А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я должен был предотвратить мировые потрясения, революции, диктатуры и грядущую мировую войну. И только после этого меня готовы были отпустить. Я мог уйти и без того, но тогда бы я знал, что вина за все, что произойдет в дальнейшем, будет лежать на моих плечах. Я увидел улицы, наполненные людьми, спешащими по своим делам и не подозревающими о том, что весь мир, который они считают таким прочным и незыблемым, может рассыпаться в одну минуту. Я увидел детей, играющих в школьном дворе, и понял, что обязан дать им еще один шанс.
Я уже готов был бежать из парка, проклиная всех рыцарей со всеми их замками, и вдруг увидел, что навстречу мне по дорожке спешит Юля. Я бросился к ней и обнял ее так, как никогда еще не обнимал.
– Как ты? – спросила она, когда я наконец позволил ей отстраниться. – Я так боялась за тебя.
– Все хорошо, – ответил я. – Теперь все хорошо. Спасибо тебе, Юленька, без тебя бы я погиб.
– Они мне не верили, – Юля прижалась ко мне. – Я им говорила, а они только смеялись надо мной. Слава богу, Хо поверил.
– Он умница, – улыбнулся я. – И ты умница, что нашла его.
– Я так боялась.
– За меня?
– Да. – она посмотрела на меня глазами, полными слез. – Я тебя больше никуда не отпущу.
– Я тебя тоже, – улыбнулся я. – Сейчас ты мне нужна как никогда.
– Только сейчас? – растерялась Юля и даже, кажется, немного сникла.
Я улыбнулся. Женщина всегда остается женщиной.
– Нет, я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда.
Юля вдруг остановилась, и мне пришлось встать лицом к ней. К ней – и еще к «тевтонскому замку», охранявшему пруд. Запрокинув голову, Юля серьезно посмотрела мне в глаза и, глубоко вдохнув, спросила:
– Да? И кем же я буду, если останусь с тобой?
Я только на секунду отвел от нее взгляд, чтобы посмотреть в глаза тевтонскому рыцарю, и ответил:
– Если захочешь, будешь княгиней Юсуповой.
Глава 22
РЕШЕНИЕ
На государе был костюм джигита, а сопровождали его два охранника-вайнаха, вооруженные саблями и кинжалами. «Что это за маскарад?» – подумал я и тут же спохватился. Ну, конечно же! Сегодня День воссоединения России и Кавказа. Ровно восемьдесят пять лет назад социалистическое правительство Грузии объявило о прекращении сопротивления и капитулировало перед Российской армией. К этому моменту Азербайджан и Армения уже вернулись в состав России, и с тех пор этот день, пятое декабря, считался днем воссоединения России и Кавказа. Нельзя сказать, что с капитуляцией Тифлиса, или Тбилиси, как теперь назывался этот город, кавказская война окончилась совершенно. Что же до чеченцев и других народностей Северного Кавказа, то ни права особых экономических зон, ни заигрывания со старейшинами, ни масштабные карательные операции долго не давали там необходимого эффекта. Боевые столкновения казаков и регулярных частей с горцами продолжались до сорок восьмого года и потом неожиданно сошли на нет. Очевидно, почувствовав все возрастающую мощь империи, вайнахи просто сочли дальнейшее сопротивление бессмысленным. Как ни странно, после этого они стали одними из самых преданных подданных империи и дружно отказались от статуса автономной территории на референдуме пятьдесят первого года. Меня всегда удивляла эта особенность местного менталитета, когда уважается лишь сила, а любое желание договариваться и искать компромисс воспринималось как признак слабости. Но, так или иначе, пока империя пребывала в стабильности и была на вершине могущества, за лояльность народов Северного Кавказа можно было не опасаться. Дошло до того, что джигиты из Чечни участвовали в эскортировании особы императора и некоторых официальных лиц империи во время официальных церемоний, особенно таких, как День воссоединения с Кавказом.
Повинуясь жесту государя, джигиты застыли у двери, а сам император направился ко мне.
– Князь, к сожалению, у меня мало времени, – обратился он ко мне. – Сейчас уезжаю в Зимний, но вначале хочу лично поговорить с вами. На завтрашнее утро назначено совещание по волнующей нас проблеме. Все участники выступят со своими предложениями, и я рассчитываю, что свои соображения выскажете и вы.
– Разумеется, ваше величество, – ответил я.
– У вас уже есть идеи? Поймите меня правильно, мне важна именно ваша точка зрения.
– Как специалиста по Востоку?
– Не совсем. Буду откровенен с вами, князь, у меня много советников. Но все они видят только часть проблемы: Шебаршин – угрозу безопасности государства, Вольский – экономический кризис, Нессельроде – угрозу военного конфликта, а вот увязывать все нити в единый узел получается только у вас. Я жду от вас того же, что вы дали мне пятнадцать лет назад: четких и адекватных рекомендаций. Вы можете предложить что-то конкретное?
– Скорее идеология, которая ляжет в ее основу.
– Вот как? Что же, идеология – это тоже неплохо. Мне казалось, что ситуация зашла так далеко, что нам, скорее, нужны практические действия, чем просто декларации. Вы же знаете, к экономическим проблемам добавился политический кризис. Китай ведет себя более чем агрессивно.
– Вы правы, ваше величество, ситуация зашла очень далеко. В этих условиях недостаточно отдельных мероприятий. Надо действовать исходя из единого плана, иначе нас ждет провал. А каждый план должен базироваться на четком понимании идеологии.
– Согласен. Но мне важна также программа практических действий. Вы уже поняли, как победить Гоюна?
– Я понял, где его слабости. Победа или поражение – это всегда вопрос случая.
– Возможно. Но все же я предпочитаю не полагаться на случай. Вы давно поняли, что Гоюн опасен для нас?
– Сразу.
– И вы знали, как с ним справиться?
– Нет, вначале я растерялся.
– Почему?
– Потому что я понял, что он сильнее.
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что сказал. Идеологически он прав, абсолютно прав... критикуя наш мир. Он говорит о том, что высшие классы манипулируют низшими и со временем неизбежно поплатятся за это. Россия по своей прихоти распоряжается судьбами остальных стран, и только их временная слабость и наша мощь сохраняет этот порядок вещей. Разве это не правда?
– Господь с вами, князь, уж не революционер ли вы и не ненавистник ли России?
– В том-то и дело, что консерватор и патриот.
– Приятно слышать, – усмехнулся государь. – Итак, вы решили выступить против Гоюна.
– Да.
– Вы разработали программу мер, которые должны были помочь нам справиться с ним.
– Да.
– Давно?
– Достаточно давно.
– До того как вас похитили?
– Да.
– Почему же не сказали, как с ним справиться?
– В бою с мастером очень важен не только сам удар, но и момент удара. Поспешить или опоздать равносильно поражению. Раньше Гоюн был готов к защите. Месяца через три он нанесет чрезвычайно опасный для нас удар, который окажется если не смертельным, то весьма болезненным. Именно сейчас наступил момент, когда все сознание Гоюна поглощено предстоящей атакой, и поэтому он не готов к обороне.
– Что же, пример убедительный, – заметил государь после непродолжительной паузы. – Однако не кажется ли вам, князь, неразумным, что вы подвергали свою жизнь опасности, никого не посвятив в разработанный вами план борьбы с Гоюном?
– Я опасался, что это знание вынудит некоторых сановников ввести его в действие раньше времени.
– Но что было бы, если бы с вами что-то случилось? Или опять полагались на случай?
– Полагался, ваше величество. Но все же в сейфе моего кабинета во дворце на Мойке хранится запечатанное письмо на ваше имя, государь. Если бы со мной что-то случилось, вы бы получили его. Там содержится документ, который я написал во время затворничества в своем подмосковном имении, после возвращения из Калифорнии этим летом.
– Там содержится программа борьбы с Гоюном?
– Скорее, есть соображения идеологического порядка.
– Уж не хотите ли вы замахнуться на государственную идеологию?
– На нее, ваше величество.
– Вы считаете, что Гоюн так опасен для России?
– Нет, я хочу сказать, что условия изменились, и Россия больше не может вести себя как раньше. Это не имеет отношения ни к Гоюну, ни к секте «Небесного предела». Не они так другие. Страна столкнулась с естественной проблемой роста. Мы должны измениться или будем получать удар за ударом, пока не начнем реформы или не развалимся.
– А как насчет конкретных мер по борьбе с Гоюном?
– Вы получите и конкретные рекомендации.
– Но их нет в той записке, что вы оставили в сейфе.
– Конечно, нет. Конкретные советы действуют только в конкретной ситуации.
– И вместо того чтобы дать мне в руки оружие против опасного противника, вы бросились в путешествие, где оказались похищенным, – государь строго посмотрел на меня.
– Так сложилось, – развел я руками. – Впрочем, я убежден, что на основании предложенной мной идеологии ваши советники смогли бы в каждый конкретный момент разработать практические советы.
– Если бы они приняли эту новую идеологию.
– Если ни они, ни вы не согласитесь принять ее, то все мои советы пропадут втуне. Все капитаны флота должны видеть перед собой единую цель. Иначе не будет флота.
– Это верно, но я рассчитывал на одного штурмана на флагманском судне.
– Судьба государства, как и флота, не может зависеть от одной личности.
– Возможно, – государь пристально посмотрел мне в глаза. – Но для миллионов людей иногда была важна единственная фраза, сказанная одним пророком.
– Только если они были готовы услышать ее, ваше величество.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул министр двора. Он вопросительно и умоляюще посмотрел на государя.
– Что же, время не ждет, – вздохнул император. – Впрочем, это относится не только к сегодняшней церемонии. Мне очень нужны ваши советы, князь, независимо от того, будут они носить общий характер или окажутся изложением плана конкретных мероприятий. Сейчас настало время действовать.
Государь направился к выходу. Я отошел к окну и облокотился на подоконник. На душе было неуютно. Кажется, судьба снова затягивала меня в круговерть придворных интриг и международных конфликтов. Как тяжело было сейчас опускаться во все эти дрязги. В последние дни мне все чаще вспоминался тот великолепный город, который померещился мне в поместье Гоюна за несколько минут до штурма. Особенно часто мои мысли возвращались к нему после того, что привиделось мне в Гатчинском парке. Душа рвалась туда, где в зелени садов утопали прекрасные дворцы, где кристально чистые реки впадали в лазурное море, где, как казалось мне, нет никакой грязи ни на улицах, ни в сердцах людей. Но именно сейчас, после беседы с императором, я с особой силой ощутил ледяное дыхание тевтонского замка. Казалось, некая сила вновь затягивала меня вниз, в холод казематов, безнадежно удаляла от того прекрасного города. И вдруг передо мной предстало лицо учителя Ма Ханьцина. «Испытание твое и твой последний бой, – словно услышал я беззвучный голос. – Жизнь будет такой, какой ты сделаешь ее. Но на небесные поля не бегут, на них приходят победителями».
«Значит, так тому и быть, – обреченно подумал я. – Видать, мой крест: сделать еще один толчок, один из многих, который поможет пасть тевтонскому замку, а на его месте возникнуть прекрасному городу».
Глава 23
ОТКРОВЕНИЯ
– Ты собираешься к государю? – Юля с дивана наблюдала, как я завязывал галстук-бабочку.
– Да, – ответил я. – Через полчаса совещание.
– Это надолго?
– Часа два, может, три.
– Нет, я имею в виду все это, – Юля обвела рукой комнату. – Мы живем в чужом доме без права выезда. Ты все время ходишь на какие-то совещания. То с министром иностранных дел, то с министром обороны, а то и с самим государем.
– Мы живем в царском дворце, – улыбнулся я. – Выезжать отсюда нам нельзя, потому что это опасно. Не думаю, что это продлится долго. Потом мы уедем.
– Куда?
– Подумаем, – я отошел от зеркала и подсел к ней. – Может быть, на Таити.
– На Таити? Почему именно на Таити?
– Потому что это райский остров... и он дальше всего от Петербурга.
– А политику бросишь?
– И даже с удовольствием. Она еще обременительнее бизнеса.
– Почему?
– Потому что в бизнесе надо только не попасться на нарушении закона, а в политике еще и обернуть корыстные интересы в фантик заботы об общественном благе. А я не люблю притворяться. И никогда не любил.
– А если не притворяться? – усмехнулась она.
– Тогда будешь терпеть неудачи, потому что люди не любят видеть вещи такими, какие они есть. И они не прощают тем, кто им показывает истинную суть вещей. Но моя проблема глубже. У меня нет корыстных интересов в политике, а значит, мне незачем туда идти.
– А если с бескорыстными интересами? Почему бы, скажем, не сделать людей счастливее?
– Зачем? Человечество само создает себе условия для жизни. Каждая страна, каждый народ, каждая семья пожинает плоды того, что было сделано прошлыми поколениями.
– Но, может, стоит освободить их от этого бремени?
– Они вполне в силах сделать это сами. Надо лишь исправить прошлые ошибки, и все изменится.
– Но разве это справедливо, что люди отвечают за грехи, которых не совершали? Разве ребенок виноват в том, что рождается в семье алкоголиков?
– Я знаю одно: все в этом мире не случайно. Если человек попал в определенные условия, значит, это нужно для него. Как только он решит свои задачи, условия изменятся.
– Ты действительно веришь в это?
– Раньше верил, теперь знаю.
– Но ты все же сидишь здесь и участвуешь в совещаниях. Боишься, что тебя снова похитят?
– Наверное, это та последняя задача, которую я должен решить, прежде чем стану окончательно свободным.
– Я тебя редко вижу, – пожаловалась Юля.
– Разве?! Мне казалось, что мы проводим вместе немало времени. Вместе едим, каждый день гуляем по парку...
– Да, это так, – Юля смутилась. – Но мне все равно кажется, что ты не здесь.
Я тяжело вздохнул, признавая правоту ее слов.
– Вы решаете слишком сложные вопросы, и поэтому ты не можешь не думать о них все время?
Кажется, Юля решила подсказать мне выход из поставленной ею же ловушки, но я не мог воспользоваться им, как вообще не мог ей врать.
– Нет, я привык решать подобные вопросы. Руководить корпорацией ничуть не проще, мне это никогда не мешало.
– Да, я помню тебя, когда мы познакомились, – на лице у Юли промелькнуло мечтательное выражение. – И помню, когда ты забрал меня в свое имение. Ты тогда был озадачен... но все равно не такой, как сейчас.
– Да... Сейчас кое-что изменилось.
– Что?
– Я стал видеть некоторые вещи.
– Какие?
– Самые разные. О будущем... о возможном будущем. О людях.
– То есть как о будущем?
– Ну вот так. Я просто вижу то, что будет, и точно знаю, почему так будет.
– Ты уверен, что это не... – она осеклась.
– Вначале не был уверен. Потом, когда многое начало сбываться, убедился, что я не псих.
– И давно это у тебя? – в голосе у Юли зазвучал испуг.
– Нет, недавно, первый раз было прямо перед тем, как ты приехала сюда. Кое-что похожее было еще в поместье Гоюна, перед штурмом. Не знаю, что это было... Но это было очень красиво.
– Так вот почему ты был такой странный! Я-то думала, что это после плена, – она немного помолчала. – Значит, ты теперь можешь видеть будущее? Значит, ты теперь пророк?
– Не знаю. Мне всегда казалось, что пророк – это нечто другое.
– Но ведь ты видишь будущее.
– Знаешь, это все сложно. Я вижу возможные варианты. Но мне их показывают...
– Показывают?! – в ее голосе снова зазвучал испуг, похоже, теперь за мое психическое здоровье.
– Нет-нет, никаких голосов, теней и прочей мистики. Просто я не выбираю то, что вижу. Это приходит из ниоткуда.
– И ты не можешь попросить ответа на какой-то вопрос?
– Могу, но мне не всегда отвечают. И не всегда о том, о чем я спрашивал. Там, наверху какая-то своя логика.
– Понятно, – она немного помолчала. – А ты знаешь, что ожидает нас?
– Нет, не знаю.
– Тебе не показали?
– И не покажут, пока... – теперь запнулся я.
– Что «пока»? – насторожилась она.
– Пока это мне небезразлично.
– То есть как это?
– Ну, если я заинтересован в исходе событий, мне не показывают будущее.
– Но разве тебе безразлично будущее страны, всей земли?
– Нет.
– Но ведь тебе показывают его. Ты сам сказал.
– Да. Тут дело в другом. Я увидел тысячи вариантов того, что может случиться, того, что смогло бы случиться. Я знаю, что будет, если Гоюн проиграет и если выиграет. Я знаю, что было бы, если бы Корнилов погиб в восемнадцатом году и как бы развивались события, если бы Святополк победил Ярослава Мудрого.
– И что?
– Ничего. Это бег по кругу. Внешне изменения могут показаться глобальными... но они не меняют суть. Человек остается человеком со своими слабостями, предрассудками, ошибками.
– А что тогда меняет суть?
– Отношение к жизни. Не так важно, одет ты в восточный халат или европейский костюм, живешь в тоталитарной стране или демократической. Важно, как ты относишься к себе и к миру, готов ли сам принимать решения и отвечать за последствия своих поступков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34