Мы тогда были язычниками, а языческие боги требуют многого.
— Слава Господи, мы — христиане, — вздохнула с облегчением Кристина.
В последний раз, когда я приезжал в Краков, меня и не подумали пускать на Вавельский холм. На этот раз стражи отсалютовали нам на входе. Внешность постоянно обманывает людей.
Как только мы слезли с лошадей, ко мне подбежал мальчишка.
— Пан Конрад? Князь ожидает вас. Пожалуйста, пойдемте со мной.
Меня его слова поразили, но я последовал за проводником.
Замок мало чем напоминал то строение, которое я помнил с двадцатого века. Многое исчезнет отсюда за следующие семь сотен лет и столько же появится нового. Однако время от времени у меня все же появлялось чувство дежа-вю: я просто смотрел на знакомые помещения под другим углом.
Палаты князя Хенрика как будто вышли прямо из исторического фильма, а его борода и манера держаться не претерпели никаких изменений. Я низко поклонился.
— О, встань, мальчик мой. Я слишком стар, чтобы тратить время на подобные глупости. Во всяком случае, не на публике. Они все еще заставляют меня придерживаться церемоний на людях. Однако лучше присаживайся. Итак, что там за новости с караваном крестоносцев?
— Они издевались более чем над сотней детей, ваша светлость!
— Они перевозили партию прусских рабов в Грецию, чтобы греки потом продали их маврам. Продолжай.
Я постарался не вспотеть.
— Да, ваша милость… Я попытался освободить детей, и крестоносцы напали на меня. Пан Владимир пришел ко мне на помощь, и мы победили.
— Вы вдвоем вышибли дух из семерых. Мне это нравится! Как справился пан Владимир?
— Он убил троих и смертельно ранил еще одного, ваша светлость.
— Ха! Я знал, что в жилах парнишки течет кровь отца! Четыре человека в честной битве!
— Более чем честной, ваша светлость. Под конец его атаковали разом два рыцаря, а он сумел убить одного из них.
— Что? Двое на одного?.. Этот негодяй, крестоносец, ни словом не обмолвился об этом! Да, я говорил с ним. Он добрался до меня вчера, все еще напуганный до смерти. Ха! Он даже штаны намочил от ужаса! Сказал, что вы убили всех шестерых его товарищей. Что случилось с последним?
— Потерял правую руку, ваша светлость, но думаю, я подоспел к нему вовремя. Он скорее всего выживет. Сейчас я оставил раненого у пана Мешко.
— А, Мешко… Он служил у меня регистратором, пока я не посвятил его в рыцари. Ну, чертовски славное сражение, мальчик мой. Но оно все равно доведет тебя до смерти. Если бы пруссаки жили на моих границах, я бы быстро сделал из них своих крестьян, но этот тупица, Конрад Мазовецкий, не может управиться с ними, и поэтому проклятый идиот пригласил крестоносцев. Поставил волков охранять овец! Мне они не нравятся, но я не настолько силен, чтобы драться с орденом. А именно это мне пришлось бы сделать, чтобы вытащить тебя из передряги. Война. Я не могу себе ее позволить, как не могу и победить в ней. Так что мне придется отойти в тень и позволить им убить тебя. Слышишь, парень? Ты не получишь реальной помощи от меня! Самое лучшее, на что я способен, — отложить суд на несколько месяцев.
— Я ценю вашу помощь. Может, лошадь запоет…
— Что?
— Одна из басен Эзопа, ваша милость. Человек, приговоренный к смертной казни, попросил короля не убивать его, потому что он — единственный в мире человек, кто может научить лошадь петь. Король ему не поверил, но дал лошадь и год на учебу. Друзья осужденного спрашивали, почему он сболтнул такую глупость. Никто не научит лошадь петь при всем желании! А человек ответил: «Вы правы. Но за год может многое случиться. Король может умереть. Я могу умереть. И может, лошадь запоет».
— Хотелось бы мне быть образованным. Черт. К нам приходит человек из будущего, а мы собираемся убить его.
Я потерял дар речи от шока. Предполагалась, что никто об этом и не подозревает!
— Вы знаете, ваша светлость?
— Да. Я вытянул правду из твоего священника. Только не злись на него. Я умею быть очень убедительным.
— Охотно верю, ваша милость…
— Но все равно он потратил много времени, заверяя меня, что говорит правду… Меня окончательно убедили листы, которые ты дал ему, я понял, насколько богат твой народ.
— Листы, ваша светлость?.. Вы имеете в виду бумажные деньги, которые я подарил ему в качестве сувенира?
— Нет, не миниатюрные картины, хотя и они произвели немалое впечатление. Любой народ, использующий в качестве денег произведения искусства вместо серебра, действительно обладает высокой культурой. Но нет, я имею в виду листы для задницы, которые ты дал ему.
Однажды, когда мы шли на север от Закопане, отец Игнаций дал понять, что удаляется в кусты, явно чтобы облегчиться. Я дал ему пару клочков туалетной бумаги, и он принял их без комментариев. Оказалось, что вместо того, чтобы использовать их по назначению, он сохранил бумагу как сокровище из будущего.
— Туалетная бумага?..
— Именно так он ее и называл. Люди, что могут себе позволить вытирать задницу бумагой, — богаче, чем кто-либо в этом веке! Твой священник сказал, почему он наложил на тебя обет молчания, и мне пришлось согласиться с большинством его аргументов. Можешь рассчитывать на меня, я болтать не стану. Послушай, парень, тебе не так уж долго осталось жить, так что можешь развлекаться и наслаждаться последними деньками. Скажи страже, чтобы прислали каштеляна. Я прикажу ему поселить тебя со всей компанией в лучших комнатах.
Я поклонился, и князь жестом позволил мне уйти.
Фу!.. Вначале я решил, князь собственноручно собирается меня прикончить!
А туалетная бумага, оказывается, самое большое достижение современной цивилизации?..
ГЛАВА 11
Я вернулся во двор и обнаружил, что у пана Владимира возникли проблемы с дворцовыми слугами. Последние не представляли, как с нами обращаться.
— Расслабьтесь, ребята, — сказал я. — Князь предоставляет нам прием на красном ковре.
— Да? Вы имеете в виду, на красном от крови?
— Нет. Я имею в виду, что он приказал дать нам лучшие комнаты во дворце, и думаю, заодно велел обеспечить должный уход за нашими верховыми животными. Панны, пан Владимир, пойдемте осмотрим дворец.
Пан Владимир сиял от счастья, когда узнал, как князь прокомментировал его доблесть на поле боя. Мне пришлось пересказать его речь слово в слово. Потом Владимир заставил меня сделать это еще раз перед дюжиной свидетелей.
Я подыграл ему. Для такого человека, как Владимир, явное одобрение важнее всего на свете — это то же самое, что для Новацека деньги, а для отца Игнация — церковь. Владимир спас мне жизнь, и короткая хвалебная речь — самое малое, что я мог для него сделать в благодарность.
С нами обращались гораздо лучше, чем с кем бы то ни было во дворце. Даже люди, превосходившие нас по положению, с должным почтением толпились вокруг. Бароны и графы, казалось, только и мечтали завязать с нами знакомство. Одобрение князя вскоре стало известно всему двору, а истории обо мне и так уже давно передавались из уст в уста. Но, думаю, больше всего на отношение к нам повлиял патологический интерес людей к осужденному на верную смерть. В конце концов один рыцарь просто принес мне свои искренние соболезнования и признался, что если мне что-то понадобится до последнего часа, или даже после, он с радостью выполнит мою просьбу.
— Спасибо, благородный рыцарь, — ответил я, — но почему все так уверены, что я обязательно умру? Речь идет о ристалище, а вовсе не о казни! Это будет честное сражение на глазах у тысяч свидетелей. Я участвовал в трех битвах за последний год — в четырех, если считать ту дурацкую историю с гильдией сутенеров в Цешине. В большинстве случаев неприятель превосходил нас числом, и все же меня даже ни разу не ранили. Я собираюсь победить на ристалище, говорю вам совершенно серьезно.
Рыцарь смутился, но Владимир ответил за него:
— Пан Конрад, боюсь, вы не совсем понимаете, на что идете. Вам предстоит драться с профессиональным поединщиком! С человеком, который только и делает, что учится сражаться. У крестоносцев их всего двое, и каждый убил более тридцати противников на Божьих судах или в обычных поединках. Я мог сказать, что у вас есть шанс, если бы бой проходил только на мечах. Но по правилам каждый из вас вооружается, как хочет, поэтому он нападет на вас с копьем. Меч против копья! Да у вас не будет ни единого шанса даже против неумелого бойца. Копье против копья, пан Конрад! Я видел, как вы управляетесь с этим оружием: даже крестьянин превзойдет вас здесь. Боюсь, у вас нет никакой надежды.
— Так вот все плохо?
— Хуже, но у меня не хватит умения выразить это в словах.
* * *
В Вавельском замке все приемы пищи превращали в официальную церемонию. Каждый рыцарь сидел рядом со своей дамой в строгом порядке по возрастанию чинов. Так что мы расположились довольно далеко от главы стола, хотя все же и не в самом конце.
Стол был отлично сервирован, блюда подавали с должным умением, но пища пришлась мне не по вкусу: пережаренная, пересоленная и изобилующая специями. Напоминает еду, приготовленную студентами, изучающими домашнее хозяйство, которые перестарались себе на беду.
Но пан Владимир и девочки были счастливы.
За ужином князь стал перед всеми превозносить боевое искусство пана Владимира и настоял на подробном отчете о каждом ударе от героя дня. Пан Владимир выполнил просьбу с большой выразительностью, размахивая руками и издавая боевые кличи: в общем-то он просто напропалую хвастался, что в двадцатом веке сочли бы дурным тоном.
Наверное, здесь такой рассказ считался обычным делом.
В любом случае имя пана Владимира прогремело на весь замок, и Анастасия купалась в лучах его славы.
После ужина начались танцы, и я обнаружил, что па, которые я показывал людям в Окойтце прошлой зимой, добрались до Кракова раньше меня. Только здесь эти танцы назывались «полька Конрада», «мазурка Конрада» и «вальс Конрада».
Мой слегка неприличный «заячий» клуб образца тринадцатого века, купленный и переделанный за одну ночь, когда я напился до полусмерти, стал называться «Корчмой Конрада», и шесть человек независимо друг от друга спросили, не собираюсь ли я устроить что-то подобное в Кракове.
У девушек появились верховые костюмы — длинные юбки с вшитой посредине полосой материи; они претворили в жизнь мою идею о том, как женщина может ездить в мужском седле, не теряя при этом достоинства. На следующий же день, когда дворцовые дамы заприметили нововведение, чуть ли не дюжина женщин заказали себе такие же юбки. Боюсь даже представить, сколько портних не сомкнуло глаз в ту ночь. Костюмы в новом стиле получили мое имя.
Но что же с действительно серьезными моими достижениями, которыми можно по праву гордиться? Мельница, построенная по моим чертежам, ткацкие станки, созданные под моим руководством, фабрика, появившаяся благодаря мне? Оказалось, что это мельница Ламберта, станки Ламберта и фабрика Ламберта.
Нет в мире справедливости.
Комнаты, доставшиеся нам, по средневековым стандартам считались сказочными, в какие не стыдно поселить королевскую семью. То есть они чуть не дотягивали до уровня второсортного отеля, где мебель все же поудобнее.
К каждому из нас также приставили по слуге, что меня несколько смутило. У меня никогда раньше не было личной прислуги, да я ее и недолюбливал. Кристина пришла в восторг, так что пришлось смириться, пока не настало время ложиться спать.
Тогда я обнаружил, что слуги собираются спать в одной комнате с нами. Наверное, одной из функций балдахина над кроватью является предоставление хозяевам должного, по мнению средневековых поляков, уединения, при спящих на соседних грубых лежанках слугах. А вдруг нам понадобится что-то посреди ночи?
Так вот, я провел предыдущую ночь в одиночестве в монастыре и не собирался продлевать свое воздержание. Однако и любовью заниматься со своей девушкой при незнакомых людях, лежащих в ярде от нас, не получалось. Я попытался отослать их, но они не захотели уходить. Сказали, что если вернутся в комнату для прислуги, все подумают, будто они не справились с работой.
В конце концов мы нашли компромисс: слуги будут спать в комнате пана Владимира и Анастасии, за стенкой, но при этом с нас взяли твердое обещание стучать, если нам что-то понадобится ночью.
Идиотизм.
При Владимире, игравшем роль героя, и человеческом обращении с девушками (Кристина столкнулась с невозможным снобизмом прошлой весной в Цешине), можно было даже и не думать об отъезде следующим утром, намеченном по плану. Пришлось остаться еще на три дня, и все, кроме меня, наслаждались подобным времяпрепровождением, которое составляли танцы, игры и охота, от которой я сумел отвертеться, попросив другого рыцаря сопровождать Кристину.
Когда остальные охотились, я сидел один в своей комнате и чувствовал себя на седьмом небе. В первый раз после прошлой зимы, когда мне довелось стоять на часах, никого кет рядом! Одиночество дало мне время на раздумья, на приведение в порядок всех мыслей, что роились в моей несчастной голове.
Когда я говорю «социализм», то имею в виду политическую систему, при которой социальные права ценятся выше, скажем, прав собственности или прав наследования. Я имею в виду систему, где каждый человек рождается со стандартным набором основных прав.
Первое — это право на жизнь: оно включает право на достаточное количество пищи, одежды и на крышу над головой, без чего жизнь невозможна. Я не говорю о роскоши; нам необходим определенный набор вещей, чтобы сводить концы с концами.
Второе — право на образование, которое оплачивает общество, исходя из способностей каждого отдельного индивида.
Далее — право на старт с равными возможностями. Мне кажется, что идея наследования богатства плохо воздействует и на отдельных людей, и на общество в целом.
Я верю, что демократия — единственно возможная политическая система для страны с образованным, думающим и сознательным населением.
Не то чтобы народ должен быть исключительно мудр. Он вовсе не такой. И чем большее количество человек принимает решение, тем больше шансов, что результат окажется плачевным. Чтобы вычислить IQ группы, возьмите средний IQ всех входящих в ее состав людей и разделите на их количество. Любой, кто управлял войсками, подтвердит вам, что суммарный интеллект сотни человек равен сообразительности многоножки. И даже хуже. Многоножка не наступает на собственные ноги.
Нет. Демократия — хорошая система, потому что несет в себе стабильность.
Во многих странах Южной Америки и Африки недовольный режимом индивид собирает шестьсот друзей, триста ружей и около сотни патронов и устраивает очередную революцию. Такая практика разрушительна для общества, она приводит к потере рабочего времени, убийству людей и уничтожению собственности.
В Америке такой индивид не уходит с ружьем в горы. Он становится политиком. Конечно, он понимает, что для того, чтобы добиться успеха, надо начать с самых низов — например, с инспекции канализации.
Итак, он борется за это место с шестью другими социальными неудачниками.
Если он проигрывает, то по крайней мере чувствует, что сделал все, чтобы улучшить положение, а если люди не оценили его, то они и не заслуживают его внимания. В любом случае выборы настолько выматывают физически и морально, вытягивают такую кучу денег, что первоначальный накал страстей явственно спадает.
Если он выиграет, то много вреда причинить не сможет. Существуют инженеры, которые следят за правильностью устройства канализационных труб. И — кто знает? Может, он действительно окажется прекрасным инспектором канализационных систем.
И в том, и в другом случае общество остается в выигрыше. Шесть потенциальных магнитов для неприятностей обезврежено, и только седьмому надо платить, однако от него можно еще получить в ответ выгоду в виде полезной работы.
Восточный блок наций лишил себя социальных преимуществ. Единственная политическая партия одобряет всех кандидатов на пост, убедившись в их лояльности, но при этом покрывая явные умственные недостатки — по крайней мере на низших уровнях. Таким образом, они только увеличивают социальное напряжение, которое создает условия для нестабильности, легко устраняющейся введением свободных выборов. И все же это лучше, чем распри между сыновьями короля, пытающимися решить, кто из них сядет на отцовский трон.
Демократия не работает до тех пор, пока не будет достигнут нужный уровень образования и не появятся соответствующие институты власти. Ни то, ни другое не грозит Польше тринадцатого века — по крайней мере еще два-три поколения, — как бы я ни старался.
Капитализм, существующий в двадцатом веке, имеет свои явные преимущества. Во-первых, компаниям позволено разоряться, то есть уходить в небытие. Орудия труда распределяются по другим областям, рабочие находят новые места, а беднягу менеджера, который в большинстве случаев и виноват в крахе, выгоняют взашей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Слава Господи, мы — христиане, — вздохнула с облегчением Кристина.
В последний раз, когда я приезжал в Краков, меня и не подумали пускать на Вавельский холм. На этот раз стражи отсалютовали нам на входе. Внешность постоянно обманывает людей.
Как только мы слезли с лошадей, ко мне подбежал мальчишка.
— Пан Конрад? Князь ожидает вас. Пожалуйста, пойдемте со мной.
Меня его слова поразили, но я последовал за проводником.
Замок мало чем напоминал то строение, которое я помнил с двадцатого века. Многое исчезнет отсюда за следующие семь сотен лет и столько же появится нового. Однако время от времени у меня все же появлялось чувство дежа-вю: я просто смотрел на знакомые помещения под другим углом.
Палаты князя Хенрика как будто вышли прямо из исторического фильма, а его борода и манера держаться не претерпели никаких изменений. Я низко поклонился.
— О, встань, мальчик мой. Я слишком стар, чтобы тратить время на подобные глупости. Во всяком случае, не на публике. Они все еще заставляют меня придерживаться церемоний на людях. Однако лучше присаживайся. Итак, что там за новости с караваном крестоносцев?
— Они издевались более чем над сотней детей, ваша светлость!
— Они перевозили партию прусских рабов в Грецию, чтобы греки потом продали их маврам. Продолжай.
Я постарался не вспотеть.
— Да, ваша милость… Я попытался освободить детей, и крестоносцы напали на меня. Пан Владимир пришел ко мне на помощь, и мы победили.
— Вы вдвоем вышибли дух из семерых. Мне это нравится! Как справился пан Владимир?
— Он убил троих и смертельно ранил еще одного, ваша светлость.
— Ха! Я знал, что в жилах парнишки течет кровь отца! Четыре человека в честной битве!
— Более чем честной, ваша светлость. Под конец его атаковали разом два рыцаря, а он сумел убить одного из них.
— Что? Двое на одного?.. Этот негодяй, крестоносец, ни словом не обмолвился об этом! Да, я говорил с ним. Он добрался до меня вчера, все еще напуганный до смерти. Ха! Он даже штаны намочил от ужаса! Сказал, что вы убили всех шестерых его товарищей. Что случилось с последним?
— Потерял правую руку, ваша светлость, но думаю, я подоспел к нему вовремя. Он скорее всего выживет. Сейчас я оставил раненого у пана Мешко.
— А, Мешко… Он служил у меня регистратором, пока я не посвятил его в рыцари. Ну, чертовски славное сражение, мальчик мой. Но оно все равно доведет тебя до смерти. Если бы пруссаки жили на моих границах, я бы быстро сделал из них своих крестьян, но этот тупица, Конрад Мазовецкий, не может управиться с ними, и поэтому проклятый идиот пригласил крестоносцев. Поставил волков охранять овец! Мне они не нравятся, но я не настолько силен, чтобы драться с орденом. А именно это мне пришлось бы сделать, чтобы вытащить тебя из передряги. Война. Я не могу себе ее позволить, как не могу и победить в ней. Так что мне придется отойти в тень и позволить им убить тебя. Слышишь, парень? Ты не получишь реальной помощи от меня! Самое лучшее, на что я способен, — отложить суд на несколько месяцев.
— Я ценю вашу помощь. Может, лошадь запоет…
— Что?
— Одна из басен Эзопа, ваша милость. Человек, приговоренный к смертной казни, попросил короля не убивать его, потому что он — единственный в мире человек, кто может научить лошадь петь. Король ему не поверил, но дал лошадь и год на учебу. Друзья осужденного спрашивали, почему он сболтнул такую глупость. Никто не научит лошадь петь при всем желании! А человек ответил: «Вы правы. Но за год может многое случиться. Король может умереть. Я могу умереть. И может, лошадь запоет».
— Хотелось бы мне быть образованным. Черт. К нам приходит человек из будущего, а мы собираемся убить его.
Я потерял дар речи от шока. Предполагалась, что никто об этом и не подозревает!
— Вы знаете, ваша светлость?
— Да. Я вытянул правду из твоего священника. Только не злись на него. Я умею быть очень убедительным.
— Охотно верю, ваша милость…
— Но все равно он потратил много времени, заверяя меня, что говорит правду… Меня окончательно убедили листы, которые ты дал ему, я понял, насколько богат твой народ.
— Листы, ваша светлость?.. Вы имеете в виду бумажные деньги, которые я подарил ему в качестве сувенира?
— Нет, не миниатюрные картины, хотя и они произвели немалое впечатление. Любой народ, использующий в качестве денег произведения искусства вместо серебра, действительно обладает высокой культурой. Но нет, я имею в виду листы для задницы, которые ты дал ему.
Однажды, когда мы шли на север от Закопане, отец Игнаций дал понять, что удаляется в кусты, явно чтобы облегчиться. Я дал ему пару клочков туалетной бумаги, и он принял их без комментариев. Оказалось, что вместо того, чтобы использовать их по назначению, он сохранил бумагу как сокровище из будущего.
— Туалетная бумага?..
— Именно так он ее и называл. Люди, что могут себе позволить вытирать задницу бумагой, — богаче, чем кто-либо в этом веке! Твой священник сказал, почему он наложил на тебя обет молчания, и мне пришлось согласиться с большинством его аргументов. Можешь рассчитывать на меня, я болтать не стану. Послушай, парень, тебе не так уж долго осталось жить, так что можешь развлекаться и наслаждаться последними деньками. Скажи страже, чтобы прислали каштеляна. Я прикажу ему поселить тебя со всей компанией в лучших комнатах.
Я поклонился, и князь жестом позволил мне уйти.
Фу!.. Вначале я решил, князь собственноручно собирается меня прикончить!
А туалетная бумага, оказывается, самое большое достижение современной цивилизации?..
ГЛАВА 11
Я вернулся во двор и обнаружил, что у пана Владимира возникли проблемы с дворцовыми слугами. Последние не представляли, как с нами обращаться.
— Расслабьтесь, ребята, — сказал я. — Князь предоставляет нам прием на красном ковре.
— Да? Вы имеете в виду, на красном от крови?
— Нет. Я имею в виду, что он приказал дать нам лучшие комнаты во дворце, и думаю, заодно велел обеспечить должный уход за нашими верховыми животными. Панны, пан Владимир, пойдемте осмотрим дворец.
Пан Владимир сиял от счастья, когда узнал, как князь прокомментировал его доблесть на поле боя. Мне пришлось пересказать его речь слово в слово. Потом Владимир заставил меня сделать это еще раз перед дюжиной свидетелей.
Я подыграл ему. Для такого человека, как Владимир, явное одобрение важнее всего на свете — это то же самое, что для Новацека деньги, а для отца Игнация — церковь. Владимир спас мне жизнь, и короткая хвалебная речь — самое малое, что я мог для него сделать в благодарность.
С нами обращались гораздо лучше, чем с кем бы то ни было во дворце. Даже люди, превосходившие нас по положению, с должным почтением толпились вокруг. Бароны и графы, казалось, только и мечтали завязать с нами знакомство. Одобрение князя вскоре стало известно всему двору, а истории обо мне и так уже давно передавались из уст в уста. Но, думаю, больше всего на отношение к нам повлиял патологический интерес людей к осужденному на верную смерть. В конце концов один рыцарь просто принес мне свои искренние соболезнования и признался, что если мне что-то понадобится до последнего часа, или даже после, он с радостью выполнит мою просьбу.
— Спасибо, благородный рыцарь, — ответил я, — но почему все так уверены, что я обязательно умру? Речь идет о ристалище, а вовсе не о казни! Это будет честное сражение на глазах у тысяч свидетелей. Я участвовал в трех битвах за последний год — в четырех, если считать ту дурацкую историю с гильдией сутенеров в Цешине. В большинстве случаев неприятель превосходил нас числом, и все же меня даже ни разу не ранили. Я собираюсь победить на ристалище, говорю вам совершенно серьезно.
Рыцарь смутился, но Владимир ответил за него:
— Пан Конрад, боюсь, вы не совсем понимаете, на что идете. Вам предстоит драться с профессиональным поединщиком! С человеком, который только и делает, что учится сражаться. У крестоносцев их всего двое, и каждый убил более тридцати противников на Божьих судах или в обычных поединках. Я мог сказать, что у вас есть шанс, если бы бой проходил только на мечах. Но по правилам каждый из вас вооружается, как хочет, поэтому он нападет на вас с копьем. Меч против копья! Да у вас не будет ни единого шанса даже против неумелого бойца. Копье против копья, пан Конрад! Я видел, как вы управляетесь с этим оружием: даже крестьянин превзойдет вас здесь. Боюсь, у вас нет никакой надежды.
— Так вот все плохо?
— Хуже, но у меня не хватит умения выразить это в словах.
* * *
В Вавельском замке все приемы пищи превращали в официальную церемонию. Каждый рыцарь сидел рядом со своей дамой в строгом порядке по возрастанию чинов. Так что мы расположились довольно далеко от главы стола, хотя все же и не в самом конце.
Стол был отлично сервирован, блюда подавали с должным умением, но пища пришлась мне не по вкусу: пережаренная, пересоленная и изобилующая специями. Напоминает еду, приготовленную студентами, изучающими домашнее хозяйство, которые перестарались себе на беду.
Но пан Владимир и девочки были счастливы.
За ужином князь стал перед всеми превозносить боевое искусство пана Владимира и настоял на подробном отчете о каждом ударе от героя дня. Пан Владимир выполнил просьбу с большой выразительностью, размахивая руками и издавая боевые кличи: в общем-то он просто напропалую хвастался, что в двадцатом веке сочли бы дурным тоном.
Наверное, здесь такой рассказ считался обычным делом.
В любом случае имя пана Владимира прогремело на весь замок, и Анастасия купалась в лучах его славы.
После ужина начались танцы, и я обнаружил, что па, которые я показывал людям в Окойтце прошлой зимой, добрались до Кракова раньше меня. Только здесь эти танцы назывались «полька Конрада», «мазурка Конрада» и «вальс Конрада».
Мой слегка неприличный «заячий» клуб образца тринадцатого века, купленный и переделанный за одну ночь, когда я напился до полусмерти, стал называться «Корчмой Конрада», и шесть человек независимо друг от друга спросили, не собираюсь ли я устроить что-то подобное в Кракове.
У девушек появились верховые костюмы — длинные юбки с вшитой посредине полосой материи; они претворили в жизнь мою идею о том, как женщина может ездить в мужском седле, не теряя при этом достоинства. На следующий же день, когда дворцовые дамы заприметили нововведение, чуть ли не дюжина женщин заказали себе такие же юбки. Боюсь даже представить, сколько портних не сомкнуло глаз в ту ночь. Костюмы в новом стиле получили мое имя.
Но что же с действительно серьезными моими достижениями, которыми можно по праву гордиться? Мельница, построенная по моим чертежам, ткацкие станки, созданные под моим руководством, фабрика, появившаяся благодаря мне? Оказалось, что это мельница Ламберта, станки Ламберта и фабрика Ламберта.
Нет в мире справедливости.
Комнаты, доставшиеся нам, по средневековым стандартам считались сказочными, в какие не стыдно поселить королевскую семью. То есть они чуть не дотягивали до уровня второсортного отеля, где мебель все же поудобнее.
К каждому из нас также приставили по слуге, что меня несколько смутило. У меня никогда раньше не было личной прислуги, да я ее и недолюбливал. Кристина пришла в восторг, так что пришлось смириться, пока не настало время ложиться спать.
Тогда я обнаружил, что слуги собираются спать в одной комнате с нами. Наверное, одной из функций балдахина над кроватью является предоставление хозяевам должного, по мнению средневековых поляков, уединения, при спящих на соседних грубых лежанках слугах. А вдруг нам понадобится что-то посреди ночи?
Так вот, я провел предыдущую ночь в одиночестве в монастыре и не собирался продлевать свое воздержание. Однако и любовью заниматься со своей девушкой при незнакомых людях, лежащих в ярде от нас, не получалось. Я попытался отослать их, но они не захотели уходить. Сказали, что если вернутся в комнату для прислуги, все подумают, будто они не справились с работой.
В конце концов мы нашли компромисс: слуги будут спать в комнате пана Владимира и Анастасии, за стенкой, но при этом с нас взяли твердое обещание стучать, если нам что-то понадобится ночью.
Идиотизм.
При Владимире, игравшем роль героя, и человеческом обращении с девушками (Кристина столкнулась с невозможным снобизмом прошлой весной в Цешине), можно было даже и не думать об отъезде следующим утром, намеченном по плану. Пришлось остаться еще на три дня, и все, кроме меня, наслаждались подобным времяпрепровождением, которое составляли танцы, игры и охота, от которой я сумел отвертеться, попросив другого рыцаря сопровождать Кристину.
Когда остальные охотились, я сидел один в своей комнате и чувствовал себя на седьмом небе. В первый раз после прошлой зимы, когда мне довелось стоять на часах, никого кет рядом! Одиночество дало мне время на раздумья, на приведение в порядок всех мыслей, что роились в моей несчастной голове.
Когда я говорю «социализм», то имею в виду политическую систему, при которой социальные права ценятся выше, скажем, прав собственности или прав наследования. Я имею в виду систему, где каждый человек рождается со стандартным набором основных прав.
Первое — это право на жизнь: оно включает право на достаточное количество пищи, одежды и на крышу над головой, без чего жизнь невозможна. Я не говорю о роскоши; нам необходим определенный набор вещей, чтобы сводить концы с концами.
Второе — право на образование, которое оплачивает общество, исходя из способностей каждого отдельного индивида.
Далее — право на старт с равными возможностями. Мне кажется, что идея наследования богатства плохо воздействует и на отдельных людей, и на общество в целом.
Я верю, что демократия — единственно возможная политическая система для страны с образованным, думающим и сознательным населением.
Не то чтобы народ должен быть исключительно мудр. Он вовсе не такой. И чем большее количество человек принимает решение, тем больше шансов, что результат окажется плачевным. Чтобы вычислить IQ группы, возьмите средний IQ всех входящих в ее состав людей и разделите на их количество. Любой, кто управлял войсками, подтвердит вам, что суммарный интеллект сотни человек равен сообразительности многоножки. И даже хуже. Многоножка не наступает на собственные ноги.
Нет. Демократия — хорошая система, потому что несет в себе стабильность.
Во многих странах Южной Америки и Африки недовольный режимом индивид собирает шестьсот друзей, триста ружей и около сотни патронов и устраивает очередную революцию. Такая практика разрушительна для общества, она приводит к потере рабочего времени, убийству людей и уничтожению собственности.
В Америке такой индивид не уходит с ружьем в горы. Он становится политиком. Конечно, он понимает, что для того, чтобы добиться успеха, надо начать с самых низов — например, с инспекции канализации.
Итак, он борется за это место с шестью другими социальными неудачниками.
Если он проигрывает, то по крайней мере чувствует, что сделал все, чтобы улучшить положение, а если люди не оценили его, то они и не заслуживают его внимания. В любом случае выборы настолько выматывают физически и морально, вытягивают такую кучу денег, что первоначальный накал страстей явственно спадает.
Если он выиграет, то много вреда причинить не сможет. Существуют инженеры, которые следят за правильностью устройства канализационных труб. И — кто знает? Может, он действительно окажется прекрасным инспектором канализационных систем.
И в том, и в другом случае общество остается в выигрыше. Шесть потенциальных магнитов для неприятностей обезврежено, и только седьмому надо платить, однако от него можно еще получить в ответ выгоду в виде полезной работы.
Восточный блок наций лишил себя социальных преимуществ. Единственная политическая партия одобряет всех кандидатов на пост, убедившись в их лояльности, но при этом покрывая явные умственные недостатки — по крайней мере на низших уровнях. Таким образом, они только увеличивают социальное напряжение, которое создает условия для нестабильности, легко устраняющейся введением свободных выборов. И все же это лучше, чем распри между сыновьями короля, пытающимися решить, кто из них сядет на отцовский трон.
Демократия не работает до тех пор, пока не будет достигнут нужный уровень образования и не появятся соответствующие институты власти. Ни то, ни другое не грозит Польше тринадцатого века — по крайней мере еще два-три поколения, — как бы я ни старался.
Капитализм, существующий в двадцатом веке, имеет свои явные преимущества. Во-первых, компаниям позволено разоряться, то есть уходить в небытие. Орудия труда распределяются по другим областям, рабочие находят новые места, а беднягу менеджера, который в большинстве случаев и виноват в крахе, выгоняют взашей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29