А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Они вышли из охотничьей избушки и медленно, один за другим пошли в лес. Чабанов не был уверен тот ли это человек, который ему нужен, потому что, хотел он признаваться в этом или нет, но испытывал перед ним робость, граничащую со страхом. В первое же мгновенье встречи ему показалось, что Приходко заглянул в самую глубину его души.– Извините, – Чабанов заговорил, когда они достаточно углубились в лес и ему показалось, что Станислав Николаевич ждет его расспросов, – вы можете мне рассказать чем вы занимались в КГБ?– Могу, – ему показалось, что собеседник усмехнулся, хотя его лицо продолжало оставаться бесстрастным, – я присягал на верность Советскому Союзу, что для меня равнозначно России. Теперь, когда идет, на мой взгляд, планомерное уничтожение моей родины, а меня в пятьдесят два года вышвырнули на пенсию, я считаю себя свободным от присяги. Я бывший разведчик, работал в Европе и Штатах. Сейчас готов работать на вас. Мне кажется, что вы из тех, кто способен вернуть России ее былое могущество. Пусть она будет трижды капиталистической, пусть о ней говорят, как о жестоком хищнике, только не вытирают об нее ноги. Я знаю, так называемые, «западные демократии». У них на первом, втором и всех остальных местах было, есть и будет – желание властвовать и нажива. Им глубоко наплевать на русский народ, как, впрочем, и на любой другой. В семнадцатом они предали царя, потом – белое движение, народы Европы, Сталина и Гитлера. Их боссы страшно боялись советского ядерного оружия и того, что проиграют гонку вооружений. Они испробовали все, чтобы развалить Союз, пока не добрались до прав человека. Но и здесь ничего бы не было, если мы наш уважаемый Михаил Сергеевич и его окружение не пожелали бы заняться перестройкой государства, ничего не смысля в экономике.Чабанов слушал этого человека и удивлялся. Он говорил страстно, с болью в голосе, но на его лице не отражались ничего. Оно не походило на застывшую маску. Это было лицо умиротворенного человека, спокойно и с интересом рассматривающего землю, деревья, облака. Более того, губы бывшего разведчика почти не двигались и со стороны могло показаться, что по лесу молча прогуливаются два человека.«Интересно, почему же он не остался на Западе, не стал работать против своих товарищей, – подумал Чабанов, – ведь это было бы проще простого. Мне кажется, что его знания и ум – пригодились бы многим его бывшим противникам.»– Перед самым уходом я написал аналитическую записку, в которой предупреждал о том, что нынешняя политика ведет к межнациональным конфликтам в Азии, на Кавказе, в Прибалтике и, в конечном итоге, к развалу страны. Если все пойдет так, как сейчас, то совсем скоро Россия может остаться в границах Московской, Рязанской и Тульской губерний. Вам не кажется странным – целые царские династии, кровопийца Сталин, удав Брежнев – собирали земли, боролись за мощь нашей страны, а нынешнее, с виду интеллигентные правители, только разрушают?– Приходько задал вопрос, внимательно разглядывая поднятую с земли гнилушку, и Чабанов поначалу хотел поддеть его, спросив : «С кем вы говорите?», но потом передумал:– А может быть они своего рода политические извращенцы, – улыбнулся Леонид Федорович, – им мало царствовать, они хотят унижения, избиения, боли? Лично я, зная экономику страны, уверен, что ее тоталитарное прочтение позволит прожить Союзу еще много десятилетий. Кроме того, насколько я знаю, нашей компартии принадлежит немало имущества за рубежом. Я уверен, что и сейчас руководство ЦК вкладывает немалые деньги в банки Швейцарии и Люксембурга. Интересно было бы добраться до этих счетов?Лицо Приходько изменилось. Он повернулся к Чабанову и тот увидел в его глазах трепещущие искорки.– Я рад, тому что не ошибся в вас, – даже в его голосе звучали восхищение и уважение, – как же они просмотрели вас?– Вы считаете, что было бы лучше, если бы я сейчас сидел в ЦК?– Да нет, они бы вас туда не пустили, а вот в подмастерья, чтобы использовать мозги… Странно, похоже, что вас кто-то на небесах бережет от грязи.Леонид Федорович остановился под могучим дубом и, положив ладони на шершавый ствол, усмехнулся:– Это вы нынешнюю власть считаете грязью или ушедшую?– О нынешней говорить не будем, на мой взгляд, в русской истории ей уготовано незавидное место. Видимость спасения народа от тирании КПСС через разрушение государства – этого не простит даже самый недалекий человек. Я имею в виду – предыдущую, которую сейчас называют «застойной».Чабанов отнял руки от коры дерева и посмотрел вверх. Широкие, с пожелтевшими краями листья почти не пропускали солнца. Земля под деревом была завалена слежавшимися листьями, потерявшими цвет и скользкими от времени и вызывала неодолимое чувство гадливости. Ему показалось, что под этими влажными напластованиями живут какие-то страшные существа и стоит людям потревожить их сон, как мир содрогнется от ужаса их деяний.– Они не только искровянили мою душу, но и руки, – голос Леонида Федоровича был полон брезгливого презрения. – Пытаясь уйти от их маразматического руководства и создать свое государство, я, незаметно для самого себя, стал не только преступником в глазах властей, но и убийцей в собственном сознании.Разведчик с интересом взглянул на собеседника.– Интересное признание. Признание сильного человека, но мне оно кажется несколько поверхностным. Дело в том, что сама жизнь в любом современном государстве, если ты не монах или подвижник, преступление. Система убийства и подавления личности стала такой изощренной, что человек становится преступником даже тогда, когда просто покупает еду для себя и детей; когда идет на работу, чтобы заработать деньги и прокормить семью; когда смотрит кино или наслаждается игрой актеров. Даже это, казалось бы, естественное состояние, преступно уже тем, что помогает существовать преступному государству. Вы же начали против него бой – ведь любой протест, а преступление против законов можно прочесть и как не желание им подчиняться, бунт. Это та же кровь и грязь. Но и последняя бывает разной. Я имел в виду ту, что налипает на руки, лицо и оседает в сознании человека, попавшего во власть. Я в этом дерьме вывозился по уши и сейчас думаю только о том, что оставлю своим детям и внукам – разоренную и униженную страну, полную закомплексованных своей неполноценностью людей или великую державу сильных и гордых в своем могуществе сограждан? Только поэтому я и вступаю в сражение против нынешнего режима. Сейчас, пока еще не все разрушено, может быть, можно удержаться на краю гибели. Потом, потом будет трудно. Мы – русские люди, начав что-то ломать, не можем остановиться, пока не сравняем с землей даже свои дома.Чабанову показалось несколько высокопарным все, сказанное его собеседником, но он не стал с ним спорить, подумав о том, что по сути сам все время говорит об этом же.Леонид Федорович, первый раз убив своей рукой человека, стал оправдывать даже то, о чем раньше не мог даже думать без содрогания – убийства, издевательства и насилие. Несмотря на то, что его люди давно занимались этим, он считал себя идейным борцом с советским строем, а Организацию только ступенью к прекрасному будущему всей России. И сейчас, услышав странную оду, оправдывающую любое злодейство простым желанием не подчиняться дурной власти, он даже не заметил этого. Чабанов был рад созвучию чужих мыслей своим, поэтому предпочел сменить тему разговора.– Сколько вы зарабатывали или получали там, за рубежом?Приходько рассмеялся.– Там я владел небольшой антикварной лавкой и в год получал сто – сто десять тысяч долларов дохода.Чабанов хмыкнул:– Неплохо для «лавки».– Ну и здесь, моя семья не бедствовала…– Я готов дать вам двести тысяч в год, – Леонид Федорович внимательно смотрел на бывшего разведчика, – плюс проценты от прибыли и призовые от удачных операций, которых порой набегает в несколько раз больше годового жалованья.В глазах Приходько полыхнули искорки и в первое мгновение Чабанов не понял – удовлетворение это было или обида.– Согласен.– Тогда сразу же и начнем. – Он достал бумажник, вынул из него несколько фотографий Никитина, снятых в Душанбе, – меня интересует этот человек. Кто он, что делает и почему совсем недавно посетил столицу Таджикистана.Станислав Николаевич медленно просмотрел снимки и положил их в свой карман:– Хорошо.Чабанов достал из кармана куртки пачку стодолларовых ассигнаций и протянул Приходько.– Это вам на расходы, связанные с заданием. И скажите мне где и в какой валюте вы хотите получать свой заработок?Станислав Николаевич положил деньги туда же, где уже лежали фотографии.– Доллары, часть здесь, а часть – на счет, номер которого я передам вам во время нашей следующей встречи.Они прекрасно поохотились. Приходько стрелял так, что Завалишину и Чабанову стало стыдно за свои промахи, но делал это без всякого азарта и удовольствия. Так же он пил коньяк и ел – спокойно и без видимого удовольствия. Тогда Леонид Федорович, уверенный в своих силах, решил напоить своего нового сотрудника После пятой бутылки коньяка, допитой втроем, генерал Завалишин медленно поднялся и, осторожно ступая, словно боясь расплескать драгоценную жидкость, дошел до кушетки и, не снимая сапог, прилег. Почти тот час раздался его храп.– Американский балет, практически, можно назвать русским, – все тем же ровными совершенно трезвым голосом Приходько продолжал начатый разговор, словно не заметил, что на одного собутыльника за столом стало меньше. – то, что сегодня в Штатах называется национальной школой хореографии, было создано знаменитым русским балетмейстером Фокиным. Он в девятнадцатом году пересек океан и открыл чуть ли ни первую в Америке балетную школу.– Ну, – отмахнулся Чабанов открывая новую бутылку, – после этого столько воды утекло. Ведь не скажете же вы, что французский балет наполовину русский, только от того, что в Париже много лет работала дягилевская труппа?– Здесь тоже есть о чем поспорить. Вклад русских мастеров во французскую школу так велик, что давно стал одним из столпов национального балета. Не забывайте и о том, что почти во всех французских театрах много лет работали русские танцоры. Они успели создать свои школы и вложить свои знания в десятки учеников.Они еще долго говорили о музыке, живописи и танце. Только, когда за окном начало светлеть, а к пустым бутылкам добавилось еще три, Чабанов понял, что нашел достойного противника.– Ну, – сказал он, поднимаясь из-за стола, – по последней и спать. Мы оба сегодня славно потрудились.– И славно отдохнули, – добавил Приходько.Они выпили. Леонид Федорович пошел спать, а Станислав Николаевич вышел на крыльцо и долго стоял, глядя в предрассветное небо. Он думал о превратностях судьбы, в одночасье превратившей его, перспективного разведчика, сначала в пенсионера, а потом и в члена бандитской группировки. Он был уверен, что время не оставило для него ничего другого. В стране, где сама власть давно превратилась в преступный клан, где с самого начала века царствовали сила и беззаконие, у любого человека было лишь два выбора – работать на банду, утверждающую, что она власть, или самому стать в ряды этой власти. Он, пройдя первый этап, сейчас поднимался до второго.Приходько улыбнулся первому лучу солнца и со спокойной душой пошел спать.Целую неделю он сам и его люди, которым он верил, но, тем не менее, щедро платил, искали Никитина и не могли найти. Исчерпав все видимые возможности, Приходько решил поехать к вышедшему много лет назад на пенсию бывшему начальнику отдела кадров КГБ. Он когда-то с поистине отеческой добротой отнесся к еще молодому выпускнику МГИМО Приходько, а тот, во время редких наездов в Москву, никогда не забывал передать ему небольшой подарок.Генерал Соловьев жил на даче и радовался жизни. Большую часть дня он проводил в любимом розарии, а ночи – за пишущей машинкой, сочиняя детективные романы. Может быть, поэтому, несмотря на свои семьдесять девять лет, генерал был здоров и подвижен. Приходько, помня о пунктуальности Соловьева, приехал к КПП дачного поселка ровно за десять минут до встречи.– К генералу Соловьеву, – приказным тоном проговорил он, протягивая часовому свое удостоверение.Солдат внимательно посмотрел документ, сличил фотографию с оригиналом, потом поднялся в караулку. Там он пролистал журнал посещений и найдя нужную страницу, снова сравнил фамилию того, кто должен был приехать, с удостоверением, записал его номер и дату выдачи. Только после этого он вернулся к машине и открыл ворота.До встречи оставалась ровно минута, когда Приходько подьехал к даче Соловьева. Он увидел в кроне деревьев, нависающего над воротами, телекамеру и только тронул ручку двери, собираясь выйти из машины, как створки начали разъезжаться, давая ему возможность проехать внутрь двора. С левой стороны широкой, бетонированной площадки были обозначены места для парковки машин. Он аккуратно поставил свою «Волгу» и выбрался наружу. На ступенях двуэтажного кирпичного дома его встретил солдат с петлицами КГБ.– Полковник Приходько? – Спросил он, вскинув руку к пилотке, – генерал ждет вас в розарии. Я провожу вас.В огромном застекленном от земли до крыши розарии было душно. Генерал был одет в легкий костюм из тонкого светло– коричневого вельвета, на шее был повязан голубой платок, оттенявший ослепительно белую рубашку. Его невысокая, сухая фигура была по-прежнему стремительна и легка, а рука, которой он пожал ладонь Приходько, все еще походила на стальной зажим.– Я слышал, что они отправили тебя на пенсию, – чуть приобняв гостя, генерал провел его к легкому столику, накрытому во дворе, вблизи дверей в розарий. – Это непростительная ошибка, как все, что делается в нашей стране в последнее время. Жаль, что Юрий Владимирович так мало пожил. Он бы смог вернуть нам былое величие и ленинские нормы поведения.– Н-да-а. – Приходько вздохнул и пожал плечами, – похоже бог и удача отвернулись от нас.– Ну, не надо так мрачно, – хозяин открыл бутылку виски и плеснул по немного в два широкогорлых хрустальных бокала. – Тебе со льдом?– Да, пожалуйста.– Ну, за нас, за Россию!– За ваше здоровье, товарищ генерал!Чуть пригубив, Соловьев отставил бокал.– Ты последнее время работал в Голландии?– Да.– В парке тюльпанов, в городке Койкенхофф, конечно бывал?– Прелестное место.– Я тут, как-то, говорил с высоким московским начальством, предлагая им создать нечно подобное у нас,только посадив парк роз. Они меня не поняли.– Увы, похоже, наши власти оскудели мозгами, а все оборотистые, умные люди только и мечтают, как бы сбежать за кардон.Генерал подлил виски в бокал гостя и поднял свой:– Это не страшно. Русь много раз наполняла своими мозгами Европу и Америку и не оскудевала на таланты. Каждый раз у нас рождались новые Ломоносовы и Королевы. Выпьем за русского мужика, все перенесшего и ко всему готового!За неспешным разговором Приходько не заметил, как прошли два часа. Он посмотрел на часы только тогда, когда к ним неслышно подошел солдат, приведший его сюда, и протянул Соловьеву небольшой подносик со стаканом воды и темной таблеткой.– Пью эту отраву, – генерал мгновенно глотнул лекарство, – только чтобы не волновать дочку. Какой-то лекарь ей сказал, что у меня что-то с кровью не в порядке – то ли железа, то ли меди не хватает, хотя я все эти годы был уверен, что стали во мне больше чем надо.Гость вслед за хозяином рассмеялся и, дождавшись, пока солдат отойдет, поднял глаза на Соловьева:– У меня к вам личная просьба, – Приходько положил перед генералом фотографии Никитина, – мне надо встретиться с этим человеком.Хозяин коротко взглянул на снимки и усмехнулся:– Значит тебя вывели из официальной игры, чтобы ты строил мост на Запад?В глазах старика было что-то такое, что заставило гостя сжаться до предела. Он не отводил взгляда от крохотных, но холодных, как два пистолетных ствола, глаз генерала.– Я не спрашиваю кто – круг людей, способных приказывать тебе, достаточно узок. Похоже, что ты не мог отказаться, хотя и вступил в игру пострашнее той, которую вел все эти годы. В Лэнгли и Пулахе всегда ценили наших людей, а здесь… – Он махнул рукой и снова налил виски. – Мне жаль тебя.– Иногда, – Приходько опустил глаза, вдруг испугавшись, что генерал поймет, что сейчас он работает не на Кремль, а на самого себя, – выбора не остается.– Н-да-а. Это Никитин Олег Андреевич. Когда десять лет назад его забирали от нас в экономическое управление ЦК он был майором, сейчас, наверное, как и ты полковник, если не генерал. Снимки сделаны в Душанбе: на Зеленом базаре и улице Лахути. Через Таджикистан и Туркмению мы проложили много дорог, может быть и он…Приходько поднял бокал:– Благодарю вас, товарищ генерал, вы очень помогли мне. Даст бог, все сложится нормально и мы еще с вами будем жить в великой России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34