Руководителю нового отдела нужен был заместитель с хорошим знанием русского, и выбор пал на меня. Это интересная работа, сказал он, и, если я справлюсь, она может положительно повлиять на мою карьеру. Отдел — новое важное предприятие, к которому очень внимательно относится руководство.
Мой кабинет располагался в длинном узком помещении, раньше, должно быть, служившем одной из спален, поскольку там был большой встроенный гардероб. С одной стороны к нему примыкала ванная, в которой теперь устроили склад канцелярских принадлежностей, с другой стороны была, очевидно, большая туалетная комната, которую теперь занимали секретари начальника отдела полковника Джимсона и мои.
Кабинет полковника Джимсона был в следующей комнате — большой, солнечной, с застекленными дверями на балкон, выходящий на Мэлл, и лепным потолком. Джимсона подчиненные звали просто Томом, в разведке он был недавно. Кадровый офицер, он, перед тем как оставить армию, служил в Ирландской гвардии. Высокий и прямой, всегда очень тщательно одетый в строгие костюмы темных тонов в полоску, он был красивым мужчиной, исполненным то ли застенчивого, то ли печального обаяния. Джимсон страдал от постоянных болей в колене, что в сочетании с военной выправкой придавало его движениям некоторую скованность. Он перешел в разведку, как и многие другие старшие офицеры, в тот момент, когда возраст или здоровье начинают мешать дальнейшему продвижению по военной службе. Они находили работу, соответствовавшую их положению, где могли применить свой опыт и получать прибавку к пенсии до тех пор, пока не наступало время окончательно уйти в отставку. Они больше не были озабочены карьерой и не рвались к постам.
Со времен Раав, иерихонской блудницы (и, несомненно, задолго до нее), самую ценную информацию и помощь разведка получала от так называемых «внутренних» агентов, то есть людей во вражеском лагере, которые по разным (одним им известным) причинам хотели работать на противника. Такие люди всегда составляли то, что можно назвать «обычными силами» разведки. Явное превосходство в этой области долгое время было за советской стороной. Причина тому, по-моему, двоякая. Во-первых, Советский Союз как признанный оплот коммунизма способен находить поддержку у многих людей, которых привлекают его цели и задачи. Хотя ничто не заставило бы их предать свою страну в пользу национальных интересов другого государства, но по идейным соображениям они были готовы работать на Советский Союз. У Запада такого преимущества не было.
Во-вторых, Советский Союз с самого его основания был осажденной крепостью. Поэтому, чтобы оградить себя, он должен был развить такую систему безопасности, какой не знают на Западе и, сказать по правде, там бы не потерпели. Эта система в целом успешно препятствовала тому, чтобы западные разведслужбы могли войти в контакт с теми людьми в СССР, которые захотели бы на них работать.
Столкнувшись с этой проблемой в первые годы «холодной войны», изобретательные головы в западных разведках начали обдумывать пути и средства ее преодоления. Если ценная информация уже не могла, кроме исключительных случаев, быть получена традиционными методами, то надо было работать нетрадиционно. В британской секретной службе одна из таких изобретательных голов принадлежала Питеру Ланну. Сын сэра Арнольда Ланна, основателя и главы известного туристического агентства, который много сделал для популяризации лыжного спорта в Британии, Питер, как и многие другие, переведенные на нестроевую службу, пришел в СИС во время войны.
Это был хрупкий человек небольшого роста, с преждевременно поседевшими и быстро редеющими волосами. Он говорил тихо и заметно шепелявил. У тех, кто его мало знал, могло создаться впечатление, что он человек робкий и пассивный. Но это было далеко не так. Напротив, по натуре он был победителем, что доказывал в любом деле, за которое брался. Он был истовым католиком и, естественно, воинствующим антикоммунистом. Эти черты в сочетании с сильной волей и недюжинной природной одаренностью позволили ему стать чрезвычайно деятельным, неутомимым и преуспевающим офицером разведки. Он был к тому же страстным любителем лыжного спорта и отцом семейства, число qf енов которого выражалось, если я не ошибаюсь, двузначным числом.
Благодаря своим качествам он быстро продвигался по службе. В 1950 году его назначили резидентом британской разведки в Вене. Здесь он столкнулся с трудностями при попытках проникновения в Советский Союз, страны социалистического блока и, в частности, в штаб советских вооруженных сил, расположенный совсем рядом.
Однажды, вскоре после своего назначения, он просматривал кипу донесений от осведомителя в австрийской телефонной службе. При этом он отметил, что несколько телефонных кабелей, реквизированных Советской Армией и связывающих штаб советских войск в Вене с некоторыми соединениями, аэродромами и другими важными объектами, проходили через английскую и французскую зоны оккупации. Внезапно его осенила идея, что, подключившись к этим линиям и записывая разговоры, можно извлечь ценную информацию о советских войсках.
Конечно, в подслушивании телефонов полицией или службой безопасности не было ничего нового, но такие операции по большей части проводились в отношении отдельных подозреваемых и в основном в целях безопасности. Прослушивание же целых линий, используемых иностранными вооруженными силами, было совершенно новым и многообещающим направлением шпионажа.
Дальнейшее изучение кабельной сети и местности, по которой она была проложена, показало, что наиболее удобным пунктом, где можно было устроить пост прослушивания, являлось здание британской военной полиции, как раз напротив которого, метрах в шести, залегал телефонный кабель, связывающий советский военный штаб в Вене с аэродромом в Швехате. Был разработан детальный план, который сразу стал воплощаться в жизнь. Согласно плану был прорыт небольшой туннель из подвала полиции, установлено ответвление от кабеля и оборудован прослушивающий пост с необходимой записывающей аппаратурой.
Успех операции превзошел все ожидания и воодушевил на установку подслушивающих устройств еще на двух советских линиях связи. К концу 1952 года материал, получаемый из этих трех источников, первый из которых имел кодовое название «Конфликт», обеспечил устойчивый поток ценной разведывательной информации.
Одна из двух новых операций, известная под кодом «Сахар», направлялась из здания, занятого английской фирмой бижутерии. Торговля здесь шла не слишком успешно, но это не имело особого значения, ибо фирму — идеальное прикрытие для поста прослушивания — финансировала разведка. Многие жительницы Вены, посещавшие магазин, вряд ли могли вообразить, что прямо у них под ногами магнитофоны записывали телефонные разговоры высших чинов советского военного штаба.
Операция «Лорд» велась из элегантной современной виллы в одном из фешенебельных предместий Вены, окруженной зеленой лужайкой, которую содержали в отличном состоянии английский майор и его привлекательная молодая жена. Эту пару хорошо знали и очень охотно принимали в пестром интернациональном обществе Вены тех дней, а вечеринки, которые они часто устраивали, длились до утра.
Материал, полученный в результате трех операций, со временем достиг такого объема, что у перегруженных сотрудников накопилась трехмесячная задолженность, отчеты им приходилось теперь готовить не ежемесячно, а раз в две недели плюс промежуточные доклады по отдельным вопросам.
Очень скоро после начала операции «Конфликт» стало ясно, что двое сотрудников, бегло говорящих по-русски, которых прислали в Вену расшифровывать записи телефонных разговоров, не могут справиться со всем поступающим материалом. Надо было искать новых работников. Это оказалось довольно сложным делом. Всякий, кто когда-нибудь изучал иностранный язык, знает, что надо достичь высокого уровня, чтобы следить за телефонным разговором. Если учесть, что собеседники были, конечно, не дикторами телевидения или радио, а военными, употреблявшими сленг, технические термины и немало крепких выражений, то становится ясно, что с работой мог справиться лишь тот, у кого русский был родным языком. Но таких людей найти было непросто, тем более что они должны были быть абсолютно надежны с точки зрения безопасности. Была и еще одна сложность: количество сотрудников венской резидентуры было весьма ограниченным, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Поэтому было решено одну из частей операции — стадию обработки материала — перевести в Лондон.
В это время в Центре существовал небольшой отдел, известный под кодом «N», который наряду с такими задачами, как вскрытие пакетов с дипломатической почтой, когда предоставлялась такая возможность, также изучал разговоры иностранных дипломатов, чьи телефоны прослушивались на тот случай, если в них содержались данные, интересные для разведки. Поначалу хотели возложить на «N» и обязанности по обработке материалов, поступающих в ходе операции «Конфликт», но «N» находился в главном здании, его нельзя было расширить, не говоря уже о том, что небольшой штат пожилых и достойных лингвистов привык к неторопливому темпу работы и вряд ли бы справился с непрерывным потоком информации. В результате решили образовать совершенно новый отдел, штат которого можно было бы расширять по мере необходимости. Это стало тем более актуальным, что Питер Ланн, вдохновленный успехом «Конфликта», уже строил планы двух новых операций против специальной советской связи в Вене. Так родился отдел «Y».
Основу отдела составили расшифровщики, которые прослушивали пленки, доставляемые три раза в неделю из Вены специальным самолетом британских ВВС. Они записывали материал, а потом передавали его группе из двенадцати офицеров сухопутных войск и ВВС (одни — в отставке, другие временно откомандированные), хорошо знавших русский язык. Их работа заключалась в изучении разговоров, извлечении содержавшейся в них информации и объединении ее с информацией предыдущих бесед в регулярное донесение о советском военном контингенте в Австрии. На третьем этапе работали полковник Джимсон и его заместитель, которым помогали четыре секретаря. Джимсон и его заместитель отвечали за деятельность отдела в целом и за связь с Руководством и заинтересованными министерствами. Еще одним важным членом команды был мистер Ньюолл, офицер-администратор, на котором лежала трудная задача подыскивать надежных и знающих русский язык сотрудников.
Многих он находил среди выходцев из так называемых санкт-петербургских англичан. Несколько поколений британских купцов жили в России, особенно в Санкт-Петербурге, где они торговали лесом и мехами, открывали свои фабрики. Нередко женатые на русских, они оставались англичанами и обычно посылали своих детей учиться в Англию. Дети их, как правило, были двуязычны. После революции последнее поколение этих торговцев и промышленников покинуло Россию и поселилось в Англии.
Другие расшифровщики были дочерьми русских иммигрантов, часто благородного происхождения, вышедшими замуж за англичан. У большинства уже выросли дети, и они были рады возможности получить выгодную работу, позволяющую использовать родной язык.
Третью категорию составляли бывшие польские офицеры — работники польской разведки, которой во время войны руководили из Лондона. Все они свободно говорили по-русски.
Эти разные группы расшифровщиков придавали отделу неповторимое своеобразие, делали его непохожим на другие подразделения британской разведки. Среди русских, как и среди англичан, множество эксцентричных личностей, что особенно заметно в сочетании этих двух национальностей. Каждый, кто имел дело с сотрудниками отдела «Y», скоро убеждался в этом. Здесь сосредоточилась бездна славянских темпераментов и настроений, и требовалось немало такта и деликатности, чтобы поддерживать мир и слаженную работу всего механизма. Том Джимсон с его превосходными манерами, сдержанностью и застенчивым обаянием оказался тем человеком, которому это удавалось. Я помогал ему как мог.
Моя работа в основном заключалась в поддержании связей с Военным министерством и Министерством авиации. Часто эти ведомства интересовались конкретными вопросами, ответы на которые мы искали в расшифрованном материале. Если нужная информация находилась, я составлял специальный доклад. К тому же я отвечал за обработку материалов микрофонных операций. Это оказалось самой неблагодарной работой, так как, по моему опыту, эти операции редко давали дельную информацию. Они были полезны лишь как источник вспомогательных сведений о характере, привычках и контактах людей, которых подслушивали, и, таким образом, облегчалась вербовка.
В это время среди высших чинов британской разведки, особенно тех, кто занимался нашим отделом, многие верили, что будущее шпионажа — за техникой, а человеческий элемент становится все менее важным. В определенном смысле жизнь подтвердила их правоту, но полностью разделить такой взгляд на вещи я не могу. Конечно, большая часть сведений, которые в минувшую войну доставляли сотни агентов, сегодня может быть получена с помощью технических средств, например через спутники. Однако остаются такие важные элементы, как действительные намерения и планы противника, о которых можно узнать лишь от человека, присутствовавшего на военном совете. Кроме того, все технические новации в сфере разведки рано или поздно (чаще — рано) приводят к изобретению того или иного оборудования, которое сводит на нет недавнее достижение. Впрочем, возможно, я пристрастен.
Как бы то ни было, когда я пришел в отдел «Y», техника была в моде, и ни один уважающий себя резидент не мог обойтись без действующей или хотя бы планирующейся микрофонной операции. В результате скопилось множество пленок, а так как большинство прослушиваемых были из России или Центральной Европы, естественно, все они попадали в наш отдел.
Хотя, как я уже говорил, несколько таких операций было запущено и микрофоны установлены, количество чисто записанных разговоров оказалось невелико. Этому было несколько причин. Во-первых, проникнуть в нужные кабинеты или квартиры часто бывало довольно трудно, поэтому микрофоны приходилось устанавливать с помощью так называемых зондов из соседних помещений. На практике это могло быть осуществлено только с помощью разведок тех стран, где располагались объекты. Поэтому поле деятельности ограничивалось теми государствами, с секретными службами которых британская разведка имела тесные связи. Получалось, что устройство нередко ставилось в офисах или квартирах не потому, что там жили важные для нас люди, а потому, что туда был доступ. Были и другие трудности. Недостаток информации о назначении каждой комнаты превращал всю операцию в игру наудачу. Бывало, что микрофоны действовали в детской или редко используемой комнате для гостей. Там, где все-таки записывались разговоры, они часто оказывались заглушенными звуками радио, гомоном улицы, смехом играющих детей. Честно говоря, пока я работал в отделе «Y», среди всех такого рода пленок ни разу не попалось ценной информации. Конечно, это было «детство» операций такого рода, и, скорее всего, с тех пор многое изменилось. Я не исключаю, что, по мере того как совершенствовались оборудование и техника, приобретался опыт, да еще при определенной доле удачи, которая всегда была и будет важным элементом разведки, случалось, нужные сведения добывались именно таким способом.
Моя работа требовала контактов со всеми секторами отдела, и скоро у меня появилось много друзей среди расшифровщиков, а также офицеров, которые анализировали материал. Контакты и дружба возникали потому, что мне нравились эти люди и они отвечали мне тем же, а вовсе не потому, что у меня были особые мотивы и я специально подыскивал себе знакомых. Я имел доступ ко всей необходимой информации, и не было нужды выпытывать у людей что-то большее. Я вообще никогда не использовал дружеские связи в СИС для целей разведки, и отношения всегда складывались на основе обоюдной приязни. Не говоря уже о том, что чрезмерное любопытство привлекло бы внимание и вызвало подозрения, информация, к которой я имел доступ в силу своих прямых обязанностей, была достаточно ценной и надежной, и не было необходимости в дополнительных сведениях, почерпнутых из слухов и сплетен.
В комнате секретарей, примыкавшей к моей, сидела Пэм Пенякова, личный помощник Тома Джимсона. Она была вдовой легендарного «полковника Попского» — белого офицера, который прославился во время войны как командир десанта в североафриканских пустынях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Мой кабинет располагался в длинном узком помещении, раньше, должно быть, служившем одной из спален, поскольку там был большой встроенный гардероб. С одной стороны к нему примыкала ванная, в которой теперь устроили склад канцелярских принадлежностей, с другой стороны была, очевидно, большая туалетная комната, которую теперь занимали секретари начальника отдела полковника Джимсона и мои.
Кабинет полковника Джимсона был в следующей комнате — большой, солнечной, с застекленными дверями на балкон, выходящий на Мэлл, и лепным потолком. Джимсона подчиненные звали просто Томом, в разведке он был недавно. Кадровый офицер, он, перед тем как оставить армию, служил в Ирландской гвардии. Высокий и прямой, всегда очень тщательно одетый в строгие костюмы темных тонов в полоску, он был красивым мужчиной, исполненным то ли застенчивого, то ли печального обаяния. Джимсон страдал от постоянных болей в колене, что в сочетании с военной выправкой придавало его движениям некоторую скованность. Он перешел в разведку, как и многие другие старшие офицеры, в тот момент, когда возраст или здоровье начинают мешать дальнейшему продвижению по военной службе. Они находили работу, соответствовавшую их положению, где могли применить свой опыт и получать прибавку к пенсии до тех пор, пока не наступало время окончательно уйти в отставку. Они больше не были озабочены карьерой и не рвались к постам.
Со времен Раав, иерихонской блудницы (и, несомненно, задолго до нее), самую ценную информацию и помощь разведка получала от так называемых «внутренних» агентов, то есть людей во вражеском лагере, которые по разным (одним им известным) причинам хотели работать на противника. Такие люди всегда составляли то, что можно назвать «обычными силами» разведки. Явное превосходство в этой области долгое время было за советской стороной. Причина тому, по-моему, двоякая. Во-первых, Советский Союз как признанный оплот коммунизма способен находить поддержку у многих людей, которых привлекают его цели и задачи. Хотя ничто не заставило бы их предать свою страну в пользу национальных интересов другого государства, но по идейным соображениям они были готовы работать на Советский Союз. У Запада такого преимущества не было.
Во-вторых, Советский Союз с самого его основания был осажденной крепостью. Поэтому, чтобы оградить себя, он должен был развить такую систему безопасности, какой не знают на Западе и, сказать по правде, там бы не потерпели. Эта система в целом успешно препятствовала тому, чтобы западные разведслужбы могли войти в контакт с теми людьми в СССР, которые захотели бы на них работать.
Столкнувшись с этой проблемой в первые годы «холодной войны», изобретательные головы в западных разведках начали обдумывать пути и средства ее преодоления. Если ценная информация уже не могла, кроме исключительных случаев, быть получена традиционными методами, то надо было работать нетрадиционно. В британской секретной службе одна из таких изобретательных голов принадлежала Питеру Ланну. Сын сэра Арнольда Ланна, основателя и главы известного туристического агентства, который много сделал для популяризации лыжного спорта в Британии, Питер, как и многие другие, переведенные на нестроевую службу, пришел в СИС во время войны.
Это был хрупкий человек небольшого роста, с преждевременно поседевшими и быстро редеющими волосами. Он говорил тихо и заметно шепелявил. У тех, кто его мало знал, могло создаться впечатление, что он человек робкий и пассивный. Но это было далеко не так. Напротив, по натуре он был победителем, что доказывал в любом деле, за которое брался. Он был истовым католиком и, естественно, воинствующим антикоммунистом. Эти черты в сочетании с сильной волей и недюжинной природной одаренностью позволили ему стать чрезвычайно деятельным, неутомимым и преуспевающим офицером разведки. Он был к тому же страстным любителем лыжного спорта и отцом семейства, число qf енов которого выражалось, если я не ошибаюсь, двузначным числом.
Благодаря своим качествам он быстро продвигался по службе. В 1950 году его назначили резидентом британской разведки в Вене. Здесь он столкнулся с трудностями при попытках проникновения в Советский Союз, страны социалистического блока и, в частности, в штаб советских вооруженных сил, расположенный совсем рядом.
Однажды, вскоре после своего назначения, он просматривал кипу донесений от осведомителя в австрийской телефонной службе. При этом он отметил, что несколько телефонных кабелей, реквизированных Советской Армией и связывающих штаб советских войск в Вене с некоторыми соединениями, аэродромами и другими важными объектами, проходили через английскую и французскую зоны оккупации. Внезапно его осенила идея, что, подключившись к этим линиям и записывая разговоры, можно извлечь ценную информацию о советских войсках.
Конечно, в подслушивании телефонов полицией или службой безопасности не было ничего нового, но такие операции по большей части проводились в отношении отдельных подозреваемых и в основном в целях безопасности. Прослушивание же целых линий, используемых иностранными вооруженными силами, было совершенно новым и многообещающим направлением шпионажа.
Дальнейшее изучение кабельной сети и местности, по которой она была проложена, показало, что наиболее удобным пунктом, где можно было устроить пост прослушивания, являлось здание британской военной полиции, как раз напротив которого, метрах в шести, залегал телефонный кабель, связывающий советский военный штаб в Вене с аэродромом в Швехате. Был разработан детальный план, который сразу стал воплощаться в жизнь. Согласно плану был прорыт небольшой туннель из подвала полиции, установлено ответвление от кабеля и оборудован прослушивающий пост с необходимой записывающей аппаратурой.
Успех операции превзошел все ожидания и воодушевил на установку подслушивающих устройств еще на двух советских линиях связи. К концу 1952 года материал, получаемый из этих трех источников, первый из которых имел кодовое название «Конфликт», обеспечил устойчивый поток ценной разведывательной информации.
Одна из двух новых операций, известная под кодом «Сахар», направлялась из здания, занятого английской фирмой бижутерии. Торговля здесь шла не слишком успешно, но это не имело особого значения, ибо фирму — идеальное прикрытие для поста прослушивания — финансировала разведка. Многие жительницы Вены, посещавшие магазин, вряд ли могли вообразить, что прямо у них под ногами магнитофоны записывали телефонные разговоры высших чинов советского военного штаба.
Операция «Лорд» велась из элегантной современной виллы в одном из фешенебельных предместий Вены, окруженной зеленой лужайкой, которую содержали в отличном состоянии английский майор и его привлекательная молодая жена. Эту пару хорошо знали и очень охотно принимали в пестром интернациональном обществе Вены тех дней, а вечеринки, которые они часто устраивали, длились до утра.
Материал, полученный в результате трех операций, со временем достиг такого объема, что у перегруженных сотрудников накопилась трехмесячная задолженность, отчеты им приходилось теперь готовить не ежемесячно, а раз в две недели плюс промежуточные доклады по отдельным вопросам.
Очень скоро после начала операции «Конфликт» стало ясно, что двое сотрудников, бегло говорящих по-русски, которых прислали в Вену расшифровывать записи телефонных разговоров, не могут справиться со всем поступающим материалом. Надо было искать новых работников. Это оказалось довольно сложным делом. Всякий, кто когда-нибудь изучал иностранный язык, знает, что надо достичь высокого уровня, чтобы следить за телефонным разговором. Если учесть, что собеседники были, конечно, не дикторами телевидения или радио, а военными, употреблявшими сленг, технические термины и немало крепких выражений, то становится ясно, что с работой мог справиться лишь тот, у кого русский был родным языком. Но таких людей найти было непросто, тем более что они должны были быть абсолютно надежны с точки зрения безопасности. Была и еще одна сложность: количество сотрудников венской резидентуры было весьма ограниченным, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Поэтому было решено одну из частей операции — стадию обработки материала — перевести в Лондон.
В это время в Центре существовал небольшой отдел, известный под кодом «N», который наряду с такими задачами, как вскрытие пакетов с дипломатической почтой, когда предоставлялась такая возможность, также изучал разговоры иностранных дипломатов, чьи телефоны прослушивались на тот случай, если в них содержались данные, интересные для разведки. Поначалу хотели возложить на «N» и обязанности по обработке материалов, поступающих в ходе операции «Конфликт», но «N» находился в главном здании, его нельзя было расширить, не говоря уже о том, что небольшой штат пожилых и достойных лингвистов привык к неторопливому темпу работы и вряд ли бы справился с непрерывным потоком информации. В результате решили образовать совершенно новый отдел, штат которого можно было бы расширять по мере необходимости. Это стало тем более актуальным, что Питер Ланн, вдохновленный успехом «Конфликта», уже строил планы двух новых операций против специальной советской связи в Вене. Так родился отдел «Y».
Основу отдела составили расшифровщики, которые прослушивали пленки, доставляемые три раза в неделю из Вены специальным самолетом британских ВВС. Они записывали материал, а потом передавали его группе из двенадцати офицеров сухопутных войск и ВВС (одни — в отставке, другие временно откомандированные), хорошо знавших русский язык. Их работа заключалась в изучении разговоров, извлечении содержавшейся в них информации и объединении ее с информацией предыдущих бесед в регулярное донесение о советском военном контингенте в Австрии. На третьем этапе работали полковник Джимсон и его заместитель, которым помогали четыре секретаря. Джимсон и его заместитель отвечали за деятельность отдела в целом и за связь с Руководством и заинтересованными министерствами. Еще одним важным членом команды был мистер Ньюолл, офицер-администратор, на котором лежала трудная задача подыскивать надежных и знающих русский язык сотрудников.
Многих он находил среди выходцев из так называемых санкт-петербургских англичан. Несколько поколений британских купцов жили в России, особенно в Санкт-Петербурге, где они торговали лесом и мехами, открывали свои фабрики. Нередко женатые на русских, они оставались англичанами и обычно посылали своих детей учиться в Англию. Дети их, как правило, были двуязычны. После революции последнее поколение этих торговцев и промышленников покинуло Россию и поселилось в Англии.
Другие расшифровщики были дочерьми русских иммигрантов, часто благородного происхождения, вышедшими замуж за англичан. У большинства уже выросли дети, и они были рады возможности получить выгодную работу, позволяющую использовать родной язык.
Третью категорию составляли бывшие польские офицеры — работники польской разведки, которой во время войны руководили из Лондона. Все они свободно говорили по-русски.
Эти разные группы расшифровщиков придавали отделу неповторимое своеобразие, делали его непохожим на другие подразделения британской разведки. Среди русских, как и среди англичан, множество эксцентричных личностей, что особенно заметно в сочетании этих двух национальностей. Каждый, кто имел дело с сотрудниками отдела «Y», скоро убеждался в этом. Здесь сосредоточилась бездна славянских темпераментов и настроений, и требовалось немало такта и деликатности, чтобы поддерживать мир и слаженную работу всего механизма. Том Джимсон с его превосходными манерами, сдержанностью и застенчивым обаянием оказался тем человеком, которому это удавалось. Я помогал ему как мог.
Моя работа в основном заключалась в поддержании связей с Военным министерством и Министерством авиации. Часто эти ведомства интересовались конкретными вопросами, ответы на которые мы искали в расшифрованном материале. Если нужная информация находилась, я составлял специальный доклад. К тому же я отвечал за обработку материалов микрофонных операций. Это оказалось самой неблагодарной работой, так как, по моему опыту, эти операции редко давали дельную информацию. Они были полезны лишь как источник вспомогательных сведений о характере, привычках и контактах людей, которых подслушивали, и, таким образом, облегчалась вербовка.
В это время среди высших чинов британской разведки, особенно тех, кто занимался нашим отделом, многие верили, что будущее шпионажа — за техникой, а человеческий элемент становится все менее важным. В определенном смысле жизнь подтвердила их правоту, но полностью разделить такой взгляд на вещи я не могу. Конечно, большая часть сведений, которые в минувшую войну доставляли сотни агентов, сегодня может быть получена с помощью технических средств, например через спутники. Однако остаются такие важные элементы, как действительные намерения и планы противника, о которых можно узнать лишь от человека, присутствовавшего на военном совете. Кроме того, все технические новации в сфере разведки рано или поздно (чаще — рано) приводят к изобретению того или иного оборудования, которое сводит на нет недавнее достижение. Впрочем, возможно, я пристрастен.
Как бы то ни было, когда я пришел в отдел «Y», техника была в моде, и ни один уважающий себя резидент не мог обойтись без действующей или хотя бы планирующейся микрофонной операции. В результате скопилось множество пленок, а так как большинство прослушиваемых были из России или Центральной Европы, естественно, все они попадали в наш отдел.
Хотя, как я уже говорил, несколько таких операций было запущено и микрофоны установлены, количество чисто записанных разговоров оказалось невелико. Этому было несколько причин. Во-первых, проникнуть в нужные кабинеты или квартиры часто бывало довольно трудно, поэтому микрофоны приходилось устанавливать с помощью так называемых зондов из соседних помещений. На практике это могло быть осуществлено только с помощью разведок тех стран, где располагались объекты. Поэтому поле деятельности ограничивалось теми государствами, с секретными службами которых британская разведка имела тесные связи. Получалось, что устройство нередко ставилось в офисах или квартирах не потому, что там жили важные для нас люди, а потому, что туда был доступ. Были и другие трудности. Недостаток информации о назначении каждой комнаты превращал всю операцию в игру наудачу. Бывало, что микрофоны действовали в детской или редко используемой комнате для гостей. Там, где все-таки записывались разговоры, они часто оказывались заглушенными звуками радио, гомоном улицы, смехом играющих детей. Честно говоря, пока я работал в отделе «Y», среди всех такого рода пленок ни разу не попалось ценной информации. Конечно, это было «детство» операций такого рода, и, скорее всего, с тех пор многое изменилось. Я не исключаю, что, по мере того как совершенствовались оборудование и техника, приобретался опыт, да еще при определенной доле удачи, которая всегда была и будет важным элементом разведки, случалось, нужные сведения добывались именно таким способом.
Моя работа требовала контактов со всеми секторами отдела, и скоро у меня появилось много друзей среди расшифровщиков, а также офицеров, которые анализировали материал. Контакты и дружба возникали потому, что мне нравились эти люди и они отвечали мне тем же, а вовсе не потому, что у меня были особые мотивы и я специально подыскивал себе знакомых. Я имел доступ ко всей необходимой информации, и не было нужды выпытывать у людей что-то большее. Я вообще никогда не использовал дружеские связи в СИС для целей разведки, и отношения всегда складывались на основе обоюдной приязни. Не говоря уже о том, что чрезмерное любопытство привлекло бы внимание и вызвало подозрения, информация, к которой я имел доступ в силу своих прямых обязанностей, была достаточно ценной и надежной, и не было необходимости в дополнительных сведениях, почерпнутых из слухов и сплетен.
В комнате секретарей, примыкавшей к моей, сидела Пэм Пенякова, личный помощник Тома Джимсона. Она была вдовой легендарного «полковника Попского» — белого офицера, который прославился во время войны как командир десанта в североафриканских пустынях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41