После первых схваток оба противника нашли противоположную сторону сильнее ожидаемого. На берегах двух притоков Днестра — Гнилой и Золотой Липы — восемь корпусов Рузского и Брусилова медленно и спокойно начали обходить наступающую австрийскую армию с юга.Дорогу на Львов запрудили отступающие австрийские войска. В те самые дни, когда воины Самсонова гибли в восточно-прусских лесах, австрийцы (28 августа) увидели призрак поражения. 30 августа артиллерия Брусилова нанесла удар по позициям австрийцев и сокрушила фронт двенадцатого австрийского корпуса. Австрийский генерал Больфрас пишет императору Францу-Иосифу: «Что сравнивать наши успехи с немецкими — их победы достигнуты за наш счет. Вся огромная мощь русской армии брошена против нас, находящихся, помимо этого, в войне с Сербией и Черногорией» {60} . Конрад упоминает о «превосходной русской артиллерии». К первому сентября русские войска вошли во Львов. В отличие от германского фронта в русской ставке знали, что происходит с войсками и где сосредоточена австрийская армия.Великий князь Николай Николаевич повернул все армии, начиная от румынской границы, — Брусилова, Рузского направо, севернее, оказывая помощь генералу Плеве, на которого обрушились главные австрийские силы. Конрад пытался с севера зайти в тыл русской армии между Плеве и Рузским, а Рузский, со своей стороны, угрожал тылам движущихся с севера австрийцам. Решающий удар нанес кавалерийский корпус генерала Драгомирова, обошедший с севера наступающего на Плеве Ауффенберга. Вовсе не дезорганизованные, а готовые к бою части Плеве ринулись за Драгомировым. В битве при Раве Русской 9 сентября 1914 г. было самым кровавым днем. Брусилов пишет домой: «Все поле битвы на расстоянии почти ста верст покрыто трупами, и австрийцы с большим трудом подбирают раненых. Невозможно обеспечить страдающим людям даже воду и пищу — это горькая изнанка войны» {61}.И здесь имел место идиотизм открытого выхода в эфир, указывающий австрийцам направление движения русских армий. Но худшее (чем у немцев) качество австрийских войск и их приверженность схеме принесла успех русской армии. В то самое время, когда Мольтке признал свое поражение при Марне, Конрад 11 сентября отдал приказ австрийской армии отступать. Это отступление во многом деморализовало австрийскую армию. Был задан тон противоборству, в котором русская армия психологически не ощущала второсортности. 16 сентября австрийская армия отступила за реки Сан и Дунаец (двести километров к Западу от Львова), оставляя русскому окружению превосходную крепость Перемышль. Австрийская официальная история говорит, что «русские не преувеличивают, когда сообщают, что их противник потерял 250 000 убитыми и ранеными, взяв 100 000 пленными».Будущий философ, а тогда рядовой австрийской армии Людвиг Витгенштейн пишет в дневнике о тридцати часах беспрерывного австрийского отступления. Первый Георгиевский крест был вручен царем рядовому — еврею русского происхождения Льву Оснасу. Как полагает английский историк Мартин Гилберт, своей отвагой Оснас «дал свободу евреям в России; он дал своей расе легальную возможность становиться офицерами в русской армии и военно-морском флоте, прежде им не предоставлявшуюся. Он настолько восхитил русское правительство, что оно провозгласило право евреев во всей империи пользоваться всеми гражданскими правами». Напомним, что четверть миллиона евреев служило в русской армии.Развивая первоначальный успех, русская армия приближалась к собственно Австрии, а отдельные казацкие части вошли на венгерскую территорию. «Дела плохи у австрийцев, — записывает в дневнике генерал Гофман. — Они экономили на армии в течение двадцати лет и теперь платят за это». 17 октября 1914 года австрийцы в Южной Польше отступили перед напором русских армий. Теперь Россия могла угрожать даже германскому промышленному району в Силезии. Марна В правительстве царила паника. Во главе парижского укрепрайона встал ветеран 1870 г. Галиени — человек неукротимого любопытства (он постоянно учил языки и читал книги) и необычной энергии. В правительстве произошли существенные перемены. Военным министром стал сангвиник Мильеран, министром иностранных дел — Делькассе, в новый кабинет вошли Аристид Бриан и Александр Рибо. Униженный Массими пошел капитаном в действующую армию, где до 1918 г. дослужился до чина бригадного генерала.Итак, семьдесят французских и пять британских дивизий пытались остановить германский поток с севера. В сводке германского штаба за 27 августа говорится: «Германские армии с победными боями вступили на территорию Франции от Камбре до Вогез. Враг, разгромленный на всех участках фронта, отступает и не может оказать серьезного сопротивления наступающим германским войскам». 28 августа Клюк ликовал по поводу императорской благодарности 1-й армии. Пишет француз-очевидец: «Подъехал автомобиль. Из него вышел офицер с надменной и величественной осанкой. Он прошел вперед один; офицеры, стоявшие группами перед входом в дом, уступали ему дорогу. Высокий, важный, с чисто выбритым лицом в шрамах, он бросал по сторонам жесткие и пугающие взгляды. В правой руке он нес солдатскую винтовку, а левую руку положил на кобуру револьвера. Он несколько раз повернулся кругом, ударяя прикладом о землю, и наконец застыл в театральной позе. Никто, как казалось, не осмеливался к нему приблизиться — он, действительно, вызывал ужас» {62} . Эти был фон Клюк.Реальность была несколько прозаичнее. Германские войска проходили от двадцати до сорока километров в день, ночуя на обочинах дорог, теряя связь с тылами. Реагируя на усталость войск и «забыв» завещание Шлиффена, немцы ослабили свое правое крыло, заужая петлю, предназначенную для охвата французской армии. Главное: немцы нанесли поражение французам, но не сломили боевой силы их армии. В лице Жофра они нашли человека необычайной стойкости. В отличие от Людендорфа, Притвица, Самсонова, Мольтке, Френча и Хейга, он не поддался панике в самых неблагоприятных условиях. Клаузевиц писал по такому поводу: «Обычные люди приходят в состояние депрессии от ощущения опасности или навалившейся на них ответственности; если же эти условия придают крылья уму, укрепляют его, то тогда проявляется необычное величие души». Фош встретил Жофра 29 августа и изумился: «Удивительное спокойствие». Это было в те часы, когда Жофр приказывал минировать мосты через Сену и Марну, когда впервые германские «Таубе» бомбили Париж и разбрасывали листовки: «Вам остается лишь сдаться», когда на столе у него лежало страшное радиосообщение: «Вторая русская армия больше не существует».29 августа Галиени получил под свое управление 30-километровую зону вокруг Парижа. Он реквизировал весь транспорт, подходы к городу перекрыли баррикады.В воскресенье 30 августа лондонская «Таймс» озаглавила свой репортаж с фронта так: «Самая жестокая битва истории». Военный цензор Ф. Смит (близкий друг Черчилля) колебался некоторое время: следует ли так травмировать публику. Публикация откровенных данных не поколебала англичан — она укрепила их. В понедельник молчаливые очереди образовались у пунктов рекрутирования армии. Чувство долга не изменило и этому поколению англичан.Скептичный ипохондрик Мольтке не разделял распространяющейся эйфории. Он помнил правило своего шефа Шлиффена: «Победа на поле боя не имеет большого значения, если она не приводит к прорыву или окружению. Отброшенный назад противник вновь появляется на других участках, чтобы возобновить сопротивление, от которого он временно отказался. Кампания будет продолжаться». 30 августа его штаб переместился из Кобленца в Люксембург, на расстояние 15 километров от французской границы. Шел тридцатый день войны, которая по немецкому плану должна была завершиться победой на 39-й день. Мольтке более всего волновало отсутствие главного признака близящейся победы — потока пленных.Повернув с севера к Парижу, немцы не сумели сделать главного — окружить отступающую французскую армию. Обеспокоенный адмирал Тирпиц записал в дневнике: «Нам не удалось завлечь в западню и заполучить в плен большие массы войск; французская армия, используя сеть железных дорог, постоянно перемещается на новые позиции». Германский устав давал командующим армиями весьма широкие полномочия. Клюк воспользовался ими для сокращения дуги своего пути с севера. Париж его волновал меньше, чем отступающая франко-британская армия. После уничтожения войск плоды победы сами упадут к ногам победителя. Его солдаты без отдыха шли от Льежа уже семнадцать дней. Предстояло последнее усилие. 31 августа колонны снова отправились в путь, несмотря на голод, стертые ноги и общую усталость. 2 сентября германский офицер заносит в дневник: «Наши люди дошли до крайности. Солдаты валятся от усталости, их лица покрыты слоем пыли, мундиры превратились в лохмотья… Солдаты шли с закрытыми глазами и пели, чтобы не заснуть на ходу. И только уверенность в предстоящем триумфальном марше в Париже поддерживала в них силу» {63}.2 сентября президент Пуанкаре пережил «самый печальный момент в своей жизни». Было принято осуществить переезд правительства в Бордо. Ночью, чтобы не стать мишенью насмешек парижан, министры устремились к специальному поезду.Немцы растянули свои силы. Германская армия устремилась за французскими войсками, минуя Париж и обнажая свой правый фланг. Французская разведка захватила портфель офицера армии Клюка, где были расписаны все основные цели немцев. Стало ясно, что германская армия не собирается штурмовать Париж и движется юго-восточнее, чтобы сокрушить французскую оборону.6 сентября 1914 г. французы нанесли удар по этому флангу. Военный губернатор французской столицы Галлиени посадил два полка тунисских зуавов на парижские такси и бросил их на помощь фланговой контратаке. Командующий первой армией немцев генерал Клюк записал: «Был лишь один генерал, способный, вопреки всем правилам, осмелиться действовать так далеко от своих баз — и этим человеком был Галлиени» {64}.В битве на Марне, которая длилась четыре дня, участвовали 12775 тысяч немцев, миллион французов и 125 тысяч англичан. Сэр Альфред Ноке записал в дневнике утешительную для себя мысль: «Время перестало работать на немцев». 7 сентября 1914 года стал черным днем в германской военной истории. 9 сентября немцы были вынуждены отступить за реку Марну, на сто километров восточное.На ход и исход битвы подействовало оцененное союзниками России обстоятельство. В период вступления боевых действий на Западном фронте в решающую фазу нервы германского генерального штаба определенно дрогнули. Начальник германского генерального штаба фон Мольтке (племянник победителя французов в 1870 г.) допустил отклонение от плана, действуя более осторожно, чем завещал фон Шлиффен. Он направил на север Франции на 20% меньше войск, чем того требовал план Шлиффена, и, соответственно, на 20% увеличил численность войск, стоявших на восточных германских границах. Возможно, что это изменение было фатальным для германского наступления. 25 августа два корпуса германской армии были отправлены из Франции на восток. 31 августа лорд Китченер телеграфировал командующему английским экспедиционным корпусом сэру Джону Френчу первое ободряющее сообщение текущей войны: «32 эшелона германских войск вчера были переброшены с западного фронта на восток, чтобы встретить русских». Возможно, их и не хватило Фалькенгайну в начале сентября на Марне. Фактор России сыграл свою спасительную для Запада роль.Движение немцев на Западе было ослаблено посылкой войск в Восточную Пруссию. «Сократившие» дугу немецкие войска повернули на юг и подставили свой фланг войскам парижского района. В знаменитой битве на Марне, где в боевое соприкосновение вошли более 2 млн. человек, фельдмаршал Клюк должен был отойти и окопаться. Произошло «чудо на Марне», хотя и большой ценой — одних только французов погибло более 200 тысяч.Генерал Мольтке писал супруге: «Ужас охватывает меня, когда я думаю о том, сколько крови пролито за месяц боев» А командующий британским экспедиционным корпусом сэр Джон Френч в тот же день написал своей жене, что «приливная волна германского вторжения, по-видимому, остановлена… Я склонен думать, что немцы исчерпали свою силу, не достигнув своей цели» {65} . Военного министра Китченера Френч просил не недооценивать противника. «Их не может остановить никто, кроме высокоподготовленных войск, руководимых лучшими офицерами… Все их действия отмечены исключительным единством цели и взаимоподдержки, чтобы преодолеть нестерпимую усталость, они следуют жесточайшей дисциплине».Начало войны и первые кровавые битвы вызвали к жизни новое чувство реализма. 19 сентября восходящая звезда британской политики Дэвид Ллойд Джордж обратился к публике в Лондоне: «Огромный поток богатства, заполонившего нашу страну, уходит под воду, и появляется новая Британия. Впервые мы видим фундаментальные перемены в жизни, процессы, прежде невидимые из-за тропического роста богатства». В России выражалось похожее чувство. Социал-демократы в Думе после начала войны предсказали, что «посредством агонии на поле боя братство российских народов будет укреплено, и сквозь ужасные внутренние беды возникнет общее желание видеть свою страну свободной» {66}.Главным итогом битвы было то, что «план Шлиффена» потерпел решительное поражение. Теперь никакая «одноразовая» операция не могла решить исход войны. Война стала позиционной. Развенчанные иллюзии Наступил первый промежуточный финиш, когда можно было подвести некоторые итоги. Французы отбили нападение немцев, немцы отбили наступление русских, русские отбили атаку австрийцев. Погибли лучшие воины — самые подготовленные профессионалы военного дела. Кровопролитие в мировой, невиданной доселе войне оказалось просто невероятным.Запад верил в «паровой каток» России, способный раздавить Германию. Фактом является, что Россия была растущей военной державой до 1914 г., но она не достигла состояния самодостаточности. И у нее были колоссальные внутренние изъяны, которые мировая война безжалостно выявила. Англичане совершенно очевидно стремились заполнить вакуум, созданный в результате обрыва экономических связей России с Германией. Но удовлетворение непосредственных военных потребностей России происходило медленно. В своих «Военных мемуарах» британский министр вооружений Д. Ллойд Джордж многократно отмечает, что за свою черствость и безразличие к военным нуждам России союзникам пришлось заплатить страшную цену, в результате чего запад начал терять важнейшего восточного союзника: «Если бы мы послали в Россию половину снарядов, впоследствии потерянных на Западе, и одну пятую пушек, стрелявших ими, не только было бы предотвращено поражение России, но по немцам был бы нанесен жестокий удар». Но такие умозаключения не были сделаны. В России же начала угасать вера в благоразумие полагаться на Запад.Горестные вопросы встают перед всяким, кто пытается понять причины первой огромной русской трагедии в XX веке. Разве не знал русский генеральный штаб, что немцы в Восточной Пруссии будут, защищая свою землю, сопротивляться отчаянно и русской армии следует предпринять максимальные меры предосторожности? Почему немцы послали в небо свои «Таубе», а русских аэропланов-рекогносцировщиков над восточно-прусской равниной не было? Почему немцы лучше русских изучили итоги русско-японской войны, почему они знали особенности русских командующих, твердо знали, как поступит Ренненкампф и Самсонов, знали о ссоре и личной вражде этих русских генералов, а русские ничего не знали о Людендорфе? Кто позволил Ренненкампфу и Самсонову клером сообщать о передвижении своих войск, даже о планах на будущее? Неужели в русских военных училищах не слышали о Каннах и не изучили итогов Мукдена? Почему лучшие русские военные теоретики позволили разделить русские военные силы надвое и при этом лишили обе части взаимодействия, что поставило под удар обе эти части, дав Людендорфу единственный шанс, которым он не преминул воспользоваться?Страшна судьба русской аристократии, погибшей в годы войны, гражданского геноцида и эмиграции. Того самого дворянства, которое дало лучшее, чем гордится Россия. Но не в исторической ли ее безответственности лежат корни трагедии тех, кто не сумел с умом воспользоваться двенадцатимиллионной русской армией, кто шел впереди своих батальонов под пули, но не смог выиграть битву умов в состязании с Германией? Если русская дипломатия повинна в формировании союза против единственной страны, которая повышала экономически-цивилизационный уровень России, то русские офицеры виноваты в теоретической и организационной отсталости армии, созданной Петром и Суворовым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68