Это был тяжелейший поход. Но откуда ты взялся? Я считал тебя мертвым, ведь ты исчез, ничего не сказав, и больше я тебя не видел.— Если уж говорить об этом, то и я считал тебя мертвым. Что касается моего исчезновения, то это нормально. Как только я понял, чего ты от меня хочешь, я, недолго думая, испарился при первой же благоприятной возможности: хороший осведомитель никому не сообщает о своих передвижениях, даже работодателю.— Насколько я тебя знаю, — сказал Александр, — ты пришел сюда не только ради удовольствия увидеть меня снова.Евмолп протянул ему свиток.— Это действительно так. В твое отсутствие, мой государь, и согласно твоим пожеланиям, если помнишь, я был твоими глазами и ушами. Я не забываю добра, а ты оказал мне доверие и сохранил жизнь, когда все хотели предать меня смерти. Здесь написаны вещи, которые тебе вряд ли понравятся: это полный список всех злодейств, грабежей, разбоев и актов насилия, совершенных в твое отсутствие сатрапами и наместниками, в том числе македонянами. Здесь также список всех свидетелей, которых ты сможешь допросить, если захочешь устроить суды. Для начала — ответственный за царскую сокровищницу, этот хромец… Приятель Евмена…— Гарпал?— Он самый. Он забрал из сокровищницы пять тысяч талантов, завербовал шесть тысяч наемников и направляется в Киликию, если мои осведомители сообщают точно. Полагаю, он снюхался с некоторыми своими афинскими дружками, которые не слишком тебя жалуют.— С Демосфеном?Евмолп кивнул.— По-твоему, куда он направился?— Вероятно, в Афины.В это время вошел Евмен с выражением большой обеспокоенности на лице.— Александрос пришло ужасное известие! Я даже не знаю, с чего начать, потому что… в некотором смысле это моя вина.— Гарпал? Уже знаю. — Царь кивнул на Евмолпа, который притаился в углу, стараясь остаться незамеченным. — И знаю много всякого другого, весьма неприятного. Вот что следует нам сделать: немедленно проверь обоснованность обвинений, приведенных в этом документе, и возбуди дела против всех указанных лиц, будь они македоняне, персы или мидийцы. После этого устрой показательные суды. Македонян, если окажутся виновными, будет судить собрание войска, и приговор будет исполняться по традиционному ритуалу.— А Гарпал?— Разыщи этого проклятого хромоножку, Евмен, — приказал Александр, побледнев от негодования. — Разыщи во что бы то ни стало. И убей, как собаку.Евмолп из Сол встал.— Мне кажется, мы сказали все, что следовало сказать.— Да. Евмен щедро заплатит тебе.Евмен кивнул, еще более встревоженный.— Это не твоя вина, — проговорил Александр, вставая. — Ты никогда не обманывал моего доверия, и я знаю, что никогда не обманешь.— Благодарю, но это не облегчает моего разочарования.Он направился к выходу и в дворцовом коридоре встретил Аристандра. У ясновидца странно светились глаза, вид у него был потрясенный, и он не поздоровался. Возможно, он даже не заметил секретаря.Аристандр вошел к Александру, и выражение его лица глубоко поразило царя.— Что случилось? — спросил Александр и понял, что боится ответа.— Мой кошмар. Он вернулся.— Когда?— Этой ночью. И есть кое-что еще.— Говори.— Калан заболел.— Невозможно! — воскликнул Александр. — Он перенес самые страшные лишения, кровавые испытания, дожди и палящее солнце, голод и жажду…— И, тем не менее, ему очень плохо.— Давно?— С тех пор, как мы прибыли в Персеполь.— Где он сейчас?— В отведенном ему доме.— Проводи меня к нему немедленно.— Как изволишь. Следуй за мной.— Куда ты, Александрос? — встревожено спросила Роксана.— К другу, которому плохо, любовь моя.Он пересек город, на который опустилась вечерняя тень, и оказался перед красивым домом, окруженным портиком; раньше здесь жил персидский вельможа, но он пал в сражении при Гавгамелах. Александр отдал этот дом Калану, чтобы тот мог расположиться там с удобствами после утомительного похода.Вдвоем с Аристандром они прошли по тихим коридорам и добрались до комнаты, едва освещенной последними лучами солнца. Калан лежал на расстеленной на полу циновке. Его глаза были закрыты. Он совсем исхудал.— Каланос, — прошептал царь.Мудрец открыл глаза, черные, огромные, лихорадочные.— Мне плохо, Александрос.— Не могу поверить этим словам, учитель. Я видел, как ты шел через всевозможные испытания, не чувствуя боли.— А теперь я страдаю. И страдание мое невыносимо. Александр обернулся и встретил нахмуренный взгляд ясновидца.— Что за страдание? Скажи мне, чтобы мы могли помочь.— Это страдание души, самое жестокое, и от него нет лекарства.— Но что у тебя болит? Разве ты не прошел весь путь, ведущий к невозмутимости?Глаза Калана и Аристандра встретились, и в них отразилось мрачное взаимопонимание. Мудрец с трудом заговорил снова:— Прошел. Пока не встретил тебя, пока не увидел в тебе мощи бурного океана, дикой силы тигра, грандиозности заснеженных пиков, подпирающих небо. Я хотел узнать тебя и твой мир. Я возжелал спасти тебя, когда слепая ярость толкала тебя к разрушениям. Но я знал, что сделаю, если ты падешь. И я заключил договор с самим собой. Я полюбил тебя, Александрос, как и все, кто знал тебя. Я мечтал следовать за тобой, чтобы защитить тебя от твоих инстинктов, научить мудрости, отличной от той, которой обучали тебя философы и воины — все, кто сделал из тебя несокрушимый инструмент разрушения. Но твою тантру нельзя согнуть таким образом, теперь я знаю это. Теперь я вижу то, что грядет, что неотвратимо. — Он снова поднял глаза и встретился с трепетным взглядом Александра. — И это увеличивает безмерность моих страданий. Если я доживу до того, чтобы въяве увидеть грядущее, боль никогда не позволит мне достичь высшей невозмутимости и растворить душу в бесконечности. Ты же не хочешь этого, Александрос, не хочешь, правда?Александр взял его за руку.— Нет, — ответил он сорвавшимся от волнения голосом. — Не хочу, Калан. Но скажи мне, прошу тебя, скажи, что это за страшное грядущее?— Не знаю. Я лишь чувствую. И не могу этого вынести. Позволь мне умереть так, как я поклялся умереть.Царь поцеловал скелетоподобную руку великого мудреца, потом взглянул на Аристандра и сказал:— Выслушай его последнюю волю и скажи Птолемею, чтобы исполнил ее. Я… я… не могу…И ушел, плача.
В условленный день Птолемей выполнил все, о чем его просили, и начал готовить Калана в последний путь к бесконечной невозмутимости.Он велел воздвигнуть погребальный костер — в десять локтей высотой и в тридцать шириной. Вдоль дороги, ведущей к костру, выстроились пять тысяч педзетеров в парадных доспехах, и Птолемей велел молодым девушкам разбросать по пути розовые лепестки. Потом прибыл Калан, столь ослабший и изможденный, что не мог идти, и четыре человека несли его на носилках — по индийскому обычаю, в венке из цветов. Его положили на костер голым, каким он пришел в мир, и хор юношей и девушек пел красивейшие гимны о его земле. Потом из рук в руки передали зажженный факел.Сначала Александр решил не присутствовать на погребении. Однако в последний момент вспомнил, как Калан пробудил его к жизни, когда он умирал, и решил оказать ему последние почести. Александр смотрел на мудреца, голого и хрупкого, и ему опять вспомнился Диоген, лежавший с закрытыми глазами перед своей амфорой на солнце. Тем далеким вечером, наедине, философ сказал Александру то же самое, что говорил Калан, — говорил, не открывая рта, в темноте шатра, когда раненый царь боролся со смертью:«Нет такого завоевания, которое имело бы смысл; нет такой войны, где стоило бы сражаться. В конце концов, единственная земля, что останется нам, — та, в которой нас похоронят».Александр поднял голову и увидел, как тело Калана охватило пламенем. Невероятно, но в этой огненной плазме мудрец улыбнулся, и показалось, что он шевелит губами, шепча. Шум пламени был слишком силен, чтобы что-то расслышать, но в голове Александра отчетливо прозвучал голос мудреца:«Увидимся в Вавилоне». ГЛАВА 62 Вскоре Александр покинул Персеполь с его печальными воспоминаниями и направился в Сузы, куда и прибыл в середине зимы.Почти тотчас он нанес визит царице-матери, которая разволновалась, увидев его, и вышла навстречу поприветствовать на греческий манер, по-дружески:— Хайре, пай!— Твой греческий безупречен, царица, — поздравил ее Александр. — Счастлив застать тебя в добром здоровье.— Я плакала, получив известие о твоей смерти, — ответила царица. — Представляю горе твоей одинокой матери в Македонии.— Я послал ей письмо, как только прибыл в Салмос, и думаю, сейчас она уже получила его и утешилась.— Могу я надеяться, что ты соизволишь пообедать со мной?— Конечно. Мне это доставит большое удовольствие.— В моем возрасте я ни от чего не получаю такого удовлетворения, как от визитов, и твой — самый желанный. Садись, мальчик мой.Александр сел.— Царица, я пришел не только поздороваться с тобой.— А зачем еще? Говори, не стесняясь.— Я слышал, что у царя Дария была еще одна дочь.— Да, это правда, — признала Сизигамбис.— Так вот, я хочу жениться на ней.— Зачем?— Я хочу собрать наследие Дария. Его семья должна стать моей.— Понимаю.— Могу я надеяться на твое позволение?— Если бы был жив ее отец, он бы все равно выдал ее замуж, желая укрепить какой-нибудь политический союз или упрочить преданность своего сатрапа. Он не стал бы возражать; однако ее имя напомнит тебе великую утраченную любовь. Знаешь, как ее зовут? Барсина.Александр опустил глаза, охваченный воспоминаниями. Образы, казавшиеся поблекшими от времени, вдруг ярко вспыхнули в его памяти.— Этот ужасный день при Гавгамелах, — продолжала царица-мать. — Никогда его не забуду… Статира будет счастлива жить со своей старшей сестрой. Но Роксана?— Роксана меня любит. Она знает, что царица — она, а также знает долг царя. Я с ней уже поговорил.— И что она сказала?— Она заплакала. Как плакала моя мать, когда мой отец Филипп привел новую жену. Но я люблю ее больше всего на свете, и она знает это.— Я охотно отдам тебе Барсину. Ты уже соединил дом Аргеадов с домом Ахеменидов: ты и мы больше не победители и побежденные. Но как ее воспримут твои солдаты?— Я смогу убедить их.— Ты так полагаешь?— Уверен. И у меня есть к тебе еще одна просьба: прошу у тебя и младшую сестру Статиры и Барсины.— Ты хочешь и Дрипетис? Естественно.— Не для себя. Для моего друга Гефестиона. В детстве мы думали, что будет здорово, если мы женимся на сестрах и наши сыновья станут двоюродными братьями. Теперь это возможно, если ты согласишься.— Я согласна всей душой. Остается лишь надеяться, что этот брак будет принят твоей знатью.— Не сомневаюсь и в этом, — ответил Александр. — Многие мои солдаты уже живут с персидскими и мидийскими женщинами и имеют от них детей. И правильно делают. Для некоторых я сам выбираю персидских жен. В конечном итоге, я подсчитал, свершилось около десяти тысяч браков.Старая царица вытаращила глаза, и морщины на ее лице разбежались по скулам.— Десять тысяч? О великий Ахура-Мазда, такого в мире еще не видывали! — Она улыбнулась с невинной хитростью. — А с другой стороны, полагаю, ты прав: брачное ложе — самое подходящее место для основания долгого мира.
Пока все устраивали к новой свадьбе, Александр начал замышлять новые походы, чтобы открыть еще неведомые земли, и потому с нетерпением ждал прибытия Неарха с флотом. Флотоводец сообщал, что с началом весны прибудет в устье Тигра.Флагманский корабль, подняв знамя Аргеадов с золотой звездой, наконец, бросил якорь в плавучем доке канала, который подходил почти под самые городские стены. Вслед за ним под радостные возгласы, рукоплескания, звуки труб и бой барабанов пришвартовался остальной флот.Неарх, облаченный в доспехи, принял почести от строя двух отрядов педзетеров, а потом был принят Александром, восседавшим на троне рядом с Роксаной. Она была ослепительна в царских одеждах с золотым шитьем, вся осыпанная драгоценностями.Едва завидев своего флотоводца, царь встал, пошел ему навстречу и расцеловал в обе щеки, а потом принял Онесикрита и командиров всех кораблей, чтобы поздравить их и каждого наградить подарками.В тот же вечер царь созвал на ужин всех друзей, включая Неарха и Евмена, чтобы изложить свои планы. Пир устроили в тронном зале, и обеденные ложа поставили вдоль трех стен, чтобы все могли видеть и слышать царя. Не было ни женщин, ни музыкантов, и если бы не пиршественные ложа, собрание могло бы показаться скорее военным советом, чем праздником.Александр начал:— Я решил, что пришло время вам жениться. Все в замешательстве посмотрели на него.— Вы уже достигли определенного возраста, — продолжил он, — и должны подумать о создании семьи. Я выбрал вам прекрасных жен, высочайшего ранга… Все персиянки.На мгновение воцарилось молчание.— И не только это, — снова заговорил царь. — Я решил отпраздновать все браки между македонянами и азиатскими девушками, фактически уже заключенные. У многих, как сами знаете, успели родиться дети. Я также выплачу приданое всем тем, кто решит устроить свадьбу сейчас. Разумеется, при условии, что невеста будет персиянка. Это единственный способ обеспечить будущее нашим завоеваниям, погасить взаимную ненависть, уничтожить желание отомстить. Одна родина, один царь, один народ. Таков мой план, и такова моя воля. Если кто-то из вас возражает, пусть говорит без стеснения.Все затаили дыхание. Только Евмен поднял руку.— Я не македонянин, а также не герой, как все вы. Я не собираюсь участвовать в основании великой державы. Если бы меня освободили от этой весенней оргии размножения, это было бы для меня большим облегчением. От одной мысли о жене в моей постели у меня мороз по коже, и…— Твою будущую жену, — с улыбкой перебил его Александр, — зовут Артонис, это дочь сатрапа Артаоза, очень изящная и преданная. Она тебя осчастливит, я уверен.Церемония состоялась весной, под огромным шатром, по персидскому ритуалу. В заранее установленном порядке были расставлены кресла с высокими спинками. Прибыли женихи, чтобы по обычаю произнести тосты и взаимные пожелания счастья. Вскоре после этого вошли невесты в брачных одеждах, и каждая села рядом со своим женихом. По примеру царя, возглавившего церемонию, новобрачные взяли друг друга за руку и поцеловались. Каждому гостю подарили по золотому кубку. Накрыли столы для ужина — шумного пира на двадцать тысяч приглашенных. Вино лилось рекой, и каждый мог пить сколько угодно, а хоры девочек и мальчиков распевали свадебные гимны под аккомпанемент вавилонских и индийских арф, флейт и тимпанов.За два дня до свадьбы из Экбатан прибыла Статира. Она тоже приняла участие в церемонии в качестве подруги своей сестры Барсины. Когда пришла пора уходить, она проводила сестру до порога спальни, где той предстояло соединиться со своим новым мужем. Александр приветствовал Статиру поцелуем.— Я рад, что ты приехала, Статира. Прошло так много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз.— Это так, мой господин, много времени прошло.— Надеюсь, ты в добром здоровье.— В добром, — ответила она с загадочной улыбкой, — но спрашиваю себя, в таком ли добром здоровье и ты.— Возможно, я немного выпил, — отозвался Александр, — но в такую ночь вино не принесет ничего, кроме добра.— И верно, ведь твоего внимания жаждут тридцатилетняя девственница, а также жена, не видевшая тебя более четырех лет.Александр как будто на мгновение задумался над этими словами.— Как летит время…Потом подошел к ней поближе, посмотрел прямо в глаза и спросил:— Ты хочешь предложить мне свою любовь или откажешь?— Отказывать тебе? С чего бы это? Я буду ждать в соседней комнате, пока ты осчастливишь мою дорогую сестру: она новая жена и имеет право снять сливки твоих сил, — ответила Статира с самой ласковой улыбкой.Она поцеловала его и удалилась в свою комнату, закрыв за собой дверь.В эту ночь царь возлег с обеими своими персидскими женами — сначала с Барсиной, а потом со Статирой, но, когда Статира наконец заснула, накинул на плечи хламиду и вышел в коридор. Он огляделся и, увидев, что все спокойно, спустился по лестнице, пересек двор и пришел в царские палаты к Роксане. Александр старался не шуметь, но едва он улегся рядом, как она вдруг повернулась к нему и набросилась, словно фурия, молотя кулаками и царапая ногтями.— На тебе еще запах этой бабы, и ты смеешь приближаться ко мне! — кричала она.Александр схватил ее за запястья и прижал к постели. Он чувствовал, как она пытается вырваться и пыхтит под ним, но ничего не сказал. Он позволил ей кричать, сколько заблагорассудится, а потом она заплакала и плакала долго и безутешно. Наконец Александр отпустил ее и снова лег рядом, дожидаясь, когда пройдет ее гнев.— Если хочешь, я уйду, — сказал он. Роксана не ответила.— Я тебе говорил, что женюсь на Барсине и что вернется Статира. У царя есть обязанности…— Это ничего не меняет! — крикнула Роксана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
В условленный день Птолемей выполнил все, о чем его просили, и начал готовить Калана в последний путь к бесконечной невозмутимости.Он велел воздвигнуть погребальный костер — в десять локтей высотой и в тридцать шириной. Вдоль дороги, ведущей к костру, выстроились пять тысяч педзетеров в парадных доспехах, и Птолемей велел молодым девушкам разбросать по пути розовые лепестки. Потом прибыл Калан, столь ослабший и изможденный, что не мог идти, и четыре человека несли его на носилках — по индийскому обычаю, в венке из цветов. Его положили на костер голым, каким он пришел в мир, и хор юношей и девушек пел красивейшие гимны о его земле. Потом из рук в руки передали зажженный факел.Сначала Александр решил не присутствовать на погребении. Однако в последний момент вспомнил, как Калан пробудил его к жизни, когда он умирал, и решил оказать ему последние почести. Александр смотрел на мудреца, голого и хрупкого, и ему опять вспомнился Диоген, лежавший с закрытыми глазами перед своей амфорой на солнце. Тем далеким вечером, наедине, философ сказал Александру то же самое, что говорил Калан, — говорил, не открывая рта, в темноте шатра, когда раненый царь боролся со смертью:«Нет такого завоевания, которое имело бы смысл; нет такой войны, где стоило бы сражаться. В конце концов, единственная земля, что останется нам, — та, в которой нас похоронят».Александр поднял голову и увидел, как тело Калана охватило пламенем. Невероятно, но в этой огненной плазме мудрец улыбнулся, и показалось, что он шевелит губами, шепча. Шум пламени был слишком силен, чтобы что-то расслышать, но в голове Александра отчетливо прозвучал голос мудреца:«Увидимся в Вавилоне». ГЛАВА 62 Вскоре Александр покинул Персеполь с его печальными воспоминаниями и направился в Сузы, куда и прибыл в середине зимы.Почти тотчас он нанес визит царице-матери, которая разволновалась, увидев его, и вышла навстречу поприветствовать на греческий манер, по-дружески:— Хайре, пай!— Твой греческий безупречен, царица, — поздравил ее Александр. — Счастлив застать тебя в добром здоровье.— Я плакала, получив известие о твоей смерти, — ответила царица. — Представляю горе твоей одинокой матери в Македонии.— Я послал ей письмо, как только прибыл в Салмос, и думаю, сейчас она уже получила его и утешилась.— Могу я надеяться, что ты соизволишь пообедать со мной?— Конечно. Мне это доставит большое удовольствие.— В моем возрасте я ни от чего не получаю такого удовлетворения, как от визитов, и твой — самый желанный. Садись, мальчик мой.Александр сел.— Царица, я пришел не только поздороваться с тобой.— А зачем еще? Говори, не стесняясь.— Я слышал, что у царя Дария была еще одна дочь.— Да, это правда, — признала Сизигамбис.— Так вот, я хочу жениться на ней.— Зачем?— Я хочу собрать наследие Дария. Его семья должна стать моей.— Понимаю.— Могу я надеяться на твое позволение?— Если бы был жив ее отец, он бы все равно выдал ее замуж, желая укрепить какой-нибудь политический союз или упрочить преданность своего сатрапа. Он не стал бы возражать; однако ее имя напомнит тебе великую утраченную любовь. Знаешь, как ее зовут? Барсина.Александр опустил глаза, охваченный воспоминаниями. Образы, казавшиеся поблекшими от времени, вдруг ярко вспыхнули в его памяти.— Этот ужасный день при Гавгамелах, — продолжала царица-мать. — Никогда его не забуду… Статира будет счастлива жить со своей старшей сестрой. Но Роксана?— Роксана меня любит. Она знает, что царица — она, а также знает долг царя. Я с ней уже поговорил.— И что она сказала?— Она заплакала. Как плакала моя мать, когда мой отец Филипп привел новую жену. Но я люблю ее больше всего на свете, и она знает это.— Я охотно отдам тебе Барсину. Ты уже соединил дом Аргеадов с домом Ахеменидов: ты и мы больше не победители и побежденные. Но как ее воспримут твои солдаты?— Я смогу убедить их.— Ты так полагаешь?— Уверен. И у меня есть к тебе еще одна просьба: прошу у тебя и младшую сестру Статиры и Барсины.— Ты хочешь и Дрипетис? Естественно.— Не для себя. Для моего друга Гефестиона. В детстве мы думали, что будет здорово, если мы женимся на сестрах и наши сыновья станут двоюродными братьями. Теперь это возможно, если ты согласишься.— Я согласна всей душой. Остается лишь надеяться, что этот брак будет принят твоей знатью.— Не сомневаюсь и в этом, — ответил Александр. — Многие мои солдаты уже живут с персидскими и мидийскими женщинами и имеют от них детей. И правильно делают. Для некоторых я сам выбираю персидских жен. В конечном итоге, я подсчитал, свершилось около десяти тысяч браков.Старая царица вытаращила глаза, и морщины на ее лице разбежались по скулам.— Десять тысяч? О великий Ахура-Мазда, такого в мире еще не видывали! — Она улыбнулась с невинной хитростью. — А с другой стороны, полагаю, ты прав: брачное ложе — самое подходящее место для основания долгого мира.
Пока все устраивали к новой свадьбе, Александр начал замышлять новые походы, чтобы открыть еще неведомые земли, и потому с нетерпением ждал прибытия Неарха с флотом. Флотоводец сообщал, что с началом весны прибудет в устье Тигра.Флагманский корабль, подняв знамя Аргеадов с золотой звездой, наконец, бросил якорь в плавучем доке канала, который подходил почти под самые городские стены. Вслед за ним под радостные возгласы, рукоплескания, звуки труб и бой барабанов пришвартовался остальной флот.Неарх, облаченный в доспехи, принял почести от строя двух отрядов педзетеров, а потом был принят Александром, восседавшим на троне рядом с Роксаной. Она была ослепительна в царских одеждах с золотым шитьем, вся осыпанная драгоценностями.Едва завидев своего флотоводца, царь встал, пошел ему навстречу и расцеловал в обе щеки, а потом принял Онесикрита и командиров всех кораблей, чтобы поздравить их и каждого наградить подарками.В тот же вечер царь созвал на ужин всех друзей, включая Неарха и Евмена, чтобы изложить свои планы. Пир устроили в тронном зале, и обеденные ложа поставили вдоль трех стен, чтобы все могли видеть и слышать царя. Не было ни женщин, ни музыкантов, и если бы не пиршественные ложа, собрание могло бы показаться скорее военным советом, чем праздником.Александр начал:— Я решил, что пришло время вам жениться. Все в замешательстве посмотрели на него.— Вы уже достигли определенного возраста, — продолжил он, — и должны подумать о создании семьи. Я выбрал вам прекрасных жен, высочайшего ранга… Все персиянки.На мгновение воцарилось молчание.— И не только это, — снова заговорил царь. — Я решил отпраздновать все браки между македонянами и азиатскими девушками, фактически уже заключенные. У многих, как сами знаете, успели родиться дети. Я также выплачу приданое всем тем, кто решит устроить свадьбу сейчас. Разумеется, при условии, что невеста будет персиянка. Это единственный способ обеспечить будущее нашим завоеваниям, погасить взаимную ненависть, уничтожить желание отомстить. Одна родина, один царь, один народ. Таков мой план, и такова моя воля. Если кто-то из вас возражает, пусть говорит без стеснения.Все затаили дыхание. Только Евмен поднял руку.— Я не македонянин, а также не герой, как все вы. Я не собираюсь участвовать в основании великой державы. Если бы меня освободили от этой весенней оргии размножения, это было бы для меня большим облегчением. От одной мысли о жене в моей постели у меня мороз по коже, и…— Твою будущую жену, — с улыбкой перебил его Александр, — зовут Артонис, это дочь сатрапа Артаоза, очень изящная и преданная. Она тебя осчастливит, я уверен.Церемония состоялась весной, под огромным шатром, по персидскому ритуалу. В заранее установленном порядке были расставлены кресла с высокими спинками. Прибыли женихи, чтобы по обычаю произнести тосты и взаимные пожелания счастья. Вскоре после этого вошли невесты в брачных одеждах, и каждая села рядом со своим женихом. По примеру царя, возглавившего церемонию, новобрачные взяли друг друга за руку и поцеловались. Каждому гостю подарили по золотому кубку. Накрыли столы для ужина — шумного пира на двадцать тысяч приглашенных. Вино лилось рекой, и каждый мог пить сколько угодно, а хоры девочек и мальчиков распевали свадебные гимны под аккомпанемент вавилонских и индийских арф, флейт и тимпанов.За два дня до свадьбы из Экбатан прибыла Статира. Она тоже приняла участие в церемонии в качестве подруги своей сестры Барсины. Когда пришла пора уходить, она проводила сестру до порога спальни, где той предстояло соединиться со своим новым мужем. Александр приветствовал Статиру поцелуем.— Я рад, что ты приехала, Статира. Прошло так много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз.— Это так, мой господин, много времени прошло.— Надеюсь, ты в добром здоровье.— В добром, — ответила она с загадочной улыбкой, — но спрашиваю себя, в таком ли добром здоровье и ты.— Возможно, я немного выпил, — отозвался Александр, — но в такую ночь вино не принесет ничего, кроме добра.— И верно, ведь твоего внимания жаждут тридцатилетняя девственница, а также жена, не видевшая тебя более четырех лет.Александр как будто на мгновение задумался над этими словами.— Как летит время…Потом подошел к ней поближе, посмотрел прямо в глаза и спросил:— Ты хочешь предложить мне свою любовь или откажешь?— Отказывать тебе? С чего бы это? Я буду ждать в соседней комнате, пока ты осчастливишь мою дорогую сестру: она новая жена и имеет право снять сливки твоих сил, — ответила Статира с самой ласковой улыбкой.Она поцеловала его и удалилась в свою комнату, закрыв за собой дверь.В эту ночь царь возлег с обеими своими персидскими женами — сначала с Барсиной, а потом со Статирой, но, когда Статира наконец заснула, накинул на плечи хламиду и вышел в коридор. Он огляделся и, увидев, что все спокойно, спустился по лестнице, пересек двор и пришел в царские палаты к Роксане. Александр старался не шуметь, но едва он улегся рядом, как она вдруг повернулась к нему и набросилась, словно фурия, молотя кулаками и царапая ногтями.— На тебе еще запах этой бабы, и ты смеешь приближаться ко мне! — кричала она.Александр схватил ее за запястья и прижал к постели. Он чувствовал, как она пытается вырваться и пыхтит под ним, но ничего не сказал. Он позволил ей кричать, сколько заблагорассудится, а потом она заплакала и плакала долго и безутешно. Наконец Александр отпустил ее и снова лег рядом, дожидаясь, когда пройдет ее гнев.— Если хочешь, я уйду, — сказал он. Роксана не ответила.— Я тебе говорил, что женюсь на Барсине и что вернется Статира. У царя есть обязанности…— Это ничего не меняет! — крикнула Роксана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42