Она увидела на лице Алваро столько горя и отчаяния, что сердце ее смягчилось.— Не корите меня тем, что произошло, — сказала она кротко, — во всем виноваты вы сами.— Я знаю и ни на что не жалуюсь.— Поймите, не могу я принять этого подарка. Потому-то я и просила вас сохранить его на память.— О! Теперь я буду его хранить: он поможет мне искупить мою вину и всегда будет напоминать о ней.— Это будет печальное воспоминание.— А могут ли у меня быть радостные?— Кто знает! — сказала Сесилия, вынимая из своих белокурых волос цветок жасмина. — Надежда так окрыляет!Отвернувшись, чтобы Алваро не заметил, как она покраснела, Сесилия увидела Изабелл, которая пожирала их обоих горящими глазами. От неожиданности она вскрикнула и убежала в сад. Алваро поймал на лету жасмин, выпавший из ее рук, и поцеловал его, — он был уверен, что в эту минуту его никто не видит. Когда взгляд его упал на Изабелл, он так смутился, что уронил цветок, сам того не заметив.Изабелл подняла жасмин и, протягивая его Алваро, сказала с какой-то особенной интонацией:— Вам возвращается еще и это!Алваро побледнел.Дрожа от волнения, Изабелл прошла мимо и направилась в комнату сестры. Не успела она открыть дверь, как лицо Сесилии залилось краской. Она не решалась взглянуть на сестру, смущенная тем, что та слышала весь ее разговор с Алваро. В первый раз в жизни девушка почувствовала, что ее чистой любви хочется спрятаться от посторонних глаз.Изабелл, которую какое-то непреодолимое чувство влекло в комнату Сесилии, войдя туда, сразу же пожалела об этом. Волнение ее было так велико, что она боялась себя выдать. Прислонившись к кровати, она стояла напротив сестры, опустив глаза, и молчала.Так прошло несколько минут. Потом девушки почти в одно и то же время подняли голову и взглянули на окно; взгляды их встретились, и обе еще больше покраснели.В Сесилии заговорила гордость. У этой веселой шалуньи где-то в глубине сердца таилась унаследованная от отца сила характера. И она почувствовала себя оскорбленной тем, что ей приходится перед кем-то краснеть, как будто она совершила недостойный поступок.Собравшись с силами, она приняла вдруг решение, твердость которого можно было угадать по тому, как сдвинулись ее брови.— Изабелл, открой окно.Девушка вздрогнула, как будто по телу ее пробежал электрический ток; сначала она заколебалась, но потом все же пошла.Две пары нетерпеливых, горящих глаз устремились к окну. Изабелл распахнула его. На карнизе ничего не было.Обернувшись к сестре, Изабелл даже вскрикнула от радости. Лицо ее озарилось одним из тех божественных отблесков, которые словно нисходят с небес на женщину, которая любит.Сесилия смотрела на нее, недоумевая. Но вот на ее лице изобразились удивление и страх.— Изабелл!Изабелл упала на колени к ногам сестры.Она себя выдала. XIV. ИНДИАНКА Как только Пери почувствовал, что силы к нему вернулись, он стал продолжать свой путь.Долго пробирался он сквозь чащу по следам индианки и шел так быстро и уверенно, что человек, не видавший, с какою легкостью индейцы привыкли отыскивать самые незаметные следы зверей, не мог бы себе этого даже представить.Обломанный сук, примятая травинка, разбросанные сухие листья, все еще дрожащая ветка, разбрызганная роса — для опытных глаз охотника все это вехи, по которым он безошибочно определяет путь.У Пери были свои причины так упорно гнаться за этой безобидной индианкой и, выбиваясь из последних сил, стараться во что бы то ни стало ее настичь.Чтобы по-настоящему понять эти причины, надо знать события, которые за несколько дней до этого произошли в окрестностях «Пакекера».На исходе месяца дождей племя айморе спустилось со склонов горной цепи Органос, чтобы набрать плодов и приготовить вино, различные напитки и кое-какую пищу, которой они имели обыкновение запасаться.Одно из семейств этого племени, пустившееся в погоню за дичью, появилось за несколько дней до этого на берегах Параибы. Оно состояло из родителей, сына и дочери.Дочь их была красавицей, право на которую оспаривали все воины айморе. Отец ее, вождь племени, гордился тем, что дочь его стройна и красива, как самая тонкая стрела его лука, как самое яркое перо на его головном уборе.Все только что описанные события произошли в воскресенье.А за два дня до этого, в пятницу, в десять часов утра Пери пробирался по лесу, весело подражая пению птички саи, и в посвистывании этом ему слышалось сладостное имя «Сеси».Он шел по следам ягуара, который, уже после гибели своей, сыграл в этой истории такую важную роль. И так как ничем меньшим индеец удовлетвориться не мог, он решил разыскать в своих обширных владениях именно его, царя тропических лесов, тянущихся по берегам Параибы.Сесилия сказала только одно слово, и Пери, не привыкший обсуждать желания своей госпожи, захватил с собой лук и клавин и пустился в путь. Он подошел к ручейку, как вдруг из леса выбежала маленькая мохнатая собачонка, а вслед за ней — индианка. Сделав несколько шагов, женщина упала, сраженная выстрелом из ружья.Пери обернулся, чтобы взглянуть, откуда стреляли, в увидел дона Диего де Мариса, который шел неторопливым шагом в сопровождении двух авентурейро.Молодой человек стрелял в птицу, а попал в проходившую мимо индианку и убил ее на месте.Собачонка кинулась к своей хозяйке и, жалобно завывая, принялась лизать ей руки; она терлась мордою об окровавленное тело, как будто старалась вернуть убитую к жизни. Опершись на аркебуз, дон Диего с жалостью смотрел на несчастную девушку, ставшую случайной жертвой его неосторожности — охотник ни за что не хотел упустить свою пернатую добычу.Спутники же его только посмеялись над этим происшествием и отпустили несколько веселых шуток насчет того, какую дичь подстрелил кавальейро.Вдруг собачонка, которая ласкалась к мертвой индианке, подняла голову, понюхала воздух и тут же стрелою метнулась в лес.Пери, оказавшийся невольным свидетелем этой сцены, посоветовал дону Диего благоразумия ради возвратиться домой, а сам отправился дальше.Картина, которую он только что видел, глубоко его взволновала. Он вспомнил свое племя, братьев, которых покинул уже давно и которые теперь, может быть, тоже сделались жертвами конкистадоров, хозяйничающих на земле, где туземцы некогда жили свободные и счастливые.Пройдя еще около полулиги, Пери заметил вдалеке за деревьями пламя костра. У огня сидели двое индейцев и индианка.Старый индеец, человек огромного роста, приделывал длинные и острые клыки капивары Капивара — самый крупный из ныне существующих грызунов; достигает в длину полутора метров и в высоту до семидесяти сантиметров.
к концам палок и оттачивал это грозное оружие на камне. Молодой начинял мелкими красными семенами скорлупу ореха, украшенную перьями и привязанную к веревке четверти в две длиною.Женщина, довольно молодая на вид, расчесывала хлопок. Большие пучки его, белые и чистые, падали на широкий лист, который лежал у нее на коленях.Возле костра стоял небольшой горшок из глазурованной глины; в нем были раскаленные угли. Индианка время от времени подбрасывала в этот горшок сухих листьев, и оттуда поднимались густые клубы дыма. Тогда оба индейца вдыхали этот дым через бамбуковую трубочку, пока из глаз их не начинали литься слезы. Потом они снова брались за свою работу.Стоя поодаль, Пери наблюдал эту сцену. Вдруг он увидел, что выскочившая из лесу собачонка подбежала к сидевшим у огня; задыхаясь от быстрого бега, она впилась зубами в пестрый пояс молодого индейца, но тот отпихнул ее ногой так, что она отскочила на несколько шагов.Тогда она подбежала к индианке и вцепилась в ее одежду, но так как та ее тоже не очень приветливо встретила, кинулась на пучки пряжи и стала рвать их. Рассердившись, женщина схватила собачонку за ошейник из плодовых косточек, крепко встряхнула ее и стала собирать разбросанные хлопья; на них была кровь.Встревожившись, она осмотрела собаку. Но на теле ее нигде не было раны. Женщина оглядела ее всю и вдруг издала глухой гортанный крик. Оба индейца подняли головы и вопросительно на нее посмотрели.Вместо ответа индианка показала им пятна крови на шерсти собачонки и упавшим голосом что-то сказала на языке, которого Пери не знал.Молодой индеец тут же вскочил и кинулся в лес вслед за собачонкой, которая побежала впереди, указывая путь. Старый индеец и индианка поспешили за ним.Пери отлично понял, чем это грозит, но пошел своей дорогой, решив, что португальцы к тому времени должны быть уже далеко.Вот все, что он видел собственными глазами; остальное стало ясно ему после происшествия во время купанья.Индейцы нашли в лесу тело дочери и обнаружили на нем пулевую рану. Много часов они напрасно искали след охотников, пока наконец на следующий день проезжавший отряд не навел их на верный путь.Всю ночь они кружили вокруг дома Антонио де Мариса, а наутро, увидев двух выходивших к реке девушек, решили отомстить за смерть дочери, следуя обычаю кровной мести, закону, который считали единственно разумным и справедливым.Дочь их была убита; справедливость требовала, чтобы они, в свою очередь, убили дочь своего врага; жизнь за жизнь, слезы за слезы, горе за горе.Как они собирались выполнить этот план и к чему привели их попытки, мы уже знаем: оба индейца уснули вечным сном на берегу Пакекера, и даже тела их не были преданы земле.Теперь нетрудно догадаться, почему Пери погнался за несчастной индианкой, единственной, кто уцелел из всей семьи. Он знал, что она бежала прямо к своим собратьям, что стоит ей сказать одно слово — и все айморе, как один человек, поднимутся, чтобы отомстить за смерть касика и самой красивой девушки своего племени.Индеец знал, как свирепы эти люди, которые едят человеческое мясо и спят, как дикие звери, прямо на земле или в пещерах. Он содрогался при одной мысли, что они могут напасть на дом дона Антонио де Мариса.Необходимо было немедленно уничтожить оставшуюся в живых индианку и скрыть следы убийства.Преследуемый этими мыслями, Пери провел едва ли не целый час в напрасных блужданиях по лесу; пока он боролся со слабостью, овладевшей им после ранения, индианка успела уйти далеко. Обдумав все, он решил, что самое разумное — тотчас же известить дона Антонио де Мариса, чтобы тот принял все необходимые меры для предотвращения нависшей опасности.Он вышел на большое поле, поросшее жесткой, сожженной солнцем травой, местами переходившей в заросли каменного дуба.Пройдя несколько шагов по этому полю, он вдруг остановился, пораженный: перед ним лежала уже едва дышавшая собачонка, которую он тут же узнал по ошейнику из ярко-красных плодов.Именно эту собачонку он встретил два дня тому назад в лесу; очевидно, она бежала вслед за спасающейся бегством индианкой. Тогда он, должно быть, не заметил ее в густых зарослях гуашимы.Скорее всего собачонку удавили, и о такой яростью, что переломили ей спинной хребет. Однако несчастная еще дышала.Внимательно осмотрев животное, Пери сразу представил себе, как все произошло.«Умертвить ее, — подумал он, — мог только человек; будь это зверь, он придушил бы ее лапами или загрыз зубами, и на теле непременно остались бы следы».Собачонка эта принадлежала индианке. Значит, придушила ее сама индианка и притом всего несколько минут назад — от перелома позвоночника смерть наступает почти мгновенно.Но что заставило ее учинить такую расправу? «А вот что, — сам себе ответил индеец, — она знала, что за ней гонятся, и боялась, что собачонка, которая не в силах бежать так быстро, наведет на ее след».Как только ему пришла в голову эта мысль, Пери лег на землю и долго прислушивался. Два раза он приподнимал голову, думая, что обманулся, а потом снова прикладывал ухо к земле.Когда он встал, лицо его выражало великое изумление: он услышал нечто такое, чему, должно быть, окончательно еще не поверил, ибо чувства могли его обмануть.Он пошел на восток, то и дело прикладывая ухо к земле и внимательно прислушиваясь, и наконец остановился в низине, в нескольких шагах от густых зарослей кактусов. Там, став против ветра, он с большой осторожностью начал пробираться вперед. Наконец он услыхал звуки чьих-то неясных голосов и стук ударявшейся о землю лопаты.Пери напряг слух; он старался разглядеть, что происходит в зарослях, но это оказалось невозможным: не было никакой даже самой крохотной щели, ни малейшего просвета, через который удалось бы что-нибудь услышать или увидеть.Только тот, кто путешествовал по сертанам и видел гигантские кактусы, видел, как тесно переплетаются их огромные колючие листья, образуя высокую стену в несколько пядей толщиной, может представить себе, какая непроницаемая ограда окружала со всех сторон людей, чьи голоса Пери слышал теперь, не будучи в силах, однако, разобрать слова.Но ведь должны же были эти люди как-то проникнуть туда. Скорее всего, они воспользовались для этого веткой высохшего дерева, которая нависла над кактусами, обвитая лианой, узловатой и крепкой, как лоза.Пери все внимательнее приглядывался к местности, изыскивая способ узнать, что происходит за стеною кактусов, как вдруг до него донесся голос, который показался ему знакомым.— Per Dio! Клянусь богом! (итал.)
Вот он!Услыхав этот голос, индеец вздрогнул и решил во что бы то ни стало узнать, что делают здесь эти люди. Он почувствовал, что тут таится опасность, которую необходимо предотвратить, что этот враг, может быть, еще страшнее, чем дикари айморе; те свирепы, как звери, но действуют открыто, а здесь, в траве могла притаиться не видимая никем змея.Индеец позабыл обо всем и стал напряженно вслушиваться: ему надо было непременно узнать, что говорят эти люди.Но как это сделать?И вот что он придумал: он обошел заросли кругом, все время прикладывая ухо к земле, и ему показалось, что в одном месте голоса и неумолкающий стук лопаты слышится отчетливее.Индеец посмотрел вниз, и глаза его просияли: он увидел маленький глинистый холмик; холмик этот был весь в трещинах и формой своей походил на голову сахара; он возвышался на две пяди над уровнем земли и был прикрыт листьями подорожника.То был вход в муравейник, в одно из тех подземных сооружений крохотных строителей, которые своим терпеливым трудом делают иногда подкоп под целое поле и воздвигают под землей крепкие своды.Муравейник, обнаруженный Пери, был покинут его обитателями из-за того, что подземные ходы залило дождем.Индеец вытащил нож и, срезав купол этой миниатюрной башенки, нашел отверстие, которое уходило глубоко под землю; несомненно, это был ход, и вел он под то самое место, откуда слышны были голоса.Ход этот послужил индейцу чем-то вроде слуховой трубы, через которую он теперь мог отчетливо разобрать слова.Он сел и стал слушать. XV. ТРОЕ Этим утром Лоредано очень рано вышел из дома; углубившись в лес, он остановился и стал ждать.Четверть часа спустя к нему присоединились Бенто Симоэнс и Руи Соэйро.Не проронив ни слова, все трое пошли дальше; итальянец шел впереди, а двое других следовали за ним; время от времени они обменивались многозначительными взглядами.Наконец Руи Соэйро нарушил молчание:— Не для того же вы нас сюда вызвали, чтобы ни свет ни заря гулять по лесу, мессер Лоредано?— Разумеется, нет, — лаконично ответил итальянец.— Тогда не тратьте времени попусту и выкладывайте, в чем дело.— Подождите!— Это вы лучше подождите, — оборвал его Бенто Симоэнс, — а то вы шагаете так, что за вами не угнаться. Куда вы хотите нас завести?— Увидите сами.— Ну, если из вас слова не вытянешь, ступайте себе с богом одни, мессер Лоредано.— Да, — добавил Руи Соэйро, — ступайте. А мы уж лучше назад вернемся.— И дайте нам знать, когда говорить надумаете.Оба авентурейро остановились. Итальянец обернулся к ним и презрительно скривил рот.— До чего же вы оба глупы! — сказал он. — Что ж, воля ваша, возвращайтесь. Только помните, вы теперь в моей власти, и, хотите вы того или нет, все равно вам придется разделить мою участь! Возвращайтесь! Тогда я тоже вернусь, но для того, чтобы всех нас выдать.Оба авентурейро побледнели.— Лучше не напоминайте мне, Лоредано, — сказал Руи Соэйро, посмотрев на свой кинжал, — что есть надежное средство закрыть рот тому, у кого длинный язык.— Вы хотите сказать, — пренебрежительно заметил итальянец, — что, если я задумаю на вас донести, вы меня убьете?— Можете быть в этом уверены! — ответил Руи Соэйро тоном, в котором звучала решимость.— А я ему пособлю! — добавил Бенто Симоэнс. — Жизнь-то нам дороже, чем ваши причуды, мессер итальянец.— Хотел бы я знать, что вы выгадаете от моей смерти? — спросил Лоредано, улыбаясь.— Вот так здорово! Что мы выгадаем? Вы думаете, что жизнь и покой не так уж много значат?— Дураки! — сказал итальянец, окинув их взглядом, в котором были и презрение и жалость. — Неужели вы не понимаете, что если у человека есть тайна, как, например, у меня, и человек этот не олух, вроде вас обоих, он всегда принимает необходимые меры, чтобы уберечь себя от неожиданных неприятностей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
к концам палок и оттачивал это грозное оружие на камне. Молодой начинял мелкими красными семенами скорлупу ореха, украшенную перьями и привязанную к веревке четверти в две длиною.Женщина, довольно молодая на вид, расчесывала хлопок. Большие пучки его, белые и чистые, падали на широкий лист, который лежал у нее на коленях.Возле костра стоял небольшой горшок из глазурованной глины; в нем были раскаленные угли. Индианка время от времени подбрасывала в этот горшок сухих листьев, и оттуда поднимались густые клубы дыма. Тогда оба индейца вдыхали этот дым через бамбуковую трубочку, пока из глаз их не начинали литься слезы. Потом они снова брались за свою работу.Стоя поодаль, Пери наблюдал эту сцену. Вдруг он увидел, что выскочившая из лесу собачонка подбежала к сидевшим у огня; задыхаясь от быстрого бега, она впилась зубами в пестрый пояс молодого индейца, но тот отпихнул ее ногой так, что она отскочила на несколько шагов.Тогда она подбежала к индианке и вцепилась в ее одежду, но так как та ее тоже не очень приветливо встретила, кинулась на пучки пряжи и стала рвать их. Рассердившись, женщина схватила собачонку за ошейник из плодовых косточек, крепко встряхнула ее и стала собирать разбросанные хлопья; на них была кровь.Встревожившись, она осмотрела собаку. Но на теле ее нигде не было раны. Женщина оглядела ее всю и вдруг издала глухой гортанный крик. Оба индейца подняли головы и вопросительно на нее посмотрели.Вместо ответа индианка показала им пятна крови на шерсти собачонки и упавшим голосом что-то сказала на языке, которого Пери не знал.Молодой индеец тут же вскочил и кинулся в лес вслед за собачонкой, которая побежала впереди, указывая путь. Старый индеец и индианка поспешили за ним.Пери отлично понял, чем это грозит, но пошел своей дорогой, решив, что португальцы к тому времени должны быть уже далеко.Вот все, что он видел собственными глазами; остальное стало ясно ему после происшествия во время купанья.Индейцы нашли в лесу тело дочери и обнаружили на нем пулевую рану. Много часов они напрасно искали след охотников, пока наконец на следующий день проезжавший отряд не навел их на верный путь.Всю ночь они кружили вокруг дома Антонио де Мариса, а наутро, увидев двух выходивших к реке девушек, решили отомстить за смерть дочери, следуя обычаю кровной мести, закону, который считали единственно разумным и справедливым.Дочь их была убита; справедливость требовала, чтобы они, в свою очередь, убили дочь своего врага; жизнь за жизнь, слезы за слезы, горе за горе.Как они собирались выполнить этот план и к чему привели их попытки, мы уже знаем: оба индейца уснули вечным сном на берегу Пакекера, и даже тела их не были преданы земле.Теперь нетрудно догадаться, почему Пери погнался за несчастной индианкой, единственной, кто уцелел из всей семьи. Он знал, что она бежала прямо к своим собратьям, что стоит ей сказать одно слово — и все айморе, как один человек, поднимутся, чтобы отомстить за смерть касика и самой красивой девушки своего племени.Индеец знал, как свирепы эти люди, которые едят человеческое мясо и спят, как дикие звери, прямо на земле или в пещерах. Он содрогался при одной мысли, что они могут напасть на дом дона Антонио де Мариса.Необходимо было немедленно уничтожить оставшуюся в живых индианку и скрыть следы убийства.Преследуемый этими мыслями, Пери провел едва ли не целый час в напрасных блужданиях по лесу; пока он боролся со слабостью, овладевшей им после ранения, индианка успела уйти далеко. Обдумав все, он решил, что самое разумное — тотчас же известить дона Антонио де Мариса, чтобы тот принял все необходимые меры для предотвращения нависшей опасности.Он вышел на большое поле, поросшее жесткой, сожженной солнцем травой, местами переходившей в заросли каменного дуба.Пройдя несколько шагов по этому полю, он вдруг остановился, пораженный: перед ним лежала уже едва дышавшая собачонка, которую он тут же узнал по ошейнику из ярко-красных плодов.Именно эту собачонку он встретил два дня тому назад в лесу; очевидно, она бежала вслед за спасающейся бегством индианкой. Тогда он, должно быть, не заметил ее в густых зарослях гуашимы.Скорее всего собачонку удавили, и о такой яростью, что переломили ей спинной хребет. Однако несчастная еще дышала.Внимательно осмотрев животное, Пери сразу представил себе, как все произошло.«Умертвить ее, — подумал он, — мог только человек; будь это зверь, он придушил бы ее лапами или загрыз зубами, и на теле непременно остались бы следы».Собачонка эта принадлежала индианке. Значит, придушила ее сама индианка и притом всего несколько минут назад — от перелома позвоночника смерть наступает почти мгновенно.Но что заставило ее учинить такую расправу? «А вот что, — сам себе ответил индеец, — она знала, что за ней гонятся, и боялась, что собачонка, которая не в силах бежать так быстро, наведет на ее след».Как только ему пришла в голову эта мысль, Пери лег на землю и долго прислушивался. Два раза он приподнимал голову, думая, что обманулся, а потом снова прикладывал ухо к земле.Когда он встал, лицо его выражало великое изумление: он услышал нечто такое, чему, должно быть, окончательно еще не поверил, ибо чувства могли его обмануть.Он пошел на восток, то и дело прикладывая ухо к земле и внимательно прислушиваясь, и наконец остановился в низине, в нескольких шагах от густых зарослей кактусов. Там, став против ветра, он с большой осторожностью начал пробираться вперед. Наконец он услыхал звуки чьих-то неясных голосов и стук ударявшейся о землю лопаты.Пери напряг слух; он старался разглядеть, что происходит в зарослях, но это оказалось невозможным: не было никакой даже самой крохотной щели, ни малейшего просвета, через который удалось бы что-нибудь услышать или увидеть.Только тот, кто путешествовал по сертанам и видел гигантские кактусы, видел, как тесно переплетаются их огромные колючие листья, образуя высокую стену в несколько пядей толщиной, может представить себе, какая непроницаемая ограда окружала со всех сторон людей, чьи голоса Пери слышал теперь, не будучи в силах, однако, разобрать слова.Но ведь должны же были эти люди как-то проникнуть туда. Скорее всего, они воспользовались для этого веткой высохшего дерева, которая нависла над кактусами, обвитая лианой, узловатой и крепкой, как лоза.Пери все внимательнее приглядывался к местности, изыскивая способ узнать, что происходит за стеною кактусов, как вдруг до него донесся голос, который показался ему знакомым.— Per Dio! Клянусь богом! (итал.)
Вот он!Услыхав этот голос, индеец вздрогнул и решил во что бы то ни стало узнать, что делают здесь эти люди. Он почувствовал, что тут таится опасность, которую необходимо предотвратить, что этот враг, может быть, еще страшнее, чем дикари айморе; те свирепы, как звери, но действуют открыто, а здесь, в траве могла притаиться не видимая никем змея.Индеец позабыл обо всем и стал напряженно вслушиваться: ему надо было непременно узнать, что говорят эти люди.Но как это сделать?И вот что он придумал: он обошел заросли кругом, все время прикладывая ухо к земле, и ему показалось, что в одном месте голоса и неумолкающий стук лопаты слышится отчетливее.Индеец посмотрел вниз, и глаза его просияли: он увидел маленький глинистый холмик; холмик этот был весь в трещинах и формой своей походил на голову сахара; он возвышался на две пяди над уровнем земли и был прикрыт листьями подорожника.То был вход в муравейник, в одно из тех подземных сооружений крохотных строителей, которые своим терпеливым трудом делают иногда подкоп под целое поле и воздвигают под землей крепкие своды.Муравейник, обнаруженный Пери, был покинут его обитателями из-за того, что подземные ходы залило дождем.Индеец вытащил нож и, срезав купол этой миниатюрной башенки, нашел отверстие, которое уходило глубоко под землю; несомненно, это был ход, и вел он под то самое место, откуда слышны были голоса.Ход этот послужил индейцу чем-то вроде слуховой трубы, через которую он теперь мог отчетливо разобрать слова.Он сел и стал слушать. XV. ТРОЕ Этим утром Лоредано очень рано вышел из дома; углубившись в лес, он остановился и стал ждать.Четверть часа спустя к нему присоединились Бенто Симоэнс и Руи Соэйро.Не проронив ни слова, все трое пошли дальше; итальянец шел впереди, а двое других следовали за ним; время от времени они обменивались многозначительными взглядами.Наконец Руи Соэйро нарушил молчание:— Не для того же вы нас сюда вызвали, чтобы ни свет ни заря гулять по лесу, мессер Лоредано?— Разумеется, нет, — лаконично ответил итальянец.— Тогда не тратьте времени попусту и выкладывайте, в чем дело.— Подождите!— Это вы лучше подождите, — оборвал его Бенто Симоэнс, — а то вы шагаете так, что за вами не угнаться. Куда вы хотите нас завести?— Увидите сами.— Ну, если из вас слова не вытянешь, ступайте себе с богом одни, мессер Лоредано.— Да, — добавил Руи Соэйро, — ступайте. А мы уж лучше назад вернемся.— И дайте нам знать, когда говорить надумаете.Оба авентурейро остановились. Итальянец обернулся к ним и презрительно скривил рот.— До чего же вы оба глупы! — сказал он. — Что ж, воля ваша, возвращайтесь. Только помните, вы теперь в моей власти, и, хотите вы того или нет, все равно вам придется разделить мою участь! Возвращайтесь! Тогда я тоже вернусь, но для того, чтобы всех нас выдать.Оба авентурейро побледнели.— Лучше не напоминайте мне, Лоредано, — сказал Руи Соэйро, посмотрев на свой кинжал, — что есть надежное средство закрыть рот тому, у кого длинный язык.— Вы хотите сказать, — пренебрежительно заметил итальянец, — что, если я задумаю на вас донести, вы меня убьете?— Можете быть в этом уверены! — ответил Руи Соэйро тоном, в котором звучала решимость.— А я ему пособлю! — добавил Бенто Симоэнс. — Жизнь-то нам дороже, чем ваши причуды, мессер итальянец.— Хотел бы я знать, что вы выгадаете от моей смерти? — спросил Лоредано, улыбаясь.— Вот так здорово! Что мы выгадаем? Вы думаете, что жизнь и покой не так уж много значат?— Дураки! — сказал итальянец, окинув их взглядом, в котором были и презрение и жалость. — Неужели вы не понимаете, что если у человека есть тайна, как, например, у меня, и человек этот не олух, вроде вас обоих, он всегда принимает необходимые меры, чтобы уберечь себя от неожиданных неприятностей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37