– Все. – Волх подошел ко мне, вытянул из моих рук свой полушубок. Когда я его поднял? Не помню…
А что он сделал-то? Постонал, пошептал – и все! Даже кровь остановить не попробовал, мазей да трав не наложил на рану. Хотя я похожие раны встречал – никакие травы здесь не помощники…
– Я сроднил его с деревом, – пояснил Чужак. – Они едины теперь. Хочешь – послушай, каково ему там…
Я покачал головой. Чего мне было слушать, когда мертвое тело перед собой видел? А Медведь пошел, доверчиво прижал ухо к коре, замахал рукой, чтоб слушать не мешали.
Незнати стихли, и даже ньяр поднял голову, доверчиво глядя на охотника. Тоже верить хотел, тоже надеялся…
Медведь постоял немного, неуклюже прижимаясь щекой к дереву, а потом неожиданно широко улыбнулся:
– Он там! Он поет. Я слышу…
Толпа, галдя и перекрикивая друг друга, ринулась к дубу. Про волховку и ньяра забыли совсем.
Лис и Эрик одними из первых прильнули к толстому стволу, замерли, вслушиваясь в свои нелепые надежды.
– Точно…
– Поет…
– И сердце бьется! Слышите – тук-тук!
– Верно!
Хоть и горько было у меня на душе, а улыбнулся.
Наверное, болотникам так будет легче… Пусть не воскресил Чужак Бегуна, но избавил их от ноющей, рвущей сердце тоски…
– Опять не веришь? – Волх отвернулся от меня, поднял с земли брошенный Эриком меч. – А ведь знаешь – я врать не смею…
Я о том и забыл совсем! Но почему не мог поверить? Болотники и ньяр не сомневались в силе волха, в чудесах, что он творил, почему же я верить не хотел? Ни в кромку, ни в чудеса, ни в богов? Да я и в людей не верил…
Мимо метнулась жалкая всклокоченная баба, упала под ноги Чужаку:
– Убей меня! Не могу жить простой ведогонкой! Не могу без силы! Убей!
Волховка?! Где же ее стать? Где былое величие? Чужак поднял ее, смахнул ласково с заплаканного лица налипший снег:
– Нет, сестра. Ты сама такую муку выбрала.
– Я не хотела! – зашлась она в крике. Верно говорила Кутиха – когда руки-ноги режут, и то не так убиваются. – Я не знала, что он слитый! Ты обманул меня! Все обманули!
Чужак поморщился:
– Ты много лет теряла свою силу, сестра. Потому и не почуяла в чужом ведогоне человечий дух. Не проси меня о смерти. Я и драться с тобой теперь не могу.
Ошалев от горя, волховка бросилась к ньяру, вцепилась белыми пальцами в его пояс:
– Ты ненавидишь меня! Убей же!
– Нет, – отвернулся тот.
Она, тихонько подвывая, устремила на меня безумные глаза, попробовала обольстительно усмехнуться, но выдавила лишь жалкую улыбку:
– Ты любил меня, Олег. Убей же ради этой любви… Вспомни, как я ласкала тебя! Убей меня, пока другой ведогон не изведал таких же ласк!
Была бы она прежней – убил, и рука не дрогнула бы, а это жалкое создание не мог… Не хотел. Оно и без того было мертвее мертвого…
Волховка упала ничком, скорчилась в рыданиях. Незнати, которые уже поющего дерева наслушались, проходили мимо нее, но ни на Княгиню бывшую, ни на ньяра не смотрели. Боги указали свою волю, склонили над одним телом и волха, и ведогона, и ньяра – знать, и жить им отныне в мире…
Эрик забрал из руки волха свой меч, повесил его на пояс. Глаза у него были припухшие и замутненные, будто после медовой братины, да только не медовой – горькой была та братина, что его взор замутила…
Подошли Лис с Медведем. Оба строгие, молчаливые… Оба избегали на мертвого Бегуна смотреть – верить хотели, будто живет он в дереве могучем… Чужак все же глянул на него, вымолвил, будто через силу, повернувшись к волховке:
– Положи тело под корнями этого дерева, сестра, да стереги его, как свою власть стерегла. Моли его о прощении. Может, когда-нибудь он услышит, и сила вернется к тебе…
Волховка подняла опухшее лицо, поспешно закивала.
– Нам надо спешить. – Чужак обежал глазами поляну.
Одни незнати еще толкались возле дуба, другие – стояли поодаль, дожидаясь своей очереди, а третьи – малыми ватажками, со спорами и пересудами, тянулись к городищу, к оставленному без присмотра хозяйству. Чужак поежился, запахнул полушубок:
– Третье, последнее время близко…
– Я готов. – Эрик силился держаться прямо, не хотел выказывать усталости. – Скажи, куда идти только? Где Ядуна искать?
Где? Может, верный прихвостень Бессмертного знает? Тот, что на нас в Шамахане налетал да петухом молодым кукарекал?
Я поискал среди оставшихся неказистого мужичонку.
– Он знает, – ткнул пальцем в знакомую щуплую фигурку.
– И я знаю, – буркнул Чужак.
Лис удивленно поднял на него потемневшие от горя глаза:
– Откуда?
– Хороший охотник своего зверя особым нюхом чует. Тебе ли о том не знать?
Лис хмыкнул:
– Веди, коли так…
Я махнул им рукой, чтоб шли – не ждали, а сам поддался непонятной тяге, подбежал к дубу, прижался щекой к холодной жесткой коре.
– Тук-тук, тук-тук… – стучало дерево.
– Прощай, Бегун… – шепнул я и вдруг услышал идущий из самой древесной сердцевины знакомый голос:
– Мне по девкам не гулять, не гулять. Мне не сеять, не пахать, не пахать…
Бегун?! Нет! Быть этого не может! Просто очень уж хочется, чтоб было… Я наклонился к бездвижному телу, коснулся пальцами холодного лба, повторил:
– Прощай, Бегун.
И побежал догонять своих… А из оставленного дерева стонал-пел голос родича, прощался со мной навеки:
– Мне и деток не растить, не растить. Мне и дома не сложить, не сложить…
ВАССА
Откуда они взялись? Сперва показалось мне – застит глаза неожиданно взметнувшаяся поземка, а потом разглядела явно – бежали мне наперерез темные фигуры, стремились заградить путь к Семикрестку.
– Васса!
Голос, который уж и не чаяла услышать, прорвал тишину, остановил, будто невидимую стену предо мной воздвиг. Невыносимо захотелось, прежде чем шагнуть в темноту вечную, хоть один раз еще поглядеть в родные глаза и запомнить их нежную зелень. Почти почуяла на своем теле крепкие руки, что всегда гнали прочь страхи и сомнения…
– Беги! – Ядун толкнул меня в спину. – Беги! Как ступишь в Семикресток, выкликни имя Триглава – и все кончится!
Я вспомнила несчастную Жмару. Словно живая встала она передо мной, качнула головой, с Ядуном соглашаясь. Вспомнила пятно крови на исчерченной рунами телятине… Договор… Выполню его, и Эрик будет жить!
Ринулась вперед, к темной прогалине в снегу, где сходились витыми змеями и вновь разбегались семь дорог…
– Васса!
Эрик! Быстро бежал, словно видел впереди мою смерть и хотел удержать меня. Не ведал, что в смерти моей – жизнь его…
– Уходи! – Кричать сил не было, а все же собрала, какие оставались, выкликнула сквозь слезы: – Уходи прочь!
Оборвалось сердце, кануло в темноту, когда увидела, как споткнулся он, замер на месте растерянно…
Слезы смешивались с летящим в лицо снегом, мокрыми дорожками текли на дрожащие губы. Убеждала себя… Убеждала… Твердила, будто околдованная:
– Хорошо, что Эрик остановился… Он будет жить…
– Жить без любви и веры? – шептало что-то внутри меня. Не хотело сдаваться, блестело лучиком робким да светлым.
– Легко ли жить без веры? – Ох, хоть и тонок луч, а жжет огнем Даждьбожим! – Может, смерть – лучше?
Нет! Эрик должен жить! Он справится с бедой, обретет новую веру, найдет другую жену – умную, добрую, красивую… Она утешит его! Утешит…
– Ой ли?
Нельзя мне слушать этот шепоток, нельзя нарушать договор, что всех спасет!
Семикресток уж совсем рядом был, да ноги отказывались служить – не несли меня к проклятому месту. Я упала, поползла, вспарывая руками оледеневший наст. Ядун отстал, и спасители мои уже не успевали…
– Беги! – выкрикнул Ядун мне в спину.
А затем услышала, как тоненько взвизгнул Лис, оседая на белый снег. Он был ко мне остальных ближе… И вдруг упал маленькой темной кучкой тряпья, скорчился недвижимым мертвым комом… Почему?! Кто убил его?!
– Беги! – вновь заорал Ядун.
Я бы и рада была послушаться, да не могла оторвать глаз от скрюченного тела Лиса. Лицо охотника глядело вверх, словно искал он что-то в сумрачном небе. Глаза застыли малыми озерцами…
Ничего не понимая, я встала, обернулась к Ядуну. У того в руке блестело тонкое лезвие. Нож?! Длинный, острый, словно игла, нож! Из Лисьего бока торчал такой же! Ядун солгал! Он убил болотника!
– Ты солгал… Ты не мог… – прошептала я одними губами, но он расслышал, засмеялся уверенно:
– Глупая баба! Я могу все! Могу заключать сделки, могу нарушать их, могу убивать, могу миловать… Я почти бог!
Я качнулась от него. Каркающий голос насмешливо загрохотал над ухом:
– Семикресток почуял добычу! Тебе уже не уйти! Гляди!
Я посмотрела вокруг. Как раньше не заметила! Семь дорог, извиваясь, оплетали поле… Скручивались змеиными кольцами, казалось далее, будто подползали ко мне тихо, неприметно, еще немного – и, сомкнувшись, потащат меня к громадной, схожей с пауком, проталине… Нет!!!
Я завизжала, дернулась обратно. Одна из дорог мягко закруглилась, легла мне под ноги. Растаявший снег хлюпал на ней вязкими лужами, поблескивал темными разводами земли, манил…
– Не вставай на нее! – закричал совсем близко странно знакомый голос. Где я его слышала? Ладога-Княжич… Волх!
– Не вставай! По дороге придется идти!
Ну и что? Мне надо идти, нет, бежать подальше от страшного места. Я занесла ногу…
– Куда!
А он впрямь боялся за меня… Почему?
Глаза пробежали по темному телу дороги. Она, выгнувшись полукругом, сомкнула оба конца на сердцевине Семикрестка. Даже дорога не хотела увести меня от темной участи!
– Стой, где стоишь! – цыкнул волх.
Он был уже рядом. Красивое лицо разогрелось от быстрого бега, в седых волосах застряли снежинки и почему-то не таяли… Я уставилась на них завороженно…
Ядун прыгнул перед волхом, загораживая ему путь:
– Ты?!
Метко брошенный Медведем нож ткнулся в его плечо, но Ядун, казалось, не заметил. И крови из пореза не выступило…
Чужак замер против Ядуна, засиял радужными глазами:
– Ты должен умереть!
– Я бессмертен!
Что напрасно пререкаться?! Бить надо! Бить! За плечом Чужака возник Эрик. Яростный, неумолимый… Единственный… Как могла отречься от него?
– Эрик! – прошептала и заплакала. Он заметил мои слезы, выхватил меч:
– Ты умрешь, будь хоть трижды бессмертным! Выметнул вперед посеребренное морозом лезвие.
Молния, и та не летела бы быстрее, но Ядун легко уклонился, извернувшись, голой ладонью стукнул по смертоносному острию. Из-под руки брызнули голубые искры, взвилась струйка сизого дыма. Клинок застонал по-человечьи, звякнул тоненько и вдруг… переломился.
Ядун ухмыльнулся, занес другую руку. На кончиках его пальцев уже трепетало синее пламя…
Я прыгнула обеими ногами в дорожную грязь, вцепилась зубами в поднявшуюся на Эрика руку. Земля поплыла под ногами, потащила меня к Семикрестку. Одновременно с ужасом нахлынула радость – Ядун рыкнул, тряхнул рукой, сбрасывая меня – вспышка мертвенного света, сорвавшись с его ладони, рухнула в снег! Не в Эрика!
Волх быстро пихнул ньяра за свою спину… Посох его, описав плавную дугу, врезался концом в лицо Ядуна. Тот взвыл, отскочил, схватившись за глаз. По его пальцам потекла темная, похожая на кровь, жижа…
Он отдалялся… И Эрик… И Чужак… Но я же стояла на месте?! Дорога! Она тянула меня к зловещей прогалине Семикрестка! Я попробовала спрыгнуть на обочину. Без толку – каждый шаг в сторону лишь приближал меня к темнеющему впереди пятну – ноги шли только по дороге…
– Держись! – Чья-то рука промелькнула мимо и вновь возникла перед глазами. Олег!
Он плашмя лежал на снегу, изо всех сил стараясь дотянуться до меня.
– Держись, баба! Неужто Лис умер зазря?! Неужто Эрик склонил зазаря гордую голову перед волхом? – Он, как мог, тянулся ко мне. Длинные узловатые пальцы оказались совсем близко. – Держись!
Однажды Ядун заставил меня отказаться от своей любви. Во второй раз я ее не предам! Коли суждено мне умереть, так возле любимого, ему помогая, а не бессловесной безвольной тварью, что и человеком-то не назовешь!
Страшная боль скрутилась в груди, ноги подкосились от рывка, взметнувшаяся от моего падения грязь мелкими бисеринами брызнула в лицо, но я все же зацепилась за протянутую руку. Олег застонал, изгибаясь всем телом, потянул меня прочь с ожившей дороги.
Вроде легкой я была, но теперь почуяла, каким грузом налилось тело. Олег закусил губу, по твердому подбородку побежала тонкая струйка крови. Отпустит… Сейчас отпустит…
– Помоги же… – зашипел он, сдавливая мои ускользающие пальцы.
Довелось мне все же понять – почему так долго ждала его Беляна… Ничего не было на свете надежней этих рук, ничего не было верней!
Я потянулась к нему всем телом, заскулила от разрывающей грудь тоски – и вдруг дорога отпустила меня! Последним усилием Олег перекинул меня на свою сторону, быстро откатился подальше от опасного места.
Неужели вырвал? Неужели?
Плечи болели, будто вывороченные из тела, но душа наполнялась тихой радостью… Казалось – век могу так пролежать, глядя в темное небо и наслаждаясь нежданным избавлением…
А Олег встал. Медленно, пошатываясь, но встал! Потянул меч из чехла, отер кровь с подбородка и, даже не глянув на меня, рыкнул:
– Сиди здесь! Не суйся более!
Словно во сне я увидела, как подошел он к волху, как встал плечо к плечу рядом с Эриком, сжимая в ослабшей руке тяжелое оружие.
А Медведь, Бегун? Где же они? Я оглянулась на лежащего в снегу Лиса. Поземка уже пробежала по его ярким волосам, окрасила их белизной. Медведь, тихо постанывая, сидел над братом, пытался стереть с его запрокинутого лица белую пыль, заглядывал в широко распахнутые глаза… Не в силах подняться, я поползла к нему. Не время сейчас горевать… Мертвому не поможешь, а живые еще нуждались в Медвежьей силе. Хотя какая сила устоит против Бессмертия? Даже меткие удары Чужака оставляли на теле Ядуна лишь блеклые бескровные полосы. Зато на бедре волха уже выступила кровь, да и Олег время от времени перекидывал меч из одной уставшей руки в другую.
Я достигла Медведя, замерла, не решаясь его потревожить… Он дрожал мелко, будто в лихорадке, плакал по-щенячьи – одними вздохами, бережно укачивая на руках голову брата.
– Оставь его. – Я робко прикоснулась к нему. – Смерть идет за ним, но если ты не поможешь живым…
– Он умер! – Медведь повернулся ко мне. Ждала я слез, отчаяния, может, боли жгучей, а узрела на круглом лице детское, наивное недоумение. Охотник словно не мог поверить в то, что видел и о чем говорил. – Он умер…
Позади что-то ухнуло, пронзительно вскрикнул Олег… Нельзя было медлить! Нельзя!
– Все умрут, пока ты тут стонешь по-бабьи! Бейся же! Отомсти за брата!
Я грубо отпихнула Медведя. Он не удержал Лиса, и тот безжизненно ткнулся щекой в снег. Медведь опрокинулся на бок, шалыми глазами устремился на Ядуна. Могучее тело болотника взметнулось, выпрямляясь. Топор будто сам выскочил у него из-за пояса. Воздух жалобно засвистел, рассеченный острым лезвием.
Ядун проскользнул под меч Олега, ушел от Эрикова ножа, отразил рукой удар Чужакова посоха и присел, пропуская над головой летящий топор. Жаль – нет у мстящего оружия глаз, не видело оно врага лютого! Топор свистнул мимо Ядуна, упал в дорожную грязь за его спиной.
– Ха! – Ядун подхватил его одним рывком и, почти не задержав в руке, метнул в широкую грудь Медведя.
Я! Я виновата в этой крови!
Я завыла, поползла к оседающему Медведю, силясь свершить невозможное – вымолить прощение у мертвеца. Выпученные карие глаза глядели на меня холодно и удивленно, будто спрашивали: «Чего винишься? Знать, судьба моя такова…»
Никто не мог убить Медведя! Он был таким большим, таким сильным! А Ядун сумел! Он непобедим! Вон как стоит против троих – не шевелясь, будто выжидая чего-то… И страха нет в черных глазах, только твердая решимость… Он убьет, убьет их всех! И волха тоже… Зачем?! Зачем они пошли за мной?!
Я застыла над телом охотника, закусив губу и размазывая по щекам уже не останавливающиеся безнадежные слезы…
Эрик кинулся на жреца с ножом, но волх заступил ему путь:
– Не лезь. Это мой враг!
Ядун расхохотался, широко повел рукой:
– А эти? Они – тоже твои враги? О ком он говорил? Кто – враги?
Тихо скрипнул снег под чужой ногой, упала на лицо серая тень, прошелестела мимо невесомая одежда… Они!
Слуги Ядуна выскальзывали из сердцевины Семикрестка, молчаливо шли к своему хозяину. У каждого в руке меч, у каждого за поясом пара ножей, у каждого в груди каменное сердце…
– Темные! – закричала я отчаянно. – Темные! Чужак, как стоял к Ядуну лицом, так и остался, а Эрик с Олегом, будто сговорившись, развернулись к Темным, плотно сомкнулись спинами…
– Так-то. – Чужак усмехнулся Ядуну в лицо. – Я же не один шел, знал – пригодятся мне умелые вой!
Тот зарычал, узкое лицо исказила гримаса. Жрецы надвигались, сжимались вокруг воев кольцом. Сколько же их? Семеро? Нет, всего шесть. Но Эрик и Олег – вдвоем… Только вдвоем…
Один из Темных прошел совсем близко от меня – даже дыхание его услышала, а как не заметил… Почему не тронул, не убил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63