А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Я не могу! – Он мучился не меньше моего. На сухом лице отражалось страдание, тощая шея судорожно подергивалась при каждом моем рывке. – Ты должна сама… Мне нельзя через кромку… К богам…
Я заплакала. Казалось, не слезы ползли по щекам, а кровавые, вырвавшиеся из страдающего сердца капли.
– Эрик… – вкрадчиво шепнул женский голос.
Он мешал мне! Неведомая шептунья хотела остановить меня, не допустить к могучему Триглаву. Я оглянулась, ища обидчицу. Никого… Лишь искаженное страхом и нетерпением лицо Ядуна. Откуда шепчет невидимка? Чего хочет?
– Не слушай! – Ядун заметил мои колебания, закричал, срываясь на визг. – Иди!
– Эрик, – громче повторила женщина. Где она?
– Там, за кромкой… – пояснил молодой девичий голосок.
Я уже не разбирала воплей Ядуна. Нужно убедить этих женщин, что они не имеют права отбирать у меня моего трехликого бога. Он накажет их! Это не пустые угрозы…
За кромкой засмеялись… Странно было слышать нежный переливчатый смех. Когда-то я тоже смеялась… Когда?
– Вспоминай, вспоминай… – шептали голоса.
– Иди!!! – Крик Ядуна отсек их, словно острый нож.
Да, я должна идти…
– Не надо… – молили женщины. – Погибнешь… Эрик не сможет найти тебя.
Эрик, Эрик… Все время – Эрик… Кто такой этот Эрик?
Желание сделать шаг угасало. Появлялись вопросы. Много вопросов… Где я? Почему ослепительный свет вокруг мешает мне разглядеть кромку, за которой прячутся незримые шептуньи? И почему мой Триглав не заставит их замолчать? Может, он не так уж ждет меня?
– Ждет!
Ядун. Почему я могу видеть Ядуна, слышать его голос и голоса женщин, а мой бог не зовет меня к себе?
– Ты еще не принадлежишь ему… – отозвалась одна из женщин. – Умирая для мира, ты взывала ко мне.
– Да, ты звала мою мать, – подтвердил юный голосок.
– Я хочу видеть вас! Выйдите!
– Не можем, – печально отозвались они. – Но сделай шаг – и ты придешь к нам…
К ним?! Ядун говорил: «Шаг – и ты будешь с Триглавом».
Один шаг – в разные места?
– Не нужно понимать… – пели женщины. – Иди к нам… Мы сбережем тебя для Эрика.
– Иди к Триглаву! – вновь прорвался Ядун.
Мой бог с золотыми повязками на глазах… Несчастных глазах, никогда не видевших дневного света. Он мучается там, во тьме, где отдых и покой… Ему нужна я, мое молодое тело, моя чистая душа… У него нет ничего чистого… Мой бог…
А если я шагну к этим женщинам? У них такие нежные голоса… Наверное, они прекрасны, как… как…
Мне стало страшно. Я не помнила имена богинь, матери и дочери, волшебных богинь любви и радости…
«Триглав», – вспыхивало в мозгу. Нет! Их звали иначе – напевно, красиво, словно звон колокольчиков на лугу, словно весенняя капель, бьющаяся о порог избы. Люди ходили по улице нарядные, веселые и пели их имена… Какие люди? Какие имена? Что случилось со мной?! Что сделал зазубренный нож Ядуна?! Где я?! Почему ничего не могу вспомнить?!
– Ты на кромке, и ты можешь перейти ее, – долетел его услужливый ответ. – Я подготовил тебя. Память осталась позади, во тьме. А впереди тишина и вечность. Иди к своему богу. Он ждет.
Да, боги не любят долго ждать. Где я это слышала? Красивая девушка говорила это волху… Волх!
Ядун взвыл, словно пронзенный каленым железом. Голоса женщин зазвенели, призывая:
– Волх! Волх! Иди за ней, волх! Она еще на кромке! Ядун ослепил ее, волх! Взойди на кромку, волх! Убей Ядуна! Ты обещал Магуре! Боги не любят долго ждать!
– Заткнитесь! – не выдержал их перезвона Ядун. Упал, зажал уши иссохшими ладонями. – Волх не может убить меня! Я бессмертен!
Странно, но я ему верила. Конечно, когда-то я сомневалась, но теперь знала точно – он бессмертен.
– Так помни об этом! – строго и громко воскликнула старшая женщина. – Ты всего лишь Бессмертный! Тебе никогда не перейти кромку! И ты смеешь указывать богам?! Знай свое место, кромешник!
Ядун, тихо завывая, пополз ко мне, схватился за мою безвольно повисшую руку:
– Я обещал тебя Триглаву… Умоляюще взглянул в глаза:
– Ты ведь очень хочешь к нему? Они лишь мешают тебе? Так вели им замолчать… Ты можешь заставить их замолчать…
Я могу? Разве я могу указывать богам? Даже он, Бессмертный, не может…
– Я?! – переспросила я Ядуна. Он кивнул.
– Ты можешь, – устало согласились невидимки. – Ты вольна в выборе… Ты можешь перейти кромку…
– Вот видишь! – обрадовался Ядун. – Скажи им, что хочешь к Триглаву, и больше никто не помешает тебе…
Он выжидательно вгляделся в мое лицо. Да, я хотела к слепому богу! Хотела? А может…
– Ты проиграл Ядун! – Голоса взорвались счастливым смехом. – Она скоро прозреет и навсегда останется на кромке! Время выходит! Всеед не получит ее!
Прозрею? Но я и так видела слишком яркий свет, и казалось, он становился все ярче, хотя это было невозможно…
– Рано радуетесь! – Лицо Ядуна изменилось. Теперь он уже не просил. В страшных глазах вспыхнула твердая решимость, тощие руки вознеслись над головой, вздох вырвался стоном:
– Морена!!!
В ответ на его призыв свет поблек, превратился в белесую пелену, мелодичные голоса стали глуше… Властительница жизни, проводница душ, темноликая Морена шла к нам. Раньше я, наверное, испугалась бы, но теперь почему-то была уверена – она не дотянется до меня. Загадочная кромка мешала…
– Она не предназначена мне, – зашелестел в ушах то ли слабый старческий шепот, то ли переносимый ветром песок. – Я не могу взять ее.
– Ты – проводница душ! – завопил Ядун. – Забери ее душу. Веди, куда сочтешь нужным, – в сладкоголосый ирий или к подземному Кровнику… Мне все равно! Бери! Я отдаю ее!
Я вспомнила гонящуюся за нами темноту. Она теперь стояла там, за кромкой! Ядун звал ее. Нет, уж лучше к Триглаву!
– Ты глуп, Бессмертный. – Песок взвихрился, заскрежетал о невидимую преграду. – Ты сам отнял ее у меня и провел на кромку. Ты же знаешь – кромешники властны сами выбрать себе хозяина. Если она захочет меня – пусть шагнет.
– Не ходи! – донесся женский звонкий крик. Лада! Я вспомнила! Вспомнила имена нежных богинь весны! Лада и Леля…
– Лада… – взывала я, встречая последний миг, и она услышала! Она старалась предупредить меня, спасти… О чем предупредить, от чего спасти? От Триглава? Но я знала – он ждет и нельзя ему перечить. Я предназначена для него… Я должна идти к нему!
– Эрик!!!
Почему они все время повторяют это имя? Я знала Эрика? Кем он был для меня?
– Ты пойдешь со мной? – зашуршала совсем близко песчаная буря.
– Нет!
– Я ухожу, Ядун. – Шелест стал убывать. – Ты глуп. Я и так слишком много тебе помогала.
Ядун вскочил, затряс сухими кулачками:
– А сколько душ отдал тебе я?! Сколько смелых воев погибли из-за моих козней?! Сколько красавиц отравили себя?! Сколько детей подняли меч на отцов?! Ты брала всех, Морена! Всех, кого давал я! А теперь отворачиваешься от меня и моего бога? Берегись, Морена! Даждьбог набирает силу! Ты станешь стара и слаба под его гневным взором. А я буду смеяться над тобой!
– Глупец! – Шелест песка, заметающего все, даже время. – Я умею ждать…
– Жди! Жди, темная старуха! Ты ничего не сможешь сделать с Бессмертным!
– Как знать… – едва расслышала я затихающее вдали шуршание. Морена отказалась от меня… Разве такое возможно?
Ядун скорчился, стиснул руки перед грудью. Небось жалел о вырвавшихся в гневе словах… Невольно я восхищалась им. Кто еще смог бы сказать подобное могучей ледяной Морене? Если у Триглава такие жрецы, то каков он сам? Великий, непобедимый бог! И он ждет меня – ничтожную маленькую женщину… Упасть к его ногам – разве это не благо?
– Я иду к Трехликому, – сказала я вслух, словно убеждая саму себя. Ядун поднял голову, окатил меня горячим взглядом, вцепился в руки костлявыми пальцами, зашептал:
– Конечно, конечно, ступай к нему… Все кончено… Ты выбрала.
Леля печально вздохнула:
– Выбрала…
А Лада молчала. Ядун оказался прав – они ничего не могли поделать с моим выбором.
Я напряглась, вытянула вперед, к свету руки, закричала, призывая того, кто сильнее всех:
– Триглав!
Нога медленно оторвалась, приподнялась, словно сквозь поток воды, двинулась вперед. Я никогда не думала, что один шаг может причинить такую боль…
– Эрик… – тихим жалобным вздохом отозвалась память. Зеленый веселый свет, посвист играющего солнечными бликами меча, крепкие нежные руки, шепот в темноте: «Лада моя…»
Эрик!!! Мой Эрик. Куда же я иду?! Как он найдет меня в темных покоях Триглава? Как будет жить без утешения? Лада сказала – сможет найти… Я должна дождаться его! Дождаться, как Беляна дождалась своего Олега!
Память просыпалась, возвращая знакомые, дорогие лица… Беляна, болотники, Олег…
Мою поднятую ногу ухватило что-то цепкое, потянуло за кромку. Триглав нащупал добычу.
– Не-е-ет!! – закричала я, опрокидываясь на спину. – Нет! Ни к кому! Эрик!
Цепкие пальцы Ядуна толкали меня, Триглав тащил мое извивающееся тело. Я отчаянно размахивала руками, силясь уцепиться за что-нибудь, но бесполезно. Свет утекал сквозь пальцы, расплывался под тяжелыми ладонями.
– Пусти меня! – вопила я, судорожно дергаясь. – Пусти! Эрик!
– Время! – вмешался незнакомый ровный голос. Хватка Триглава ослабла. Ядун последним усилием подтолкнул меня вперед.
– Найди способ привести ее, – глухо проворчал Триглав. – Я буду ждать…
Ядун взвыл, свет померк, уступая место предрассветной дымке. Тело обдало холодом. Темная зелень встала вокруг стеной, в тело вонзились острые иголочки.
Ели-плакальщицы… Темный идол с повязкой на глазах. Ядун…
Я жива! Мне просто все привиделось! Туман по-собачьи преданно подполз к ногам, окутал влажным покрывалом. Ладони саднило от впившихся в кожу сухих еловых иголок.
Я осмотрелась.
Темных рядом не было. Должно быть, отступились, узрев, что Триглав не принял меня. Это ж надо такому почудиться со страху! Боги за кромкой… Нелепица какая-то…
Я встала. Ядун даже не пытался мне помешать. Немного болела шея, там, где прошелся жертвенный нож. Я потерла ее рукой. Крови не было. Не верилось, что все кончилось, что я могу просто собрать свои разодранные Темными вещи и уйти обратно, в Новый Город.
Я накинула на плечи тряпье, сунула ноги в поршни… Ядун сидел не шевелясь – маленький, понурый… Даже жаль его стало…
– Прощай, – сказала я ему. – Зла на тебя не держу.
Он вскинул голову, проткнул меня колючим взглядом. Всю жалость словно водой смыло.
– Твое глупое упрямство! – взвизгнул он. – Ты рассердила моего бога!
Я устала. Нужно идти домой, к Эрику…
Через несколько шагов обернулась – взглянуть в последний раз на жуткого идола. Он уже скрылся под низкими еловыми лапами, зато Ядун шел позади меня, будто привязанный.
– Ты-то куда? – спросила я неудачливого жреца. Как только привиделось, что он – Бессмертный?
– Ты слышала, – он догнал меня, – что велел Триглав… Я отведу тебя к нему. С кромки это даже легче, чем с мира.
Совсем свихнулся жрец… Ладно, хочет идти – пускай идет. Казнит его Эрик, и дело с концом.
Я поправила на плечах порванную телогрею, весело зашагала к виднеющейся впереди заснеженной реке. Брошенная Темными волокуша чернела посреди снежного ровного поля. За спиной огорченно шумел лес. Я постаралась унять нетерпение. Идти еще долго, нужно придержать шаг, а то свалюсь без сил, не успев дойти до Нового Города. А мне нужно дойти… Меня ждет Эрик…
СЛАВЕН
Время безжалостно – меняет людей, мнет их, как глину, не слушает мольбы и стоны. Сотворяет оно из глуздаря – беспечного отрока, из отрока ч – сурового мужа, из мужа – дряхлого старца, а последнего кладет на ложе из сырой земли да земляным одеялом прикрывает.
Меня оно потревожило-помяло, не миновало и болотников, а Чужака словно обошло, не заметило. Каким помнил я ведуна, таким и вновь увидел, разве только оделся он побогаче и теперь лицо не прятал.
Мы добежали в Ладогу к полудню да до сумерок просидели на Княжьем дворе, его дожидаясь. Бояться нам теперь Меслава было нечего, а мне и вовсе неумно – сидели открыто, вели разговоры со случайными прохожими. О Княжиче мало кто говорить хотел, все смущались, едва о нем слышали, да плечами пожимали. А те, что посмелее, отзывались худо. «Не наш, – говорили. – Чужой какой-то!» Давно ли и мы так думали, а теперь пришла печаль – к нему, чужому, за подмогой притекли…
День уж к закату клонился, укрывал ясное солнышко багровым маревом, а где Чужак – никто не ведал. Спросили бы у Князя, да он, кабы видеть нас хотел, сам бы на крыльцо вышел. Не выходил. Звала нас в хоромы девка-чернявка, прикрывалась его именем. Да нам оттого обиды не было – не к Князю шли, к сыну его. Чужак, чай, не оборотень – к ночи воротится…
Прохожих все меньше становилось, спускалась на двор темнота, распугивала случайный люд, лишь рабов за конями да за хозяйством присматривающих щадила.
Эрик у дверей ждать не привык – косился на проходящих мимо воев так, словно убить хотел. Узнавали его многие, а подходить не решались, издали кланялись, дивились – явился Рюриков ярл с малой дружиной, в избу не входит… Медведь посапывал ровно, и не поймешь сразу – спал иль нет, а я больше по сторонам глядел да вспоминал… Было что вспомнить… Княжья медуша знакомой дверкой защемила сердце – лежал в ней без тризны и погребения красный молодец, сын Старейшины Приболотного, Славен…
– Заходите гостюшки, не позорьте светлого Князя! – в который раз выскочила на крыльцо босоногая девка, но Эрик отрицательно покачал головой.
Девка орала громко – помешала мне увидеть что-то тревожное в знакомых домах, в стайках воев, в воздухе ладожском… Словно испугавшись девичьего голоса, ушла настороженность, лишь память о ней осталась…
– Что-то рабы здесь шибко смело глядят, – буркнул Медведь, провожая взглядом ватажку галдящих мужиков. – Кабы не железо на шее – не признал бы в них рабов.
Верно охотник подметил – смелы да бойки они были не в меру. Я к таким не привык. У Ролло рабы иными были – голову без хозяйского слова поднять не смели. А эти, пожалуй, скоро на хозяев и руку поднимут…
Я не умом понял, кожей почуял – гуляет вместе с осмелевшими рабами по Ладоге лихо-несчастье, да не такое, что сразу бьет, а такое, что силу должную лишь через год-два наберет и обрушится на городище мечами и пожарами. Кто зачнет злое дело – свои иль находники, сейчас разве разберешь, а только не долго осталось жить могучей Ладоге. Не спасут ее и стены каменные…
– И ты чуешь…
Я чуть не подпрыгнул, обернулся. Стоял за моей спиной Чужак, смотрел внимательно:
– Неужто чуешь?!
Кто волха поймет? Другой поздоровался бы, о делах расспросил, о доле, два года меня по морям гонявшей, а он…
– Чужак! – радостно завопил уже проголодавшийся и уставший от ожидания Медведь, облапил ведуна. – Где ты был? Мы тебя, почитай, с утра дожидаемся!
– Вот и дождались. – Волх мягко высвободился из его объятий, отступил на шаг, словно присматриваясь к старым знакомцам.
Я редко его без капюшона видал, да и в странствиях не вспоминал – не до того было, потому, видать, и запамятовал, как красив волх. Портила его лишь ранняя седина и чудные глаза.
И он меня рассматривал. Необычно рассматривал – не лицо разбирал, душу наизнанку выворачивал. Казалось, ищут что-то во мне его глаза, щупают сквозь тело и не находят…
– Так и продержишь гостей на дворе?
Не пугало я перед ним стоять и дожидаться, пока налюбуется, не для того пришел!
– Ведогон… – склонив голову, прошептал волх. – Взял-таки над человеком верх? Перешел с кромки…
Я не понимал. Да и не хотел понимать. Хватает дел и без ведуна с его причудами. Ждала дома Беляна, ждал Рюрик, ждали вой…
– Как твое имя, ведогон? – неожиданно спросил Чужак, выбрасывая вперед левую руку. Пальцы на ней вытянулись, будто выросли даже, коснулись моего лба. Огромные вопрошающие глаза вспыхнули радугой. Завертелось стремительной синью небо, колесом закрутились знакомые лица, зазвенели в ушах сотни колокольцев…
Я и сам не понял, как отворились губы, замычали:
– О-о-оле-е-ег…
– Худо ему! – Лис оторвал ледяные пальцы ведуна от моего лба. – Прекрати!
– Славен! Славен! – Бегун шлепнул мне на щеки снежные лепешки, затряс за грудки. – Славен!
Чужак покорно отошел в сторону, покачал головой:
– Нет больше вашего Славена. Сгорел весь, а что осталось от него – ведогон сберег и на родную землю доставил. Может, и доброе дело он сотворил, но не место духу средь людей…
Снег начал таять, потек мне за шиворот.
Ох, Чужак, Чужак… Не тронуло тебя время. Как был упрям, так и остался упрямцем. Какой же из меня ведогон – дух бесплотный? Человек я, а коли мерещится тебе, будто нет во мне ничего человеческого, то проверить легко – пустишь кровь да увидишь, какая она теплая… Валландский снег от нее таял, дымился…
Волх засмеялся, будто мысли прочел:
– Ладно, ведогон ты слитый иль нет, а коли хочешь человеком жить – живи. Я до сей поры тоже не там сидел, где должен был…
– До сей поры? – расстроился Бегун. – Неужели в дорогу собираешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63