Во всем доме никто не проснулся.Услыхав трепет голубиных крыльев, итальянец опомнился и решил не терять больше времени. Он открыл комод Сесилии, вынул оттуда ее шелковые и полотняные платья, аккуратно сложил их, завернул в одну из лежавших на полу шкур и положил на стул, чтобы потом ему легко было захватить их с собою.Было что-то необъяснимое в поступках этого человека. Совершая преступление, он не забывал, что должен чем-то утешить девушку в ее горе, и заботился о том, чтобы во время нелегкого переезда, который ей предстояло совершить, она имела под рукою необходимые вещи.Закончив все приготовления, итальянец открыл дверь в сад и стал думать, какой путь ему лучше избрать. Надо было все рассчитать — ведь едва только Сесилия окажется у него на руках, ему придется бежать не переводя дыхания, бежать без оглядки.Дверь эта была в углу комнаты, как раз напротив прохода между стеной и кроватью. Надо было сразу же схватить Сесилию и выбежать вон.И вдруг, когда он уже наклонился над кроватью, послышался вздох или, может быть, даже стон, сдавленный и тревожный.Итальянец задрожал; волосы его стали дыбом; капли холодного пота выступили на его бледном, искаженном от страха лице.Потом он понемногу вышел из оцепенения; глазами лунатика он стал оглядывать комнату.Ничего! Мертвая тишина. Ни одна ночная бабочка не шелохнулась; все вокруг спало — бодрствовало одно лишь преступление, словно то был некий демон, злой гений наших старинных легенд.Все было тихо. Даже ветер, казалось, спрятался где-то в чашечках цветов и уснул в этой напоенной ароматами колыбели, словно на груди у любимой.Итальянец пришел в себя после неожиданного испуга. Он шагнул вперед и склонился над постелью.Сесилии что-то снилось.У нее было счастливое лицо. Покоившаяся на груди рука шевельнулась во сне, задела висевший на шее маленький эмалевый крестик, и он касался теперь ее губ. До слуха Лоредано донесся едва уловимый шелест дыхания, похожий на звуки арфы.На губах Сесилии затрепетала улыбка: потом это была уже не улыбка, а что-то похожее на поцелуй, и, наконец, ее губы раскрылись, и вместе с дыханием вырвалось слово:— Пери!Рука ее снова упала на батистовую рубашку.Итальянец выпрямился. Он был бледен.Он никак не мог заставить себя коснуться этого тела, такого целомудренного, такого непорочного; он не решался взглянуть на это лицо, светившееся невинностью и чистотой.Но время не ждало.Он сделал над собою усилие, уперся коленом о край кровати, закрыл глаза и протянул руку. V. БОГ РАСПОЛАГАЕТ Рука Лоредано была. уже над кроватью, но в то мгновение, когда она потянулась к Сесилии, что-то с силой отбросило ее назад.Неизвестно откуда пущенная стрела с быстротой молнии разрезала воздух, и, прежде чем итальянец мог услыхать ее пронзительный свист, рука его оказалась пригвожденной к стене.Авентурейро зашатался и упал на пол за кровать; это его спасло, ибо вторая стрела, такая же стремительная и пущенная с не меньшей силой, впилась в стену в том самом месте, куда только что падала тень от его головы.Вокруг девушки, спавшей безмятежным сном, разыгралась безмолвная драма.Корчившийся от боли Лоредано понял, что случилось. Он догадался, что стрелу эту пустил Пери. Не видя индейца, он уже ощущал его приближение, чувствовал, что тот полон ненависти и гнева и будет мстить за обиду, нанесенную его сеньоре.Негодяй испугался. Кое-как приподнявшись и став на колени, он впился зубами в стрелу, приковавшую его руку к стене, вытащил ее судорожным рывком, вскочил и, обезумев от ужаса и отчаяния, кинулся в сад.Через несколько мгновений после того, как вторая стрела упала в комнату, листва дерева, высившегося напротив окна Сесилии, зашевелилась, и человеческая фигура, повисшая на гибкой ветке, раскачавшись над пропастью, спрыгнула па карниз.Затем, ухватившись за косяк окна, человек этот с поразительной ловкостью скользнул в комнату; в эту минуту свет озарил его стройное, гибкое тело.Это был Пери.Индеец подбежал к кровати и, увидев, что его сеньора цела и невредима, вздохнул с облегчением. В самом деле, девушка лишь повернулась на другой бок и продолжала спать так крепко, как спят только в юности и только те, у кого душа чиста.Пери хотел было кинуться за итальянцем и убить его, как уже убил двух его сообщников. Но, подумав, он решил, что нельзя оставить девушку беззащитной, чтобы она, чего доброго, не подверглась новому нападению, и решил прежде всего позаботиться о ее спокойствии и безопасности.Первой мыслью индейца было задуть свечу. Лишь после этого он приблизился к постели Сесилии и заботливо укрыл ее покрывалом из дамасского шелка.Ему казалось, что, если он бросит взгляд на спящую, он этим ее оскорбит; он был убежден, что тот, кому случится увидеть эту скрытую от всех красоту, не должен больше глядеть ни на что на свете.После этого Пери навел порядок в комнате; он сложил платья Сесилии в комод, опустил жалюзи и закрыл окно, отмыл оставшиеся на стене и на полу пятна крови; все это он проделал так осторожно, что ничем не потревожил сон своей сеньоры.Затем он приблизился снова к постели и при бледном свете ночника еще раз взглянул на ее прелестное лицо.На душе у него было легко; он был так счастлив, что подоспел вовремя и помешал оскорбить свою сеньору и, может быть, даже совершить над ней злодеяние; счастлив оттого, что она спокойна и улыбается, оттого, что ей не пришлось испытать ни волнения, ни испуга. И ему захотелось чем-нибудь выразить свое чувство.Он увидел на ковре маленькие атласные туфельки. Индеец стал на колени и благоговейно поцеловал их, как некую священную реликвию.Но было уже около четырех часов; близился рассвет; звезды на небе гасли одна за другой: шумы пробуждающейся природы начали вторгаться в глухое безмолвие ночи.Индеец запер снаружи дверь комнаты, выходившую в сад, и, спрятав ключ за поясом, сел у порога, как преданная собака, которая караулит дом своего хозяина и никого к нему не подпускает.Потом он стал думать о том, что произошло; он винил себя в том, что позволил итальянцу проникнуть в комнату его сеньоры. Но он клеветал на себя, ибо одно лишь провидение могло в эту ночь сделать больше, нежели сделал он: все, на что только были способны разум, отвага, проницательность и сила человека, — все это он совершил.После отъезда Лоредано и разговора с Алваро индеец был уверен, что его сеньора в безопасности и что обоих сообщников итальянца теперь тоже отошлют прочь; он думал только о готовившемся нападении айморе и поэтому, не медля ни минуты, отправился в пес.Он хотел узнать, не проходило ли в окрестностях «Пакекера» какое-нибудь из племен великого народа гуарани, к которому сам он принадлежал; индейцы этого племени могли бы стать друзьями и союзниками Антонио де Мариса.Застарелая вражда между народом гуарани и диким племенем айморе вселяла в Пери эту надежду. Но сколько он ни рыскал в этот день по лесу, он нигде не нашел ни малейшего следа своих соплеменников.Таким образом, фидалго мог полагаться только на собственные силы. Силы эти были невелики, но индеец не падал духом; он знал себя и не сомневался, что, в случае беды, его преданность Сесилии подскажет ему средство спасти ее и тех, кто ей дорог.Когда он вернулся, было уже совсем темно; он тут же разыскал Алваро и спросил его, как решили поступить с Бенто Симоэнсом и Руи Соэйро. Тот ответил, что дон Антонио де Марис не поверил в их виновность.В самом деле, благородный фидалго, привыкший к тому, что все его люди ему преданны, не хотел полагаться на сведения, которые нельзя было подтвердить никакими доказательствами. Но вместе с тем он знал, что Пери не бросает слов на ветер, и поэтому дал себе труд выслушать его рассказ, чтобы в точности определить, какие выводы следует из него сделать.Пери ушел встревоженный; он уже раскаивался, что не осуществил своего первоначального замысла — не убил всех троих. Раз эти два человека до сих пор еще не изгнаны из «Пакекера», значит, дом в опасности.Он решил, что эту ночь не будет спать; захватив с собой лук, он уселся в дверях своей хижины. Несмотря на то что дон Антонио подарил ему клавин, лук оставался по-прежнему любимым оружием индейца. Он был удобен тем, что его не надо было заряжать — тратить лишнее время. Можно было выпускать одну за другой несколько стрел подряд; каждая разила так же метко и неумолимо, как пуля, и притом — бесшумно.Спустя некоторое время Пери услышал крик совы у подножия лестницы. Крик этот показался ему странным, и по двум причинам: во-первых, эта зловещая птица никогда не кричит так звонко; во-вторых, крик доносился не с вершины дерева, как обычно, а откуда-то снизу.Он вскочил. Сова эта, у которой были повадки столь отличные от всех других сов, показалась ему подозрительной; он захотел узнать, что это за странная птица.На противоположной стороне площадки мелькнули три фигуры; они шли крадучись. Это возбудило в индейце еще больше подозрений: он знал, что ночной караул состоит обычно из двух, а не из трех человек.Он последовал за ними издали, но, пробравшись во внутренний дворик, увидел только одного человека, который вошел в галерею — двое других исчезли.Пери стал искать их повсюду, но не нашел. Они скрылись за столбом на самом краю обрыва, и увидеть их не было возможности.Решив, что они, как и первый, в галерее, индеец пригнулся и прокрался туда. Неожиданно рука его коснулась холодного лезвия — он догадался, что это кинжал.— Это ты, Руи? — спросил чей-то приглушенный голос.Пери ничего не ответил, но внезапно, при имени Руи, в сознании его всплыл Лоредано и его заговор. Индеец сообразил, что здесь что-то замышляется, и принял решение.— Да! — ответил он едва слышным голосом.— Что, пора уже?— Нет.— Все спят.Во время этого разговора Пери незаметно провел пальцами по стальному лезвию и убедился, что чья-то рука крепко сжимает рукоять кинжала.Индеец вышел из галереи и поспешил в комнату Айреса Гомеса. Дверь оказалась запертой. Возле нее лежала куча соломы.Все это говорило о преступном замысле, который мог быть приведен в исполнение в любую минуту. Пери понимал это и боялся, что не успеет расстроить козни врагов.Что делал здесь этот человек, притворявшийся спящим и державший в руках обнаженный кинжал так, словно собирался нанести им удар? Что могли значить эти расспросы о времени и замечание, что все спят? Для чего под дверью эскудейро положили солому?Сомневаться не приходилось: какие-то люди ждут условного сигнала, чтобы прикончить своих спящих товарищей и поджечь дом. Если он сейчас же не помешает им это сделать, все погибло.Надо было разбудить спящих, предупредить их об опасности или, по крайней мере, подготовить их, чтобы они могли защититься и спасти себя от неминуемой смерти.Индеец судорожно сжал голову руками, как будто хотел силой выдавить оттуда спасительную идею. Наконец он вздохнул с облегчением: после множества путаных, противоречивых предположений, роившихся в его мозгу, его вдруг осенила счастливая мысль, сразу же придавшая ему бодрость и силу.Это было нечто весьма необычное.Пери вспомнил, что в галерее стоит много бочек и бутылок с питьевой водой, винами и индейскими напитками. которые авентурейро всегда запасали в большом количестве.Он снова кинулся туда и, нащупав первый попавшийся под руку бочонок, вытащил пробку — жидкость хлынула на пол. Спустя несколько мгновений голос, который он уже слышал во тьме, прозвучал снова, но на этот раз угрожающе:— Кто там?Пери понял, что замысел его не удается, и, может быть, напротив, даже ускорит то, чему он хотел помешать.Индеец больше не раздумывал. Едва только задавший этот вопрос авентурейро попытался встать, как две цепкие руки, подобно железным тискам, сдавили ему горло, не дав даже вскрикнуть.Пери неслышно опустил бездыханное тело на пол и стал продолжать свое дело. Одна за другой все бочки были опорожнены, и потоки воды и вина залили галерею.Несколько мгновений — и все вскочат и выбегут на площадку. Этого-то Пери и добивался.Избавившись от главной опасности, индеец обошел дом, дабы убедиться, что все в порядке. Он увидел, что по всем углам разложены пучки соломы.Приняв необходимые меры, чтобы предупредить пожар, Пери подошел к тому углу дома, который был напротив его хижины. Казалось, он кого-то искал. Тут-то он и услыхал учащенное дыхание человека, прислонившегося к стене возле садика Сесилии.Индеец вытащил нож. Ночь была так темна, что невозможно было ничего разглядеть.Но Пери догадался, что это был Руи Соэйро.У него был тонкий слух и обоняние дикаря, которые позволяют отлично ориентироваться в темноте. По звуку учащенного дыхания он определил местонахождение врага. Некоторое время он прислушивался, потом занес руку и всадил ему в горло нож.Тот не успел даже вскрикнуть: он скорчился, а потом бесформенной массой рухнул наземь у самой стены.Пери схватил лук и повернулся, чтобы бросить взгляд на комнату Сесилии. Его охватила ярость.Сквозь дверную щель оттуда струился свет. Спустя мгновение он увидел на листве дерева светлое пятно: это означало, что окно открыто.Индеец заломил руки в отчаянии и невыразимой тоске. Он находился в каких-нибудь двух шагах от своей сеньоры, но разделявшая их дверь была заперта. А ведь в эту минуту ей, может быть, грозит смертельная опасность!Что делать? Кинуться на эту дверь, сорвать ее с петель, разбить в щепу? Но может статься, что свет этот ничего не значит и окно открыла сама Сесилия?Эта мысль немного его успокоила, тем более что не было никаких признаков тревоги: и в саду, да, должно быть, и в комнате девушки все было тихо.Индеец кинулся к своей хижине и, цепляясь за пальмовые листья, перепрыгнул на ветку олео и пробрался к окну Сесилии, чтобы взглянуть, почему у его сеньоры ночью зажегся свет.Кровь похолодела у него в жилах: сквозь открытое жалюзи он увидел спящую девушку и итальянца, который, открыв дверь в сад, направлялся к постели.Крик отчаяния и страшной муки готов был вырваться у него из груди. Но индеец закусил губу и подавил в себе этот стон, превратившийся в едва слышный хрип. Потом, крепко обвив ногами ствол дерева, он приник к одной из ветвей и натянул тетиву своего лука.Сердце его отчаянно билось. На мгновение его рука дрогнула; он боялся, как бы стрела не задела Сесилию.Однако когда итальянец протянул руку, чтобы прикоснуться к девушке, он ни о чем уже больше не размышлял, ничего не видел, кроме пальцев этой руки, тянувшихся к его сеньоре; он видел только, что сейчас совершится страшное святотатство.Стрела сорвалась, быстрая, стремительная, меткая, как мысль. Рука итальянца осталась пригвожденной к стене.Только теперь Пери пришло в голову, что самое надежное средство парализовать эту кощунственную руку — ) поразить тот источник жизни, из которого она черпает силу, — умертвить человека. Вторая стрела пролетела повыше первой и неминуемо уложила бы итальянца на месте, если бы в это время он не скорчился от внезапной боли. VI. БУНТ Как только Пери все обдумал, он вскочил, снова отворил дверь, запер ее и пошел по коридору, который вел из комнаты Сесилии внутрь дома.Он был спокоен — он знал, что Бенто Симоэнс и Руи Соэйро больше не причинят вреда, что итальянцу теперь не уйти и что все авентурейро, вероятно, уже проснулись. Однако он счел благоразумным уведомить обо всем случившемся дона Антонио де Мариса.К этому времени Лоредано уже добежал до галереи, где его ожидало новое и страшное разочарование, окончательное крушение всех его замыслов.Выскочив из комнаты Сесилии, итальянец кинулся на галерею, чтобы дать условный сигнал и, вернувшись уже хозяином положения, вместе со своими сообщниками похитить девушку и отомстить Пери.Мог ли он знать, что индеец разрушил весь его план? Очутившись во внутреннем дворике, он увидел, что галерея освещена светом факелов, что все авентурейро на ногах и столпились вокруг какого-то предмета.Подойдя ближе, итальянец увидел, что это — тело его сообщника Бенто Симоэнса, простертое на залитом водою полу. Глаза мертвеца выкатились из орбит, язык торчал изо рта, шея была в кровоподтеках. Судя по всему, его задушила чья-то яростная рука.Бледное лицо итальянца приняло теперь зеленоватый оттенок; он стал искать глазами Руи Соэйро, но того нигде не было. Не иначе как гнев божий обрушился на их головы. Лоредано понял, что погиб и что спасти его может только самая отчаянная решимость. Безвыходное положение внушило ему дерзкую мысль: использовать в своих целях те самые обстоятельства, которые ему помешали; пусть постигшая его кара станет в его руках орудием мести.Авентурейро, перепуганные и недоумевающие, переглядывались и перешептывались между собой, строя различные предположения по поводу гибели своего товарища. Одни из них были разбужены хлынувшей из бочек водой, другие, еще не успевшие заснуть, сразу повскакали с циновок. С громкими криками и проклятиями они зажигали факелы, чтобы узнать причину наводнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37