А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– После премьеры станет еще хуже, – сухо согласилась она, надеясь, что Руби и Александру удастся избежать давки и уйти, как обычно, через боковую дверь.
Тед широко улыбнулся. Премьера должна иметь успех, а шумиха, которая непременно будет ее сопровождать, ужасно ему нравилась. Уже сейчас пресса обращалась с ним так, будто не Валентина, а он был знаменитостью. Задавали вопросы, предлагали деньги. Правда, он никогда не взял ни цента. Для него было огромной честью работать на Валентину.
Весело насвистывая, он остановил машину у театра.
– Привет! – поздоровался Стен, дружески целуя ее в щеку. – Похоже, все заголовки сегодня кричат о Ракоши. Только он смог создать кассовый фильм из такого некоммерческого сюжета, как роман Бальзака!
– Видал мог бы сотворить шедевр даже из телефонного справочника, – отозвалась Валентина, садясь рядом и оценивающе оглядывая сцену.
Все знали о ее тесной творческой дружбе с Видалом. Теперь ей придется преодолеть одно из главных препятствий. Нужно научиться произносить его имя с необходимой долей небрежности, говорить о нем так же спокойно, как о Теодоре Гамбетте или Уолли Баррене.
Оба повернули головы на звук уверенных твердых шагов.
– Доброе утро, – поздоровался Дентон Брук Тейлор. – Что у нас сегодня? Прогон всех четырех актов?
– Да, когда придет Лейла, – кивнул Стен.
– Она уже здесь, – учтиво улыбнулся Дентон. – Это я виноват в ее опоздании. Нужно было кое-что обсудить.
Валентина отвела глаза и снова принялась изучать сцену в полной уверенности, что речь шла об отношениях Лейлы с Рори О'Коннором.
Дентон поднялся на сцену, внимательно присматриваясь к декорациям.
– Скоро он вздумает сам ставить спектакль, – шепнул Стен, подозрительно сузив глаза при виде Дентона, щупавшего тяжелую бархатную скатерть на овальном столе.
– И возможно, это неплохо ему удастся.
Стен поднял брови. Ему казалось, что Валентина осталась равнодушной к ледяному обаянию Брук Тейлора. Лейла выглядела такой же веселой, как всегда.
– Простите за опоздание, Стен. Что сегодня? Прогон? Через пять минут буду готова.
Во время переодевания она, философски пожав плечами, объявила:
– Все кончено. Дентон не слишком огорчился. Просто сказал, что если я люблю кого-то другого, нам лучше не встречаться. – И застегивая пуговицы на рукавах темного платья для визитов, добавила: – Он повел себя совсем не так, как я предполагала. Ни злобы, ни мстительности, ни бешеной ярости. Сказал, что я могу оставить себе все подарки и пользоваться «роллс-ройсом», пока спектакль не будет снят с репертуара.
Валентина облегченно вздохнула. Она не ожидала, что реакция обманутого любовника будет столь великодушной.
– И что теперь? Свадебные колокола?
– Наверное. Я никогда не считала себя великой кинозвездой. И никогда не стану прославленной актрисой. Но Рори будет знаменитым художником. И если я выйду за него, смогу жить в лучах его славы. Пойдем. Пора.
Валентина расправила тяжелый шелк утреннего платья, заранее благодарная за чудо, которое произойдет, стоит ей только ступить на сцену. Боль от потери Паулоса временно вытеснит мука, в которую превратилась жизнь Гедды. Лицо Видала не будет стоять перед глазами, и вместо него ее начнет терзать видение Эйлерта Лёвборга.
Она услышала реплику партнера и шагнула вперед, мгновенно перевоплотившись в Гедду Габлер. Глаза стали холодными, спокойными и ясными. Она женщина, ставшая женой человека, который был ей физически отвратителен. Женщина чувственная и страстная, которой недостает мужества отбросить светские условности и свободно отдаться эмоциям. Женщина, чья жгучая ревность заставит ее уничтожить Эйлерта Лёвборга. Женщина, так запутавшаяся в собственных поступках, что они толкнули ее на самоубийство.
– Доброе утро, дорогая фрекен Тесман, – произнесла она первую реплику. – Какой ранний визит! Это так мило с вашей стороны!
Стен, неудобно скрючившись, сидел перед сценой не шевелясь и не произнося ни слова. Первый акт перешел во второй, затем в третий и четвертый. Увидев искренние слезы на голубых глазах Лейлы при известии о самоубийстве Эйлерта Лёвборга, никто не скажет, будто Лейла Крейн не настоящая актриса; и ни один из тех, кто станет свидетелем игры Валентины в роли Гедды Габлер, никогда ее не забудет.
За сценой прогремел выстрел из бутафорского пистолета, и муж Гедды взвизгнул:
– Она застрелилась! Выстрелила прямо в висок!
Знаменитый английский актер, игравший асессора Брака, человека, своими интригами подтолкнувшего Гедду на роковой поступок, в полуобмороке рухнул в кресло, восклицая:
– Но Боже милосердный! Ведь так не делают!
Эта реплика была последней. В зале воцарилась напряженная тишина. Наконец Стен встал и выпрямился. Шесть недель назад он серьезно подумывал отказаться ставить спектакль. Теперь он знал, что эта постановка будет вершиной его творчества.
– Леди и джентльмены, – торжественно сказал он. – Поздравляю вас! А теперь вернемся к работе. Еще раз начало второго акта, пожалуйста. Гедда и асессор Брак.
Валентина не молилась с того дня, как покинула монастырь. В вечер премьеры, одна, в своей заставленной цветами уборной, она стиснула руки и прошептала:
– О Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы я понравилась публике! Ради Паулоса и Александра. – И помедлив, чуть слышно добавила: – И ради Видала.
Она попросила, чтобы ее оставили одну, и отказалась даже от общества Лейлы. Сегодня ей предстоит очень серьезный экзамен по профессиональному мастерству. Театр был переполнен. Все критики города собрались в партере, ожидая увидеть неглубокую, поверхностную игру.
Несколько мучительных мгновений она серьезно сомневалась в своих способностях. Стен Кеннауэй был блестящим режиссером, но не Видалом. В прошлом именно Видал смог добиться от Валентины игры, сделавшей ее знаменитой, заставить выложиться до конца. Теперь же она пытается сделать нечто совершенно новое для нее. Но из-за ее имени и .славы пррвал не останется незамеченным. Об этом узнает весь мир.
Прозвенел звонок, возвещая начало первого акта. Валентина спокойно поднялась. Она может положиться только на собственные силы. Паулос мертв, а Видал навсегда потерян. Ни одного из тех, кого она любила, не будет в зале. Никто, кроме Александра, не окажет ей свою молчаливую поддержку.
В дверь постучали. Пора. Женщина вызывающе вздернула подбородок. Она Валентина. Она может стать кем захочет, а сегодня должна превратиться в Гедду Габлер, дочь генерала Габлера.
Валентина вышла из комнаты с высоко поднятой головой и несколькими секундами позже услышала свой голос, ясный и четкий:
– Доброе утро, дорогая фрекен Тесман. Какой ранний визит! Это так мило с вашей стороны!
Неуемная ревность, горечь, терзания, заживо пожиравшие Гедду, снедали в этот миг актрису.
Стен Кеннауэй заметил, что вся армия враждебно настроенных критиков замерла в изумлении. Сначала они переглядывались, поднимали брови. Но вскоре внимание и зрителей, и критиков, и репортеров было приковано к Валентине. Ее героиня пылала подавляемой сексуальностью. Никто не мог отвести от нее взгляда, словно она превратилась в огромный магнит, притягивающий к себе всех присутствующих. Такой мощной, сильной, тонкой игры не видел даже Стен, и временами он поражался глубинам, внезапно открывшимся в этой женщине.
Когда за сценой прогремел выстрел и Тесман в ужасе взвизгнул, а асессор Брак свалился в кресло и пробормотал заключительные реплики, повисло молчание, показавшееся актерам вечностью. И вдруг зал взорвался аплодисментами, быстро превратившимися в оглушительную овацию. Зрители встали, приветствуя исполнителей, которые кланялись, взявшись за руки. Критики мчались к дверям, чтобы поскорее засесть за машинки. Публика бросала на сцену цветы.
Занавес опустился, поднялся и снова опустился. Аплодисменты становились все громче, и когда почти через полчаса актерам удалось уйти за кулисы, у них в ушах все еще гремели восторженные крики.
– Удалось! Клянусь Богом, мы добились своего! – повторял Стен, обнимая Валентину.
Все целовались. Лейла плакала. В потолок летели пробки от шампанского. Люди пытались всеми способами пробиться за кулисы. Уже через мгновение в уборной Валентины толпились обожатели.
– Руби сейчас приведет Александра! – с тревогой выдохнула она. – Их просто раздавят! Ты не можешь выгнать всех отсюда, Стен? Хотя бы на минуту?
Казалось, прошло несколько часов, прежде чем комната наконец опустела. Она посмотрелась в зеркало. Уже не Гедда Габлер, а Валентина.
Ей ни к чему было ждать утренних выпусков газет, чтобы понять: спектакль имел успех. Отодвинув огромный букет белых роз, присланный Дентоном, Валентина потянулась к стакану с перье. Паулос бы так ею гордился! А Видал?
Валентина прогнала непрошеные мысли. Почти пять лет она жила без Видала и в течение всего этого времени не позволяла себе думать о нем. Ее верность и преданность принадлежат Паулосу. Она никогда не изменяла мужу ни морально, ни физически. Здесь же, в Нью-Йорке, все осложнилось.
Валентина подняла газету и всмотрелась в его лицо. По дороге в театр она видела афиши последнего фильма Видала, и Стен постоянно о нем упоминал. Однако ничего не изменилось. Она покинула Видала по собственной воле. Вышла замуж, овдовела. Их пути навсегда разошлись.
Отчаяние, которое она почувствовала в этот миг, напоминало тоску, охватившую ее после смерти Паулоса. Безумное возбуждение, испытанное ею на сцене при виде бешено аплодирующей публики, испарилось. Сегодня ей не удастся уснуть – все актеры будут пировать за счет Дентана до той минуты, как появятся первые выпуски газет.
В дверь резко постучали, и Валентина поспешно обернулась: глаза вновь сияли, лицо осветила нежная улыбка.
– Входи, дорогой, – отозвалась она, раскрывая объятия сыну.
Но на пороге появился Видал. Валентина замерла от ужаса и неожиданности, не в силах пошевелиться.
– Извини, кажется, я не тот, кого ты, очевидно, так ждала, – сухо обронил он, по-видимому, едва сдерживаясь. – Я пришел тебя поздравить. Твоя игра выше всех похвал.
Валентина не могла говорить. Сердце билось так сильно, что стук, казалось, раздавался по всей комнате. Он изменился. В волосах заблестели серебряные пряди. Резкие морщины, сбегавшие от носа к уголкам рта, стали глубже, однако под глазами не было смешливых «лапок». Он шагнул вперед и словно заполнил собой уборную. Поднял карточку, полускрытую розами, прочел и небрежно бросил обратно в корзину. В любой момент Александр ворвется в комнату. Александр с густыми, непокорными прядями, спадающими на лоб, совсем как у Видала. Александр, с его сверкающими темными глазами, под детски пухлыми щеками которого уже проглядывают широкие мадьярские скулы.
– Спасибо, – пробормотала она, пытаясь собраться с силами. – Ну а теперь прошу меня извинить. Я действительно кое-кого жду.
– Так я и думал! – прошипел Видал, кивком указывая на карточку Дентона. – Снова намереваешься выйти замуж в столь же неприличной спешке?
Лицо Валентины было в эту минуту такого же цвета, как розы. Вонзив ногти в руку, она повернулась спиной к Видалу и сухо ответила:
– Мои личные дела вряд ли вас касаются.
Видал одним прыжком оказался рядом и безжалостно стиснул ее запястье.
– Ошибаешься! Касаются, и очень! Почему ты исчезла? Ради Бога, Валентина, почему?!
Неподдельная боль, звучавшая в его голосе, развеяла в прах годы разлуки. Она пыталась отстраниться и не могла – Видал все сильнее сжимал пальцы. Их тела почти соприкасались, и уже было поздно для притворного равнодушия. Слишком поздно для ярости, ссор и обид. Вожделение, желание и любовь боролись в них, сливаясь в одно целое…
– Потому что…
Валентина пыталась вспомнить причины, ложь, сказанную ей много лет назад. Безуспешно. Она ощущала жар его тела, хотела вонзить зубы в его плоть…
– Потому что…
Дверь распахнулась, и в комнату влетел Александр.
– Мама! Мама! – начал он и тут же замер, увидев, как незнакомый мужчина крепко держит его мать.
Несколько мгновений они напоминали живую картину. Кровь отлила от щек Валентины: отец и сын впервые стояли лицом к лицу.
– Пресвятая матерь Божья, – прошептал Видал, медленно отпуская Валентину и переводя взгляд с Александра на нее и снова на Александра. – Так вот почему ты уехала!
– Александр, пожалуйста, оставь нас на минуту, – произнесла Валентина непривычно резким голосом.
– Не хочу, – упрямо буркнул Александр, расставляя ноги и мрачно хмурясь под жадным взглядом чужака.
– Делай, как я сказала, Александр.
Мальчик еще раз оглядел человека, похожего на короля демонов из его книги сказок, и недоуменно уставился на мать. Таким тоном она никогда с ним не разговаривала!
– Ладно, – пробормотал он дрожащим от слез голосом, не выдавая, однако, как огорчен. – Пойду к Руби. Она меня не прогонит!
Он решительно потопал из комнаты – само воплощение оскорбленного достоинства. Дверь закрылась за ним, и Видал снова повернулся к ней.
– Ты не только бросила меня, – потрясение прошептал он, – ты увезла моего сына. Почему, Валентина? Почему?
И вновь последние пять лет словно растаяли. Что ему сказать? Как объяснить? Она помнила все до последней мучительной мелочи.
– Потому что знай ты правду, конечно, оставил бы Кариану и признал бы Александра. И тогда с твоей карьерой было бы покончено. Потому что наше будущее строилось бы на несчастье Карианы. Потому что я люблю тебя.
– И потому вышла замуж за своего грека. Он знал, что ребенок, которого ты носишь, – чужой?
Валентина посмотрела ему прямо в глаза:
– Да, знал.
– Ты любила его?
Вопрос прогремел, как пистолетный выстрел в конце пьесы.
– Да, – повторила Валентина. Теперь не время объяснять, что ее любовь к Паулосу была совсем другой, чем любовь к нему.
Видал со свистом втянул в себя воздух. В его глазах сгустилась тьма.
– Похоже, все эти годы ты знала лишь счастье, а я… – Он с гримасой отвращения махнул рукой. – Nem fontos. He важно. Каким дураком я был! Если бы я только знал…
Они глядели друг на друга через годы, разлуку, расстояния.
– Теперь ты знаешь, – просто сказала она.
– Да.
Они не могли отвернуться, не могли отвести глаз. Ярость и ревность Видала стихли. Да, теперь он знал и больше никогда не повторит своей ошибки. Судьба предлагает им начать все сначала. Дает второй шанс.
– Я люблю тебя, – выдохнул он, обнимая ее и привлекая к себе. – Я люблю тебя и никогда больше не позволю уйти. Ни тебе, ни моему сыну. Я вас не отпущу.
– Четыре года он был сыном Паулоса, – напомнила Валентина, поднимая голову. – Ты не можешь так быстро предъявить свои права на него. Александр не поймет.
– Ты права, – согласился он, обводя пальцем идеальные контуры ее лица. – Но зато я могу предъявить права на тебя, Валентина. Сейчас. Немедленно.
И, не оборачиваясь, рывком задвинул засов на двери.
Глава 22
Давка в «Сарди» была такой, что никто не заметил, как ведущая актриса и Видал Ракоши стараются постоянно держаться вместе, явно злоупотребляя при этом обществом друг друга.
Стен Кеннауэй восторженно принимал поздравления Видала. Не было ни одного фильма Ракоши, которого бы он не видел. Он смотрел их снова и снова, стараясь учиться у великого режиссера. Видал Ракоши не стремился вписаться в голливудскую систему, а работал вне ее и добился славы и успеха. Для Стена этот человек был ожившей легендой.
– Видал Ракоши считает, что присутствующие на сегодняшнем спектакле никогда его не забудут, – возбужденно поделился он с одним из ведущих критиков Бродвея.
Тот лишь высоко поднял бокал с шампанским в знак согласия. Даже сейчас при воспоминании о неукротимой чувственности, почти физически ощутимой под внешней сдержанностью и спокойствием героини Валентины, по спине критика поползли мурашки.
В комнате звенели поздравления, лучшее французское шампанское текло рекой. Лейла казалась опьяненной успехом и счастьем.
– О, пожалуйста, ущипните меня, я никак не могу проснуться, – повторяла она актерам, тоже быстро хмелеющим, но уже от вина. – Это не Ларри Оливье, вон там, рядом с Валентиной и Видалом?
– Он приехал сразу же, после того как сыграл в бергмановской пьесе «Не время для комедии».
– О Боже! А с ним Катарина Корнелл! И Гатри Мак-клинтик?!
. – Он привез с собой всех актеров, и тебе лучше сделать сияющее лицо и улыбнуться как можно лучезарнее, дорогая. Эллиот Арнольд из «Нью-Йорк телеграф» направляется в нашу сторону.
– Какого черта он здесь делает? – осведомилась Лейла, лихорадочно хватая очередной бокал с шампанским. – Ему следовало бы писать рецензию на «Гедду»!
– Если он здесь, значит, уже все написал, дорогая. И не тревожься о ее содержании. У меня предчувствие, что мы за один вечер достигли славы и признания.
– Благодаря Валентине, – прибавила Лейла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46