Быть может, гораздо более живом, чем они, его бывшие обитатели.
На мостике Непейвода кинулся к умершему пульту тральщика, попытался активизировать его, переведя корабельные системы на ручное управление. Зажглось тусклое аварийное освещение, сделав мостик совершенно иным – теперь это было мрачное помещение, полное темных углов. Впрочем, оно казалось более уютным, чем ослепительно пустое, нечеловеческое местопребывание термопсисов.
Двунадесятый Дом один за другим тестировал процессоры «Поскребыша-И 2». Отказало почти все. Электроника, накоротко замкнутая на корабельный мозг «Оболтуса», сгорела вместе с ним. Работала только система пожаротушения, противометеоритная защита, автономный регенератор воздуха и аварийная связь.
Нахохлившись, Платон сидел на полу, следя за действиями напарника. Подножка в двух шагах от победы – и вот они опять летят кувырком, чтобы разбиться в лепешку. В этой экспедиции над ними довлеет злой рок.
Археолог тронул носком Кребдюшина, смирно лежавшего у его ног. Если бы всех противников можно было так разложить на полу…
– Аварийный передатчик в порядке, – сообщил Непейвода. – Можно дать узконаправленный сигнал «SOS» на ФФФукуараби и ждать прилета корабля. Кислорода нам хватит, и есть месячный запас пищи и воды… Я не хочу принимать решение единолично. Пусть все проголосуют.
– Разве у нас есть выбор? – отозвался Платон.
– Похоже на то, – мрачным тоном ответил муравейник. – Месяц жизни или десять дней, если сюда придет наш корвет.
– Так вы нас приговорили…– протянул археолог. Он был ошарашен, хотя давно мог бы догадаться о такой перспективе, памятуя о встрече, которую оказали напарникам на ФФФукуараби. – Что ж ты раньше молчал?
– Не хотел портить тебе настроение. Сбивать рабочий настрой…– горько усмехнулся Двунадесятый Дом. – Я договорился с «Оболтусом». Он должен был вывезти вас четверых. А теперь…– Непейвода стукнул кулаком по ослепшему пульту.
Платон только покачал головой. В этой истории с золотым горшком его предавали снова и снова. Пора бы уже привыкнуть, сделать выводы и больше не верить никому и ничему. Но ведь так жить будет тошно…
– Давай допросим этого урода, – сменил он тему. – Вдруг узнаем что-нибудь интересное.
– Может, ты и прав…
Муравейник вел допрос с пристрастием. Он не обладал практическими навыками этой грязной работы, но зато теоретически был подкован. Первым делом– прежде, чем привести Кребдюшина в чувство, – Непейвода сделал ему укол. Отныне тело, за исключением гортани, челюстей, губ и языка, перестанет подчиняться полукровке, хотя его сознание будет ясным.
* * *
Двунадесятый Дом миллиметр за миллиметром просканировап тело Кребдюшина. Оно оказалось напичкано биологическими устройствами. Предосторожность была ненапрасной. Затем Непейвода от души отхлестал полукровку по щекам, так что голова его моталась из стороны в сторону – это лучший способ вернуть человекообразного в сознание.
– Кто заплатил за генетические операции? – был первый вопрос Двунадесятого Дома. – У тебя никогда не было столько денег.
– Мне сделали их бесплатно, потому что…– мимикрист замолк, облизнул пересохшие губы.
Муравейник решил: Кребдюшин еще не придумал, как соврать, и сказал:
– Помни одно, дружок: хоть ты и не можешь шевелить руками-ногами, боль чувствуешь, как и прежде. А я знаю тысячу способов разговорить молчуна. Нас обучили допрашивать ксенов – от эмбрионов до мертвецов.
– Не запугивай – я и так все расскажу. Все равно выхода нет.
– Удивительно покладистый мерзавец. Образцово-показательный, – с деланным восхищением произнес Непейвода. – Может, ему орден дать? – Интонация у него была нехорошая. Страшноватая интонация.
– За операции заплатили термопсисы. Я даже не знаю, сколько они стоили, – заспешил полукровка – и уже не закрывал рта целый час.
Кребдюшин Капоте был полукровкой и потому оказался чужим и мимикристам, и людям– его не принимали обе разумные расы. В результате он возненавидел тех и других и при каждом удобном случае старался отомстить своим обидчикам. Его не заботило, что непосредственные жертвы понятия не имели о его, Кребдюшина, существовании. Если ты человек или мимикрист– значит, достоен мучительной смерти, пыток или, на худой конец, облегчения кошелька.
В первую встречу с Рассольниковым полукровка залез в экспедиционную кассу, был бит и смылся, угнав единственный глайдер. Так что археологам пришлось пешком выходить к людям через выжженную пустыню, волоча на себе несколько тонн сокровищ.
Кребдюшин привык действовать в одиночку, полагаться только на себя самого. Он не гнушался никакой, даже самой поганой работы и никогда не чувствовал себя отомщенным – сжигающий его огонь ненависти был неутолим. Но полукровка обладал одним немаловажным качеством– он был очень терпелив и, прежде чем нанести удар, мог выжидать месяцами.
Кребдюшин не вел счет своим жертвам, но их число наверняка перевалило за сотню. Случались периоды в его уже довольно долгом существовании, когда он вел законопослушный образ жизни и казался вполне благонамеренным сапиенсом. Но потом подворачивался удобный случай, и полукровка начинал действовать.
Кребдюшин никогда заранее не планировал акций возмездия, не вынашивал планов мести – он любил экспромты. Вот если кто случайно подвернется ему под руку – пощады не проси. Полукровка не знал слова «жалость», его смешили рассуждения о морали и этике. Он считал их выдумками бессильных мудрецов, занимающихся на старости лет оправданием собственной трусости.
Вся история с его участием в экспедиции на планету Тиугальба была шита белыми нитками. Случайная встреча на «Эль-Гарде», удачное стечение обстоятельств, древние карты, удивительным образом попавшие в цепкие руки черного археолога… Будь Рассольников менее доверчив, он наверняка заподозрил бы неладное. Будь Непейвода меньше зациклен на поисках царственных личинок, он, несомненно, раскусил бы полукровку. Увы…
Кребдюшин тотчас согласился на предложение термопсисов – еще бы! Он мог неплохо заработать, прищемив хвост давнему сопернику, более удачливому и потому ненавистному черному археологу по кличке Атлантида. А это значило напакостить очередному представителю рода человеческого – о чем еще мечтать?.. Что же касается разумных муравьев, то полукровка с детства терпеть не мог насекомых. Настало время поставить их на место.
Термопсисы обещали ему два миллиона кредитов за горшок с живыми или мертвыми личинками и миллион за документальные свидетельства их уничтожения на месте.
– Имперская эскадра полным ходом несется сюда, совершая по десять прыжков в час. А вы, ребята, застряли в самом центре межзвездной ямы, и никакие фффукуарабские посудины не успеют вас спасти, – закончил свой рассказ Кребдюшин.
– Ты ему веришь? – спросил напарника Платон. Муравейник покачал головой.
– Мы узнаем, врет он или нет, только когда эскадра выскочит из последнего гиперпрыжка, – сказал археолог. – Тогда я своими руками перережу ему глотку, а потом взорву тральщик, чтобы не попадать к ним в плен.
Корабль наполнялся нестерпимой вонью, которая просачивалась из трюма в вентиляцию. Платон и Непейвода надели скафандры, опустили щитки шлемов и открыли трюм, чтобы выдуть за борт останки «Оболтуса». Печальная, но необходимая операция.
Ступая по колено в пенистой бурой жиже, напарники продвигались в глубь темного помещения, тесно заставленного стеллажами с гиперминами. Археологу пришла в голову неплохая мысль:
* * *
– Почему бы нам не разбросать эти «игрушки» вокруг тральщика? – предложил он. – Будем выходить на катере и вручную устанавливать по десятку. Заберем с собой в могилу несколько вражьих кораблей. Громко хлопнем дверью на прощанье…
– Я обязан доставить горшок на ФФФукуараби, – решительно проговорил муравейник. – Умирать будут другие.
Дом уверенно огибал стеллажи. Он вроде бы что-то искал, но Рассольникову о цели своих поисков не говорил.
– Здесь есть живое! – вдруг воскликнул Двунадесятый Дом.
– Термопсис?
– Нет. Биолокатор показывает нечто компактное, неподвижное. Оно в этой дряни. Надо достать.
– Слушаюсь, ваше муравейство, – без особого энтузиазма согласился Платон.
Они наклонились, нащупывая в пенном слое это самое живое. Нащупали, с трудом ухватили – выскальзывало из рук. Да и тяжеленькое оно было – килограммов на пятьдесят. Поволокли из трюма, оскальзываясь и чертыхаясь.
Когда найденную штуковину отмыли от мертвечины и рассмотрели как следует, оказалось, что по форме это яйцо – метр высотой. Нижний конец тупой, так что оно устойчиво стояло на земле. Поверхность упругая, резинистая, покрытая мельчайшими складочками. Звуков «яйцо» не издавало, двигаться не пыталось.
– Что это? – спросил археолог, осмотрев находку со всех сторон. Впрочем, он уже сам догадывался.
– Новый «Оболтус». Думаю, тебе следует взять его с собой. На ФФФукуараби ему делать нечего.
– На кой ляд?!-вскинулся Платон.
– Рано или поздно тебе понадобится маленький кораблик. Ты активизируешь зародыш и, когда он вырастет, воспитаешь должным образом, – усмехнулся Непейвода. – он будет считать тебя своим папой, любить и почитать…
«Спаси Космосе!» – мысленно содрогнулся археолог, но отказаться от такого подарка не смог. Богатый жизненный опыт говорил: «Не вздумай глупить. Он стоит не меньше миллиона кредитов. Другого случая не представится. Потом локти будешь кусать. Бери его – про запас. Своя ноша не тянет…»
Время шло. Эскадры термопсисов было не видать. Кребдюшин соврал – он не успел отправить тахиограмму.
Время от времени Платону почему-то вспоминались замороженные личинки. Они были довольно аппетитными. «Интересно, а какие они на вкус?» – родилась дурацкая мысль и уже не отпускала. Уже неделю они питались исключительно армейскими рационами. Смотреть было тошно на сублимированные соевые бифштексы. А голод, как известно, не тетка – любого скрутит в бараний рог.
– Почему ты смотришь на горшок и облизываешься?! –поймав плотоядный взгляд напарника, с возмущением спросил Непейвода. – Я не требую, чтобы ты восторгался волшебной красотой личинок. Ты ничего не понимаешь в истинной красоте. Но облизываться не смей! Я тебе запрещаю!
Археолог почувствовал: еще немного, и ходячий муравейник потянется к бластеру. У обоих нервы на пределе. Поспешил успокоить напарника:
– Ты подозреваешь меня в людоедстве? Отродясь не ел насекомых! – Платон противоречил сам себе, но не замечал этого.
– Я понимаю: для тебя они – всего лишь порции животного белка и жира. Желанная пища. Но на самом деле эти беспомощные личинки способны превратиться в носителей величайшей мудрости и справедливейшей власти. Они спасут нашу планету и заставят задуматься многие разумные расы. Что есть сила, и что есть порядок? Каким путем должна идти эволюция, и стоит ли слишком много прав давать индивидууму? Как сохранить самобытность цивилизации перед лицом людской экспансии и защитить расу от ксеноцида?..
– И вся Галактика поймет преимущества концепции Роя и решит переселиться в муравейники, – усмехнулся археолог.
– Можешь сколько угодно издеваться, но когда-нибудь твоя Галактика…– Двунадесятый Дом не договорил – только досадливо махнул рукой.
– Слушай: а отчего мы до сих пор не посоветовались с комендантом? – удивился Платон, желая сменить тему разговора.
Непейвода почесал шебаршастый затылок, вынул из «волос» пару померших от старости клеточек, долго вертел их перед носом и наконец изрек солидным басом:
– Враг все-таки. А может, просто забыли.
Когда Сандерсону объяснили ситуацию, он первым делом спросил:
– Почему вы не попросите помощи у третьей силы? Вернее, у четвертой, если отмести Лигу, Империю Термопсис и ФФФукуараби.
– Мы дадим сигнал «SOS», и первыми на него примчатся те же самые термопсисы.
– Я могу предложить только такой вариант. Вы радируете на ближайший форпост Карантина. Это планетная система Гаммы Дракона. Мой приятель служит там командиром рейдера. Я сообщу ему о нападении термопсисов и попрошу срочной помощи.
– И что будет с нами, когда сюда примчится рейдер?
– Понятия не имею. Могу обещать лишь одно: я скажу, что ваш корабль был тоже атакован и подбит термопсисами, а потом вы спасли мне жизнь и помогли захватить вражеский, тральщик. Эту версию мы успеем отработать до деталей… Хотел бы сказать, что вас с почестями доставят в ближайший звездный порт. Но, скорей всего, вами займется контрразведка. И тогда проверять будут до посинения – и вас, и меня. Сыворотка правды и ментос-копия нам гарантированы.
– А что будет с нашим имуществом? – Непейводу больше всего беспокоила судьба золотого горшка.
– Сначала его тщательно проверят, а потом… Вероятно, его – вместе с личными вещами, одеждой и пищей – решат на всякий случай уничтожить. Тут главное: никаких хлопот. У Карантина свои правила– никто не станет их обвинять.
– Вы предложили «отличный» вариант, – произнес Двунадесятый Дом, пытаясь насквозь проковырять ногтем корабельное сиденье.
– На всякий пожарный случай надо иметь под рукой знакомого репортера из самых прожженных, – изменившимся голосом произнес Сандерсон, почуяв, что над его головой сгущается туча. – Из тех, кто ради сенсации маму родную не пожалеют. Таких, что не побоятся раззвонить на всю Галактику самый главный военный секрет.
– Увы…– развел руками Платон. И тут его осенило. – А ведь был один проныра. Тигран Мазендарян. Едва не прибил его когда-то. Если он не сменил место…
Археолог с помощью Непейводы нацелил тахионную антенну в нужную точку звездного неба и радировал на Свеодруп – планету, знаменитую производством молекулярных нитей. Там располагался корпункт информационной корпорации «Си-Эн-Эн». Гарантируя репортерам галактическую сенсацию, археолог просил выслать самый быстроходный корабль. Раньше у корпункта был неплохой космока-тер, делавший до пятидесяти гиперпрыжков в час.
Если передачу перехватят – всем пятерым конец. Если Мазендарян не поверит Рассольникову – всем пятерым конец. Если начальство не даст глиссер– всем пятерым конец… Археологу стало не по себе от таких мыслей, и он громогласно объявил:
– Уверен: съемочная группа уже мчит в космопорт. – Уверенности не было ни малейшей.
Муравейник только покачал головой.
Теперь время работало на них, и надо было решать все отложенные на потом вопросы.
– Что будем делать с Кребдюшином? – осведомился Платон. – Предлагаю оставить его тут. Он сможет встретиться со своими нанимателями, и они заплатят ему по счетам. Щедро заплатят.
– Разумно, – согласился Непейвода. – Отведем полукровку в кают-компанию, а гриба позовем на мостик – ждать осталось недолго. Да и с комендантом надо решать. Пора.
Когда напарники вошли в кубрик, где содержались пленники, оказалось, что Кребдюшину плохо. Он обвис в эластичных путах, уронил голову на грудь. Сандерсон с опаской поглядывал на соседа. Их разделяли метров пять. Оба были крепко привязаны к титанитовым скобам обшивки. И за ними внимательно следили датчики движения.
– Что с тобой? – спросил Платон полукровку, тронув за плечо. Голова пленного мотнулась. Он не ответил.
Двунадесятый Дом поднял ему веко и посмотрел зрачок, пощупал пульс и констатировал:
– Без сознания. Но скорее жив, чем мертв.
– Что с ним происходит? – спросил археолог лейб-коммодора.
– Корчился, мычал, требовал врача, а потом скис. Чем вы его накачали?
– Боюсь, он приболел…– раздумчиво произнес Дом, достал из стоящей на полу сумки кибердиагноста и пристроил на плече Креб-дюшина. Развязывать больного он не стал.
Пока Автомедик сканировал полукровку, Платон обратился к Сан-дерсону:
– А с тобой что прикажешь делать, комендант? Сам-то ты чего хочешь? Вернешься в Карантин? Или решил уйти в отставку?
– Вы меня отпустите? – подняв голову, спросил лейб-коммодор.
– За нами должок, – буркнул Непейвода.
На лице Сандерсона возникло мечтательное выражение.
– Я хотел бы сменить внешность, получить новые документы и начать другую жизнь.
Напарники были слегка озадачены таким поворотом. Они переглянулись, затем муравейник сморщил лицо, будто жевал лимон, и процедил:
– Так и быть…
Бывший комендант пытался спрятать улыбку, а она упрямо вылезала на лицо. Полукровка тем временем очнулся, обвел мутным взором кубрик и застонал.
– Сильнейшая интоксикация, – мягким, врачебным голосом объявил кибердиагност. – Генезис пока не ясен – незнакомый тип организма. Придется очищать ткани, менять кровь. Дело долгое и кропотливое. Нужен стационар.
– Стационара не будет, – заявил Двунадесятый Дом. – Делай, что можешь.
– Делаю, – беспомощно ответил Автомедик. В дверях кубрика показался гриб, медленно перевалил порог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
На мостике Непейвода кинулся к умершему пульту тральщика, попытался активизировать его, переведя корабельные системы на ручное управление. Зажглось тусклое аварийное освещение, сделав мостик совершенно иным – теперь это было мрачное помещение, полное темных углов. Впрочем, оно казалось более уютным, чем ослепительно пустое, нечеловеческое местопребывание термопсисов.
Двунадесятый Дом один за другим тестировал процессоры «Поскребыша-И 2». Отказало почти все. Электроника, накоротко замкнутая на корабельный мозг «Оболтуса», сгорела вместе с ним. Работала только система пожаротушения, противометеоритная защита, автономный регенератор воздуха и аварийная связь.
Нахохлившись, Платон сидел на полу, следя за действиями напарника. Подножка в двух шагах от победы – и вот они опять летят кувырком, чтобы разбиться в лепешку. В этой экспедиции над ними довлеет злой рок.
Археолог тронул носком Кребдюшина, смирно лежавшего у его ног. Если бы всех противников можно было так разложить на полу…
– Аварийный передатчик в порядке, – сообщил Непейвода. – Можно дать узконаправленный сигнал «SOS» на ФФФукуараби и ждать прилета корабля. Кислорода нам хватит, и есть месячный запас пищи и воды… Я не хочу принимать решение единолично. Пусть все проголосуют.
– Разве у нас есть выбор? – отозвался Платон.
– Похоже на то, – мрачным тоном ответил муравейник. – Месяц жизни или десять дней, если сюда придет наш корвет.
– Так вы нас приговорили…– протянул археолог. Он был ошарашен, хотя давно мог бы догадаться о такой перспективе, памятуя о встрече, которую оказали напарникам на ФФФукуараби. – Что ж ты раньше молчал?
– Не хотел портить тебе настроение. Сбивать рабочий настрой…– горько усмехнулся Двунадесятый Дом. – Я договорился с «Оболтусом». Он должен был вывезти вас четверых. А теперь…– Непейвода стукнул кулаком по ослепшему пульту.
Платон только покачал головой. В этой истории с золотым горшком его предавали снова и снова. Пора бы уже привыкнуть, сделать выводы и больше не верить никому и ничему. Но ведь так жить будет тошно…
– Давай допросим этого урода, – сменил он тему. – Вдруг узнаем что-нибудь интересное.
– Может, ты и прав…
Муравейник вел допрос с пристрастием. Он не обладал практическими навыками этой грязной работы, но зато теоретически был подкован. Первым делом– прежде, чем привести Кребдюшина в чувство, – Непейвода сделал ему укол. Отныне тело, за исключением гортани, челюстей, губ и языка, перестанет подчиняться полукровке, хотя его сознание будет ясным.
* * *
Двунадесятый Дом миллиметр за миллиметром просканировап тело Кребдюшина. Оно оказалось напичкано биологическими устройствами. Предосторожность была ненапрасной. Затем Непейвода от души отхлестал полукровку по щекам, так что голова его моталась из стороны в сторону – это лучший способ вернуть человекообразного в сознание.
– Кто заплатил за генетические операции? – был первый вопрос Двунадесятого Дома. – У тебя никогда не было столько денег.
– Мне сделали их бесплатно, потому что…– мимикрист замолк, облизнул пересохшие губы.
Муравейник решил: Кребдюшин еще не придумал, как соврать, и сказал:
– Помни одно, дружок: хоть ты и не можешь шевелить руками-ногами, боль чувствуешь, как и прежде. А я знаю тысячу способов разговорить молчуна. Нас обучили допрашивать ксенов – от эмбрионов до мертвецов.
– Не запугивай – я и так все расскажу. Все равно выхода нет.
– Удивительно покладистый мерзавец. Образцово-показательный, – с деланным восхищением произнес Непейвода. – Может, ему орден дать? – Интонация у него была нехорошая. Страшноватая интонация.
– За операции заплатили термопсисы. Я даже не знаю, сколько они стоили, – заспешил полукровка – и уже не закрывал рта целый час.
Кребдюшин Капоте был полукровкой и потому оказался чужим и мимикристам, и людям– его не принимали обе разумные расы. В результате он возненавидел тех и других и при каждом удобном случае старался отомстить своим обидчикам. Его не заботило, что непосредственные жертвы понятия не имели о его, Кребдюшина, существовании. Если ты человек или мимикрист– значит, достоен мучительной смерти, пыток или, на худой конец, облегчения кошелька.
В первую встречу с Рассольниковым полукровка залез в экспедиционную кассу, был бит и смылся, угнав единственный глайдер. Так что археологам пришлось пешком выходить к людям через выжженную пустыню, волоча на себе несколько тонн сокровищ.
Кребдюшин привык действовать в одиночку, полагаться только на себя самого. Он не гнушался никакой, даже самой поганой работы и никогда не чувствовал себя отомщенным – сжигающий его огонь ненависти был неутолим. Но полукровка обладал одним немаловажным качеством– он был очень терпелив и, прежде чем нанести удар, мог выжидать месяцами.
Кребдюшин не вел счет своим жертвам, но их число наверняка перевалило за сотню. Случались периоды в его уже довольно долгом существовании, когда он вел законопослушный образ жизни и казался вполне благонамеренным сапиенсом. Но потом подворачивался удобный случай, и полукровка начинал действовать.
Кребдюшин никогда заранее не планировал акций возмездия, не вынашивал планов мести – он любил экспромты. Вот если кто случайно подвернется ему под руку – пощады не проси. Полукровка не знал слова «жалость», его смешили рассуждения о морали и этике. Он считал их выдумками бессильных мудрецов, занимающихся на старости лет оправданием собственной трусости.
Вся история с его участием в экспедиции на планету Тиугальба была шита белыми нитками. Случайная встреча на «Эль-Гарде», удачное стечение обстоятельств, древние карты, удивительным образом попавшие в цепкие руки черного археолога… Будь Рассольников менее доверчив, он наверняка заподозрил бы неладное. Будь Непейвода меньше зациклен на поисках царственных личинок, он, несомненно, раскусил бы полукровку. Увы…
Кребдюшин тотчас согласился на предложение термопсисов – еще бы! Он мог неплохо заработать, прищемив хвост давнему сопернику, более удачливому и потому ненавистному черному археологу по кличке Атлантида. А это значило напакостить очередному представителю рода человеческого – о чем еще мечтать?.. Что же касается разумных муравьев, то полукровка с детства терпеть не мог насекомых. Настало время поставить их на место.
Термопсисы обещали ему два миллиона кредитов за горшок с живыми или мертвыми личинками и миллион за документальные свидетельства их уничтожения на месте.
– Имперская эскадра полным ходом несется сюда, совершая по десять прыжков в час. А вы, ребята, застряли в самом центре межзвездной ямы, и никакие фффукуарабские посудины не успеют вас спасти, – закончил свой рассказ Кребдюшин.
– Ты ему веришь? – спросил напарника Платон. Муравейник покачал головой.
– Мы узнаем, врет он или нет, только когда эскадра выскочит из последнего гиперпрыжка, – сказал археолог. – Тогда я своими руками перережу ему глотку, а потом взорву тральщик, чтобы не попадать к ним в плен.
Корабль наполнялся нестерпимой вонью, которая просачивалась из трюма в вентиляцию. Платон и Непейвода надели скафандры, опустили щитки шлемов и открыли трюм, чтобы выдуть за борт останки «Оболтуса». Печальная, но необходимая операция.
Ступая по колено в пенистой бурой жиже, напарники продвигались в глубь темного помещения, тесно заставленного стеллажами с гиперминами. Археологу пришла в голову неплохая мысль:
* * *
– Почему бы нам не разбросать эти «игрушки» вокруг тральщика? – предложил он. – Будем выходить на катере и вручную устанавливать по десятку. Заберем с собой в могилу несколько вражьих кораблей. Громко хлопнем дверью на прощанье…
– Я обязан доставить горшок на ФФФукуараби, – решительно проговорил муравейник. – Умирать будут другие.
Дом уверенно огибал стеллажи. Он вроде бы что-то искал, но Рассольникову о цели своих поисков не говорил.
– Здесь есть живое! – вдруг воскликнул Двунадесятый Дом.
– Термопсис?
– Нет. Биолокатор показывает нечто компактное, неподвижное. Оно в этой дряни. Надо достать.
– Слушаюсь, ваше муравейство, – без особого энтузиазма согласился Платон.
Они наклонились, нащупывая в пенном слое это самое живое. Нащупали, с трудом ухватили – выскальзывало из рук. Да и тяжеленькое оно было – килограммов на пятьдесят. Поволокли из трюма, оскальзываясь и чертыхаясь.
Когда найденную штуковину отмыли от мертвечины и рассмотрели как следует, оказалось, что по форме это яйцо – метр высотой. Нижний конец тупой, так что оно устойчиво стояло на земле. Поверхность упругая, резинистая, покрытая мельчайшими складочками. Звуков «яйцо» не издавало, двигаться не пыталось.
– Что это? – спросил археолог, осмотрев находку со всех сторон. Впрочем, он уже сам догадывался.
– Новый «Оболтус». Думаю, тебе следует взять его с собой. На ФФФукуараби ему делать нечего.
– На кой ляд?!-вскинулся Платон.
– Рано или поздно тебе понадобится маленький кораблик. Ты активизируешь зародыш и, когда он вырастет, воспитаешь должным образом, – усмехнулся Непейвода. – он будет считать тебя своим папой, любить и почитать…
«Спаси Космосе!» – мысленно содрогнулся археолог, но отказаться от такого подарка не смог. Богатый жизненный опыт говорил: «Не вздумай глупить. Он стоит не меньше миллиона кредитов. Другого случая не представится. Потом локти будешь кусать. Бери его – про запас. Своя ноша не тянет…»
Время шло. Эскадры термопсисов было не видать. Кребдюшин соврал – он не успел отправить тахиограмму.
Время от времени Платону почему-то вспоминались замороженные личинки. Они были довольно аппетитными. «Интересно, а какие они на вкус?» – родилась дурацкая мысль и уже не отпускала. Уже неделю они питались исключительно армейскими рационами. Смотреть было тошно на сублимированные соевые бифштексы. А голод, как известно, не тетка – любого скрутит в бараний рог.
– Почему ты смотришь на горшок и облизываешься?! –поймав плотоядный взгляд напарника, с возмущением спросил Непейвода. – Я не требую, чтобы ты восторгался волшебной красотой личинок. Ты ничего не понимаешь в истинной красоте. Но облизываться не смей! Я тебе запрещаю!
Археолог почувствовал: еще немного, и ходячий муравейник потянется к бластеру. У обоих нервы на пределе. Поспешил успокоить напарника:
– Ты подозреваешь меня в людоедстве? Отродясь не ел насекомых! – Платон противоречил сам себе, но не замечал этого.
– Я понимаю: для тебя они – всего лишь порции животного белка и жира. Желанная пища. Но на самом деле эти беспомощные личинки способны превратиться в носителей величайшей мудрости и справедливейшей власти. Они спасут нашу планету и заставят задуматься многие разумные расы. Что есть сила, и что есть порядок? Каким путем должна идти эволюция, и стоит ли слишком много прав давать индивидууму? Как сохранить самобытность цивилизации перед лицом людской экспансии и защитить расу от ксеноцида?..
– И вся Галактика поймет преимущества концепции Роя и решит переселиться в муравейники, – усмехнулся археолог.
– Можешь сколько угодно издеваться, но когда-нибудь твоя Галактика…– Двунадесятый Дом не договорил – только досадливо махнул рукой.
– Слушай: а отчего мы до сих пор не посоветовались с комендантом? – удивился Платон, желая сменить тему разговора.
Непейвода почесал шебаршастый затылок, вынул из «волос» пару померших от старости клеточек, долго вертел их перед носом и наконец изрек солидным басом:
– Враг все-таки. А может, просто забыли.
Когда Сандерсону объяснили ситуацию, он первым делом спросил:
– Почему вы не попросите помощи у третьей силы? Вернее, у четвертой, если отмести Лигу, Империю Термопсис и ФФФукуараби.
– Мы дадим сигнал «SOS», и первыми на него примчатся те же самые термопсисы.
– Я могу предложить только такой вариант. Вы радируете на ближайший форпост Карантина. Это планетная система Гаммы Дракона. Мой приятель служит там командиром рейдера. Я сообщу ему о нападении термопсисов и попрошу срочной помощи.
– И что будет с нами, когда сюда примчится рейдер?
– Понятия не имею. Могу обещать лишь одно: я скажу, что ваш корабль был тоже атакован и подбит термопсисами, а потом вы спасли мне жизнь и помогли захватить вражеский, тральщик. Эту версию мы успеем отработать до деталей… Хотел бы сказать, что вас с почестями доставят в ближайший звездный порт. Но, скорей всего, вами займется контрразведка. И тогда проверять будут до посинения – и вас, и меня. Сыворотка правды и ментос-копия нам гарантированы.
– А что будет с нашим имуществом? – Непейводу больше всего беспокоила судьба золотого горшка.
– Сначала его тщательно проверят, а потом… Вероятно, его – вместе с личными вещами, одеждой и пищей – решат на всякий случай уничтожить. Тут главное: никаких хлопот. У Карантина свои правила– никто не станет их обвинять.
– Вы предложили «отличный» вариант, – произнес Двунадесятый Дом, пытаясь насквозь проковырять ногтем корабельное сиденье.
– На всякий пожарный случай надо иметь под рукой знакомого репортера из самых прожженных, – изменившимся голосом произнес Сандерсон, почуяв, что над его головой сгущается туча. – Из тех, кто ради сенсации маму родную не пожалеют. Таких, что не побоятся раззвонить на всю Галактику самый главный военный секрет.
– Увы…– развел руками Платон. И тут его осенило. – А ведь был один проныра. Тигран Мазендарян. Едва не прибил его когда-то. Если он не сменил место…
Археолог с помощью Непейводы нацелил тахионную антенну в нужную точку звездного неба и радировал на Свеодруп – планету, знаменитую производством молекулярных нитей. Там располагался корпункт информационной корпорации «Си-Эн-Эн». Гарантируя репортерам галактическую сенсацию, археолог просил выслать самый быстроходный корабль. Раньше у корпункта был неплохой космока-тер, делавший до пятидесяти гиперпрыжков в час.
Если передачу перехватят – всем пятерым конец. Если Мазендарян не поверит Рассольникову – всем пятерым конец. Если начальство не даст глиссер– всем пятерым конец… Археологу стало не по себе от таких мыслей, и он громогласно объявил:
– Уверен: съемочная группа уже мчит в космопорт. – Уверенности не было ни малейшей.
Муравейник только покачал головой.
Теперь время работало на них, и надо было решать все отложенные на потом вопросы.
– Что будем делать с Кребдюшином? – осведомился Платон. – Предлагаю оставить его тут. Он сможет встретиться со своими нанимателями, и они заплатят ему по счетам. Щедро заплатят.
– Разумно, – согласился Непейвода. – Отведем полукровку в кают-компанию, а гриба позовем на мостик – ждать осталось недолго. Да и с комендантом надо решать. Пора.
Когда напарники вошли в кубрик, где содержались пленники, оказалось, что Кребдюшину плохо. Он обвис в эластичных путах, уронил голову на грудь. Сандерсон с опаской поглядывал на соседа. Их разделяли метров пять. Оба были крепко привязаны к титанитовым скобам обшивки. И за ними внимательно следили датчики движения.
– Что с тобой? – спросил Платон полукровку, тронув за плечо. Голова пленного мотнулась. Он не ответил.
Двунадесятый Дом поднял ему веко и посмотрел зрачок, пощупал пульс и констатировал:
– Без сознания. Но скорее жив, чем мертв.
– Что с ним происходит? – спросил археолог лейб-коммодора.
– Корчился, мычал, требовал врача, а потом скис. Чем вы его накачали?
– Боюсь, он приболел…– раздумчиво произнес Дом, достал из стоящей на полу сумки кибердиагноста и пристроил на плече Креб-дюшина. Развязывать больного он не стал.
Пока Автомедик сканировал полукровку, Платон обратился к Сан-дерсону:
– А с тобой что прикажешь делать, комендант? Сам-то ты чего хочешь? Вернешься в Карантин? Или решил уйти в отставку?
– Вы меня отпустите? – подняв голову, спросил лейб-коммодор.
– За нами должок, – буркнул Непейвода.
На лице Сандерсона возникло мечтательное выражение.
– Я хотел бы сменить внешность, получить новые документы и начать другую жизнь.
Напарники были слегка озадачены таким поворотом. Они переглянулись, затем муравейник сморщил лицо, будто жевал лимон, и процедил:
– Так и быть…
Бывший комендант пытался спрятать улыбку, а она упрямо вылезала на лицо. Полукровка тем временем очнулся, обвел мутным взором кубрик и застонал.
– Сильнейшая интоксикация, – мягким, врачебным голосом объявил кибердиагност. – Генезис пока не ясен – незнакомый тип организма. Придется очищать ткани, менять кровь. Дело долгое и кропотливое. Нужен стационар.
– Стационара не будет, – заявил Двунадесятый Дом. – Делай, что можешь.
– Делаю, – беспомощно ответил Автомедик. В дверях кубрика показался гриб, медленно перевалил порог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38