из них, — твой проступок серьезнее, но так как ты сообщил сам, мера твоего наказания не превысит того, что должен был получить этот кавур.
Арнис встал, шагнул вперед. Стащил через голову рубашку, бросил ее на каменный пол. Пока его привязывали к столбу, он молился. Теперь самое главное — не закричать. Ни один килиец не кричал под ударами. Их этому учат с детства. Раз могут они, смогу и я. Господи, помоги, думал Арнис. Но электрохлыст на малой мощности, то, что на гэллани называют «разящей молнией», электрический удар не до шока, а так, чтобы нестерпимой болью взорвалось все тело... Арнис как-то уже испытывал это на себе, хорошо помнилось. Да, Тарикс бы не выжил. Ужас какой... Арнис стал молиться, чтобы справиться с подступающим ужасом, но и молитва не помогала. И вдруг перед внутренним его взором возникло лицо Ильгет. Ильгет, милая... любовь моя, радость.
Первый удар обрушился на плечи Арниса, и он, страшно вздрогнув и сжав зубы, смог промолчать.
Под конец он все-таки потерял сознание. Пришел в себя и первым делом ощутил, как жжет разорванная на спине кожа. Он лежал на боку, согнувшись. Кругом слышалось мерное дыхание — кавуры уже спали. И тьма кромешная. Арнису захотелось заплакать от бессилия и жалости к себе. Господи, и так еще год... сможет ли он завтра встать? Да сможет, наверное, от электрических ударов ведь следы не болят, а кожа не так уж сильно порвана. И завтра опять это чертово святилище, жар, и мерзкие зародыши дэггеров.
Какая-то тень склонилась над ним. Арнис поднял голову. Глаза Искэйро блестели во тьме.
— Ты можешь называть кили по имени, чужеземный воин.
— Ты тоже... — еще не веря в удачу, медленно ответил Арнис, — тоже называй меня по имени, воин Килии.
— Кили сберегли для тебя еду, — темные руки бережно поставили рядом с ним миску с кашей, — поешь, Ар-нис, завтра тебе снова понадобятся силы.
— Спасибо, Искэйро.
— И возьми питье, — килиец поставил рядом с ним глиняную кружку, — Кили знает, тебе трудно ходить сейчас. Кили принесли тебе воду.
С утра Ильгет с Иволгой занимались обычной работой, принимали больных, выслушивали посетителей. К полудню с базара явилась возбужденная, довольная Рида, размахивая корзинкой.
— О проницательные! Весь город говорит о том, что Панторикс ошибся. Вы оказались правы, никакого дождя нет и не предвидится.
— Это хорошо, — заметила Иволга, — ну ладно, ты обед будешь варить? А то я уже, честно говоря, есть хочу.
— Я сейчас все сделаю, о проницательные.
Иволга повернулась к Ильгет. Произнесла на линкосе.
— Надо хоть Гэссу спасибо сказать. Ты пока принимай, а я пойду, свяжусь с ним.
Она удалилась в соседнюю комнату, где у них была спрятана гравистанция. Ильгет открыла занавесь и крикнула.
— Следующий! Заходите, пожалуйста.
Но у выхода сидел всего один юноша, Ильгет знала его, недавно им удалось вылечить его мать от застарелого псориаза.
— Проходи... Эннори, — она вспомнила имя.
Парнишка — лет восемнадцати, вихрастый, с блестящими гэлланскими глазами — вошел в комнату. Поклонился почтительно.
— О проницательная...
Ильгет села и указала посетителю на скамью напротив.
— Здравствуй, Эннори. Какая нужда привела тебя сегодня к нам?
— О проницательная, у меня нет больше нужд, которые я мог бы иметь. Я счастлив тем, что вы вылечили мою мать, и я вам благодарен. Только одна нужда тревожит меня по-прежнему...
— Какая же? — поинтересовалась Ильгет, внимательно глядя на парня.
Эннори вздохнул, потупил взгляд.
— Я не знаю, как вам сказать об этом... Я простой человек, не тэйфин, и в роду у нас не было никого такого. Но меня интересует истина, — последнее он выговорил словно через силу.
— И простой человек может интересоваться истиной, — спокойно сказала Ильгет, — ибо истина — едина для всех.
— Я увидел, что вы, проницательные, ты и твоя досточтимая соработница, гораздо сильнее, чем любой из наших тэйфинов. Ваша воля и ваш дух невероятно высоки. Вы исцелили столько людей, сколько Панторикс не исцелил за всю жизнь. Вы творили чудеса... И вы смогли подчинить себе уйгаран, и это говорит о том, что вы непобедимы. Все наше войско не могло бы справиться с вами...
Ильгет внимательно слушала, сложив руки на коленях.
— Но я задал себе вопрос, какие же духи помогают вам, ведь эти духи должны быть куда могущественнее Нинья Теннар... может ли быть, что это сам Ниннай Акос? Или же у вас свои духи? Я знаю, — поспешно добавил Эннори, — что мне не пристало интересоваться духами, но...
Он опустил глаза и добавил тихо.
— Всю мою жизнь я спрашивал себя, какой он, Ниннай Акос, и почему он дал нам жизнь, и чего он хочет от нас. Как устроен наш мир... Я так хочу это знать, но мне негде узнать это. Может быть, вы...
Ильгет смотрела на парня широко раскрытыми глазами.
— Да, Эннори, — произнесла она, — я расскажу тебе.
Она помолчала, надо было бы произнести молитву, но лишь обрывки мыслей метались в голове... Господи, только и подумала Ильгет. И заговорила.
— Эннори, Бог, которому мы служим — истинный Бог, создатель всего мира. Он гораздо сильнее любого из ваших духов, сильнее Ниннай Акоса.
Она вдруг подумала, что объяснить все человеку, не знающему о звездах и иных мирах, будет очень трудно. Но не начинать же объяснения с бесконечности Вселенной...
— Бог, в которого мы верим, создал весь мир.
Иволга вышла из соседней комнаты и встала у косяка, скрестив руки на груди. Ильгет бросила на нее взгляд и продолжила.
Она говорила около часа — примерно четыре средних доли по-гэллански. Говорила по наитию, потому что невероятно трудно было объяснить все человеку, никогда не знавшему иных культур, кроме собственной, не представляющего значения жертвы за грех, которому Бог обучил древних иудеев на Терре. Но Эннори был сообразителен, и он был очень заинтересован рассказом. Ильгет не знала, многое ли понял гэла из объяснений... она вообще не помнила того, что говорила, речь лилась как бы сама собой.
Она пересказывала пареньку всю историю мира, изложенную в Библии. О том, как Бог создал первых, совершенных людей, вложив в них свободу воли, и как они выбрали грех и зло. Как страдали люди, творя зло, и как страдал Бог, глядя на это. Как он пытался все же исправить мир, уничтожив всех людей, оставив только одного, воистину праведного человека с семьей, но и потомки этой семьи не стали лучше. (По-видимому, правда, еще до тех пор произошло расселение людей во Вселенной, но об этом Ильгет умолчала).Как Бог создал себе народ, произведя его от другого праведника, и на протяжении тысяч лет воспитывал этот народ, объяснив ему несколько простых правил, например — нельзя убивать, нельзя воровать, завидовать, изменять своей жене или мужу, поклоняться другим богам, которые все были — злые духи, акогната, и так далее. Бог научил свой народ приносить жертвы, но не просто так, а в искупление за определенные грехи, потому что ни один грех не должен был оставаться безнаказанным. Но люди, даже и принося жертвы животными, все равно оставались злыми. Бог много раз посылал к своему народу пророков, которые пытались наставить людей на путь Божий, но люди убивали пророков, потому что не хотели слышать о своих грехах и о Боге. И о том, как Бог послал к людям своего Сына, и Сын отдал Себя в жертву за все человеческие грехи...
— И отныне, сказал Он, тот, кто будет веровать в Меня, придет ко Мне — тот спасется, — с волнением сказала Ильгет. И посмотрела на Эннори. Вдруг юноша соскользнул со скамьи и встал на колени.
— О досточтимая! — воскликнул он, — я хочу прийти к Сыну Божьему! Это можно? Или... я ведь простой человек...
— Встань, Эннори, — Ильгет подняла его, — конечно, можно. Христос умер за всех людей, не только за тэйфинов. Каждый может обратиться к Нему в молитве. Эннори... я тоже была простой женщиной. Ты ведь знаешь, женщины не бывают тэйфинами. Но Бог и мне дает силы. Истинный Бог.
Со стороны Иволги послышался какой-то звук, не то хмыканье, не то кашель. Ильгет обернулась к подруге, сразу смутившись. Но выражение на лице Иволги удивило ее. Вовсе не ироническое выражение... очень серьезное.
— Что мне сделать для того, чтобы... ну... быть с Христом? — спросил Эннори. Ильгет улыбнулась.
— Точно так же в Евангелии спросил один юноша. И Христос ответил: раздай свое имение нищим, возьми свой крест и следуй за Мной.
Она помолчала.
— Тебе нужно креститься, Эннори. Ты хочешь этого?
— Да!
— Я могу это сделать. Но прежде ты должен услышать все, ведь я очень коротко тебе рассказала. Если хочешь, приходи ко мне каждый день, я буду рассказывать тебе... и потом окрещу. Если ты не передумаешь.
— О досточтимая! Конечно... если тебе не жаль своего времени и сил...
— Мне не может быть жаль, Эннори, потому что Спаситель учил нас, что любить своего ближнего и помогать ему — это очень важно.
Когда Эннори вышел, Ильгет смущенно повернулась к Иволге, ожидая услышать какое-нибудь ехидство. Она и сама понимала уязвимость своей позиции — чудеса-то их вовсе не были настоящими, обычные достижения науки и техники, единственное чудо, пожалуй, с дэггером в пещере, совершила как раз неверующая Иволга.
Но глаза подруги были совершенно серьезны. Она не сказала ни слова о происшедшем, произнесла лишь.
— Иль, там больные опять пришли. Примем?
— Конечно, — Ильгет прочитала про себя короткую молитву. Благодарственную. Бог так явно показывал свое присутствие и здесь, на Визаре, не знавшем или отвергнувшем Его. Рида впустила женщину, с лицом, не совсем похожим на гэла, глаза не настолько скошены, волосы не иссиня-черные, а темно-русые. На руках женщина держала мальчика, довольно большого, лет шести, испуганно, как зверек, поблескивающего темными глазками.
— Положи вот сюда, — Иволга показала на скамью, покрытую половиком. Женщина сгрузила свою ношу. Мальчик лежал совершенно расслабленно. Теперь они увидели, что ножки ребенка, босые, торчащие из коротких штанин, атрофированы — непропорционально коротки и тощи. Подруги обменялись взглядами — кажется, дело безнадежно.
— Опять полиомиелит, — пробормотала Иволга на линкосе. Мать ребенка вдруг повалилась на колени.
— О проницательные, на вас только и надеюсь. Как заболел четыре круга назад, так ножки и не ходят. А мальчик умненький, хороший мальчик, отец-то у нас на заработки ушел, да так и не вернулся, я по домам стираю... вы уж простите, вот собрала все, что могла, — она стала доставать какие-то свертки из-за пазухи коты. Ильгет остановила ее.
— Нет-нет, платы мы не берем.
Иволга наклонилась к мальчику, настороженно глядящему на нее.
— На гэллани говоришь?
— Говорю, — буркнул малыш, и даже странно было от него слышать нормальную человеческую речь.
— Как тебя зовут?
— Рени.
Иволга пощупала ноги мальчика.
— Атрофия, — пробормотала она, — мы тут ничего не сможем, Иль... тут нейрохирург нужен. Нановмешательство... И то сейчас уже поздно.
Она замолчала. Даже если забрать ребенка на Квирин — не поможет. Медицина тоже не всесильна. Иволга оглянулась на подругу. Ильгет стояла совершенно неподвижно, и глаза ее вдруг стали очень большими и темными. Как в пещере с дэггером, вдруг подумала Иволга. В каком-то она трансе, что ли...
Ильгет шагнула к ребенку. Как во сне. Положила обе руки ему на голову. Иволга вдруг поняла, что подруга молится. Женщина позади замерла, считая, что происходит колдовское действие. Вдруг Ильгет резко убрала руки.
— Встань, — сказала она на гэллани. Мальчик дернулся... приподнялся... ноги его бессильно свалились со скамьи, мать бросилась было поддержать, но Ильгет жестом остановила ее. Еще секунда — и Рени стоял на своих слабых, атрофированных ножках, а в следующее мгновение он упал, но Иволга успела подхватить его.
— Ну-ка! — Ильгет поддержала мальчика с другой стороны, — шагай! Давай!
Рени, поддерживаемый с обеих сторон, так что нагрузки на ноги почти не приходилось, неуверенно сделал несколько шагов по комнате. Во всяком случае очевидно, что ногами он начал работать. Просто атрофированные мышцы еще не готовы к нагрузке.
Ильгет, очень бледная, с горящими глазами, повернулась к матери, замершей неподвижно.
— Мы объясним вам... надо будет учить его ходить. Ножки слабые, они не умеют двигаться.
Занятия с Эннори продолжались, и что самое удивительное — вскоре к ним присоединилась Рида, а потом еще двое молодых людей из города и один исцеленный от викоты, домохозяин из Мапа. Ильгет дважды приходилось начинать все заново, и занятия шли подолгу, иногда до позднего вечера — вопросов у слушателей было очень много. Иволга тоже прислушивалась, сидя поблизости. Ильгет решила, что стоит рассказать им всю правду. И постепенно ввела их в курс подлинной картины мира — рассказала о том, что на самом деле представляют собой звезды, иные планеты, что и они сами явились с другого мира. И что Христос воплощался именно на Терре, прародине человечества, занимающей совершенно особое место среди других миров.
После рассказов Ильгет учила своих слушателей молитве.
Она сама удивлялась — ведь никогда не готовилась к этой роли и не думала, что вот так придется... и не очень-то подкована в богословии. Однако получалось все легко, понятно, интересно.
И вскоре вышло так, что Эннори остался у них — жить и работать. Ему все равно нужна была работа, а Иволга с Ильгет вполне могли заплатить.
— Слушай, Иль, так ты что, на самом деле будешь их крестить?
— Конечно, а почему бы и нет?
— Но ведь... разве ты имеешь право? У нас на Терре...
— По квиринским канонам — имею, — сказала Ильгет уверенно, — в отсутствие священника, конечно. У нас миряне тоже могут крестить.
— Не знала, — произнесла Иволга озадаченно, и помолчав, добавила, — думала, придется до Квирина ждать.
— Чего? — не поняла Ильгет.
Иволга вздохнула.
— А ты не можешь и меня заодно окрестить?
— Господи! — произнесла пораженная Ильгет, — Иволга! Ты о чем?!
— Да ни о чем... сама понимаешь... решила я вступить в вашу компанию.
— Ой... подожди... — Ильгет отставила свою чашку, — это так неожиданно! Конечно, я все сделаю... и не надо всех дожидаться. Зачем им вообще знать, что ты не крещена?
— Да пусть знают, чего врать-то...
— Да, ты тоже права. Но все равно...
— Я могу и со всеми, Иль. Мне без разницы. Просто я подумала, чего дожидаться, когда еще на Квирин попадем... и доживем ли... знаешь, сагон жив, все может случиться.
— Да, ты права, конечно!
Ильгет помолчала.
— Иволга, а когда ты решила? Когда тот мальчик... выздоровел?
— Нет, раньше, — немедленно ответила Иволга, — с дэггером.
Она опустила голову и продолжала глухо.
— Я тогда уже все поняла. Думала ведь, что все, умрем... и вдруг меня как пробило — есть Он, есть! Любит нас. И потом вот эта мысль, что надо попробовать дэггера на себя переключить. И когда мне это удалось, я поклялась, что обязательно крещусь. Я не все у вас понимаю... Только я теперь знаю, что Он есть. А вот сейчас, знаешь, тебя слушаю, и вроде бы все уже можно принять.
Ильгет решила поторопиться с крещением. Хотя дел было очень много, ложиться приходилось за полночь, а вставать с рассветом — ежедневно она проводила очередное занятие по катехизации. Заставила учеников выучить (повторяя хором) несколько основных молитв — ей самой пришлось перевести молитвы на гэллани (впрочем, тут помогла Иволга, переводы были ее коньком). Наконец Ильгет сочла, что подготовки достаточно, по крайней мере, для того, чтобы принять крещение. Предупредила лишь, что занятия будут продолжаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Не выживет, — прошептал кто-то из гэла сзади, — забьют ведь.
Килийцы хранили гордое молчание.
Арнис вдруг почувствовал, как почти против его воли, ноги сами шагнули вперед. Что это я делаю, с ужасом спросил он себя, и в ту же минуту понял, что да, так и надо, что это даже, может быть, шанс... Он упал на колени и протянул руки к дэскам.
— Молю выслушать меня... о досточтимые!
Все взгляды обратились на него. Арнис продолжал.
— Я присутствовал при том, что случилось, и духи не дают моей совести оправдания... ибо это я не проследил за цифрами, и открыл клеть раньше, чем должен был. Тот кавур, которого вы собираетесь наказать, невиновен.
В зале установилась полная тишина. Только по-прежнему страшно хрипел в этой тишине Тарикс, но глаза его были с удивлением устремлены на неожиданного спасителя. Арнис сжал кулаки, ему было противно это всеобщее внимание... хоть бы уж поскорее решали что-нибудь.
Веревки упали с рук гэла. Один из дэсков подтолкнул освобожденного Тарикса в спину... все еще оглядываясь, не веря, старик поплелся в строй. Дэски посовещались между собой.
— Ты будешь наказан, — сообщил Арнису один из них, — твой проступок серьезнее, но так как ты сообщил сам, мера твоего наказания не превысит того, что должен был получить этот кавур.
Арнис встал, шагнул вперед. Стащил через голову рубашку, бросил ее на каменный пол. Пока его привязывали к столбу, он молился. Теперь самое главное — не закричать. Ни один килиец не кричал под ударами. Их этому учат с детства. Раз могут они, смогу и я. Господи, помоги, думал Арнис. Но электрохлыст на малой мощности, то, что на гэллани называют «разящей молнией», электрический удар не до шока, а так, чтобы нестерпимой болью взорвалось все тело... Арнис как-то уже испытывал это на себе, хорошо помнилось. Да, Тарикс бы не выжил. Ужас какой... Арнис стал молиться, чтобы справиться с подступающим ужасом, но и молитва не помогала. И вдруг перед внутренним его взором возникло лицо Ильгет. Ильгет, милая... любовь моя, радость.
Первый удар обрушился на плечи Арниса, и он, страшно вздрогнув и сжав зубы, смог промолчать.
Под конец он все-таки потерял сознание. Пришел в себя и первым делом ощутил, как жжет разорванная на спине кожа. Он лежал на боку, согнувшись. Кругом слышалось мерное дыхание — кавуры уже спали. И тьма кромешная. Арнису захотелось заплакать от бессилия и жалости к себе. Господи, и так еще год... сможет ли он завтра встать? Да сможет, наверное, от электрических ударов ведь следы не болят, а кожа не так уж сильно порвана. И завтра опять это чертово святилище, жар, и мерзкие зародыши дэггеров.
Какая-то тень склонилась над ним. Арнис поднял голову. Глаза Искэйро блестели во тьме.
— Ты можешь называть кили по имени, чужеземный воин.
— Ты тоже... — еще не веря в удачу, медленно ответил Арнис, — тоже называй меня по имени, воин Килии.
— Кили сберегли для тебя еду, — темные руки бережно поставили рядом с ним миску с кашей, — поешь, Ар-нис, завтра тебе снова понадобятся силы.
— Спасибо, Искэйро.
— И возьми питье, — килиец поставил рядом с ним глиняную кружку, — Кили знает, тебе трудно ходить сейчас. Кили принесли тебе воду.
С утра Ильгет с Иволгой занимались обычной работой, принимали больных, выслушивали посетителей. К полудню с базара явилась возбужденная, довольная Рида, размахивая корзинкой.
— О проницательные! Весь город говорит о том, что Панторикс ошибся. Вы оказались правы, никакого дождя нет и не предвидится.
— Это хорошо, — заметила Иволга, — ну ладно, ты обед будешь варить? А то я уже, честно говоря, есть хочу.
— Я сейчас все сделаю, о проницательные.
Иволга повернулась к Ильгет. Произнесла на линкосе.
— Надо хоть Гэссу спасибо сказать. Ты пока принимай, а я пойду, свяжусь с ним.
Она удалилась в соседнюю комнату, где у них была спрятана гравистанция. Ильгет открыла занавесь и крикнула.
— Следующий! Заходите, пожалуйста.
Но у выхода сидел всего один юноша, Ильгет знала его, недавно им удалось вылечить его мать от застарелого псориаза.
— Проходи... Эннори, — она вспомнила имя.
Парнишка — лет восемнадцати, вихрастый, с блестящими гэлланскими глазами — вошел в комнату. Поклонился почтительно.
— О проницательная...
Ильгет села и указала посетителю на скамью напротив.
— Здравствуй, Эннори. Какая нужда привела тебя сегодня к нам?
— О проницательная, у меня нет больше нужд, которые я мог бы иметь. Я счастлив тем, что вы вылечили мою мать, и я вам благодарен. Только одна нужда тревожит меня по-прежнему...
— Какая же? — поинтересовалась Ильгет, внимательно глядя на парня.
Эннори вздохнул, потупил взгляд.
— Я не знаю, как вам сказать об этом... Я простой человек, не тэйфин, и в роду у нас не было никого такого. Но меня интересует истина, — последнее он выговорил словно через силу.
— И простой человек может интересоваться истиной, — спокойно сказала Ильгет, — ибо истина — едина для всех.
— Я увидел, что вы, проницательные, ты и твоя досточтимая соработница, гораздо сильнее, чем любой из наших тэйфинов. Ваша воля и ваш дух невероятно высоки. Вы исцелили столько людей, сколько Панторикс не исцелил за всю жизнь. Вы творили чудеса... И вы смогли подчинить себе уйгаран, и это говорит о том, что вы непобедимы. Все наше войско не могло бы справиться с вами...
Ильгет внимательно слушала, сложив руки на коленях.
— Но я задал себе вопрос, какие же духи помогают вам, ведь эти духи должны быть куда могущественнее Нинья Теннар... может ли быть, что это сам Ниннай Акос? Или же у вас свои духи? Я знаю, — поспешно добавил Эннори, — что мне не пристало интересоваться духами, но...
Он опустил глаза и добавил тихо.
— Всю мою жизнь я спрашивал себя, какой он, Ниннай Акос, и почему он дал нам жизнь, и чего он хочет от нас. Как устроен наш мир... Я так хочу это знать, но мне негде узнать это. Может быть, вы...
Ильгет смотрела на парня широко раскрытыми глазами.
— Да, Эннори, — произнесла она, — я расскажу тебе.
Она помолчала, надо было бы произнести молитву, но лишь обрывки мыслей метались в голове... Господи, только и подумала Ильгет. И заговорила.
— Эннори, Бог, которому мы служим — истинный Бог, создатель всего мира. Он гораздо сильнее любого из ваших духов, сильнее Ниннай Акоса.
Она вдруг подумала, что объяснить все человеку, не знающему о звездах и иных мирах, будет очень трудно. Но не начинать же объяснения с бесконечности Вселенной...
— Бог, в которого мы верим, создал весь мир.
Иволга вышла из соседней комнаты и встала у косяка, скрестив руки на груди. Ильгет бросила на нее взгляд и продолжила.
Она говорила около часа — примерно четыре средних доли по-гэллански. Говорила по наитию, потому что невероятно трудно было объяснить все человеку, никогда не знавшему иных культур, кроме собственной, не представляющего значения жертвы за грех, которому Бог обучил древних иудеев на Терре. Но Эннори был сообразителен, и он был очень заинтересован рассказом. Ильгет не знала, многое ли понял гэла из объяснений... она вообще не помнила того, что говорила, речь лилась как бы сама собой.
Она пересказывала пареньку всю историю мира, изложенную в Библии. О том, как Бог создал первых, совершенных людей, вложив в них свободу воли, и как они выбрали грех и зло. Как страдали люди, творя зло, и как страдал Бог, глядя на это. Как он пытался все же исправить мир, уничтожив всех людей, оставив только одного, воистину праведного человека с семьей, но и потомки этой семьи не стали лучше. (По-видимому, правда, еще до тех пор произошло расселение людей во Вселенной, но об этом Ильгет умолчала).Как Бог создал себе народ, произведя его от другого праведника, и на протяжении тысяч лет воспитывал этот народ, объяснив ему несколько простых правил, например — нельзя убивать, нельзя воровать, завидовать, изменять своей жене или мужу, поклоняться другим богам, которые все были — злые духи, акогната, и так далее. Бог научил свой народ приносить жертвы, но не просто так, а в искупление за определенные грехи, потому что ни один грех не должен был оставаться безнаказанным. Но люди, даже и принося жертвы животными, все равно оставались злыми. Бог много раз посылал к своему народу пророков, которые пытались наставить людей на путь Божий, но люди убивали пророков, потому что не хотели слышать о своих грехах и о Боге. И о том, как Бог послал к людям своего Сына, и Сын отдал Себя в жертву за все человеческие грехи...
— И отныне, сказал Он, тот, кто будет веровать в Меня, придет ко Мне — тот спасется, — с волнением сказала Ильгет. И посмотрела на Эннори. Вдруг юноша соскользнул со скамьи и встал на колени.
— О досточтимая! — воскликнул он, — я хочу прийти к Сыну Божьему! Это можно? Или... я ведь простой человек...
— Встань, Эннори, — Ильгет подняла его, — конечно, можно. Христос умер за всех людей, не только за тэйфинов. Каждый может обратиться к Нему в молитве. Эннори... я тоже была простой женщиной. Ты ведь знаешь, женщины не бывают тэйфинами. Но Бог и мне дает силы. Истинный Бог.
Со стороны Иволги послышался какой-то звук, не то хмыканье, не то кашель. Ильгет обернулась к подруге, сразу смутившись. Но выражение на лице Иволги удивило ее. Вовсе не ироническое выражение... очень серьезное.
— Что мне сделать для того, чтобы... ну... быть с Христом? — спросил Эннори. Ильгет улыбнулась.
— Точно так же в Евангелии спросил один юноша. И Христос ответил: раздай свое имение нищим, возьми свой крест и следуй за Мной.
Она помолчала.
— Тебе нужно креститься, Эннори. Ты хочешь этого?
— Да!
— Я могу это сделать. Но прежде ты должен услышать все, ведь я очень коротко тебе рассказала. Если хочешь, приходи ко мне каждый день, я буду рассказывать тебе... и потом окрещу. Если ты не передумаешь.
— О досточтимая! Конечно... если тебе не жаль своего времени и сил...
— Мне не может быть жаль, Эннори, потому что Спаситель учил нас, что любить своего ближнего и помогать ему — это очень важно.
Когда Эннори вышел, Ильгет смущенно повернулась к Иволге, ожидая услышать какое-нибудь ехидство. Она и сама понимала уязвимость своей позиции — чудеса-то их вовсе не были настоящими, обычные достижения науки и техники, единственное чудо, пожалуй, с дэггером в пещере, совершила как раз неверующая Иволга.
Но глаза подруги были совершенно серьезны. Она не сказала ни слова о происшедшем, произнесла лишь.
— Иль, там больные опять пришли. Примем?
— Конечно, — Ильгет прочитала про себя короткую молитву. Благодарственную. Бог так явно показывал свое присутствие и здесь, на Визаре, не знавшем или отвергнувшем Его. Рида впустила женщину, с лицом, не совсем похожим на гэла, глаза не настолько скошены, волосы не иссиня-черные, а темно-русые. На руках женщина держала мальчика, довольно большого, лет шести, испуганно, как зверек, поблескивающего темными глазками.
— Положи вот сюда, — Иволга показала на скамью, покрытую половиком. Женщина сгрузила свою ношу. Мальчик лежал совершенно расслабленно. Теперь они увидели, что ножки ребенка, босые, торчащие из коротких штанин, атрофированы — непропорционально коротки и тощи. Подруги обменялись взглядами — кажется, дело безнадежно.
— Опять полиомиелит, — пробормотала Иволга на линкосе. Мать ребенка вдруг повалилась на колени.
— О проницательные, на вас только и надеюсь. Как заболел четыре круга назад, так ножки и не ходят. А мальчик умненький, хороший мальчик, отец-то у нас на заработки ушел, да так и не вернулся, я по домам стираю... вы уж простите, вот собрала все, что могла, — она стала доставать какие-то свертки из-за пазухи коты. Ильгет остановила ее.
— Нет-нет, платы мы не берем.
Иволга наклонилась к мальчику, настороженно глядящему на нее.
— На гэллани говоришь?
— Говорю, — буркнул малыш, и даже странно было от него слышать нормальную человеческую речь.
— Как тебя зовут?
— Рени.
Иволга пощупала ноги мальчика.
— Атрофия, — пробормотала она, — мы тут ничего не сможем, Иль... тут нейрохирург нужен. Нановмешательство... И то сейчас уже поздно.
Она замолчала. Даже если забрать ребенка на Квирин — не поможет. Медицина тоже не всесильна. Иволга оглянулась на подругу. Ильгет стояла совершенно неподвижно, и глаза ее вдруг стали очень большими и темными. Как в пещере с дэггером, вдруг подумала Иволга. В каком-то она трансе, что ли...
Ильгет шагнула к ребенку. Как во сне. Положила обе руки ему на голову. Иволга вдруг поняла, что подруга молится. Женщина позади замерла, считая, что происходит колдовское действие. Вдруг Ильгет резко убрала руки.
— Встань, — сказала она на гэллани. Мальчик дернулся... приподнялся... ноги его бессильно свалились со скамьи, мать бросилась было поддержать, но Ильгет жестом остановила ее. Еще секунда — и Рени стоял на своих слабых, атрофированных ножках, а в следующее мгновение он упал, но Иволга успела подхватить его.
— Ну-ка! — Ильгет поддержала мальчика с другой стороны, — шагай! Давай!
Рени, поддерживаемый с обеих сторон, так что нагрузки на ноги почти не приходилось, неуверенно сделал несколько шагов по комнате. Во всяком случае очевидно, что ногами он начал работать. Просто атрофированные мышцы еще не готовы к нагрузке.
Ильгет, очень бледная, с горящими глазами, повернулась к матери, замершей неподвижно.
— Мы объясним вам... надо будет учить его ходить. Ножки слабые, они не умеют двигаться.
Занятия с Эннори продолжались, и что самое удивительное — вскоре к ним присоединилась Рида, а потом еще двое молодых людей из города и один исцеленный от викоты, домохозяин из Мапа. Ильгет дважды приходилось начинать все заново, и занятия шли подолгу, иногда до позднего вечера — вопросов у слушателей было очень много. Иволга тоже прислушивалась, сидя поблизости. Ильгет решила, что стоит рассказать им всю правду. И постепенно ввела их в курс подлинной картины мира — рассказала о том, что на самом деле представляют собой звезды, иные планеты, что и они сами явились с другого мира. И что Христос воплощался именно на Терре, прародине человечества, занимающей совершенно особое место среди других миров.
После рассказов Ильгет учила своих слушателей молитве.
Она сама удивлялась — ведь никогда не готовилась к этой роли и не думала, что вот так придется... и не очень-то подкована в богословии. Однако получалось все легко, понятно, интересно.
И вскоре вышло так, что Эннори остался у них — жить и работать. Ему все равно нужна была работа, а Иволга с Ильгет вполне могли заплатить.
— Слушай, Иль, так ты что, на самом деле будешь их крестить?
— Конечно, а почему бы и нет?
— Но ведь... разве ты имеешь право? У нас на Терре...
— По квиринским канонам — имею, — сказала Ильгет уверенно, — в отсутствие священника, конечно. У нас миряне тоже могут крестить.
— Не знала, — произнесла Иволга озадаченно, и помолчав, добавила, — думала, придется до Квирина ждать.
— Чего? — не поняла Ильгет.
Иволга вздохнула.
— А ты не можешь и меня заодно окрестить?
— Господи! — произнесла пораженная Ильгет, — Иволга! Ты о чем?!
— Да ни о чем... сама понимаешь... решила я вступить в вашу компанию.
— Ой... подожди... — Ильгет отставила свою чашку, — это так неожиданно! Конечно, я все сделаю... и не надо всех дожидаться. Зачем им вообще знать, что ты не крещена?
— Да пусть знают, чего врать-то...
— Да, ты тоже права. Но все равно...
— Я могу и со всеми, Иль. Мне без разницы. Просто я подумала, чего дожидаться, когда еще на Квирин попадем... и доживем ли... знаешь, сагон жив, все может случиться.
— Да, ты права, конечно!
Ильгет помолчала.
— Иволга, а когда ты решила? Когда тот мальчик... выздоровел?
— Нет, раньше, — немедленно ответила Иволга, — с дэггером.
Она опустила голову и продолжала глухо.
— Я тогда уже все поняла. Думала ведь, что все, умрем... и вдруг меня как пробило — есть Он, есть! Любит нас. И потом вот эта мысль, что надо попробовать дэггера на себя переключить. И когда мне это удалось, я поклялась, что обязательно крещусь. Я не все у вас понимаю... Только я теперь знаю, что Он есть. А вот сейчас, знаешь, тебя слушаю, и вроде бы все уже можно принять.
Ильгет решила поторопиться с крещением. Хотя дел было очень много, ложиться приходилось за полночь, а вставать с рассветом — ежедневно она проводила очередное занятие по катехизации. Заставила учеников выучить (повторяя хором) несколько основных молитв — ей самой пришлось перевести молитвы на гэллани (впрочем, тут помогла Иволга, переводы были ее коньком). Наконец Ильгет сочла, что подготовки достаточно, по крайней мере, для того, чтобы принять крещение. Предупредила лишь, что занятия будут продолжаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59