Я подъехал к Владимиру.
— Вы спасли мне жизнь, пан Владимир. Я благодарен вам за это.
— Ерунда. Лучше скажите… все эти кольчуги, оружие и товары… Они принадлежат нам?
— Не знаю. Возможно. Мы спросим пана Мешко. Он когда-то был регистратором и немного знает закон. Пожалуйста, только не подумайте, будто я критикую, но зачем вы погнались за двумя последними стражниками? Они убегали и не собирались причинять нам вреда.
— Зачем? Конечно, чтобы убить их! Если бы я не упустил последнего, никто, может, и не узнал о случившемся. Мы могли бы избавиться от крестьян и переправить караван в Константинополь сами. А теперь, если нас и не повесит граф Ламберт, то крестоносцы уж точно сделают это за него. Кстати, почему вы мне не помогли в погоне за теми двумя рыцарями? Ваша лошадь может обогнать ветер. Мы бы поймали оставшегося крестоносца и не были бы сейчас вне закона. Но, может, нам удастся быстро продать товары и сбежать во Францию. Я слышал о ней много интересного. И еще. Что, черт возьми, заставило вас напасть на караван? Неужели вы уже недостаточно богаты?
Меня подобная цепочка рассуждений повергла в совершенное недоумение.
— Минуточку! Я не вне закона. Я не сделал ничего плохого!
— Вы не сделали ничего плохого? Нападение на караван на земле вашего сеньора — хорошо? Убийство полудюжины мирных стражников-крестоносцев — это хорошо? Впутывание меня в эту абсурдную ситуацию — тоже хорошо?
— Извините, что впутал вас, я бы давно уже валялся мертвым без вашей помощи, но дело в том, что я вовсе не просил мне помогать. Вы, пан Владимир, ввязались в схватку по собственной воле. Я рад, что вы так поступили, но ответственности за чужие действия не несу. Что до каравана и охранников… Эти крестоносцы обижали невинных детей, которых мы и спасли. Мне не стыдно за себя.
— Дети? Вы имеете в виду рабов?
— Бывших рабов, — уточнил я. — И я не собираюсь убегать во Францию и куда бы то ни было.
— Вы собираетесь остаться? После того, как нарушили клятву, данную графу Ламберту?..
— Я не нарушал никаких клятв! Я клялся защищать людей на землях пана Ламберта. Дети — тоже люди. Они находятся на земле Ламберта и явно нуждались в защите. Я поступил правильно.
Он опустил глаза и покачал головой.
— О Боже. Котенок запутался в клубке ниток…
Тем же вечером за ужином мы рассказали пану Мешко и его жене о своих приключениях.
Когда повествование было закончено, у пани Ричезы стояли слезы в глазах.
— Пан Конрад, мы были так близко! Через несколько лет школы процветали бы…
Она поднялась и выбежала из комнаты.
Пан Мешко покачал головой.
— Пан Конрад, бывает, что человек падает в отхожее место. Так вы только что совершили подобный подвиг. Вы оскорбили своего сеньора. Напали на торговцев и объявили войну самой мощной военной организации на тысячу миль вокруг. Раз уж вам захотелось совершить самоубийство таким оригинальным способом, почему бы еще не помочиться на Папу Римского? Тогда бы за вашей шкурой охотились все, кому не лень.
— Нет, думаю, мы все же хорошо поработали, — съязвил Владимир. — В конце концов, крестоносцы — религиозный орден, они находятся под защитой Папы.
Я проигнорировал его слова.
— Я все еще настаиваю на том, что мы с Владимиром не сделали ничего плохого.
— Что касается пана Владимира, то, наверное, вы правы. Он еще может выкарабкаться из этой истории, если только крестоносцы не загорятся жаждой мести, а с ними такое всегда может случиться. Существует понятие вынужденного вассалитета. Вот смотрите. Никто из здесь присутствующих не является сеньором по отношению к другим. Но вы едите за моим столом и под моей крышей. Если бы в этот самый момент на меня напали, вам пришлось бы прийти мне на помощь, как будто вы мои вассалы. Более того, как мои вассалы, вы не будете отвечать за мои действия… Итак, насколько я понимаю, пан Владимир путешествовал с вами уже несколько месяцев за ваш счет, так что вынужденный вассалитет может иметь место.
— Это что-то новое для меня. Подумать только — вынужденный вассалитет, — хмыкнул пан Владимир. — Но вы сняли груз с моих плеч. Скажите мне, имеет ли право вынужденный вассал на долю добычи?
— Да, — ответил Мешко, — имеет. Но в нашем случае Добычи может и не оказаться. Пан Конрад утверждает, что крестоносцы действовали, как преступники, причиняя телесные повреждения детям. Тогда вещи преступников принадлежат ему, а его сеньор вправе потребовать свою долю. Но крестоносцы, без сомнения, назовут пана Конрада преступником, бандитом с большой дороги, нападающим на караваны, а вор не имеет права на имущество, которое присвоил незаконно… Пока вы умывались, я осмотрел товары, которые вез караван, поскольку животных поместили в моем стойле. Мулы принадлежат крестьянам и не попадают в ваше распоряжение, но поклажей владели крестоносцы, а она ценна. Там четырнадцать тюков великолепных северных мехов и три — янтаря. Рабы стоят по шестьсот гривен каждый, а оружие, кольчуги и боевые кони — все в отличном состоянии. Все говорит о том, что данная добыча принесет гораздо больше денег, чем все, выигранное в бою паном Конрадом прошлой осенью.
— Пусть так, — согласился я. — Но я это сделал не из-за денег. Я пытался спасти детей и не знаю, что теперь с ними станет. Их можно отослать домой?
— Невозможно. У них нет больше дома и семьи. Когда крестоносцы нападают на языческую деревню, они убивают всех мужчин, и женщин, и детей — кроме тех, за которых смогут выручить хорошую цену.
— Ублюдки! Они напоминают мне еще об одной кучке немцев. Если мы не можем отослать детей домой, думаю, мне просто придется самому позаботиться о них. Пан Мешко, вы можете устроить так, чтобы их отправили в Три Стены?
— С радостью. Мне не улыбается кормить их. Вы, конечно, понимаете, что они не покинут ваших земель, пока дело не уладится. Вам лучше написать письмо с разъяснениями своему управляющему.
— Да, — задумался я. — Мне надо будет написать еще и Ламберту.
— Что? Вы не поедете к нему сами?
— Если я поступлю настолько опрометчиво, он, пожалуй, бросит меня в тюрьму. Тогда кто вытащит из темницы Тадеуша?
— Пожалуйста, поймите, что Ламберт и мой сеньор тоже. Я не могу отпустить вас без всяких гарантий.
— У Ламберта уже есть гарантии Большинство моих денег — в его кладовых.
— Гм, правда. Тогда езжайте и возвращайтесь поскорее.
— Мы поедем утром. И последнее. Не можете порекомендовать хорошего адвоката?
— Адвоката? Вам не понадобятся адвокаты. Ваше дело не будет рассматриваться в суде. Во всяком случае, в гражданском суде.
— Что?.. Тогда о чем ты говорил всего минуту назад?
— Да это просто старые привычки дают о себе знать. Послушайте, если бы мы с вами поспорили, то мы бы изложили свои точки зрения перед графом Ламбертом, а он уже мог вынести решение. Точно так же спор между Ламбертом и его братом можно вынести на суд князя. Но князь Хенрик никому не приходится вассалом, и крестоносцы ему не вассалы. Поэтому надо все решить перед Богом.
— Вы имеете в виду церковный суд?
— Конечно, нет! Я имею в виду бой на ристалище. Крестоносцы выставят своего лучшего бойца, и боюсь, у вас нет ни малейшего шанса победить.
Замечательно.
Потом я сидел один возле чадившей масляной лампы с отточенным гусиным пером вместо ручки, чернилами в роге барана и пачкой пергаментных листов.
Дорогой Яша.
Это письмо тебе доставят вместе с детьми, которых мы спасли сегодня с паном Владимиром.
Злополучные жертвы несчастного случая попали в жуткую беду. Их дома сожгли, их семьи стерли с лица земли, их самих обратила в рабов кучка чужаков, называющих себя крестоносцами Их пороли и заставляли проходить сотни миль со стертыми ногами и окровавленными спинами. Их собирались продать в далекие страны — для удовлетворения богопротивных желаний мусульман, таких же язычников, которые сейчас удерживают святые земли, принадлежащие истинным христианам.
Наш христианский долг требует, чтобы мы позаботились о несчастных. Это будет нелегко. Они не говорят на польском и никогда не слышали о благословенном учении Христа. Мы должны приютить их, привести в свой дом, показать преимущества нашей веры, подарить любовь.
Я прошу каждую семью принять хотя бы одного ребенка и обращаться с ним, как с собственной плотью и кровью.
Они должны получать пишу, как и все остальные, за мой счет.
Им необходима одежда Я пишу своему сеньору, графу Ламберту, письмо с просьбой предоставить мне достаточно полотна не только для этих детей, но и для всех обитателей Трех Стен. Это также оплачу я. Ткани должно хватить для двух полных комплектов одежды — из льняного полотна и из шерсти на зиму — каждому крестьянину. Когда полотно прибудет, проследи, чтобы его бесплатно распределили между женщинами, а остаток положили в кладовую.
Читай это письмо людям каждый вечер перед ужином в течение трех дней. Я знаю, что могу рассчитывать на добрых христиан из Трех Стен, они исполнят свой долг.
С искренней любовью,
Конрад.
P.S. С крестоносцами мы до конца еще не разобрались. Они, возможно, попытаются провернуть пару трюков, но не беспокойся. Мы не можем проиграть, потому что Бог на нашей стороне.
Я перечитал письмо. Оно взывало к долгу, материнским чувствам, жалости, и в такой же степени к религиозности и жадности. Если моя затея провалится, обязательно потребую назад свои деньги у учредителей курсов по вербальному убеждению, которые я однажды посещал.
Моему сеньору, графу Ламберту, господину Окойтца, от второго дня августа, 1232 года.
Мой господин, знайте, что в этот день я обнаружил сто сорок два юных существа, которых оскорбляли на ваших землях.
Их приковали цепями шея к шее, пороли и заставляли идти босиком, нагими, несколько сотен миль. Из христианского милосердия и в соответствии с моей клятвой, данной вам, согласно которой я обязался защищать людей на ваших землях, я спас этих несчастных с немалой помощью пана Владимира.
Польское оружие с победой вышло из испытания, Бог был на нашей стороне. Мы, два ваших вассала, лишили жизни четверых иноземных рыцарей, двух ранили, возможно, смертельно, и обратили седьмого рыцаря в бегство.
Нам досталась обильная добыча, которая, по оценке пана Мешко, превосходит ту, что я принес прошлой осенью, когда с Божьей помощью освободил ваши земли от грабителя, пана Райнберга. Все сейчас находится в кладовых пана Мешко, ожидает предстоящего раздела, по которому вы законно получите свою долю.
Спасенные дети отправятся в мои земли, где о них позаботятся За мой счет. Когда же они излечатся от ран, то смогут работать наравне со всеми, если пожелают.
Они все очень молоды, большая часть девушек еще не вступила в пору расцвета, но их тщательно отбирали для услады заморских сластолюбцев, так что все они довольно привлекательны. Думаю, через пару лет вы обнаружите в Трех Стенах роскошный розовый сад. Может быть, некоторые из детей захотят работать на ткацкой фабрике, которую я вам построил.
Несчастные были нагими, когда мы их спасли, и, таким образом, им понадобится полотно, как, впрочем, и моим людям. Не могли бы вы сделать мне одолжение и прислать шерсти для восьмисот человек и такое же количество льняного полотна? В качестве платы возьмите столько, сколько сочтете справедливым из моего сундука, хранящегося в вашей кладовой.
Мне бы очень хотелось посетить вас, но мой друг попал в беду в Саце и погибнет, если я не приду к нему на помощь.
Пан Манко говорит, что результатом моих действий могут стать некоторые проблемы с законом, но я по-прежнему считаю, что рабство противно Богу, и сегодня я не совершил ничего плохого. Я вернусь к вам через несколько недель, а залогом возвращения пусть станет все мое богатство.
Остаюсь вашим преданным вассалом,
Конрад.
P.S. К этому времени улья, принцип постройки которых я показал вашему плотнику, уже наверняка привлекли пчел. Вам, возможно, захочется приказать пчеловоду осмотреть и посчитать заселенные улья, чтобы убедиться в полезности моих услуг. Передайте, пожалуйста, мой самый горячий привет всем девушкам с фабрики.
Перечитав письмо, я решил, что слегка переборщил со словесными ловушками, но в конце концов Ламберт не так уж образован, чтобы что-то заметить. Я выставил себя в самом лучшем свете, не солгав при этом ни разу. Напомнил ему о своих прошлых заслугах и воззвал к его гордости воина (значительной), жадности (определенной), сластолюбию (огромному).
Просьба установить самому цену на полотно казалась чистой лестью, однако только так можно заставить Ламберта продать что-то за относительно небольшие деньги.
Если красивые речи и могут вытащить меня из неприятной ситуации, то это письмо свое дело сделает. Может, мне удастся даже избежать гипотетического поединка.
И все же я не беспокоился по-настоящему, хотя и не понимал почему. Наверное, потому что все казалось таким нереальным. В двадцатом веке, если бы я спас сто сорок два ребенка, меня назвали бы героем! Я попал бы в газеты и на телевидение, президент нацепил бы мне на грудь медаль. Здесь же меня собирались убить. Я просто не мог воспринимать угрозу всерьез.
Однако я с ног валился от усталости, когда, наконец, добрался о кровати.
ГЛАВА 10
Рано утром следующего дня я прочитал написанные мною послания всей компании, включая семью пана Мешко: наши версии происшествия должны совпадать.
Владимиру показалось, что мне следует добавить несколько строк о его подвигах, и я приписал пару абзацев на полях, где восхвалял до небес его искусство владения копьем. Пусть забирает себе хоть всю славу. Он заслужил, мне же это ничего не стоило. Меня заботило только благополучие детей.
Ламберт не умел читать, но пан Мешко пообещал прочитать мое письмо ему до того, как изложит другую сторону истории.
— Я раздумывал над создавшимся положением и теперь по-другому смотрю на этих детей, — признался пан Мешко. — Если бы кто-то так обращался с моим ребенком, им бы пришлось сначала убить меня… Хотя их отцы на самом деле мертвы, не так ли? Конрад, знай, что я поддержу тебя в каше, которую ты заварил.
Он повернулся к своей лошади, но потом снова быстро посмотрел на нас.
— Но не ожидай слишком многого! Мне еще и о своей семье подумать надо!
Итак, пан Мешко отбыл в Окойтц, детей отослали с доверенным человеком в Три Стены, а моя прежняя компания продолжила путь в Сац.
В полдень мы подъехали к границе владении родителей Владимира.
— Я знаю, что пригласил всех вас в имение моего отца, но не думаю, что теперь мудро нам появляться в замке, — сказал Владимир. — Через час мы приедем в Освенцим, а если не остановимся до заката — доберемся до монастыря в Тынеце. Думаю, монастырь подойдет больше.
— Почему монастырь? — удивился я. — Они уложат нас спать отдельно с остальными мужчинами, а девушки останутся одни.
— Правда. Но монастырь даст нам защиту от Церкви, в чем мы, возможно, нуждаемся. Мы до сих пор не знаем, как воспримет ситуацию граф Ламберт, или как отреагируют крестоносцы. В Тынеце мы будем вне досягаемости Ламберта, а крестоносцы никогда не станут нападать на собственность Церкви.
— Никогда?
— Конечно, никогда. Они все-таки религиозный орден.
— Религиозный орден?.. Ты называешь кучку убийц, которые сжигают деревни, отдают в рабство детей и торгуют с мусульманами, религиозным орденом?
— Звучит странно, правда? Но им покровительствует Папа, они придерживаются правил Ордена святого Бенедикта, исключая битвы и торговлю, естественно.
— Если волка обрядить в овечью шкуру, овцой он все равно не станет. Они — проклятые убийцы, несмотря на то, что носят кресты на плащах. Я все еще не понимаю, почему ты не хочешь заехать к родителям. Мы все ожидали этого с нетерпением, особенно Анастасия. Там мы точно будем в безопасности, я уверен:
— В безопасности, да, но время неподходящее. Могу я говорить откровенно? Вы знаете, что я хотел убедить родителей благословить мой брак с Анастасией. Пусть лучше они будут в хорошем настроении, когда я подниму вопрос. А сейчас, боюсь, надо мной нависла туча.
— Не понимаю.
— Ну, знаете, мой отец тоже мой сеньор. Он поклялся охранять дорогу, чтобы сделать ее безопасной для купцов. Помогая вам вчера, я нарушил его клятву. Обесчестил отца. Он вполне вправе повесить меня! То есть мать, конечно, никогда не позволит ему такое сотворить, но он наверняка будет не в том настроении, чтобы раздавать подарки. На самом деле, думаю, лучше мне избегать его, пока все не утрясется, и нас либо оправдают, либо убьют.
— Если ты не хочешь к родственникам, ладно, но о монастыре не может быть и речи.
— Только не о таком чистом.
Я уже много месяцев жил без блох. Полагаю, монастырь станет интересным опытом для девушек.
Когда мы въезжали в Краков следующим утром, стражники у ворот подтянулись и отсалютовали нам. В последний раз, когда я здесь был, они торговались со мной и вытрясли немалую сумму за право войти в город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29