Он отвергает утверждение английской прессы, что брюссельский конгресс является коммунистическим. «Для Англии, — говорит он, — все, кто выступает против эксплуатации других народов, — большевики».
Неру избирают в рабочий президиум конгресса. Председательствующий на конгрессе Стефан Дейвис, руководитель профсоюза шахтеров Южного Уэльса, предоставляет ему слово.
Говорит Неру спокойно, уверенно, почти не прибегая к жестам, никакой аффектации, что делает его речь еще более убедительной.
— Мы должны рассматривать индийских князей и крупных землевладельцев как пособников английского правительства в проводимой им политике в Индии. Они не хотят свободы для Индии из-за того, что это означало бы свободу крестьян от эксплуатации... Мы часто наблюдаем отвратительный союз английских капиталистов с капиталистами индийскими.
Воззрения Неру выходят теперь за рамки национальных задач: он связывает борьбу за независимость в Индии с антиимпериалистическим движением всех прогрессивных сил мира.
— Я хочу, чтобы вы осознали, — обращается Неру к делегатам конгресса, — что задача освобождения Индии — не только национальная проблема. Она непосредственно затрагивает большое число других стран и косвенно отражается на обстановке во всем мире. Мы не можем дальше терпеть сложившееся положение не только из-за того, что свобода — это хорошо, а рабство — плохо; для нас и для нашей страны это вопрос жизни и смерти. В равной мере такое же положение нетерпимо и для вас.
По предложению Неру участники конгресса принимают резолюцию, в которой говорится, что «конгресс горячо поддерживает индийское национальное движение в его борьбе за полную независимость Индии и считает, что освобождение страны от иноземного владычества и всех форм эксплуатации есть важный шаг к окончательному освобождению народов Земли». В резолюции, которая была написана самим Неру, выражалась надежда, что «индийское национальное движение положит в основу своей программы идею полного освобождения крестьян и рабочих Индии, без чего не может быть подлинной свободы, и что оно будет сотрудничать с освободительными движениями в других частях света».
Самой многочисленной в Брюсселе была китайская делегация. В нее входили как представители гоминьдана, так и коммунисты, выступавшие в то время единым фронтом.
Неру вступает в тесный контакт с китайскими делегатами и предлагает им принять совместную индийско-китайскую декларацию, проект которой был им заранее заготовлен. Декларация ставила задачи углубления интернациональной солидарности и расширения сотрудничества между представителями национально-освободительного движения двух соседних стран. Неру по своей инициативе ведет переговоры с английскими коммунистами, в частности, с Гарри Поллитом и другими, а также с левыми лейбористами о том, что они поддержат эту декларацию, выступят в британском парламенте против посылки английских войск в Китай. Неру предусматривает также проведение в Индии кампании солидарности с китайским народом и пишет в индийскую газету «Волонтер» статью «Положение в Китае и долг Индии», в которой выступает в поддержку китайской революции как истинный интернационалист.
Несмотря на попытки отдельных китайских делегатов всячески подчеркнуть исключительность «китайского вопроса» и их требования о признании «традиционной культурной миссии» Китая в Азии, что отдавало великоханьским шовинистическим душком, декларация была принята и в течение более чем тридцати лет служила укреплению дружбы и сотрудничества между двумя народами Азии.
На конгрессе Джавахарлал встретился с молодым вьетнамцем по имени Нгуен Ай Куок. На его худом лице с резко очерченными скулами светились бесстрашные и чистые глаза, знавшие правду жизни. Он скромно держался в стороне от шумных дискуссий, и только по тому, как с ним подчеркнуто уважительно здоровались видные деятели Антиимпериалистической лиги, можно было догадываться, что это был один из тех руководителей национально-освободительного движения в Азии, которые вынуждены были скрываться от многочисленных агентов империалистических спецслужб. Позднее Неру узнает, что это был Хо Ши Мин. Через двадцать семь лет, в 1954 году, они вновь встретятся — в Ханое, уже в качестве руководителей двух государств.
Конгресс закончил свою работу 15 февраля 1927 года. Созданы руководящие органы Антиимпериалистической лиги. Неру, как представитель Индии, избран одним из пяти почетных президентов лиги и членом ее исполнительного комитета.
Джавахарлал заметно утомлен. «После восьми или девяти дней работы конгресса без ночного отдыха и без приличной пищи я смертельно устал», — признается он в письме Лиенгару. Но времени на отдых не остается: он готовит подробный отчет о брюссельском конгрессе и уже через несколько дней отправляет его в Индию.
Неру не только подробно описывает работу конгресса, анализирует принятые на нем документы, но и высказывает глубокие мысли о складывающейся в мире расстановке сил. «Нам нельзя больше оставаться в неведении того факта, — отмечает он, — что американский империализм в ближайшем будущем создаст огромную проблему, еще большую, чем та, которую ныне представляет собой английский империализм. Не исключен также и такой вариант — на это есть много указаний, — что две державы с тем, чтобы господствовать над миром, создадут мощный англосаксонский блок».
Критикуя «узкий национализм», он защищает идею развития сотрудничества между народами, высказывает мысль о необходимости создания международной организации солидарности народов афро-азиатских стран, выступает против империалистических войн. «Я надеюсь, — говорит Неру, — что после обретения свободы мы используем нашу энергию для установления мира на земле». Уже тогда он приходит к выводу, что Советский Союз — «друг всех угнетенных народов и что у Индии есть все основания к тому, чтобы развивать с ним дружественные отношения».
Социализм, который до этого существовал в сознании Неру лишь как отвлеченная идея, теперь становится конкретной целью, соединенной с борьбой за независимость. Он знал, что руководители Индийского национального конгресса, в том числе Ганди и отец, не разделяют его взглядов, и все-таки пишет в отчете: «Я принимаю в своей основе социалистическую теорию о государстве». Коммунисты привлекали Джавахарлала прежде всего своими впечатляющими успехами в России.
Говоря о социалистической теории государства, Неру не принимал расплывчатых догм социалистов из II Интернационала и открыто отдавал предпочтение III Интернационалу.
По окончании брюссельского конгресса Неру несколько дней проводит в Лондоне и Париже. Здесь его радушно принимают лидеры профсоюзов, руководители левых партий. Он участвует в заседании исполкома Антиимпериалистической лиги, состоявшемся в Кёльне, затем едет в Дюссельдорф на митинг протеста против казни Сакко и Ванцетти. Во время одной из поездок он обнаруживает за собой слежку. Друзья предупреждают его об угрозе ареста. Что ж, он готов и к этому: ведь перед отъездом из Индии английские власти пытались заполучить от него обещание, что в Европе он не будет заниматься политической деятельностью.
В сентябре из Индии приехал Мотилал. Его приезд не был неожиданностью для Джавахарлала: он неоднократно приглашал отца присоединиться к ним и хотя бы несколько недель отдохнуть в Европе.
Джавахарлал знал, что в жизни отца наступили нелегкие времена. Авторитет и влияние возглавляемой Мотилалом Неру свараджистской партии катастрофически падали. Тщетными оказались усилия перестроить в «национальных интересах» работу Законодательного собрания. Обещанный свараджистами «взрыв изнутри» не удался. Слово «доминион», казалось, вытеснило неопределенный «сварадж» из политического лексикона лидеров партии. Укрепилось правое крыло — так называемые «респонсивисты». Они настойчиво требовали полного сотрудничества с колониальными властями. Все это привело к тому, что на последних выборах в законодательные органы свараджисты лишились многих мест.
Мотилал остро переживал происходившее. Тяготился он и отсутствием сына. Письма Джавахарлала из Брюсселя нет-нет да и вызывали у Мотилала опасение: не сблизился ли сын с «коминтерновцами»? Тем более что такое же предположение высказывали и некоторые ознакомившиеся с отчетом Джавахарлала конгрессисты.
Джавахарлал встретил отца в Венеции. Беседы с сыном, его объяснения несколько успокоили Мотилала.
В октябре 1927 года произошло знаменательное для обоих Неру событие: советский полпред в Германии передал им приглашение Всесоюзного общества культурных связей с зарубежными странами (ВОКС) посетить СССР в дни празднования 10-летия Великой Октябрьской социалистической революции. Мотилал колебался недолго и, уступив настояниям Джавахарлала, дал согласие на поездку.
О скором приезде Неру в СССР сообщала газета «Правда» 5 ноября 1927 года: «Несмотря на чинимые английскими властями препятствия, на торжествах в Москве будут и индийские делегаты. Здесь уже находятся три индийских делегата, представители индийской секции Лиги борьбы с империализмом. Сегодня-завтра должен приехать один из виднейших вождей индийского национального движения — Пандит Мотилал Неру... Он приедет в Москву в сопровождении своего сына Явахирлала Неру, вождя левого крыла Национального конгресса. Как известно, Явахирлал Неру был официальным представителем Индийского национального конгресса на первой конференции Антиимпериалистической лиги, состоявшейся в феврале 1927 года в Брюсселе».
На предстоящую поездку Неру в Москву откликнулась и индийская печать. В статье «Товарищеская рука», опубликованной в калькуттском «Форварде», говорилось: «Приглашение, присланное индусам, имеет особое значение. Вековая идея о „низших расах“, резко отделявшая Европу от Азии и Африки и белых от желтых и коричневых, рухнула. Россия протянула свою братскую руку презираемым и угнетенным».
Отец и сын Неру с Камалой и Кришной выехали поездом из Берлина вечером 6 ноября и через сутки пересекли советскую границу в районе станции Негорелое. Офицер-таможенник, хорошо владевший английским, вежливо осведомился у них о цели поездки в СССР. Услышав ответ, он приветливо улыбнулся и сказал, что Неру, как гости Советского государства, освобождаются от таможенного досмотра.
Здание станции было празднично украшено красными флагами, на алом кумаче огромных транспарантов белели надписи на разных языках: «Советский народ приветствует своих гостей!» Неру вышли из вагона и сразу попали в кольцо радушных жителей Негорелого.
— Тебе не кажется, что вот так же нас приветствовали соотечественники в дни кампании несотрудничества? — шепнул сыну растроганный теплой встречей Мотилал.
— По-моему, русских гораздо больше интересуют диковинные для них сари Камалы и Кришны, — отшутился Джавахарлал.
В Москву Неру приехали к вечеру 8 ноября. На вокзале их встретили представители ВОКСа и знакомый Джавахарлалу по Брюсселю индийский коммунист Ш.Саклатвала, который прибыл сюда несколькими днями раньше в составе многочисленной англо-ирландской делегации. От него Неру узнал, что через два дня откроется Всемирный конгресс друзей СССР. В его работе примут участие около 1000 гостей из 43 стран. Саклатвала сообщил, что намеревается выступить на конгрессе, но еще не решил окончательно, в качестве представителя какой делегации — англо-ирландской или индийской — будет выступать. Он слышал, что на одном из первых заседаний от индийской делегации должен выступить Чатто. На вопрос Мотилала о составе участников конгресса Саклатвала ответил, что организаторы не намеревались делать из этого тайны. «Прокоммунистическим» назвать конгресс будет сложно, — улыбнулся он. — Нас, коммунистов, не больше 10 — 15 процентов от общего числа участников. Основная же масса — представители самых различных партий и группировок, придерживающиеся далеко не всегда левых взглядов».
Саклатвала красочно описал ноябрьский военный парад и демонстрацию сотен тысяч людей на Красной площади. Слушая его, Неру искренне пожалели, что не приехали двумя днями раньше, и не смогли увидеть это, как следовало из рассказа Саклатвалы, великолепное зрелище.
Неру остановились в 207-м номере московского «Гранд-отеля». Окна гостиницы выходили на площадь Свердлова, и Джавахарлал любовался строгими, внушительными домами, опоясывавшими площадь и сходившимися к центру ее архитектурного ансамбля — величественному зданию Большого театра.
Москва ноябрьских дней 1927 года многим напоминала Джавахарлалу большие европейские города, но он сразу заметил и ее отличие от них. На вымощенных булыжником улицах те же трамваи, автобусы, однако значительно меньше автомобилей, нередко встречаются запряженные лошадьми телеги, коляски с живописными бородачами извозчиками. Неру отметил отсутствие некоторых товаров в магазинах, обратил внимание на скромную одежду москвичей. Но не эти детали быта советской столицы, объяснение которым он легко находил, отложились в его памяти. Джавахарлала поразили в советских людях энергия, решимость, способность выносить тяжкие лишения ради достижения цели, царивший повсюду дух равенства, братства, доброжелательности. Узнав значение столь часто звучавшего здесь слова «товарищ», он неизменно испытывал волнение, когда видел, с какой гордостью, с каким достоинством обращаются с этим словом друг к другу советские люди. «Каждый, является ли он носильщиком на вокзале или официантом в ресторане, — „товарищ“; так здесь говорят всем... Крестьянин из деревни или рабочий с завода, посещая президента, приветствует его как представителя своего класса, только чуть более умного и талантливого, и говорит ему: „Товарищ!“
В первые же часы пребывания в Москве Неру побывали на Красной площади. Джавахарлал не удержался и зашел в церковь, расположенную рядом с Кремлем. Он увидел толпу верующих, преимущественно пожилых женщин. «Никто не останавливал их, но все входившие в церковь не могли не видеть плаката, висевшего рядом с храмом, на котором было выведено знаменитое изречение Маркса: „Религия — опиум для народа!“ — не без улыбки отметил Джавахарлал.
У деревянного, лишенного украшений Мавзолея молчаливо стояла многотысячная очередь. «Со всех концов России... приезжали представители простого люда, крестьяне и рабочие, мужчины, женщины и дети, чтобы отдать последний долг своему дорогому товарищу, который поднял их со дна и указал путь к счастливой жизни».
Безграничную, но осознанную, далекую от бездумного, слепого поклонения любовь к Ленину Джавахарлал чувствовал в каждом советском человеке. Он видел, как светлели лица при упоминании имени вождя, с каким бережным интересом, с какой уважительной благодарностью рассматривали люди ленинские портреты, украшавшие Москву в дни праздника.
«Так можно относиться только к самому близкому, самому родному человеку, — думал Джавахарлал. — Для русских Ленин был и остается другом, братом, отцом».
Интерес к личности Ленина возник у него самого давно. Впервые услышав о вожде русской революции в конце 1917 года, он стал тщательно выбирать из газет, журналов и книг все сведения о Ленине, о его теоретической и практической деятельности. Он прочитал краткий биографический очерк о Ленине Э.Людвига, «Большевистскую Россию» А.Калгрена, «Теорию и практику большевизма» Бертрана Рассела, «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида, некоторые другие. Книги были, конечно, далеко не равноценны. Редко какая из них содержала правдивую информацию о Советской России. Большинство авторов не скрывало своих антипатий. В лучшем случае они писали о России с настороженной неприязнью, а такие, как Калгрен, — с откровенной ненавистью. На Джавахарлала никогда не действовало пугало «большевистской угрозы». Определив свое отношение к Советской стране, «заглянувшей в будущее», составив мнение о ее вожде как «о великом уме и гении революции», он, приехав в Россию, не пережил разочарований.
Пребывание Неру в Москве было слишком коротким — всего три дня. Сетуя в письмах к старшей сестре на кратковременность поездки в СССР, Джавахарлал вместе с тем признавался, что и месяца было бы мало даже для поверхностного знакомства с жизнью этой гигантской страны. Но здесь, в Москве, он стремился использовать каждый час, любую возможность, чтобы объяснить себе, как большевики решают некоторые из тех проблем, с которыми, по его убеждению, предстоит столкнуться строителям будущей новой Индии.
Его интересует, какую политику проводит государство диктатуры пролетариата в отношении самого многочисленного класса — крестьянства, как Советское правительство решает сложнейший, отягощенный колониальным наследием царизма национальный вопрос, как большевики борются с не менее тяжким последствием старого режима — с некогда почти всеобщей неграмотностью, как они осуществляют культурную революцию, чего добилось государство в деле уравнения женщин в правах с мужчинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53