Размер свиты Марии и затраты на содержание ее двора теперь соответствовали ее государственному значению. Ей не исполнилось еще и трех лет, а стоимость содержания увеличилась до тысячи четырехсот фунтов, причем опись предметов ее обихода включала набор драпировок, постельных принадлежностей и прочее, чего хватило бы на апартаменты дворца значительных размеров. Наряду с гобеленами, коврами, перинами, бельем, медной посудой и оловянными тазами в хозяйстве принцессы в постоянном ходу были пять тысяч крючков, две тысячи приспособлений для навешивания и снятия гобеленов, молотки для вбивания крюков в стены и забивания гвоздями крышек шкафов и сундуков, десятки метров холста для покрытия груженых повозок. Сюда же следует причислить и миниатюрный трои — маленькое кресло, обитое золотой парчой и бархатом, — с золотым балдахинчиком и маленькой золотой подушечкой, подкладываемой под ножки принцессы.К трем годам Мария стала любимицей родственников и придворных Генриха. Под новый, 1519 год ее завалили подарками. От леди Девоншир, близкой приятельницы Екатерины, золотая ложечка, от тети Марии — золотая шкатулка с ароматическими шариками, две блузочки от супруги камергера Екатерины, леди Маунтджой, а от Вулси — красивая золотая чашка. Теперь она уже начала принимать участие в дворцовой жизни. Ее одевали и выводили по разного рода торжественным случаям. Наряду с членами семьи она присутствовала на всех церемониях, а когда летом родилась кузина, Франсес Брэндои, Мария была назначена ее крестной матерью.Тот факт, что король в это время уделял пристальное внимание дочери, становится очевидным из писем его секретаря, Ричарда Пейса, к кардиналу Вулси в июле 1518 года. Это лето Генрих и Екатерина провели в Мор, поместье Вулси. В основном охотились, а иногда просто совершали верховые прогулки. Бывали времена, когда королева отправлялась одна в небольшой охотничий парк в поместье сэра Джона Печи (ее любимое место), примерно в четырех милях от дворца Вулси. В любом случае ни Генрих, ни Екатерина не возвращались во дворец до позднего вечера. Марию они с собой не взяли, но поместье Мор располагалось всего в двух днях езды от королевской резиденци и Генрих с Екатериной регулярно получали сообщения от ее свиты. Больше всего короля беспокоило, не возобновилась ли эпидемия потницы, поэтому когда ближе к ночи 17 июля он получил известие, что одна из служанок Марии заболела острой «болотной лихорадкой», то сильно взволновался, не потница ли эта острая «болотная лихорадка», и сразу же приказал своему секретарю послать слуге Марии, Ричарду Сайднору, предписание привезти принцессу в Мор, по только через аббатство Бишем, то есть в обход опасных районов. Он поручил Пейсу также написать и Вул-си, который был ответственным за все дела при дворе, чтобы тот разработал на остаток лета безопасные маршруты для Генриха и Марии и дал свои предложения.В те годы Генрих заботился о дочери постоянно, хотя видел ее лишь время от времени. Принцесса вообще редко общалась с родителями, совсем не так, как это принято в семьях менее высокого положения. Визиты короля и королевы были нерегулярными, все больше подарки, деньги, письма и записочки, которые возили туда и обратно слуги из свиты. Большую часть раннего детства Мария провела в окружении фрейлин. Самым близким ей человеком стала Маргарет Поул, графиня Солсбери, некрасивая женщина с длинным лицом, которую Мария любила всю жизнь и почитала как близкого человека.Родители представлялись Марии как красочные видения из приятного короткого сна. Екатерина в пепельном парадном платье или охотничьих юбках, со всегда веселым, смеющимся лицом, и Генрих, высокий, сильный, в украшенной драгоценностями бархатной шляпе. Свое второе и третье лето (когда все боялись потницы) Мария провела с ними, но даже и тогда она видела их не по своему желанию, а когда за ней посылали. Чаще всего она наблюдала за ними из дальнего конца пиршественного зала или в окно по время турниров. Возможно, ей было позволено посмотреть пышное праздничное представление по случаю заключения мирного договора с Францией в октябре 1518 года, на котором рыцари, наряженные турками и христианами, сражались в потешном бою за овладение «утесом мира», символизирующим мир и дружбу между европейскими странами, однако письменных свидетельств того, что она там присутствовала, не сохранилось. Скорее всего в тот вечер Генрих приказал одеть принцессу в самый лучший наряд и украсить драгоценностями, взял на руки и пронес по залу, после чего передал дочь прислуживающей камеристке, чтобы та уложила ребенка в постель.Нет никаких сомнений в том, что Генрих восхищался своей дочерью и лелеял ее — правда, когда вспоминал о ее существовании, — и эти вспышки любви повторялись время от времени в течение всей его жизни. Свои отцовские обязанности он считал выполненными после того, как, побыв с дочерью (демонстративно и шумно) несколько минут, передавал ее затем в другие руки. Важным для него было только одно: чтобы уход за ней был хорошим. Убедившись в этом, он успокаивался и не делал никаких попыток узнать ее поближе или принять какое-то участие в ее жизни, когда она повзрослела. В отношениях между Генрихом и Марией не было никакой доверительности. Потому что сына он хотел, а не дочь.Молоденькая Елизавета Блаунт, племянница лорда Ма-уитджоя, появилась при дворе Генриха где-то вскоре после появления па свет «новогоднего мальчика» и стала фрейлиной королевы на весь период, когда Екатерина тщетно пыталась произвести на свет наследника. Светловолосая и очень привлекательная, Елизавета вначале стала фавориткой Чарльза Брэндопа, а затем и самого короля. Он и его приближенные называли ее просто Бесси. Она была украшением всех дворцовых празднеств, где всегда ценились грациозные танцоры и чистые голоса, а Бесси Блауит танцевала и пела исключительно хорошо.Бесси стала любовницей Генриха, когда ей не было еще и двадцати. Конечно, она не была у него первой. Следует вспомнить о существовании упомянутой выше сестры герцога Бакингема, после чего ходили слухи о фламандской любовнице, ее Генрих завел во время кампании 1513 года, и дюжине непродолжительных флиртов, которые скорее можно было бы назвать рыцарскими, — то есть там была одна лишь галантность и больше ничего. А вот с Бесси у него было совсем иначе. Она определенно была самой красивой девушкой при его дворе, к тому же, наверное, и самой умной. Их связь продолжалась не каких-то там несколько дней или даже недель, а несколько лет. И, что более важно, она родила ему сына.Мальчик родился в 1519 году, когда Марии было три года. При появлении заметных признаков беременности Бесси перестала служить фрейлиной Екатерины (которая, как и все остальные, прекрасно знала, кто отец ребенка) и удалилась в монастырь для родов. Ребенку было дано имя Генри и почетная фамилия Фитцрой. Самой Бесси был дарован неофициальный титул «мать королевского сына», король организовал для нее брак с солидным дворянином, сэром Гилбертом Тол-бойсом, а ее ребенок был почитаем, как имеющий королевское происхождение. Многие современники в тот период пришли к выводу, что если Екатерина так и не родит наследника, то Англией будет править не законная дочь, а королевский бастард. И, чтобы внести окончательную ясность, Генрих даровал своему младенцу сыну свиту, как принцу, и титулы, соответствующие наследнику престола. * * * Раннее детство Марии пришлось на пик популярности Генриха VIII. Он вполне соответствовал идеалам рыцарской монархии, подняв ее на вершины, немыслимые для его средневековых предков: победил во Франции, успешно правил беспокойными, но обожающими своего короля подданными и, наконец, зарекомендовал себя одним из самых богатых и наиболее щедрых правителей Европы. Завидев его, смеющегося, в шлеме с красным плюмажем и в золотых доспехах, покрытых маленькими золотыми колокольчиками (этими колокольчиками он кидался в воинов Максимилиана во время осады Теруанна), или скачущего на охоту в сопровождении всего двора, невозможно было отвести взгляд. Генрих привлекал внимание и вызывал восхищение своих современников, как ни один король до него. Его правление представлялось грандиозным театральным действом, в котором он играл главную роль. Всех, кто находился рядом, восхищали его любовь к переодеванию и сюрпризам (когда он появлялся в образах различных персонажей), а также его вкус к театральным представлениям и его непредсказуемость — как в личных, так и в государственных делах. На протяжении всей жизни Генрих никогда не забывал о своем возрасте и всегда вел себя соответственно. Он воссоздал английскую монархию, сотворив ее по своему образу и подобию, причем с выдающимся мастерством.Детство Мария провела в гигантской тени Генриха. В общественном сознании дочь была неотделима от отца, но ее представляли как любимую игрушку короля, еще одно украшение подобно массивному, усыпанному драгоценностями адмиральскому свистку или накладному воротнику с огромными бриллиантами. Он называл ее жемчужиной, «самой большой жемчужиной королевства». В глазах Генриха она была сокровищем, которое нужно защищать, хранить и… выгодно сбыть, когда придет время. А то, что она когда-нибудь сможет наследовать престол отца, казалось просто невероятным. Таким образом, в детстве за ней ухаживали, воспитывали и учили не тому, как править Англией, а как наиболее успешно превратиться из дочери в жену, то есть из сокровищницы отца перекочевать в сокровищницу супруга. Все образование Марии было направлено на то, чтобы сформировать ее слабым, подчиненным существом, которое может искупить свою врожденную греховность только путем раболепного и неусыпного самоотречения. Личность Марии складывалась под влиянием этого контраста, когда, с одной стороны, существовал славный величественный отец, а с другой — она, которой все восхищаются, но от которой одновременно постоянно требуют подавления в себе любых проявлений индивидуальности.Контраст этот усиливался тем фактом, что, как правило, отца она видела только по праздникам. Начиная с трехлетнего возраста Мария видела родителей только на Пасху и Рождество. В остальное время она переезжала в своем паланкине из Виндзора в Хэнворс, затем в Ричмонд, потом в Гринвич, где по приказу Вулси стелили свежий тростник и «освежали» комнаты для принцессы. Рождество для нее было самым ярким событием года. Во-первых, она навещала отца с матерью, а во-вторых, этот праздник длился целых двенадцать дней — с представлениями, танцами, маскарадами, вершиной которых была раздача новогодних подарков. На четвертое Рождество Марии группа детей под руководством королевского драматурга Джона Хейвуда показала в ее честь представление. На следующий год у нее появился собственный «владыка буянов» «Владыка буянов» — распорядитель рождественских увеселений.

— Джон Тергуд, один из камердинеров свиты, который задумал и поставил представление с шуточными народными танцами в костюмах героев легенды о Робин Гуде, конями-качалками и исполнением мелодий па колокольчиках. На шестое Рождество Марии Тергуд превзошел самого себя. Рождество в тот год принцесса проводила с Генрихом в Дитоне, близ Виндзора, и ее праздник был миниатюрным повторением большого королевского празднества. У нее, как и у Генриха, главным на представлении была позолоченная и раскрашенная кабанья голова, участники ее рождественской пантомимы появились в шлемах с опущенными забралами и в доспехах, увешанных шкурками кроликов с хвостами. Каждый из девяти ее танцоров имел десять дюжин позвякивающих колокольчиков, а маскарадный костюм одного из участников паптомимы потребовал «такого количества соломы, что ею можно было покрыть двенадцать человек». Вторым представлением была кровопролитная потешная битва, причем реквизит артистов включал двенадцать арбалетов, черный порох, четыре пушки и две дюжины копий для тапцоров в костюмах разбойников Робин Гуда. За кулисами ожидал «специальный человек, чтобы в нужный момент зарезать теленка». Ее рождественские подарки с каждым годом становились все дороже: золотой крест от графини Девоншир, двенадцать пар обуви от Ричарда Уэстона, высокая золотая солонка, украшенная жемчужинами, от Вулси, а от Генриха — посеребренный кубок с высокой ножкой, полный монет. От одной «бедной женщины из Гринвича» Мария получила в подарок увешанный золотыми блестками куст розмарина — один из символов Тюдоров.Нам почти ничего не известно о том, что это такое — провести детство в эпоху Тюдоров. Для Марии это означало, по-видимому, шумные торжества и сверкающие залы больших дворцов, а также тихие небольшие особняки и зеленые аллеи, свет от свечей, свет от факелов и черную тьму. Это означало поездки по окрестностям во все времена года, плавание на королевской барке из Ричмонда в Гринвич и обратно, знакомство с разными животными, внезапные ливни и сладкий запах черешни и земляники в садах Хэнворса и Виндзора. А также молитвы священников, музыку, украшения и маленький троп. Однако в любом случае мир детства эпохи Тюдоров не был миром добрых воспитателей и снисходительных родителей, потакающих своим детям. Все посещавшие Англию в конце XV века были поражены тем, какой страх испытывали дети в присутствии родителей. Даже взрослые англичане нервно замолкали, когда в комнату входили их родители, и, пока говорили те, сами заговаривать не смели. Дети росли в страхе, и как бы само собой разумелось, что за малейшее непослушание их нещадно наказывали. Известный своей мягкостью Томас Мор с гордостью писал, что если и порол своих детей, то только павлиньими перьями, однако более типичным для того времени было поведение его друга, Ричарда Уайтфорда, сочинившего для детей маленькую молитву, с которой они должны были каждое утро обращаться к своим матерям: Коль украду иль поленюсь,Солгу, сгрублю иль побранюсь —За эту тяжкую винуЗадайте порку шалуну!Сумей меня ты наказатьСо всею строгостшо, мать,Без жалости нещадно бейИ хлесткой розги не жалей.Совет ослушнику не впрок —Примерный дай ему урок! Не меньше, чем последствий непослушания, дети страшились всего неведомого. Считалось, что в присутствии опасности необходимо «удвоить число больших пальцев на руке», то есть спрятать большие пальцы в сжатых ладонях, поскольку такая форма руки напоминает написание имени Бога на иврите. Детское воображение было переполнено полчищами невидимых зловещих существ, которые бродят по ночам и таятся в лесу. Список этих страшил был огромным: духи, ведьмы, колдуньи, сатиры, лесные черти, сирены, тритоны, кентавры, карлики, великаны, бесенята, упыри, нимфы, демоны, лешие, домовые-проказники, злые кобылы, человек, живущий на дубе, дьявольская колесница, огнедышащий дракон, эльф и ужасный «дух без костей». И всеми ими правило самое ужасное существо, состоящее из частей животных, которых дети боялись больше всего. Это дьявол, «с рогами на голове, извергающий из пасти огонь, с хвостом, глазами, как у змеи, кабаньими клыками, медвежьими когтями, кожей, как у негра, и рыкающим голосом, как у льва; когда мы слышим его страшный крик „Оооуу!“, мы замираем и очень боимся».Эти страхи были как бы компенсацией за удовольствие от верховой езды и соколиной охоты. В шесть лет Мария хорошо держалась в седле, так что лорд Эбергавени подарил ей собственного копя. Генрих прислал ей большого ястреба, и почти все лето 1522 года она училась с ним охотиться. Однажды в августе Мария и ее слуги весь день провели в лесу близ замка Виндзор, питаясь только хлебом и элем. К началу 1520-х годов у принцессы была уже довольно солидная свита. В шесть лет она имела семь придворных дворян, десять камердинеров и шестнадцать пажей плюс помощники конюхов, кухонные мальчики, прачки и истопники. Список запасов в ее пекарне, буфетной и кухне с каждым годом становился все длиннее, а ее питание стоило королю почти тысячу двести фунтов в год. Среди членов увеличившейся свиты Марии появились двое, которые будут у нее служить несколько десятков лет. Это Беатрис ап Райс, которая обстирывала принцессу и умащала ее лавандовым маслом, и Дэвид ап Райс, который вначале был пажом, но скоро стал ее личным стражем. Чаще всего в ее свите менялись музыканты, редко кто задерживался больше четырех месяцев сряду. В большинстве своем это были англичане и французы, но встречались также и выходцы из Уэльса, как, например, Эландон, который появился в свите Марии, когда ей исполнилось девять лет.Больше, чем все остальное, Генриха и Марию объединяла музыка. Среди многочисленных талантов Генриха музыкальные способности выделялись наиболее явно. Разумеется, он был любителем, но довольно одаренным, и мог играть на многих музыкальных инструментах, среди которых были гитарон, лютня, корнет и верджинел (разновидность клавесина).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79