– Вполне, вполне, милорд. Ах, как жалко, что нет здесь сейчас вашей матери – как бы она порадовалась за своего единственного сына, – полное лицо Милдред еще больше расплылось в материнской улыбке.
– Надеюсь, вы запомните все детали, чтобы ей рассказать, – засмеявшись, он похлопал ее по плечу. Потом нервно разгладил какую-то невидимую складку на жилетке; Милдред, видя его, может быть, впервые таким беспокойно-смущенным, покровительственно заметила: – Увидите, ничего страшного. У нас с Джоном в свое время все прошло без сучка без задоринки!
– Надеюсь, Милдред. Только знаешь ли, это мой первый брак – и я намерен сделать все, чтобы он стал единственным.
Раскатистый смех Милдред заполнил собой весь вестибюль, а затем резко оборвался, когда ее взгляд остановился на верхних ступенях лестницы. Кейрон тоже взглянул вверх и увидел Элис. Теперь он уже не мог ни думать о чем-либо другом, ни оторвать от нее взора.
Она была воздушнее грезы. Подвенечное платье было как из пушистой сахарной ваты. Кейрон знал, что это свадебный наряд его матери, однако платье так ей подходило, что, казалось, было сшито прямо по ней.
Длинная атласная юбка была украшена россыпью шелковых цветов. Спереди на ней была газовая вставка с белыми кружевными рюшами. Узкий корсет делал еще более выразительной ее стройную фигурку. И уж почти излишеством выглядели на Элис свадебные украшения герцогини-матери; их темно-красное тепло подчеркивало нежность ее кожи и белизну свадебного наряда.
Она медленно сошла вниз по ступенькам, глаза устремлены на Кейрона, на лице – застенчивая, слегка нервная улыбка. Она поцеловала жениха в щеку, и Кейрон явственно ощутил неповторимый аромат ее волос – аромат, к которому примешивался запах белых роз, приколотых к ее кудрям.
– Эти камни – прямо как для тебя предназначены. – Элис потрогала источавшее тепло колье. – Миледи, при виде вас просто-таки захватывает дух. – Он мягко поцеловал ее в полуобнаженное плечико.
– Ваша милость!
Элис вскинула глаза: обладателем странно звучащего, строгого голоса был вошедший священник.
– Отец Фултон. Познакомьтесь: леди Элисон Уилхэвен, будущая герцогиня Лиддонская.
– Очень приятно, – священник отвесил низкий поклон. – Кажется, лорд Кейрон даже еще более счастлив, чем на то позволяло надеяться его благородное происхождение.
Элис опустила глаза, принимая галантный комплимент, потом подалась вперед и почти прошептала:
– Сэр, этот обряд вполне законен, не так ли?
Отец Фултон бросил на Элис удивленный взгляд:
– Я бы не стал делать ничего противоречащего церковным канонам.
Элис это не удовлетворило:
– Но ведь не зачитывалось объявления о нашей свадьбе.
– Это верно, – признал он, несколько смущенный. – Но при особых обстоятельствах, – он кивнул при этом в сторону Кейрона, – это вполне допустимо. Мало кто из моих прихожан, кстати, вслушивается в эти объявления. Во всяком случае, в святцах будет записано все как надо. Я эту запись, естественно, опротестовывать не буду, а Господу и так известно, что ваши чувства подлинные.
Кейрон подал ей руку, и они вслед за священником отправились через вестибюль, а затем через длинную анфиладу залов.
Она уже привыкла к огромным масштабам Фоксхолла. Процессия – они с пастором и группа слуг – шла, казалось, целую вечность, пока не вступила в широкую, длинную галерею, которой Элис еще не видела.
На стенах висело огромное количество портретов: короли и королевы, лица которых она знала, а также, очевидно, длинная череда Чатэмов. Между портретами стояли белоснежные статуи. Масштабы и великолепие галереи были сами по себе примечательны, но что больше всего поразило Элис, так это какой-то неземной свет, исходивший от канделябров, выстроившихся в линию от одного ее конца до другого, создавая почти солнечное освещение.
– На мой взгляд, слишком много Чатэмов, – шепнул Кейрон Элис.
– Ты меня с ними познакомишь? – она с некоторой робостью глядела на суровые лица, изображенные на портретах.
– Большинство уже на том свете. Но если бы они сейчас видели тебя, они наверняка бы одобрили мой выбор. – Кейрон нежно сжал ее руку.
Отец Фултон нажал на ручку двери, ведущей в семейную часовню Чатэмов. Дверь со скрипом распахнулась. Здесь было еще светлее – Элис даже зажмурила глаза от неожиданности. Свечи были везде – на стенах, на бронзовых люстрах, на алтаре. Язычки пламени задрожали, когда они вошли, по фрескам потолка заметались быстрее какие-то таинственные тени, все помещение было заполнено густым, дурманящим запахом кедрового дерева, которым были отделаны стены. По обе стороны от центрального прохода стояли богато украшенные кресла: четыре ряда; за ними простые деревянные скамьи для прислуги.
Прямо перед ней возвышался снежно-мраморный престол, который венчал овальный образ Благовещения. Сам алтарь был накрыт красно-алым покрывалом; по обе стороны от него одинокие черные колонны. Перед ними на полу лежали два бордовых ковра-дорожки.
– Какие-нибудь сомнения? – спросил Кейрон, заметив, что Элис замедлила шаги.
– Нет, – ее глаза блеснули ощущением радости и счастья. – Просто пытаюсь собраться с мыслями.
– Ну хорошо. Я бы больше уже не мог ждать, любимая.
Он взял Элис за руку, и они взошли к алтарю. Сзади раздался легкий шум – присутствующие рассаживались по своим местам. Элис не обернулась. Она смотрела на Кейрона.
– Лорд Чатэм! – священник прокашлялся в третий раз.
– Да, начинайте.
– Дорогие и возлюбленные… – начал священник, сверяясь с текстом потрепанного молитвенника.
Элис пыталась вслушиваться в знакомые слова молитвы, но тщетно: в голове все смешалось: счастье и озабоченность, радость и страх. Принадлежать Кейрону – ничего другого она так не хотела; но еще столько предстоит решить всего, как еще далеко до ясности в ее судьбе…
– Я вопрошаю вас, и ответьте мне так, как вы ответите в день Страшного суда, когда все тайное станет явным, знаете ли вы, и каждый из вас какие-либо препятствия к вступлению в законный брак, и если знаете, то признайтесь в этом сейчас…
У Элис перехватило дыхание от сурового предупреждения пастора. Значит, если она будет и дальше сохранять свою тайну, ей будет уготован ад? Она решительно выпрямилась. Будь что будет, на этом свете или на том, ничто и никто не помешает ей получить то, что она желает больше всего в жизни.
– Хочешь ли ты взять эту женщину в качестве своей законной жены? – Элис подняла глаза, взгляд Кейрона прожег ее насквозь.
– Да, – Кейрон произнес это глубоким, низким голосом, и Элис вдруг подумала: а может быть, и он думает о том же, что и она?
– Хочешь ли ты взять этого мужчину… – слова священника не трогали сердце Элис; они были не нужны, она уже давно отдала свое сердце Кейрону, еще до того, как сама себе готова была в этом признаться. Слова значили бы не больше, чем повторение того, что уже было сказано сердцем.
– Да, – ответила Элис.
Любящий взгляд Кейрона снова остановился на ней, и она теперь уже мало что воспринимала, кроме этого взгляда. Слова священника, объявившего их мужем и женой, донеслись до нее как какое-то отдаленное эхо – а в это время Кейрон надевал ей на палец инкрустированное рубином кольцо. Были еще всякие поздравления и пожелания, и она что-то на них отвечала – но все это было как в тумане.
Кейрон держал ее лишь за руку, но ей казалось, что она полностью в его объятиях. Тела их еще были чужими, но души уже слились вместе.
– Вы можете поцеловать свою жену. – Священник не успел закончить эту фразу, а Кейрон уже наклонился к Элис и шепнул ей:
– Теперь ты моя, любимая. Навеки. – Его поцелуй – теперь уже поцелуй собственника, господина, полностью лишил Элис способности что-либо слышать, видеть или воспринимать. Она принадлежала ему.
Элис очередной раз нервно расправила складки своего подвенечного платья. После свершения обряда она хотела переодеться, но Кейрон попросил ее остаться в нем на ужин и она охотно согласилась. Пусть когда они войдут в их – теперь уже их общую – спальню, она будет в подвенечном платье.
Она поглядела на яства, расставленные на столе. Неужели он думает, что она будет есть в таком состоянии?
Она осмотрела комнату. В ней чувствовался женский вкус – еще бы, ведь это были покои матери Кейрона. Большая часть помещений Фоксхолла была выдержана в темно-красных тонах, здесь же господствовали цвета лазури и слоновой кости. Розы на обоях придавали комнате какой-то весенний облик, это впечатление усиливалось розовато-золотистой росписью потолка.
Огонь в комнате, ярко пылавший, когда Элис вошла, теперь угасал, то бросая отблеск на ковер и резные ножки брачного ложа, то погружая их в тень. Элис бросила взгляд на вытканное золотом покрывало. Вот сейчас Кейрон войдет, откинет его и…
Последняя неделя была такой сумасшедшей. У нее даже не было времени подумать о том, что произойдет после свадебной церемонии, что сделает их настоящими мужем и женой. Она едва не потеряла свою девичью честь с Кейроном, тогда, в лесу, когда на нее напал кабан, и теперь, когда она сидела и ожидала его, мысли о предстоящем наполняли ее смущением и страхом.
Если бы все происходило у нее в Брайархерсте, то знакомые женщины, подруги что-то посоветовали бы ей, успокоили. А тут она сама себе и мать, и сестра, и служанка, она сама все должна продумать и предусмотреть. Но что? И как? Ладно. Кейрон ее любит, и что бы ей ни принесла сегодняшняя ночь, – пусть будет что будет.
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть, она вскочила, едва не опрокинув на пол графин с вином:
– Да!
– Можно? – в дверях показалась копна выгоревших волос, потом сверкнули его глаза – он как подросток, замысливший какую-то шалость – запретную, но очень заманчивую.
Элис кивнула. Она сейчас чувствовала с ним вдвоем как-то неловко, и сознание этого еще больше усиливало ее неловкость.
Кейрон медленно направился к ней, и Элис удивленно подумала: она так занята собой, что даже не обратила внимания, как красив ее супруг. Он любил черный цвет, вот и сейчас на нем были черные бриджи, черная жилетка и черный сюртук, только его отвороты были белые. Да еще и галстук, белизна которого еще ярче оттеняла смуглость его лица. Каждый шаг Кейрона эхом отдавался в комнате: это от его сапог; странно, подумала она, он так редко носил лосины и башмаки, что больше бы соответствовало его положению в обществе.
– Твои сапоги.
– Да? – Кейрон удивленно поднял брови.
– Я раньше как-то не замечала, что ты всегда их носишь. Как будто вот-вот в дорогу.
– С тобой – куда угодно, любимая.
Элис как-то вымученно улыбнулась; Кейрон подвинул к себе стул и уселся рядом с ней.
– Я вижу, Милдред оставила нам кое-что поесть. В другое время я бы заранее спросил тебя, что ты предпочитаешь. Но на сей раз придется довольствоваться тем, что есть.
Элис осмотрела стол: баранья ножка с каперсами и зеленью, сладкий крем, чеширский сыр, грибной соус – все так и манило попробовать себя. А десерт! Ананасы, фиги, виноград, малина…
– Я что-то так разнервничалась, даже аппетит пропал, – призналась Элис.
– Может быть, глоток вина поможет? Не хотелось бы, чтобы ты в самый неподходящий момент упала в голодный обморок, – в улыбке Кейрона чувствовался какой-то намек, и она покраснела. Он вынул пробку из графина и налил ей: бокал темно-красного вина.
– Это французское, из Бордо – там родина мамы. Уверен, она бы предложила как раз это, но если тебе не по вкусу, можно принести что-нибудь другое.
– Нет, нет, – она поднесла бокал к губам; вино оказалось превосходным. Кейрон изо всех сил старался ей угодить, и эта его забота трогала ее – особенно, когда она вспоминала о своих недавних бедах.
– Подожди, – Кейрон наклонился над столом, поймав ее за руку. – Тост! Я пью за мою замечательную невесту. Пусть ничто не разлучит нас никогда!
Элис снова подняла бокал – ее зеленые глаза блеснули каким-то чудесным светом:
– И за моего супруга – который вернул меня к жизни. Вино было теплое и крепкое, его тепло разлилось по ее телу, дышать стало легче.
– Ну попробуй баранины. У нашего повара будет разрыв сердца, если он увидит, что мы не притронулись к его кушаньям. – Кейрон отрезал сочный кусок, полил его соусом и поднес ко рту Элис.
Со стороны это выглядело, наверное, так, как будто взрослый кормит ребенка – странно и непривычно. Тем не менее она послушно раскрыла рот. Она и не ожидала, что это так вкусно.
– Нравится?
– Да, – Элис проглотила мясо.
– Мне все у тебя очень нравится.
Кейрон не спускал с нее глаз, и она опять покраснела в лучах такого откровенного обожания. Его внимание ей льстило, Элис отпила вина из бокала, обронив несколько капель.
– Ой, платье – от вина пятна останутся!
– Ничего страшного, – Кейрон встал, обошел вокруг стола, обмакнул свой носовой платок в стакан с водой и аккуратно, круговыми движениями начал стирать следы от вина на платье. – Вот и все. – Элис поднялась, чтобы ему было удобнее, и покачала головой – такая она неаккуратная!
– Еще много еды. Может, сядешь?
Она снова покачала головой:
– По правде сказать, я думаю о другом.
– И я тоже, – Кейрон шагнул к столу, взял ягоду малины, обмакнул ее в сливки и показал ей как некий приз, который надо заслужить.
– Может быть, перейдем к десерту? – сказал он.
Элис посмотрела на него, не вполне уверенная в том, что он имеет в виду. Между тем, Кейрон положил ягоду себе в рот. Вот так приз! Но нет. Он привлек ее к себе, наклонился, она раскрыла рот, и сочная ягода каплями нектара оросила ей язык. Она не могла бы сказать, что было ей слаще: малиновый сок или его страстный поцелуй; Элис закрыла глаза и тут же в испуге открыла, почувствовав что-то холодное на шее. Ну, этот Кейрон совсем как мальчишка. Взял и размазал по ее шее крем, прямо до… того места, где начинается вырез платья. Она даже вздрогнула от ощущения холода. Но тут же опять вздрогнула – нет, задрожала от удовольствия: вслед за пальцем он прошелся по той же дорожке своим языком. Это было как ожог, от которого, однако, почему-то похолодело в спине. Кейрон почувствовал ее реакцию и удовлетворенно, опять-таки как-то по-мальчишески расхохотался.
Элис больше его не стеснялась. Больше того, его смех произвел неожиданный эффект. Ее тоже охватил приступ смеха, который прошел только тогда, когда она оттолкнула его от себя.
Кейрон поднял на нее глаза, в них была обида.
– Вот уж не думал, что мои шутки не вызовут ничего, кроме смеха.
– Да нет, я просто сама не знала, что может быть так: щекотно.
– Я уже больше не могу, – Кейрон вновь привлек ее к себе и стал покрывать частыми, влажными поцелуями каждый дюйм ее шеи и плеч. И каждый поцелуй вызывал у нее вскрик-стон. Она уже почти не помнила себя. Он продолжал свою пытку: вверх – вниз, вверх – вниз и остановился, наконец, на ее ухе.
– Хватит, – выдохнула она почти уже без сил.
– Это только начало, любимая.
Он снова прикоснулся к ее губам, и она почувствовала сладкий аромат малины.
– Элис, – шепнул Кейрон, на этот раз как-то торжественно, и с какой-то неведомой ей еще силой. Он крепко прижал ее к себе, его уста слились с ее, его язык затеял у нее во рту какую-то сумасшедшую, страшно возбуждающую игру. Ласки его стали требовательнее, настойчивее. Его нежные, но чувствительные укусы – нижняя губа теперь наверняка распухнет! – отозвались сладкой болью где-то внутри. Она застонала и еще сильнее прижалась к нему. Внезапно она почувствовала, что уже летит куда-то: это Кейрон поднял ее как пушинку и перенес – осторожно и нежно – на край кровати.
– Сними это… Я хочу видеть тебя всю.
Элис сама внутренне поразилась тому, как беспрекословно она подчинилась этой его просьбе-приказу. Еще ни один мужчина не видел ее обнаженной. Но руки Кейрона превратили ее в рабыню, теперь она понимала, что не может отказать ему ни в чем.
– Пуговицы… Помоги мне…
Она отвернулась и почувствовала холодок – пальцы Кейрона прошлись сверху вниз, освобождая петлю за петлей. Она медленно повернулась к нему. Глядя ему прямо в глаза, она стянула сперва один рукав платья, потом другой. С тихим шорохом упал на пол корсет. Под его жгучим взором она поспешно сбросила с себя юбку, потом – все остальное – и вот она перед ним обнаженная, и лишь темное пламя рубинов нарушало – нет, подчеркивало – снежную белизну ее кожи.
Дыхание Кейрона стало неровным, порывистым. Как долго он ждал этой минуты! Он сорвал с себя одежду и приник к ней. Но нет, не надо спешить…
Как в молитве он сложил руки, потом вытащил одну за другой шпильки из ее прически. Она слегка тряхнула головой, и ее шелковистые волосы рассыпались по плечам, почти закрыли изумительные выпуклости ее напрягшихся грудей. Нет, больше терпеть эту муку нет сил!
Уже почти теряя контроль над собой, он обнял ее за талию. Элис чуть не задохнулась от этого прикосновения, глаза ее говорили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29