А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Иной раз умение Макарова вовремя подбодрить людей и внушить им веру в собственные силы производило, даже в наиболее тяжелых положениях, эффект необыкновенный. Вот пример. Вскоре после описанного происшествия с «Гангутом» миноносец из отряда Макарова ночью в туманную погоду наскочил на камни. Случай был тяжелый. К тому же, по всем признакам, ожидалась свежая погода, и миноносец могло разбить о камни. Спасать корабль отправился с двумя броненосцами сам адмирал. В помощь он вытребовал из Ревеля портовый пароход «Могучий», имевший мощные водоотливные средства.
Свежело. Разрезая волну, к миноносцу под контр-адмиральским флагом быстро подходил катер. Уже издали заметил Макаров, что спасательные работы ведутся на корабле вяло. На палубе его встретил командир, молодой лейтенант. Растерянное лицо его выражало беспокойство, унылыми были и лица матросов, казалось, потерявших веру в свои силы. Видя, что положение и в самом деле серьезно, Макаров слегка нахмурился, но уже в следующее мгновение лицо его приняло, как всегда, энергичное, бодрое выражение. Чувствовалось, что Степан Осипович что-то придумал.
Выслушав рапорт командира, ожидавшего получить адмиральский выговор, Макаров, пожимая ему руку, произнес с улыбкой:
— А вы, батенька, совершенно напрасно раньше времени, как вижу, нос повесили. Дело, мне кажется, очень даже поправимое. С кем и чего только не бывает на море! Виноваты вы разве, что туман сбил вас с толку, а места эти еще плохо исследованы… Ну-с, а теперь живо, все как один, за работу. Мои молодцы вам также помогут… Готовьте заводить тросы… Давайте сюда боцмана!
И пошла работа! Заулыбались люди, куда девались сомнения и неуверенность. Все трудились с необычайной энергией, позабыты были и усталость, и сон, и отдых. Особенно отличался командир, вихрем летал он по кораблю, казалось, что для него не существовало теперь никаких препятствий. Был доволен и Макаров. К вечеру при громовом «ура» миноносец общими усилиями был снят с камней. В ночь разразился шторм, а на утро командир миноносца был вызван к адмиралу. Когда он уходил от него, то по его смущенному виду и багровому лицу можно было заключить, что он получил изрядную головомойку. Но этим все и ограничилось.
В те времена тарану, как боевому средству нападения, придавали немалое значение; в своей «Тактике» Макаров даже посвятил тарану особую главу. Будучи флагманом Практической эскадры, он, естественно, хотел попрактиковать моряков и в искусстве нанесения противнику таранных ударов. «А то, когда нужно будет, то, пожалуй, и не смогут этого сделать», — говорил Макаров90. Но как обеспечить подобное учение, не идти же броненосцу на броненосец? Впрочем, выход вскоре был найден. Купили большую финскую лайбу, поставили на ней паруса, поправили руль и пустили по ветру. Началось учение, причем каждый корабль эскадры по очереди таранил лайбу в заранее определенное место. Вскоре от лайбы остались одни лишь щепки.
Производя смотр эскадрам, Макаров часто прибегал к затоплению отдельных отсеков корабля, чтобы убедиться в водонепроницаемости переборок и их прочности, и попутно узнать, сколько времени займет вся эта процедура. На опробование собиралось обычно множество офицеров, и адмирал лично давал обстоятельные объяснения, обращая внимание присутствующих на все подробности производимого испытания. Однажды Макаров решил испытать прочность переборок на «Петре Великом», для чего приказал заполнить водой один из отсеков. Были пущены в ход пожарные помпы, но наполнение шло очень медленно.
— Скоро ли они там справятся? — в нетерпении заметил адмирал. — Вероятно помпы не в порядке.
— Никак нет. Помпы в порядке, ваше превосходительство. Но надо открыть кингстон, — уверенно заявил трюмный механик, молодой человек, совершавший первое плавание на военном корабле.
— Вы же знаете, что этого сделать нельзя.
— Нет, можно! — возражал механик.
— Ах, если так, то немедленно же отправляйтесь в трюм и сами откройте кингстон.
Козырнув, механик быстро отправился выполнять приказание.
— Вы сейчас увидите, господа, в каком виде он вернется, — обратился Макаров к офицерам и засмеялся. — Только крысы чувствуют себя свободно в междудонном пространстве, а человеку беда там. На себе испытал: две грыжи заработал!
И в самом деле, через некоторое время механик вернулся сильно сконфуженный. Весь испачканный какой-то липкой грязью, с оторванными на тужурке пуговицами, с исцарапанным лицом, он имел самый жалкий вид.
— Ничего себе! — заметил Макаров. — Совсем как из преисподней. Ну, что же, открыли кингстон?
— Никак нет, ваше превосходительство.
— А еще спорите, — грозно сверкнув глазами, произнес Макаров и, повысив голос, добавил: — и дела своего не знаете! Приказываю вам завтра же обойти или, вернее, облазить все междудонные пространства и подробно доложить мне.
Ничем, кажется, нельзя было так досадить Макарову, как самоуверенным невежеством, явлением весьма нередким среди офицеров в то время. Не терпел он также нарушителей судовой дисциплины. Кто бы ни были последние, Макаров, невзирая на их чины и годы, поступал с ними подчас весьма круто, без всяких церемоний. Вот характерный случай. Летом 1886 года Макаров, стоя на мостике корвета «Витязь», вел его морским каналом из Петербурга в Кронштадт. Вдруг корабль совершенно неожиданно, на полном ходу, резко метнулся в сторону и стал наваливаться на гранитную стенку. Макаров не растерялся, подбежал к штурвалу, и когда всего лишь 5-6 футов отделяли корвет от стенки, искусным маневром отвел корабль в сторону, на середину фарватера. Дав малый ход, Макаров послал матроса в машинное отделение узнать, в чем дело. Посланный сообщил, что старший механик распорядился остановить правую машину. Макаров вызвал механика.
— Как вы осмелились остановить машину без команды с вахты? — строго спросил Макаров механика.
— Бугель эксцентрика стал нагреваться.
— Бугель эксцентрика, говорите вы? — гневно переспросил Макаров.
— Ломайте машину, разрушайте ее, но без команды с вахты не смейте ее останавливать! Вы этим можете погубить корабль. Я вас списываю, так как не могу иметь к вам отныне доверия. — И затем, обращаясь к старшему офицеру, добавил:
— Арестуйте старшего механика с приставлением часового, а по приходе в Кронштадт доставьте его на берег.
Малейший повод, например, падение фуражки в море, служил Макарову предлогом для выполнения нужного упражнения, в данном случае для подачи тревожного сигнала: «Человек за бортом». И корабль ложился в дрейф, со всей поспешностью спускались шлюпки, и моряки отправлялись разыскивать и «спасать» фуражку или какой-нибудь другой случайно упавший в воду предмет, отыскивать который среди волн было подчас задачей далеко не легкой. В итоге выходило интересное и полезное упражнение.
И подобных, часто курьезных примеров было множество. Разумеется, Макаров, как это бывает с каждым, иногда ошибался, допускал мелкие оплошности. Но случалось это очень редко.
Как-то в бурную погоду, когда «Петра Великого» заливало водой и вспененные волны перекатывались через палубу, Макаров, надев дождевик, поднялся в верхнюю рубку и сам повел корабль. Во время шторма он чувствовал в себе особый прилив энергии. У руля стоял матрос Зарин, опытнейший на корабле моряк. Он служил на флоте двадцать пять лет и еще в 1872 году на клипере «Изумруд» ходил на новую Гвинею за Миклухо-Маклаем. Последние двадцать лет он плавал на «Петре Великом». Старый, весь сморщенный как печеное яблоко, почерневший от штормов и ветров, с большой серьгой в ухе, Зарин, несмотря на ворчливость и несдержанный язык, был уважаем и любим на корабле.
— Лево на борт, — командовал Макаров.
— Есть лево на борт, — отвечал Зарин.
— Так держать.
— Есть так держать.
— Вправо не катись.
— Есть вправо не катись.
Однако последнее распоряжение было отдано не совсем правильно, и в совершенстве знавший все особенности своего корабля Зарин не выполнил этого приказания и сделал по-своему. Макаров тотчас заметил это, но, догадавшись в чем дело, ничего не сказал, а лишь переглянулся с командиром и шепнул ему улыбаясь:
— А ведь перехитрил меня. Не проведешь старого! И дисциплину соблюл и корабль оставил на румбе. Вот это настоящая морская гибкость!
А когда вахта окончилась, Макаров обратился к рулевому:
— Озяб, поди, Зарин! Сходи вниз и скажи баталеру, что я приказал выдать тебе чарку водки. Выпьешь за мое здоровье.
— Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, — отвечал Зарин, и улыбка скользнула по его лицу.
А вот другой случай.
Однажды Макаров руководил учением эскадры. Все шло отлично, и Макаров был удовлетворен вполне. Но вот адмирал, решив повести эскадру в кильватерной колонне, приказал дать сигнал. Незначительная, вполне очевидная ошибка, происшедшая в сигнале, была замечена всеми командирами, но они пренебрегли ею и построили корабли в кильватерную колонну. Лишь один командир, несмотря на построение всей эскадры, педантично выполнил ошибочное распоряжение, что испортило всю картину. Формально командир был прав, но никто бы не сказал, что он поступил умно. Увидев беспорядок, Макаров разозлился, но вынужден был повторить сигнал правильно.
— У моряка, — часто говорил Макаров, — должен быть очень зоркий морской глаз, не только зоркий, но и опытный в определении расстояний на море. Он должен уметь на глаз правильно оценивать положение своего корабля и эскадры относительно чужих судов и берегов. Это очень, очень важно, и надо приучать себя разбираться в морских расстояниях.
О том, насколько зоркий глаз был у самого Макарова, видно из следующего интересного случая, происшедшего все на том же «Петре Великом» в кампании 1896 года. Как-то во время маневрирования на Тронгзундском рейде «Петр Великий», точно придерживаясь карты и проходя на надлежащем расстоянии от вех, задел днищем за подводный камень. Все обошлось благополучно, корабль лишь слегка царапнул по камню и, не задержавшись, проскочил далее. Такой случай не мог, конечно, пройти мимо внимания Макарова. Ведь случись это с кораблем, который имел бы более глубокую осадку, последствия были бы самые печальные. Следовало определить, правильно ли проложен курс корабля относительно вехи. В момент, когда корабль коснулся камня, Макаров находился на мостике, рядом стояли командир, старший офицер и старший штурман. Он тотчас спросил их, каково расстояние от камня до вехи. По общему мнению, расстояние не должно было превышать 25-30 саженей. Это означало, что курс был взят неправильно.
— Расстояние в три раза больше, во всяком случае не менее 75 саженей, — уверенно произнес Макаров. — Курс был проложен правильно. Не могу допустить такой ошибки!
Адмиралу никто не возражал, но каждый в глубине души сильно сомневался в правильности его утверждения. Чтобы предупредить возможность аварии в будущем, Макаров приказал во что бы то ни стало разыскать камень. Поиски велись на расстоянии 75 саженей от вехи, как определил Макаров. Два дня бились водолазы и, наконец, нашли камень на расстоянии 80 саженей от вехи. Макаров ошибся всего на 5 саженей. У опасного места он приказал тотчас же установить веху.
Макарову принадлежит множество различных афоризмов, метких замечаний и сжато сформулированных наставлений, имевших большое воспитательное значение для его подчиненных и окружающих. Так, перефразировав несколько Гете, он говорил: «Проводи каждый день так, как если бы это была вся твоя жизнь». Это означало у Макарова: будь всегда деятелен и веди полную смысла жизнь, не забывай ни на мгновение, что ты живешь, не превращай свою жизнь, по примеру многих, в тягучую дорогу к смерти, борись с леностью телесной, умственной и с душевным разгильдяйством, не разбрасывай на ветер своих способностей и пуще всего цени время.
К этим советам из области житейской мудрости Макаров присоединял поучения специально для моряков. Живи заветами своих великих предков, говорил он, изучай деяния обессмертивших свое имя мореплавателей и полководцев. Учись непрерывно в течение всей своей жизни, учись сам и учи других. Учись сам помочь себе во всех делах и случаях. Все, что ты будешь требовать от своих подчиненных, ты должен уметь безукоризненно выполнять сам, иначе нельзя будет правильно руководить и командовать ими. Ты должен хорошо знать каждого своего подчиненного, памятуя, что люди не бараны, и у каждого есть свои особенности и склонности к тому или иному делу, в соответствии с чем ты должен с них спрашивать и распределять обязанности по специальности. «…Люди так различны по складу своего ума и характера, — писал Макаров, — что один и тот же совет не годится для двух различных лиц. Одного следует удерживать, другого надо поощрять и лишь обоим следует не мешать"91. Строгость, говорил Макаров, существует лишь для тех, кто не выполняет своего долга.
Макаров предостерегал от поверхностного отношения к делу и учению, он говорил: не надо гоняться за многознайством, лучше изучить одно дело, но изучить основательно и во всех деталях и отношениях к другому делу, тогда попутно приобретешь познания и о многом другом. Полузнание, по большей части, хуже невежества. Недоучки и полузнайки — самые вредные люди. Тот, кто не желает учиться, не только будет идти назад, но и будет бит.
Воспитывай своих учеников и подчиненных в духе патриотизма, самопожертвования и дисциплины. Не расхолаживай людей своим педантизмом и сухим, бездушным отношением, особенно молодежь, увлекающуюся и чуткую ко всему новому и прогрессивному.
«Дело духовной жизни корабля есть дело самой первостепенной важности, и каждый из служащих, начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия"92.
Таковы взгляды Макарова на воспитание моряков. В различных работах о Макарове часто приводится много и других его замечательно точных и метких высказываний по самым разнообразным вопросам обучения и воспитания военных моряков. Его авторитет в этой области бесспорен. Однако необходимо все же помнить о социальном и официальном положении Макарова, о буржуазной ограниченности многих его взглядов, не позволявших ему с должной глубиной осознать и разобраться, например, в психологии рядового матроса, любившего родину, но не любившего царя и его приближенных.
Макаров на первый план выдвигал задачу воспитания таких моряков, которые являлись бы послушным оружием в руках господствующего класса, к которому он и сам принадлежал. Образованию же он придавал лишь второстепенное значение, что вполне соответствовало официальным взглядам того времени, согласно которым темнота и невежество, отрыв от политики являлись гарантией сохранения существующего порядка.
Необходимо добавить также, что Макаров, в силу вышеуказанных причин, разделял иногда и просто неправильные, реакционные взгляды. Например, он был сторонником так называемых вечных и неизменных моральных устоев, понимая под этими устоями верное служение господствующему классу.
Есть у Макарова немало высказываний, которые говорят о том, что он стоял на позициях идеализма. Так, в одной из глав своей «Тактики», говоря о том, что каждый моряк должен освоиться с мыслью: «погибнуть с честью», Макаров высказывает такие соображения: «Каждый военный человек действительно должен воспитать в себе сознание того, что ему придется пожертвовать свою жизнь. Когда он подумает об этом серьезно в первый раз, то, вероятно, побледнеет и почувствует, как кровь в нем начинает стыть. На второй раз эта мысль не произведет уже на него столь тяжелого впечатления, а впоследствии он так с ней свыкнется, что она ему будет казаться родной и даже заманчивой"93.
С последним утверждением Макарова никак нельзя согласиться. Заманчивой смерть может казаться лишь человеку безнадежно больному. Молодому, здоровому человеку смерть не может показаться заманчивой. И если он, защищая родину, отдает свою жизнь, то делает это вовсе не потому, что заранее приучил себя к мысли обязательно умереть на войне и уже внутренне обрек себя на гибель, а потому, что так повелевает ему долг.
Большой интерес представляют взгляды и замечания Макарова по вопросу воспитания воли, почти полностью совпадающие с современной советской педагогической наукой, уделяющей много внимания развитию высоких волевых качеств. Особенно ценен в вопросе волевого самовоспитания личный жизненный опыт самого Макарова, с юных лет тренировавшего себя в совершении волевых действий и поступков. В своей «Тактике» Макаров приводит много исторических примеров и анализирует различные случаи, когда моряку приходится принимать то или иное решение. От общих соображений он переходит к специальным темам, к приложению теории к практике, к специальной «военной» психологии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42