А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И я его нанял.
Кэйт чувствовала, что он о чем-то умалчивает. Она знала, как Джозеф восстановил против нее общественное мнение. «Она не права, — шептались люди за ее спиной, — она становится невменяемой, когда на нее находит». Она почувствовала себя ужасно, подумав вдруг, что ее держат в тюрьме из страха, как бы она чего не натворила. И все это из-за слухов, которые распускал Джозеф.
Опасна для Миранды и для окружающих! Может быть, именно из-за этого Зак и выглядит таким удрученным? Потому и судья не захотел отпустить ее под залог? Но Кэйт не могла сейчас говорить об этом.
— Сколько ты заплатил адвокату? — Кэйт не думала о расходах, но цеплялась за все, что могло отвлечь ее от этих мыслей. — Очень много?
— Ну какая разница, сколько. Господи, Кэйт. Я продал бы и свою ферму, и твою вместе с ней, лишь бы вытащить тебя отсюда. Но этого не пришлось делать. Хватило и моих сбережений.
— Я не хочу, чтобы ты все на меня тратил.
— А на что еще я должен тратить деньги? Лучше всего вкладывать средства в тебя.
— А потом ты отправился за покупками… — выговаривала она ему. — Что за необходимость проматывать последние деньги? Ты и так уж порядком потратился, когда заказывал платья по каталогу! Мне же ничего не нужно!
— Позволь уж судить об этом мне… — оборвал он ее и попытался выдернуть руку из прутьев. — Ах, чтоб тебя! Застряла!
Кэйт старалась помочь ему освободить руку.
— О, Зак! Ты крепко застрял! — воскликнула она, истерически рассмеявшись. — Вот я и заполучила тебя!
Он ухватил ее рукой.
— Я не особенно возражаю. Я и сам хочу быть с тобой вместе… — Он так нежно поцеловал ее, что она даже забыла на мгновение, где находится. — Я люблю тебя, Кэти, —шепнул он, оторвав от нее губы. — Понимаешь ли ты, как я тебя люблю?
— Кажется, я и сама сейчас застряну в этой решетке, — ответила она дрожащим голосом.
Он отклонился назад и, наконец освободил руку. Потом просунул сквозь решетку пакеты.
— Господи помилуй, что это?
— Рождественские подарки в июне. Приличная одежда. Туфли. Ну, и книги. Я купил разные, не зная, что ты любишь читать. И еще одно, чтобы ты вспоминала меня, когда тебе станет одиноко.
Хотя Кэйт и упрекала его за ненужные траты, ее охватило радостное любопытство.
— Что же это, Закария?
— Подожди до утра, тогда сама увидишь. Прочти, что там написано.
Кэйт взяла пакеты, протянула руку и обняла Зака.
— Как я хотела бы, чтобы ты остался со мной.
— Если бы от моего желания могла появиться радуга на небесах, Кэти, девочка, ты бы сейчас ее увидела… Но у меня на руках еще одна леди. И она еще больше нуждается в моей заботе.
Слезы хлынули из глаз Кэйт. Она кивнула, не в силах что-либо сказать. Она ведь сама хотела этого.
— Она может проснуться, — хмуро сказал он. — А значит, мне надо быть с ней на всякий случай.
Кэйт поцеловала его руку, стиснувшую решетку.
— Я просто вижу, как вы вдвоем спите в моей постели.
— Втроем, — поправил он, — не забывай Ноузи. Она улыбнулась и ласково погладила щеку Зака, глубоко вдохнув его запах. Запах лошадей и кожаной упряжи, сена и почвы. Запах мужчины, такого же простого, как земля, на которой он трудился. Она любила каждый дюйм его сильного тела.
— И нам троим не хватало тебя! — шепнул он. — В постели без тебя — пустота.
— Вы живете в моем доме?
— Да, я решил, что так лучше. Я перетащил туда Чинга Ли, пообещав ему забрать сотню его горшочков, чтобы их хватало ему для стряпни. Я привез целый фургон домашней утвари. Но тут выяснилось, что у нас в кухне нет духовки, и мне пришлось ехать за ней. Но теперь все в порядке. Маркус спит в нижней спальне, так что за Мэнди в случае чего есть кому присмотреть.
— Думаю, проще было бы забрать ее на твою ферму.
— Мэнди и так перенесла слишком много перемен. Не стоило тревожить ее. Хватит с нее и того, что она слышит вопли Чинга Ли и грохот, который он производит своими горшками и кастрюлями. Я поклялся кастрировать Чинга Ли, если он напугает Мэнди, но он неисправим. Проще разговаривать со стеной.
— Она ничего не испугается, если ты будешь рядом с ней.
— Послушала бы ты, как он зовет нас к столу! Кэйт рассмеялась.
— О, Зак! Как я тебя люблю! Ты всегда заставляешь меня улыбаться. Даже сейчас я не могу удержаться!
— Это цель моей жизни, Кэти, видеть тебя улыбающейся.
Пообещав скоро вернуться и поцеловав ее, Зак отошел от решетки и растворился в темноте. Держась за прутья, Кэйт смотрела на луну. Как ни странно, она уже не чувствовала одиночества.
Когда рассвело, Кэйт распаковала свертки, которые Зак оставил ей. Две смены нижнего белья. Она улыбнулась, увидев цвета сорочек: голубая и ярко-розовая. Обе с лентами и кружевами. Нижняя юбка с оборками, обшитыми шнурками. Ярко-красные подвязки. Кэйт даже покраснела, увидев их.
Следующая коробка вызвала в ней благоговение. Там были туфли. Не те высокие башмаки на шнуровке, которые она обычно носила, но туфли из прекрасной кожи, модная бальная обувь для выходов и торжеств. В следующем пакете она нашла одеколон и духи, набор душистого мыла, щетку для волос, зубную щетку, пакет со шпильками, банку с кремом… Он подумал обо всем!
Когда Кэйт окинула взглядом все эти богатства, слезы благодарности наполнили ее глаза. Книги, он говорил? Он принес ей забавную смесь: три тома поэзии, два справочника. Ее взгляд упал на книгу «Эта возмутительная мистрис Новак».
Заинтригованная, она взяла эту книгу и стала листать, очень скоро добравшись до сути. Глаза ее расширились, кровь прилила к щекам, и она захлопнула книгу. Закария Мак-Говерн послал ей предостережение. Это — факт. Она снова взяла книгу, раскрыла и принялась читать. Дальше — больше. Поглощенная чтением, она откинулась назад, прислонилась к стене. Мистрис Новак вела себя воистину возмутительно!
Глаза Кэйт расширялись все больше и больше. Она перевернула страницу и увидела лист бумаги, сложенный пополам. Развернув его, она с удивлением прочитала написанное размашистым почерком: «У-у-у!» Ничего больше. Только «У-у-у!» — и все? Ее губы растянулись в улыбке. Она лишь однажды видела почерк Зака, это было в день свадьбы. Но она точно знала, что только он мог написать ей это слово. Но какое оно красноречивое! Она словно слышала, как он говорит: «Я поймал тебя, Кэти, девочка! Ах, как стыдно!» Решив, что это и есть то, о чем он упомянул вчера, Кэйт сложила записку и спрятала ее на груди, словно это было любовное послание. «У-у-у!». Он знал, какую книгу она схватит в первую очередь, и, даже находясь вдали от нее, продолжал шутить с ней. Кэйт хотела было продолжить чтение, но остались нераскрытые свертки.
Еще книги. Наборы для вышивки, пяльцы и разноцветные нитки всевозможных оттенков. На обертке последнего, самого маленького пакетика, стоял знак ювелирной фирмы. Дрожащими пальцами Кэйт разорвала бумагу и увидела коробочку. Там лежал золотой медальон с изображением розария. Взяв его в руки, она почувствовала, что на другой стороне его что-то выгравировано. Она перевернула его и прочитала: «Навеки с тобою, моя любовь. Закария». Ниже значилось: «1890». Кэйт сжала медальон и поднесла его к губам. Она сидела так очень долго, прежде чем уложила его обратно в коробочку.
Время тянулось бесконечно. Никаких новостей! Иногда Кэйт боялась, что сойдет с ума, порою ей чудилось, что она уже спятила. Дни сменялись ночами, ночи — днями. Сколько Кэйт себя помнила, пробуждаясь, она тут же принималась за работу. Теперь она то сидела, то ходила из угла в угол. Ночью сон бежал от нее.
Хуже всего для нее были темные предрассветные часы. На нее нападал страх, иногда реальный, а порой безотчетный. Тогда ей казалось, что она останется взаперти всю жизнь.
Наконец пришел понедельник, а с ним и самое страшное. Большое жюри решило предъявить ей обвинение в убийстве. Ошеломленная; она что-то говорила, но не слышала ни себя, ни других. Ей казалось, что она попала в чужую страну, где все, включая и ее, бормочут что-то непонятное. Слишком много сомнений вызывали у Большого жюри вопросы, на которые им не удалось получить ясного и прямого ответа, объяснил ей адвокат.
Суд присяжных был назначен на вторник двадцать шестого августа, то есть почти через месяц. Адвокат Кэйт, Чарльз Дефлер, немедленно обратился с просьбой к судье отпустить ее под залог, но тот отклонил прошение. Когда Зак сказал ей об этом, она выслушала его молча, совершенно убитая.
Вместе с тем Кэйт заметила, что он избегает смотреть на нее и не знает, куда спрятать руки. Когда он, не выдержав, выругался и отбросил стул, сердце Кэйт замерло.
— Зак, — сказала она дрожащим голосом, — ты пугаешь меня.
Он глубоко вздохнул и прошелся от стены к стене, затем обернулся к ней. Она увидела, как Зак осунулся.
— Я не собирался пугать тебя, любимая. Я просто возмущен и взволнован всем этим! — Сжав кулаки, он щелкнул суставами пальцев. Этот звук заставил ее вздрогнуть.
— Это все Джозеф! Будь он проклят! Кэйт схватилась рукой за горло.
— Джозеф? Я… Я не понимаю…
— Слухи, которые он про тебя распустил! — У него сорвался голос. — О том, что ты неуравновешенна. Пока ты здесь сидела, старая сплетня воскресла и обновилась. Райан Блейкли распространял ее, добавляя свои выдумки. — Он вытянул руки перед собой. — Если в прошлом ты губила свою дочь и закончила тем, что убила мужа, значит, ты опасна для окружающих и тебя надо держать под замком, Залог в таких случаях не принимают.
Кэйт закрыла глаза, стараясь сохранить самообладание. Хватит и того, что Зак взбешен. Если он взорвется, это только добавит им трудностей.
Клокочущим от ярости голосом он произнес:
— Если они осудят тебя, клянусь Богом, Кэти, я силой вырву тебя отсюда и увезу за границу.
Кэйт застыла в изумлении.
— Не говори так, Закария, мы не должны даже думать об этом.
— Как? — рявкнул он. — Боже! Ты моя жена! Я не позволю им распоряжаться тобой! Будь я проклят, если допущу это!
Кэйт боролась со слезами. Наконец она почувствовала, что в состоянии говорить.
— Я доверила тебе свою дочь, Зак, ты знаешь. Я поверила в то, что ты поможешь ей встать на ноги. Как ты сделаешь это, если тебя арестуют и бросят в тюрьму?
Молчание показало Кэйт, что она попала в самую точку. Но боль, которую она увидела в его глазах, почти лишила ее сил.
— Мы должны молиться, Зак, за справедливый исход дела. Когда все это кончится, мы со смехом вспомним о наших страхах.
«Когда все это кончится». Очень смело! Порою Кэйт чувствовала, что не верит в это. Но когда ей казалось, что она не вынесет уже ни минуты такого отчаяния, она находила в душе силы прожить и этот день, и следующие.
Время шло медленно, с беспощадным однообразием. Приближался день суда.
ГЛАВА 22
Утро выдалось на редкость жарким, и в зале стояла нестерпимая духота: то ли от зноя, то ли от тесноты. Помещение было битком набито, люди стояли в проходах. Кэйт начала задыхаться задолго до начала судебной процедуры.
Казалось, каждый обитатель города был поглощен интересом к этому делу. Из-за этого Кэйт чувствовала себя монстром, выставленным на всеобщее обозрение. Она делала над собой огромные усилия, стараясь держаться достойно и приветливо. Ведь не каждый день женщину обвиняли в убийстве мужа, особенно в таком маленьком городишке, как Роузберг.
Закария сидел рядом с Маркусом в нескольких рядах позади нее. Ей очень хотелось обернуться и хоть раз взглянуть на него, но на нее было устремлено столько глаз, ищущих доказательств вины в ее манере поведения, судящих, а порой уже и осудивших ее, что чем меньше внимания она привлекает к себе и своему мужу, тем лучше для них.
Она чувствовала облегчение, касаясь медальона, висящего у нее на груди, и с нежностью вспоминая тепло рук, надевших цепочку ей на шею. Зак! Мысли о нем утешали ее. Они прожили вместе так мало, но чем дальше уходили эти дни, тем милее представлялись ей. Казалось, целая жизнь прошла с тех пор, как она покинула дом. Рассыпавшийся по кухне горошек. Тихий ночной смех. Объятия при свете луны.
Когда судья занял, наконец, свое место и тремя ударами молотка возвестил о начале слушания, Кэйт вздрогнула, ее прошиб холодный пот. Адвокат, нанятый Заком, весь вечер объяснял ей, как она должна вести себя на суде, но она мало что запомнила. Все теперь казалось ей нелепым, искусственным. Ей хотелось закричать, что ее жизнь выставлена на всеобщее обозрение, но она промолчала, выпрямилась и положила руки на колени. Пока говорил обвинитель, Кэйт не могла уловить смысл его слов, теряла связь между ними. Затем выступил Чарльз Дефлер.
«Семейные неурядицы… боль и страдания… четырехлетний ребенок должен быть принят во внимание… невинные жертвы…». Кэйт слушала и не слышала. Все это не отражало реальности. Вернувшись к столу перед скамьей подсудимых, Дефлер ободряюще пожал ее руку.
— Большинство присяжных тоже имеют детей, я бился за их расположение изо всех сил! Надеюсь, мне удалось привлечь их на нашу сторону, — шепнул он, не скрывая самодовольства. — Кое-кто из них нам несомненно симпатизирует.
Отцы семейств обычно имели жен, значит, были мужьями. Кэйт сомневалась в их сочувствии. «Справедливый приговор выносит суд присяжных, состоящий из таких людей, как и подсудимый». Она не помнила, где слышала эти слова, но совершенно ясно, что право быть судимым равными себе не относилось ни к людям другой расы, ни к женщинам. Она хотела бы видеть на скамье присяжных женщин, домохозяек и жен. Только они могли бы понять, что вытворял Джозеф с нею и ее дочерью.
— Вы прекрасно ведете себя. Продолжайте в том же духе, — шептал Дефлер ей на ухо.
Кэйт стиснула руки. Она вообще никак себя не вела. Только сидела неподвижно, перепуганная до смерти, не сводя глаз с судьи. В ее памяти возникали отрывки молитв, слова и фразы, не связанные друг с другом. Она старалась дышать ровно, но чувствовала огромную слабость.
Были заслушаны показания Коронера. Шум в ушах помешал Кэйт понять, что тот говорил. Может ли быть что-нибудь хуже этого? Мысли Кэйт пришли в полное смятение. Все шумело, плыло перед нею, слова куда-то исчезали, оставался лишь пустой звук. К горлу подступила мучительная тошнота. Она вцепилась пальцами в стул.
— Вы должны выступить! — шептал ей Дефлер. — Миссис Мак-Говерн! Миссис Мак-Говерн! Вы должны встать!
Кэйт видела блеск полированного дуба. Встать? Это донеслось откуда-то, за сотни миль от нее. Какая-то неясная фигура поднялась из-за стола секретаря и приблизилась к ней. Чья-то мягкая ладонь взяла ее за локоть и помогла подняться. Едва передвигая ноги, Кэйт двинулась вперед. Положив руку на Библию, она поклялась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Сделала еще несколько шагов по ступеням вверх. Теперь она стояла напротив присяжных.
Это напоминало восхождение на эшафот. Кэйт споткнулась и чуть не упала. Ее поддержала чья-то сильная рука. Она опустилась на что-то твердое, почувствовав жесткие подлокотники кресла. Боже, сколько лиц смотрело на нее! Осуждающие глаза. «Убийца!» — вот что читала она в них.
Она переводила взгляд с одного безжалостного лица на другое, и страх терзал ее. Присяжные тоже смотрели на нее осуждающе-сурово, подтверждая худшие из ее подозрений. Многие из них наверняка верили слухам, которые распространил Джозеф. Должно быть, они считают, что, не наказав ее, поощрят других жен убивать своих мужей.
Кэйт хотелось броситься прочь отсюда. Она не должна была идти на это! Никогда! Надо было оставить Джозефа погребенным под розами и «адеяться, что все обойдется. Ведь могло случиться и так.
Пытаясь найти хоть одно сочувствующее лицо, Кэш встретилась взглядом со светло-карими глазами. Впившись в эти глаза, она словно растворилась в них. Полные боли, родные глаза! Растрепанные ветром темные волосы. Лицо, навеки врезавшееся в ее память. Она глубоко вздохнула. Только что расплывавшийся зал суда обрел четкие очертания. Она вцепилась в подлокотники кресла. Светло-карие глаза. Она черпала в них силу. «Ради Бога, не падай духом! — говорили они. — Все будет в порядке, Кэти, девочка!»
И Кэти вдруг поверила, что так действительно будет.
«Ты так веришь в героев, волшебников и чародеев, мистер Мак-Говерн! Можешь ли ты призвать их на помощь?» Кэйт уже знала, что ответ на этот вопрос был и всегда будет: «Да!». И чем дольше она смотрела в эти любящие глаза, тем сильнее убеждалась в том, что все будет в порядке. Она подняла голову, вскинула подбородок. Глаза ее вспыхнули, она поняла, что он гордится ею. Он действительно гордится ею! Она не могла понять, почему. Ее трясло от страха, она была на грани обморока. Ее охватила смертельная слабость. И он гордился ею в тот момент, когда она чувствовала себя величайшей в мире трусихой! Мог ли он не видеть этого?
Его губы искривила усмешка. Затем он беззвучно произнес: «Пошли их к чертям, Кэти, девочка!»
Угадав это, Кэти едва удержалась, чтобы не ответить таким же смешком. Только Зак мог вести себя в суде так непочтительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34