Да и могло ли быть иначе? Если посредник оказался достаточно ловок, чтобы обмануть самого правителя, то уж женщину тем более… Итак, назначенный день приближался, и госпожа Тюдзё хлопотала, спеша закончить последние приготовления. Не в силах усидеть на месте, она то и дело выходила, чтобы лично присмотреть за всем. В самый разгар приготовлений явился правитель Хитати и начал долго и нудно изливать перед супругой свои обиды.
– Не кажется ли вам, что вы поступаете более чем недостойно, обманом стараясь переманить к себе поклонника моей любимой дочери? Может быть, ваша дочь и хороша, да вряд ли кто-нибудь из благородных молодых людей на нее польстится. А у моей, как вы ее называете, дурнушки поклонников более чем достаточно. О, вы все прекрасно рассчитали, но господин Сёсё рассудил иначе. У него свои соображения, и я не вижу причин ему отказывать.
Правитель Хитати никогда не отличался деликатностью, и умение щадить чувства других людей не входило в число его добродетелей, поэтому он с удовольствием рассказал супруге все без утайки. Пораженная, она долго сидела, не в силах выговорить ни слова. Память услужливо подсказывала ей все обиды, которые когда-либо довелось ей изведать в этом мире, и рыдания подступали к горлу. Молча поднявшись, она вышла.
Пройдя к дочери и увидев ее прелестное, милое лицо, госпожа Тюдзё немного успокоилась. Что ни говори, а лучше ее дочери нет!
– Как жестоки люди! – плача, жаловалась она кормилице. – Я всегда полагала своим долгом равно заботиться обо всех зятьях, но, откровенно говоря, ради супруга нашей молодой госпожи я и жизни не пожалела бы. А Сёсё, пренебрегши ею единственно потому, что у нее нет отца, намеревается взять себе в жены ее малолетнюю сестру. Это просто неслыханно! Видеть его больше не желаю! Но вы слышали? Господин счел предложение Сёсё за честь для себя. Вправе ли я вмешиваться, когда эти двое так хорошо поняли друг друга? О, как жаль, что я не могу хотя бы на время уехать отсюда!
«Да как смел этот Сёсё так поступить с моей госпожой!» – возмутилась кормилица, вслух же сказала:
– Стоит ли плакать? Кто знает, может быть, это и к лучшему. Чего ждать от человека, способного на такую низость? Он не сумеет даже вполне понять и оценить ее. Я всегда мечтала, что моя госпожа станет супругой человека благородной души и редких дарований. К примеру, такого, как господин Дайсё. Право, от одного взгляда на него продлевается жизнь. А ведь он, кажется, неравнодушен к госпоже. Почему бы нам не уступить ему, а там будь что будет…
– Да как могли вы помыслить… Дайсё никогда не станет связывать себя брачными узами с женщиной простого звания. Он сам не раз об этом говорил, и все это знают. Разве вы не слышали, что и Правый министр, и Адзэти-но дайнагон, и принц Сикибукё неоднократно изъявляли желание породниться с ним, но, всем им ответив отказом, он в конце концов получил в жены любимую дочь Государя. Вряд ли на свете есть женщина, способная пробудить в его сердце истинно глубокое чувство. Скорее всего он намеревался отдать нашу госпожу в услужение к своей матери, рассчитывая время от времени встречаться с ней в ее доме. Несомненно, о столь блестящем окружении можно только мечтать, но такое положение кажется мне слишком ненадежным. К примеру, по мнению многих, супруге принца Хёбукё очень повезло в жизни, но боюсь, что у нее есть причины для беспокойства, и немало. Откровенно говоря, женщина чувствует себя спокойно только в том случае, когда сердце супруга принадлежит ей одной. О, мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. Восьмой принц обладал прекрасной наружностью и чувствительной душой, но я для него была слишком ничтожна. О, если б вы знали, что мне пришлось перенести! Я хорошо понимаю, сколь груб, невежествен и уродлив мой нынешний супруг, но мне не приходится его ни с кем делить, и именно поэтому я прожила все эти годы без особых волнений. Бесспорно, то, что произошло сегодня, возмутительно, и я не собираюсь его оправдывать. Но, живя с ним, я не ведала мук ревности. Нельзя сказать, чтобы мы никогда не бранились, но я довольно быстро поняла, что согласие меж нами невозможно, и смирилась. Кажется, что может быть лучше, чем попасть в дом важного сановника или принца крови, жить в покоях, сверкающих изысканной роскошью… Но тщетно стремиться к этому, если у тебя нет надежды войти в число избранных. В конечном счете судьба женщины зависит от ее положения в мире, потому-то я и беспокоюсь… Так или иначе, я употреблю все средства, чтобы моей дочери не пришлось влачить жалкое существование, терпеть насмешки и оскорбления.
Тем временем правитель Хитати готовился к приему зятя.
– Я вижу, у вас тут много миловидных прислужниц, одолжите-ка их мне на сегодня, – сказал он, заглянув к супруге. – О, да вы и полог обновили. Не перетаскивать же мне его. Времени осталось совсем немного… Придется просить вас уступить нам эти покои.
Не долго думая, он перешел в западные покои и принялся суетливо украшать их к предстоящему торжеству. Покои были убраны с большим вкусом, но, очевидно, правитель счел их убранство недостаточно роскошным, во всяком случае, он потребовал, чтобы принесли новые ширмы, и расставил их где только мог, свободное же пространство загромоздил разными шкафчиками да столиками. Он был явно доволен собой, а госпожа Тюдзё смотрела на все эти преобразования с ужасом, но, помня о своем решении ни во что не вмешиваться, не говорила ни слова. Дочь же ее перебралась в северные покои.
– Теперь-то я вас окончательно раскусил, – заявил правитель Хитати. – Вот уж не ожидал, что вы решите совершенно устраниться. Можно подумать, что у вас только одна дочь. Что ж, есть девушки, у которых вообще нет матери…
Сразу же после полудня он вместе с кормилицей начал наряжать и причесывать свою любимицу, и результат превзошел все ожидания. Девушке недавно исполнилось пятнадцать или шестнадцать лет; маленькая, пухленькая, с пышными, ниспадающими до пола волосами, она была очень мила, и растроганный до слез родитель, нежно погладив ее по голове, сказал:
– Не скрою, сначала я сомневался, вправе ли я переманивать человека, на которого уже имела виды госпожа Северных покоев, но господин Сёсё стоит того. Он и собой хорош, и умен. Все вокруг только и мечтают породниться с ним. Будет обидно, если кто-то опередит нас.
Да, ловкому посреднику удалось-таки провести этого невежественного провинциала!
А Сёсё, довольный тем, что с такой легкостью добился желаемого, предвкушая выгоды, которые сулил ему этот союз, готов был примириться с любыми несовершенствами будущей супруги и, даже не потрудившись выбрать другой день, начал посещать ее.
Госпожа Тюдзё и кормилица были вне себя от возмущения. Удастся ли им обеспечить своей воспитаннице достойное положение в доме, которого хозяин столь своенравен? В конце концов госпожа Тюдзё решилась написать к супруге принца Хёбукё.
«До сих пор я не осмеливалась беспокоить Вас, тем более что у меня не было повода… Но теперь моей дочери грозит опасность, и ей нельзя оставаться здесь. Вот я и подумала, не согласитесь ли Вы приютить ее? Может быть, в Вашем доме найдется укромный уголок? О, как я была бы Вам признательна! Увы, ничтожная мать оказалась неспособной оградить свое дитя от неприятностей. Одна надежда на Вас…»
Она писала это письмо, обливаясь слезами, и ей удалось возбудить жалость в сердце супруги принца. Но решиться было не так-то просто. «Отец ведь не пожелал признать ее, – думала Нака-но кими. – Теперь в живых осталась одна я. Вправе ли я брать на себя такую ответственность? Вместе с тем могу ли я допустить, чтобы дочь моего отца скиталась по миру, претерпевая лишения? Мы все-таки сестры и хотя бы в память об отце не должны чуждаться друг друга». Она поделилась своими сомнениями с госпожой Таю.
– Думаю, что у госпожи Тюдзё действительно есть причины для беспокойства, – сказала та. – Пренебрегать ее просьбой было бы жестоко. Многие сестры имеют разных, не равных по своему положению в мире матерей. Это не мешает им относиться друг к другу с участием. По-моему, с этой девушкой обошлись несправедливо.
«В западных покоях нашего дома можно устроиться вполне укромно, и если Ваша дочь пожелает… Боюсь только, что там ей будет не совсем удобно, но ежели это ненадолго…» – ответила Нака-но кими, и госпожа Тюдзё, возрадовавшись, поспешила перевезти дочь на Вторую линию. А та, только и помышлявшая о том, как бы поближе познакомиться со старшей сестрой, готова была благодарить Сёсё…
Правитель Хитати изо всех сил старался угодить зятю, но, увы, он не умел даже принять гостя как следует и ограничился тем, что разложил повсюду свертки грубого восточного шелка. Во время пиршества столы ломились от яств и шум стоял невообразимый. Низшие слуги были несколько смущены столь пышным приемом, а Сёсё радовался, что чаяния его не оказались напрасными. «Невозможно было поступить разумнее», – думал он, весьма довольный собой.
Госпоже Тюдзё не хотелось участвовать в празднестве, но ее отсутствие непременно было бы истолковано дурно, поэтому она осталась и молча наблюдала за происходящим.
Скоро хозяин отвел гостей в предназначенные для них покои. Дом его был велик, но ведь и людей там жило немало: Восточный флигель занимал Гэн-сёнагон, многочисленных сыновей тоже надо было где-то разместить, а теперь еще и Сёсё со свитой… Старшая дочь госпожи Тюдзё, в покоях которой поместили гостя, принуждена была перебраться в галерею. Скорее всего именно это и заставило ее мать, возмущенную столь явной несправедливостью, обратиться за помощью к супруге принца Хёбукё. Она не забыла, что когда-то это семейство не пожелало принять участие в ее дочери, но что ей оставалось делать? Без влиятельного покровителя положение девушки в доме правителя Хитати было весьма незавидным.
Итак, дочь госпожи Тюдзё, сопутствуемая кормилицей и двумя или тремя молодыми дамами, переехала в дом на Второй линии и поселилась в уединенных северных покоях Западного флигеля. Нака-но кими никогда прежде не видела госпожи Тюдзё, которая большую часть своей жизни провела в далеких провинциях, но они не были чужими друг другу, поэтому гостье был оказан теплый прием.
С какой завистью смотрела госпожа Тюдзё на прекрасную супругу принца Хёбукё, ласкавшую прелестного младенца! «Разве я была настолько ниже ее покойной матери? – спрашивала она себя. – Нет, мы принадлежали к одному семейству. Почему же Восьмой принц отказался признать мою дочь? Не потому ли, что я была простой прислужницей? Так, вряд ли можно отыскать другую причину. И из-за этого моей дочери приходится подвергаться теперь оскорблениям». Нетрудно себе представить, как уязвлено было ее самолюбие необходимостью просить помощи у Нака-но кими.
Госпожа Тюдзё провела в доме принца Хёбукё два или три дня, следя за тем, чтобы никто не заходил в покои ее дочери, которой якобы было предписано воздержание. За это время она сумела без всяких помех ознакомиться с жизнью дома на Второй линии.
В один из дней приехал принц Хёбукё, и госпожа Тюдзё, подстрекаемая любопытством, стала подглядывать за ним сквозь щель в ширмах. Красота принца превзошла ее ожидания, ветка цветущей вишни и та… Ему прислуживали придворные Пятого и Четвертого рангов, причем каждый и наружностью и манерами превосходил ее супруга, которого она привыкла считать своей опорой и с которым не собиралась расставаться, даром что он раздражал ее своей грубостью.
Служители Домашней управы доложили принцу обо всем, что произошло в доме за время его отсутствия. Многих придворных госпожа Тюдзё не знала даже в лицо. Как раз в этот миг с посланием от Государя приехал ее пасынок, Сикибу-но дзо, имеющий к тому же звание куродо, но он не имел права даже входить в покои.
Госпожа Тюдзё была потрясена. «Отроду не видывала подобного красавца! – думала она, жадно разглядывая принца. – Какое счастье жить рядом с ним! Как я была глупа, полагая, что госпожа имеет основания жаловаться на судьбу! Да с таким супругом лишь на Седьмую ночь встречаться и то счастье!»
Принц же взял на руки младенца и, лаская его, беседовал с Нака-но кими, сидевшей за низким занавесом. Трудно себе представить более прелестную чету! Вспомнив, как монотонно и уныло текла жизнь в доме Восьмого принца, госпожа Тюдзё подумала невольно: «Оба – принцы, но какая меж ними разница!»
Скоро принц Хёбукё удалился в опочивальню, оставив сына на попечение молодых дам и кормилиц. Многие приходили засвидетельствовать ему свое почтение, но, сказавшись нездоровым, он весь день провел в опочивальне. Туда же было подано и угощение. Разглядывая изысканнейшее убранство покоев, госпожа Тюдзё, гордившаяся своим вкусом, впервые поняла, в какой жалкой обстановке приходится ей жить. «Моя дочь достаточно хороша, чтобы стать супругой самого знатного вельможи, – думала она. – Младшим сестрам до нее далеко, даром что их попечительный родитель не жалеет средств, заманивая себе в зятья высокородных юношей. Не удивлюсь, если он подумывает и о самом Государе! Нет, мне не следует отступать, ежели я хочу, чтобы моя дочь заняла в мире достойное положение». Всю ночь она не смыкала глаз, размышляя о будущем дочери.
Принц поднялся, когда солнце стояло высоко.
– Государыне-супруге снова нездоровится, я должен ее проведать, – сказал он, облачаясь в парадное платье.
Изнемогая от любопытства, госпожа Тюдзё снова приникла к щели: в парадном облачении принц показался ей еще прекраснее. Право же, в целом свете не нашлось бы человека, способного не только затмить, но даже и сравняться с ним. Он играл со своим маленьким сыном, уходить ему явно не хотелось. Тут принесли утренний рис, и, отведав его вместе с госпожой, принц наконец собрался ехать. Его приближенные, пришедшие с утра и до сей поры отдыхавшие в людских, принялись за приготовления к отъезду. Среди них был один довольно миловидный, но никакими особенными достоинствами не отличавшийся молодой человек. Он был облачен в носи, на поясе у него висел большой меч. Трудно представить себе более заурядную фигуру, а уж рядом с принцем…
– Видите? Это Сёсё, зять правителя Хитати, – сказал кто-то из дам. – Я слышала, что сначала его прочили в мужья особе, которая поселилась недавно в нашем доме. Но, судя по всему, он польстился на богатство тестя.
– И получил в жены истинное дитя, причем довольно невзрачное.
– Неужели? Но наши дамы ничего об этом не говорили…
– Это сущая правда, у меня есть достоверные сведения, полученные прямо из дома правителя Хитати.
Они болтали, не подозревая о том, что госпожа Тюдзё все слышит. А та была вне себя от досады. Так вот каков этот Сёсё! И ей могло прийти в голову, что он достоин ее любимой дочери! Ничтожество! И в сердце ее не осталось ничего, кроме презрения к нему.
Заметив, что ребенок подполз к занавесям и выглядывает из-под них, принц вернулся, чтобы приласкать его на прощание.
– Если Государыне стало лучше, я сразу вернусь, – сказал он. – Если же нет, мне придется остаться во Дворце на ночь. Будь на то моя воля, я бы не расставался с тобой. Я так тревожусь, когда ты далеко.
Успокоив сына, принц вышел, и госпожа Тюдзё долго смотрела ему вслед, не имея сил оторвать глаз от его величавой фигуры. Дом без него словно опустел.
Пройдя в покои Нака-но кими, госпожа Тюдзё принялась на все лады расхваливать принца, та же только улыбалась в ответ, находя ее восторги провинциальными.
– Вы едва появились на свет, когда скончалась ваша почтенная матушка, – обливаясь слезами, говорила госпожа Тюдзё. – Все так беспокоились за вас, и покойный принц тоже… Но судьба ваша оказалась счастливой, вы не затерялись в горной глуши, а попали в это прекрасное жилище. Какое горе, что ваша сестрица не дожила.
Нака-но кими тоже расплакалась.
– На долю каждого человека выпадает немало печалей и горестей, – сказала она, – но проходит время, и душа обретает успокоение. Я рано лишилась тех, кто был мне опорой в жизни, я никогда не видела лица своей матери, но с этим еще можно примириться, тем более что такое нередко случается в мире. Но разлука с любимой сестрой… Этого горя мне никогда не забыть. Как она страдала, видя, что господин Дайсё не желает отказываться от своих намерений! Если б она знала, как глубоко его чувство к ней!
– По моему, господин Дайсё, удостоившись беспримерной благосклонности Государя, слишком высоко возомнил о себе. Будь ваша сестра жива, у нее была бы опасная соперница. И кто может предугадать…
– Ах, не знаю… Возможно, вы правы. Не исключено, что мы обе в равной степени стали бы предметом для посмеяния… Может быть, и лучше, что она не дожила. Я иногда думаю, что господина Дайсё влекло к ней именно потому, что она всегда держала его в отдалении. Вы знаете, ведь он и теперь не забывает ее. Кому-то это может показаться просто невероятным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Не кажется ли вам, что вы поступаете более чем недостойно, обманом стараясь переманить к себе поклонника моей любимой дочери? Может быть, ваша дочь и хороша, да вряд ли кто-нибудь из благородных молодых людей на нее польстится. А у моей, как вы ее называете, дурнушки поклонников более чем достаточно. О, вы все прекрасно рассчитали, но господин Сёсё рассудил иначе. У него свои соображения, и я не вижу причин ему отказывать.
Правитель Хитати никогда не отличался деликатностью, и умение щадить чувства других людей не входило в число его добродетелей, поэтому он с удовольствием рассказал супруге все без утайки. Пораженная, она долго сидела, не в силах выговорить ни слова. Память услужливо подсказывала ей все обиды, которые когда-либо довелось ей изведать в этом мире, и рыдания подступали к горлу. Молча поднявшись, она вышла.
Пройдя к дочери и увидев ее прелестное, милое лицо, госпожа Тюдзё немного успокоилась. Что ни говори, а лучше ее дочери нет!
– Как жестоки люди! – плача, жаловалась она кормилице. – Я всегда полагала своим долгом равно заботиться обо всех зятьях, но, откровенно говоря, ради супруга нашей молодой госпожи я и жизни не пожалела бы. А Сёсё, пренебрегши ею единственно потому, что у нее нет отца, намеревается взять себе в жены ее малолетнюю сестру. Это просто неслыханно! Видеть его больше не желаю! Но вы слышали? Господин счел предложение Сёсё за честь для себя. Вправе ли я вмешиваться, когда эти двое так хорошо поняли друг друга? О, как жаль, что я не могу хотя бы на время уехать отсюда!
«Да как смел этот Сёсё так поступить с моей госпожой!» – возмутилась кормилица, вслух же сказала:
– Стоит ли плакать? Кто знает, может быть, это и к лучшему. Чего ждать от человека, способного на такую низость? Он не сумеет даже вполне понять и оценить ее. Я всегда мечтала, что моя госпожа станет супругой человека благородной души и редких дарований. К примеру, такого, как господин Дайсё. Право, от одного взгляда на него продлевается жизнь. А ведь он, кажется, неравнодушен к госпоже. Почему бы нам не уступить ему, а там будь что будет…
– Да как могли вы помыслить… Дайсё никогда не станет связывать себя брачными узами с женщиной простого звания. Он сам не раз об этом говорил, и все это знают. Разве вы не слышали, что и Правый министр, и Адзэти-но дайнагон, и принц Сикибукё неоднократно изъявляли желание породниться с ним, но, всем им ответив отказом, он в конце концов получил в жены любимую дочь Государя. Вряд ли на свете есть женщина, способная пробудить в его сердце истинно глубокое чувство. Скорее всего он намеревался отдать нашу госпожу в услужение к своей матери, рассчитывая время от времени встречаться с ней в ее доме. Несомненно, о столь блестящем окружении можно только мечтать, но такое положение кажется мне слишком ненадежным. К примеру, по мнению многих, супруге принца Хёбукё очень повезло в жизни, но боюсь, что у нее есть причины для беспокойства, и немало. Откровенно говоря, женщина чувствует себя спокойно только в том случае, когда сердце супруга принадлежит ей одной. О, мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. Восьмой принц обладал прекрасной наружностью и чувствительной душой, но я для него была слишком ничтожна. О, если б вы знали, что мне пришлось перенести! Я хорошо понимаю, сколь груб, невежествен и уродлив мой нынешний супруг, но мне не приходится его ни с кем делить, и именно поэтому я прожила все эти годы без особых волнений. Бесспорно, то, что произошло сегодня, возмутительно, и я не собираюсь его оправдывать. Но, живя с ним, я не ведала мук ревности. Нельзя сказать, чтобы мы никогда не бранились, но я довольно быстро поняла, что согласие меж нами невозможно, и смирилась. Кажется, что может быть лучше, чем попасть в дом важного сановника или принца крови, жить в покоях, сверкающих изысканной роскошью… Но тщетно стремиться к этому, если у тебя нет надежды войти в число избранных. В конечном счете судьба женщины зависит от ее положения в мире, потому-то я и беспокоюсь… Так или иначе, я употреблю все средства, чтобы моей дочери не пришлось влачить жалкое существование, терпеть насмешки и оскорбления.
Тем временем правитель Хитати готовился к приему зятя.
– Я вижу, у вас тут много миловидных прислужниц, одолжите-ка их мне на сегодня, – сказал он, заглянув к супруге. – О, да вы и полог обновили. Не перетаскивать же мне его. Времени осталось совсем немного… Придется просить вас уступить нам эти покои.
Не долго думая, он перешел в западные покои и принялся суетливо украшать их к предстоящему торжеству. Покои были убраны с большим вкусом, но, очевидно, правитель счел их убранство недостаточно роскошным, во всяком случае, он потребовал, чтобы принесли новые ширмы, и расставил их где только мог, свободное же пространство загромоздил разными шкафчиками да столиками. Он был явно доволен собой, а госпожа Тюдзё смотрела на все эти преобразования с ужасом, но, помня о своем решении ни во что не вмешиваться, не говорила ни слова. Дочь же ее перебралась в северные покои.
– Теперь-то я вас окончательно раскусил, – заявил правитель Хитати. – Вот уж не ожидал, что вы решите совершенно устраниться. Можно подумать, что у вас только одна дочь. Что ж, есть девушки, у которых вообще нет матери…
Сразу же после полудня он вместе с кормилицей начал наряжать и причесывать свою любимицу, и результат превзошел все ожидания. Девушке недавно исполнилось пятнадцать или шестнадцать лет; маленькая, пухленькая, с пышными, ниспадающими до пола волосами, она была очень мила, и растроганный до слез родитель, нежно погладив ее по голове, сказал:
– Не скрою, сначала я сомневался, вправе ли я переманивать человека, на которого уже имела виды госпожа Северных покоев, но господин Сёсё стоит того. Он и собой хорош, и умен. Все вокруг только и мечтают породниться с ним. Будет обидно, если кто-то опередит нас.
Да, ловкому посреднику удалось-таки провести этого невежественного провинциала!
А Сёсё, довольный тем, что с такой легкостью добился желаемого, предвкушая выгоды, которые сулил ему этот союз, готов был примириться с любыми несовершенствами будущей супруги и, даже не потрудившись выбрать другой день, начал посещать ее.
Госпожа Тюдзё и кормилица были вне себя от возмущения. Удастся ли им обеспечить своей воспитаннице достойное положение в доме, которого хозяин столь своенравен? В конце концов госпожа Тюдзё решилась написать к супруге принца Хёбукё.
«До сих пор я не осмеливалась беспокоить Вас, тем более что у меня не было повода… Но теперь моей дочери грозит опасность, и ей нельзя оставаться здесь. Вот я и подумала, не согласитесь ли Вы приютить ее? Может быть, в Вашем доме найдется укромный уголок? О, как я была бы Вам признательна! Увы, ничтожная мать оказалась неспособной оградить свое дитя от неприятностей. Одна надежда на Вас…»
Она писала это письмо, обливаясь слезами, и ей удалось возбудить жалость в сердце супруги принца. Но решиться было не так-то просто. «Отец ведь не пожелал признать ее, – думала Нака-но кими. – Теперь в живых осталась одна я. Вправе ли я брать на себя такую ответственность? Вместе с тем могу ли я допустить, чтобы дочь моего отца скиталась по миру, претерпевая лишения? Мы все-таки сестры и хотя бы в память об отце не должны чуждаться друг друга». Она поделилась своими сомнениями с госпожой Таю.
– Думаю, что у госпожи Тюдзё действительно есть причины для беспокойства, – сказала та. – Пренебрегать ее просьбой было бы жестоко. Многие сестры имеют разных, не равных по своему положению в мире матерей. Это не мешает им относиться друг к другу с участием. По-моему, с этой девушкой обошлись несправедливо.
«В западных покоях нашего дома можно устроиться вполне укромно, и если Ваша дочь пожелает… Боюсь только, что там ей будет не совсем удобно, но ежели это ненадолго…» – ответила Нака-но кими, и госпожа Тюдзё, возрадовавшись, поспешила перевезти дочь на Вторую линию. А та, только и помышлявшая о том, как бы поближе познакомиться со старшей сестрой, готова была благодарить Сёсё…
Правитель Хитати изо всех сил старался угодить зятю, но, увы, он не умел даже принять гостя как следует и ограничился тем, что разложил повсюду свертки грубого восточного шелка. Во время пиршества столы ломились от яств и шум стоял невообразимый. Низшие слуги были несколько смущены столь пышным приемом, а Сёсё радовался, что чаяния его не оказались напрасными. «Невозможно было поступить разумнее», – думал он, весьма довольный собой.
Госпоже Тюдзё не хотелось участвовать в празднестве, но ее отсутствие непременно было бы истолковано дурно, поэтому она осталась и молча наблюдала за происходящим.
Скоро хозяин отвел гостей в предназначенные для них покои. Дом его был велик, но ведь и людей там жило немало: Восточный флигель занимал Гэн-сёнагон, многочисленных сыновей тоже надо было где-то разместить, а теперь еще и Сёсё со свитой… Старшая дочь госпожи Тюдзё, в покоях которой поместили гостя, принуждена была перебраться в галерею. Скорее всего именно это и заставило ее мать, возмущенную столь явной несправедливостью, обратиться за помощью к супруге принца Хёбукё. Она не забыла, что когда-то это семейство не пожелало принять участие в ее дочери, но что ей оставалось делать? Без влиятельного покровителя положение девушки в доме правителя Хитати было весьма незавидным.
Итак, дочь госпожи Тюдзё, сопутствуемая кормилицей и двумя или тремя молодыми дамами, переехала в дом на Второй линии и поселилась в уединенных северных покоях Западного флигеля. Нака-но кими никогда прежде не видела госпожи Тюдзё, которая большую часть своей жизни провела в далеких провинциях, но они не были чужими друг другу, поэтому гостье был оказан теплый прием.
С какой завистью смотрела госпожа Тюдзё на прекрасную супругу принца Хёбукё, ласкавшую прелестного младенца! «Разве я была настолько ниже ее покойной матери? – спрашивала она себя. – Нет, мы принадлежали к одному семейству. Почему же Восьмой принц отказался признать мою дочь? Не потому ли, что я была простой прислужницей? Так, вряд ли можно отыскать другую причину. И из-за этого моей дочери приходится подвергаться теперь оскорблениям». Нетрудно себе представить, как уязвлено было ее самолюбие необходимостью просить помощи у Нака-но кими.
Госпожа Тюдзё провела в доме принца Хёбукё два или три дня, следя за тем, чтобы никто не заходил в покои ее дочери, которой якобы было предписано воздержание. За это время она сумела без всяких помех ознакомиться с жизнью дома на Второй линии.
В один из дней приехал принц Хёбукё, и госпожа Тюдзё, подстрекаемая любопытством, стала подглядывать за ним сквозь щель в ширмах. Красота принца превзошла ее ожидания, ветка цветущей вишни и та… Ему прислуживали придворные Пятого и Четвертого рангов, причем каждый и наружностью и манерами превосходил ее супруга, которого она привыкла считать своей опорой и с которым не собиралась расставаться, даром что он раздражал ее своей грубостью.
Служители Домашней управы доложили принцу обо всем, что произошло в доме за время его отсутствия. Многих придворных госпожа Тюдзё не знала даже в лицо. Как раз в этот миг с посланием от Государя приехал ее пасынок, Сикибу-но дзо, имеющий к тому же звание куродо, но он не имел права даже входить в покои.
Госпожа Тюдзё была потрясена. «Отроду не видывала подобного красавца! – думала она, жадно разглядывая принца. – Какое счастье жить рядом с ним! Как я была глупа, полагая, что госпожа имеет основания жаловаться на судьбу! Да с таким супругом лишь на Седьмую ночь встречаться и то счастье!»
Принц же взял на руки младенца и, лаская его, беседовал с Нака-но кими, сидевшей за низким занавесом. Трудно себе представить более прелестную чету! Вспомнив, как монотонно и уныло текла жизнь в доме Восьмого принца, госпожа Тюдзё подумала невольно: «Оба – принцы, но какая меж ними разница!»
Скоро принц Хёбукё удалился в опочивальню, оставив сына на попечение молодых дам и кормилиц. Многие приходили засвидетельствовать ему свое почтение, но, сказавшись нездоровым, он весь день провел в опочивальне. Туда же было подано и угощение. Разглядывая изысканнейшее убранство покоев, госпожа Тюдзё, гордившаяся своим вкусом, впервые поняла, в какой жалкой обстановке приходится ей жить. «Моя дочь достаточно хороша, чтобы стать супругой самого знатного вельможи, – думала она. – Младшим сестрам до нее далеко, даром что их попечительный родитель не жалеет средств, заманивая себе в зятья высокородных юношей. Не удивлюсь, если он подумывает и о самом Государе! Нет, мне не следует отступать, ежели я хочу, чтобы моя дочь заняла в мире достойное положение». Всю ночь она не смыкала глаз, размышляя о будущем дочери.
Принц поднялся, когда солнце стояло высоко.
– Государыне-супруге снова нездоровится, я должен ее проведать, – сказал он, облачаясь в парадное платье.
Изнемогая от любопытства, госпожа Тюдзё снова приникла к щели: в парадном облачении принц показался ей еще прекраснее. Право же, в целом свете не нашлось бы человека, способного не только затмить, но даже и сравняться с ним. Он играл со своим маленьким сыном, уходить ему явно не хотелось. Тут принесли утренний рис, и, отведав его вместе с госпожой, принц наконец собрался ехать. Его приближенные, пришедшие с утра и до сей поры отдыхавшие в людских, принялись за приготовления к отъезду. Среди них был один довольно миловидный, но никакими особенными достоинствами не отличавшийся молодой человек. Он был облачен в носи, на поясе у него висел большой меч. Трудно представить себе более заурядную фигуру, а уж рядом с принцем…
– Видите? Это Сёсё, зять правителя Хитати, – сказал кто-то из дам. – Я слышала, что сначала его прочили в мужья особе, которая поселилась недавно в нашем доме. Но, судя по всему, он польстился на богатство тестя.
– И получил в жены истинное дитя, причем довольно невзрачное.
– Неужели? Но наши дамы ничего об этом не говорили…
– Это сущая правда, у меня есть достоверные сведения, полученные прямо из дома правителя Хитати.
Они болтали, не подозревая о том, что госпожа Тюдзё все слышит. А та была вне себя от досады. Так вот каков этот Сёсё! И ей могло прийти в голову, что он достоин ее любимой дочери! Ничтожество! И в сердце ее не осталось ничего, кроме презрения к нему.
Заметив, что ребенок подполз к занавесям и выглядывает из-под них, принц вернулся, чтобы приласкать его на прощание.
– Если Государыне стало лучше, я сразу вернусь, – сказал он. – Если же нет, мне придется остаться во Дворце на ночь. Будь на то моя воля, я бы не расставался с тобой. Я так тревожусь, когда ты далеко.
Успокоив сына, принц вышел, и госпожа Тюдзё долго смотрела ему вслед, не имея сил оторвать глаз от его величавой фигуры. Дом без него словно опустел.
Пройдя в покои Нака-но кими, госпожа Тюдзё принялась на все лады расхваливать принца, та же только улыбалась в ответ, находя ее восторги провинциальными.
– Вы едва появились на свет, когда скончалась ваша почтенная матушка, – обливаясь слезами, говорила госпожа Тюдзё. – Все так беспокоились за вас, и покойный принц тоже… Но судьба ваша оказалась счастливой, вы не затерялись в горной глуши, а попали в это прекрасное жилище. Какое горе, что ваша сестрица не дожила.
Нака-но кими тоже расплакалась.
– На долю каждого человека выпадает немало печалей и горестей, – сказала она, – но проходит время, и душа обретает успокоение. Я рано лишилась тех, кто был мне опорой в жизни, я никогда не видела лица своей матери, но с этим еще можно примириться, тем более что такое нередко случается в мире. Но разлука с любимой сестрой… Этого горя мне никогда не забыть. Как она страдала, видя, что господин Дайсё не желает отказываться от своих намерений! Если б она знала, как глубоко его чувство к ней!
– По моему, господин Дайсё, удостоившись беспримерной благосклонности Государя, слишком высоко возомнил о себе. Будь ваша сестра жива, у нее была бы опасная соперница. И кто может предугадать…
– Ах, не знаю… Возможно, вы правы. Не исключено, что мы обе в равной степени стали бы предметом для посмеяния… Может быть, и лучше, что она не дожила. Я иногда думаю, что господина Дайсё влекло к ней именно потому, что она всегда держала его в отдалении. Вы знаете, ведь он и теперь не забывает ее. Кому-то это может показаться просто невероятным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42