Годфри Максимиллиан опустился на тюфяк, по которому она похлопала, приглашая его сесть. Указал на лист бумаги и палочку древесного угля:— Это откуда?— Оттуда же, откуда и остальная информация. Виоланта. Девочка-рабыня. — Аш закутала колени подолом и подвернула подол под ступни, пытаясь согреться. — Я делюсь с ней едой. Она для меня ворует.— А ты знаешь, что ей грозит, если поймают?— Засекут кнутом, — сказала Аш, — здесь ведь сумасшедший дом. Годфри, все продумано. Я знаю, что делаю, потому что от этого зависит моя жизнь. — Она перевернула измятый лист обратной стороной. — Ну, покажи мне, что тут где снаружи Дома.Он ничего не сказал, и она снова посмотрела ему в лицо.Годфри Максимиллиан тихо признался:— Меня впустили, только чтобы позволить тебе последнее покаяние. Я знаю, что тебя приговорили к уничтожению. Но я не знаю, почему. И не знаю, что я могу сделать.Она задохнулась, кивнула и провела по глазам тыльной стороной ладони:— Было бы время, рассказала бы. Ладно. Показывай же, что находится вне этого здания.В его широких умелых руках палочка угля казалась совсем крошечной. Осторожными движениями он изобразил удлиненную расчерченную на квадраты U-образную фигуру.— Ты в середине мыса, который выдается в гавань. Здесь и здесь — причалы, — он нарисовал крестики по обе стороны U, — и улицы, идущие вверх по холму к Цитадели.— Каков масштаб?— Около полумили до материковой части. Высота обрыва — три? Или четыре фарлонга? — он как бы спрашивал сам себя. Затем изобразил еще одну фигуру, прямоугольник внутри U, в дальнем его конце. — Это Цитадель, где мы сейчас находимся. Она обнесена стеной.— Помню. Они меня привели сюда вот этим путем. — Грязным кончиком пальца она провела линию от крестика на стороне причала до прямоугольника, венчающего U. — Эта Цитадель окружена стеной со всех сторон?— И стена, и стража. С этой стороны стены Цитадели поднимаются прямо из воды. Есть городские улицы, идущие назад, на материк и город Карфаген и тут, и здесь, — рисунок теперь имел вид ладони с тремя пальцами, и Аш сообразила, что это гавань и еще два мыса; город, как указал Годфри, весь на одной стороне. — Вот тут — рынок. Отсюда дорога идет на Александрию.— Где тут север?— Вот, — нацарапал. — Где море. [География визиготского Карфагена, какой она описана в рукописи «Фраксинус», не сильно противоречит известным археологическим фактам. Немного смещены показания компаса, но в археологии такое встречается чаще, чем несовпадение между местом раскопок и хрониками.Позади перешейка есть две закрытые гавани: торговая и доки для больших судов. Закрытая Цитадель располагалась на вершине холма внутри самого города. Улицы были ступенчатыми и спускались уступами по склонам.Вблизи этого первоначального участка римский Карфаген имел цистерны для хранения воды, акведуки, бани, амфитеатр; существовали и другие приметы цивилизованной жизни.]Она вглядывалась в рисунок в свете греческого огня, шипевшего в своей стеклянной клетке над дверью, запоминая, пока все линии не врезались ей в память.— Это окно выходит на север, — задумчиво сказала она, — насколько я поняла по положению звезд. Значит, ничто не стоит между мной и морем, так? Я на самом краю. Дерьмо! И недоступно. — Она отбросила листок. — Я говорила с людьми. Вот, по-моему, что нам предстоит. — Она указала на свой небрежно нарисованный пустой квадрат. — Где они вводят тебя в Дом, здесь идет первый этаж по периметру всего двора: тут амир и его семья, его прихлебатели.— Смотри ты, какой большой! — заметил Годфри.Аш поставила черные точки по углам каждого квадрата.— Это четыре лестницы. Они идут вниз, в подземные помещения. Там живут рабы, там кухни, склады. На первом этаже есть конюшни и извозчичий двор, все остальное — ниже. Виоланта рассказала, что в скале выдолблено десять этажей. Я думаю, что я на пятом от верха. На каждой лестнице есть четыре набора залов и выходящих в них комнат, на каждом уровне. И лестницы не связаны друг с другом. — Она закончила, поставив крестик в каждом углу. — Это северо-запад, а это я. Леофрик здесь, в северо-восточном наборе комнат.
Записка, приложенная к рисунку на отдельном листке, вложенном в часть седьмую экземпляра Британской библиотеки книги “Аш: Пропавшая история Бургундии”.
Анна, вот мой приблизительный набросок с самолета: это руины современного Карфагена и предполагаемая география визиготского Карфагена XV века.Я включил вероятную визиготскую гавань (которая, как и римская и карфагенская гавани, в настоящее время покрыта илом).Участок Цитадели, как я предположил на основании свидетельства «Фраксинус», размещался здесь.

Пирс.

Она отбросила уголь и села, опираясь о стену.— Дерьмо, я бы не хотела брать это здание силой! Взглянув в сторону и увидев замкнутое выражение лица Годфри Максимиллиана, она спокойно улыбнулась:— Да не спятила я. Просто старая профессиональная привычка.— Не спятила, — согласился он, — просто ты другая. Аш ничего не ответила. В эту минуту ей было нечего сказать. Сразу заболела грудь, ее стеснял лиф.— Все дело в этом? — Годфри снова прикоснулся к стальному ошейнику.— В этом? Нет, — Аш подняла голову. — Это мой пропуск отсюда.— Не понял.— Подарок от господина амира, — Аш обхватила пальцами кольцо, ощущая, как закругленные стальные края врезаются в кожу. Она не знала, как она выглядит в глазах Годфри, на нее напала ее обычная беспечная возбужденность, чувство балансирования на краю. — Если бы не это, я была бы пленницей, гостьей, чем угодно — заметной персоной. С этим же… Альдерик привел тебя сюда вниз…— Альдерик?— Солдат. — Аш заговорила быстрее. — Он вел тебя вниз. Ты должен был сам заметить, Годфри. В этом доме полным-полно светловолосых рабов. Если я выберусь из этой комнаты, я стану одной из них. Меня никто не увидит. Никто меня не найдет. Я просто одна из безликих женщин в ошейнике.— Ну если это не главное беспокойство, то что тогда? — добивался Годфри. Он быстро качал головой. — Deus vous garde. note 123 Note123
«Бог защитит тебя».

Нет. Ничего не говори, если не хочешь.— Да нет же, хочу.— В этом доме слишком много солдат.— Знаю. Чтобы убежать, мне надо выйти из комнаты. Всего на пару минут, нужен шанс. — Она криво улыбнулась. — Я знаю, как мал шанс, Годфри. Я просто не могу не попытаться, вот и все. Я должна вернуться. Я должна выбраться. — Она сдерживала напряжение в голосе; пальцы ее ощупывали тюфяк, неровности пола. — Это очень старое здание…Немигающий свет греческого огня освещал каждый уголок крошечной камеры: плитки, уложенные розово-черным геометрическим узором, закругленные края ниши окна, нечеткий истертый барельеф на стенах: гранаты, и пальмы, и люди с головами животных. Кто-то нацарапал имя «АРГЕНТИУС» близко к полу чем-то острым; но, подумала она, никак не резной деревянной ложкой, которую она получала вместе с деревянной чашей и редко приносимой едой.Она рассеянно пожаловалась:— Даже ножа не дают во время еды.— Меня это не удивляет, — сухо заметил Годфри Максимиллиан. — Они знают тебя. Аш расхохоталась.— Такая другая, и такая прежняя, — Годфри потрогал отрезанные кончики ее серебряных волос. Потом поднес руку к кресту на груди. — Если бы этот капитан тебя не знал, я бы дал тебе свою одежду и капюшон, и ты бы попробовала выйти отсюда. Известно, что такое удавалось.— Но не ценой оставления человека вместо себя, — едко сказала она и удивилась, когда он в свою очередь захохотал. — Что? Что, Годфри?— Да ничего, — он откровенно веселился. — Неудивительно, что я при тебе с твоих одиннадцати лет.— Меня убьют, — Аш наблюдала, как у него меняется лицо. — В сущности, у меня есть сорок восемь часов. Я не знаю, что у них там делается, пока они выбирают своего нового короля-калифа…— Сплошной хаос. В городе настоящий карнавал, — Годфри пожал плечами, — порядок сохраняется только усилиями городской стражи. Насколько я узнал, пока старался купить информацию, амиры разбежались по своим домам, вверх по холму, со своими домочадцами и всеми своими войсками.Аш ударила кулаком одной руки по ладони другой:— Надо это делать сейчас! Нет ли у тебя возможности вывести меня отсюда законно? Просто на улицу, только на минуту?— Ты будешь под стражей.— Я теперь не могу сдаться.От какой-то промелькнувшей мысли заострились его черты лица, кожа еще больше обтянула череп; но она не могла понять хода его мысли. Он смотрел вниз на свои лопатообразные пальцы. Когда он после минутного молчания заговорил, в голосе его звучал сарказм:— Ты никогда не сдаешься, Аш. Ты сидишь тут и рассчитываешь, что у тебя есть еще два дня — но, может, у тебя и двух часов нет; этот визиготский бандит может постучать в твою дверь в любую минуту, даже сегодня. — Он мельком взглянул на туннель в стене, служивший окном. Из-за яркости горящего в камере греческого огня никак было не присмотреться к ночной тьме за окном, на месте окна был только черный квадрат. Напряженным голосом он продолжал: — Аш, ты не знаешь, что ты можешь умереть? Тебя ничто не научило? Ничто не заставляет тебя страдать?«Старается достать меня», — подумала Аш, внешне никак не проявляя гнева.— Я себя не обманываю. Да, вероятно, я умру, — дрожа от холода, она обернула руки складками шерстяной юбки. Где-то в коридоре за дверью послышались шаги и смолкли, шум заглушала стальная дверь.Годфри сказал:— Я всего лишь необразованный бродячий проповедник. Ты это знаешь. Я буду молиться нашей Богоматери и всем святым, я сдвину небо и землю, чтобы освободить тебя, ты знаешь. Но я во всем тебя подведу, если не попробую тебе объяснить… если ты не осознаешь, что можешь погибнуть до того, как успеешь привести в порядок свою душу. Когда ты последний раз была на исповеди? До битвы при Оксоне?Аш открыла рот и снова закрыла. И наконец, проговорила:— Не помню. Правда, не помню. Это имеет значение? Годфри тихонько усмехнулся и провел рукой по лицу.— Чего ради я хлопочу? Ты полная язычница, дитя, и мы оба это знаем.— Прошу прощения, — сказала Аш с искренним раскаянием. — Прости, что не могу быть для тебя хорошей христианкой.— Представители Господа на земле не очень-то добры. — Годфри Максимиллиан склонил голову набок, прислушиваясь, потом снова расслабился. — Ты молода. У тебя нет родных и близких, ни дома, ни имения, ни хозяина, ни хозяйки. Я наблюдал за тобой, дитя; я знаю по крайней мере еще одну причину, кроме похоти, по которой ты вышла замуж за Фернандо дель Гиза. Все человеческие связи твои связаны с деньгами; и с концом контракта они распадаются. Такое свойство никогда не приведет тебя к союзу с нашим Господом. Я молился, чтобы ты нашла время повзрослеть и обдумать все это. В каменных стенах камеры раздалось эхо долгого хриплого мужского крика. Прошло несколько секунд, прежде чем Аш сообразила, что это не рядом кричат, а далеко — внизу, и достаточно долго, так что эхо успело долететь из гавани и перекричать крики чаек.— А там карнавал, да?— Да, вульгарный карнавал.Аш задумчиво вытерла свой уголек несколько раз о листок бумаги, стирая тонкие линии. Она с хрустом измяла листок, поднялась с колен и выбросила его из окна. Угольную палочку спрятала под край тюфяка.— Годфри… В каком возрасте у зародыша появляется душа?— Некоторые авторитеты говорят — в сорок дней. Другие — что он обретает душу, когда начинает быстро двигаться, и мать чувствует ребенка в утробе. Святая Магдалена, — ровным голосом произнес он, — значит, вот в чем дело?— Сюда я прибыла с ребенком. Меня били, и я выкинула. Вчера. — Аш поймала себя на том, что опять быстро взглядывает на черное окно, в котором никогда не видела солнца, в которое никогда не видела подтверждения, что на свете бывает день. — Нет, позавчера.Он накрыл ее руку своей. Она опустила глаза.— Дети от кровосмешения — грешники? Годфри крепче взял ее за руку:— Кровосмешение? О каком кровосмешении можно говорить, если ты зачала от мужа?— Нет, я не о Фернандо. Это я. Плод кровосмешения. — Аш смотрела на противоположную стену. Не глядя на Годфри Максимиллиана, она развернула свою руку так, что ее ладонь скользнула в его ладонь, и так они и сидели, прислонившись спинами к стене, их разделяла сверхпрочная холодная ткань тюфяка.— У меня ведь есть семья, — сказала она. — Ты их видел, Годфри. Фарис и все эти тутошние рабы. Амир Леофрик выводил их… нас… как скот. Он случает сына с матерью, дочь с отцом, его семья занимается этим с незапамятных времен. Если бы я родила ребенка, он был бы плодом инцеста более ста раз. — Теперь она повернула голову так, чтобы видеть лицо Годфри. — Мой ребенок мог быть уродом. Чудовищем. Я и сама могу оказаться самым настоящим чудовищем. Тут даже не в моем Голосе дело. Не всякое уродство проявляется внешним образом.Он старался избежать ее взгляда, веки его дрожали. Она подумала, что никогда раньше не замечала, какие длинные и красивые у него ресницы. Ее руке стало больно, она посмотрела — и увидела, что у него побелели костяшки, так сильно он сжимал ее руку.— Как… — Годфри закашлялся. — Откуда ты узнала, что это так? Кто тебе сказал?— Амир Леофрик, — объяснила Аш. И ждала, пока Годфри глянет снова ей в лицо. — И еще я спрашивала каменного голема.— Ты спрашивала…— Амир желал узнать, фальшивка я или нет. И я ему рассказала. Если я и вправду могу слышать Голос, тогда я должна была услышать Голос его военной машины. — Другой рукой Аш стала отдирать пальцы Годфри от своих. В том месте, за которое он ее держал, ее кожа стала бескровно белой.— Он вывел, наконец, себе полководца, который слышит эту машину, — продолжала Аш, — но сейчас… ему второй не нужен.— Iesu Christus Viridianus? Christus Imperator, note 124 Note124
Зеленый Христос, Христос Вседержитель.

— проговорил Годфри потрясенно. Он смотрел на свои руки, не видя их. Худой, изголодавшийся: бедный священник, проживающий в какой-то карфагенской квартирке, зависящий от пожертвований таких врачей, как Аннибале Вальзачи, живущий ради получения информации. А бесплатно информации не получишь.В наступившем молчании она сказала:— Когда ты молишься, Годфри, тебе отвечают?Этот вопрос вывел его из оцепенения.— Было бы самонадеянным говорить так.Все ее тело было напряжено для сопротивления холоду, ослабленному, насколько это было возможно, толстыми каменными стенами. Она зашевелилась на тюфяке.— Вот здесь у меня, — она прикоснулась к своему виску, — здесь не собрание святых. Я так на это надеялась, Годфри. Я как будто надеялась, что со мной говорит святой Георгий или кто-то из святых-солдат, знаешь?Он слабо улыбнулся уголком рта:— Я полагаю, ты на это и должна была надеяться, дитя.— А на самом деле я слышала Голос не святого, а машины. Хотя машина могла быть изготовлена только чудом. Был ли ясновидящий Гундобад настоящим проповедником Господа? — Она смотрела на Годфри насмешливо, не давая ему времени ответить. — А когда я слышу его, я даже не слушаю.— Не понял.Аш даже подпрыгнула на месте и ударила кулаком по тюфяку.— Мне вовсе не просто его слушать. Когда говоришь, например, ты, а я слушаю, мне не надо прилагать усилий, чтобы тебя слышать.— Я часто чувствую, что тебе даже и обращать внимания не приходится, — попытался подшутить Годфри, но этим совсем расстроил ее. И виновато улыбнулся. — И что еще в этом есть такого?— Голос. — Аш сделала беспомощный жест. — У меня такое чувство, будто я тащу веревку или — ты не поймешь, но иногда в битве ты можешь заставить кого-то напасть на тебя некоторым образом, тем, как ты стоишь и держишь свое оружие, тем, как ты двигаешься, — ты предлагаешь противнику зазор, путь сквозь твою оборону, ты как бы провоцируешь — и они пойдут туда, куда ты их тянешь, и тут-то ты их и прикончишь. Я никогда не замечала такого, когда надо было задать один-два вопроса, но Леофрик заставил меня слушать каменного голема так долго… Я что-то особенное делаю, Годфри, когда его слушаю. Я как бы предлагаю ему… путь войти в мое сознание.— Есть совершение поступка и несовершение его, — Годфри опять развеселился. Неожиданно он глянул на дверь и заговорил тише. — Как много ты можешь узнать от него? Может он сообщить тебе, как смыться отсюда?— Вполне. Вероятно, скажет, где стоят стражники. — Аш поймала взгляд Годфри. — Я говорила с рабами. Когда Леофрик хочет узнать, какие вопросы по тактике задает Фарис, он спрашивает машину — и она ему передает.— Голем передаст амиру, о чем спросишь его ты, да? Она пожала плечами и отрывисто проговорила:— Может быть. Если «вспомнит». Если Леофрик надумает спросить. Естественно, он надумает. Он умен. И тогда меня изловят. Они просто сменят список дежурств стражников. Может быть, изобьют меня — чтоб не лезла, куда не следует.Годфри Максимиллиан взял ее за руку. Он уже повернулся к двери почти всем телом:— Рабы не всегда говорят правду.— Я знаю. Если я бы собралась, — Аш сделала еще один неопределенный жест, пытаясь сформулировать мысль, — спросить, что он знает, я бы спросила прежде всего о другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84