С того самого дня приказал Акрисий всех не в меру любопытных отстреливать. Посадил, значит, на крышу дворца пятьдесят лучников, ну и началось. Многие женихи, увидев такое дело, сами убежали, ну а кто не успел, того вынесли из дворцового сада вперед ногами.
Однако ситуация вскоре приняла опасный оборот, ибо ретивые лучники перебили не только добрую часть влюбленных юношей, но и львиную долю слуг царя. Так случайно был прикончен любимый повар Акрисия Бурбоникос, шедший через двор с дымящимся черпаком. Странная металлическая штука в руках бедняги не внушала солдатам доверия, и те решили перестраховаться, выпустив в несчастного сорок три стрелы.
Повар оказался тертым калачом и, когда над его головой засвистели стрелы, побежал, превратившись за несколько секунд в фантастического дикобраза. То-то воплей было, когда утыканное шипами чудовище ворвалось во дворец! Завязалась азартная охота, и царь лично прикончил богомерзкую тварь копьем.
Затем настал вечер, а ужин все не несут и не несут. Акрисий уже забеспокоился. Что же случилось, может, заснул его любимый кулинар? А тот действительно заснул, причем вечным сном.
Вот такая накладочка вышла.
Ох, и влетело потом солдатам, кое-кого даже палками побили.
Ну а когда самого царя через недельку стрелой в зад ранили, от идеи с лучниками на крыше пришлось быстро отказаться.
Короче, жили не тужили, как вдруг внезапно, словно снег на голову, свалилось на седеющую макушку Акрисия ужасное пророчество.
Ну да, а вы как думали?
Ведь все увлекательнейшие античные истории именно с гнусных предсказаний и начинаются. Вспомним, не к вечеру будь сказано, того же знаменитого маньяка Эдипа.
Дельфийский оракул, которого по всем законам детективного жанра следовало давно убить, дабы не гадил соплеменникам (а его должность упразднить), заявил, что, мол, Акрисий погибнет от руки сына Данаи. Имя сына не уточнялось.
А ведь всего-навсего пришел царь в Дельфы оракула спросить, как там в будущем будут обстоять Дела с его разыгравшимся ревматизмом. Спросил, на свою пустую голову. Оказывается, не ревматизм его доконает, а собственный внук, родная неблагодарная кровинушка. Змея, опрометчиво пригретая на наивной царской груди.
Однако змея пока еще не родилась, что вселяло в душу Акрисия некоторую надежду. Забыл, видно, сатиров маразматик, что пытаться избежать гнусного пророчества — только богов смешить.
Впрочем, именно ради этого гнусные пророчества и давались.
Вернулся царь на Аргос, вызвал к себе Данаю и учинил дочери довольно строгий допрос.
— Ответь мне, дочурка, — елейным голосом начал Акрисий, — нравится ли тебе какой-нибудь молодой человек?
— Ну… — задумчиво отозвалась Даная, — вот мой новый учитель пения очень мил…
Наутро учитель пения бесследно исчез из дворца, но это так, к слову. Официальная версия исчезновения была такая: упал в выгребную яму.
— А еще кто? — мило улыбаясь, поинтересовался тиран.
— Я не понимаю, папа, что ты имеешь в виду?
Царь немного замялся и нехотя сменил тему:
— Скажи мне, доча, а как, по-твоему… или нет, лучше не так. Откуда берутся детишки, знаешь?
— Ну… — снова задумалась красавица, — я слышала, что некоторых приносят в клювах дятлы…
— Да-да, несомненно, — кивнул Акрисий, — в частности, начальника дворцовых гвардейцев. А еще?
— Еще? — недоуменно переспросила Даная. — Других, я думаю, находят в лопухах.
— Чудесно, дорогая! — захлопал в ладоши сидящий на троне царь. — Ты моя умница, ты совершено права!
— Я очень рада, папа, — залилась румянцем красавица, — что порадовала тебя сегодня.
— Еще больше ты порадуешь меня, доча, — как бы невзначай ввернул Акрисий, — если переселишься жить в подземелье или же в высокую башню, что расположена рядом с дворцом.
— Но зачем, папа, я не пойму?
— Я хочу оградить тебя от всех ужасов окружающего мира,-скорбно сообщил отец и даже утер навернувшуюся слезу. — Помнишь тех небритых орангутангов в твоем бассейне?
— О да! — в ужасе содрогнулась Даная. — То было так отвратительно, так мерзко. Эти их взгляды, причмокивающие губы… по-моему, они были людоедами.
— Именно так, доченька, именно так, и даже хуже, — в притворном ужасе воскликнул царь. — И то была лишь малая толика тех кошмаров, от которых любящее сердце отца хочет тебя оградить.
— Ну хорошо, я согласна! — покорно кивнула дочка, ибо была воспитана в строгости и послушании.
— Вот и отлично! — довольно потер ладони Акрисий, удивляясь, как это он ловко все обстряпал.
Но не будем забывать о пророчестве, так как пророчество есть не что иное, как ВОЛЯ, продиктованная с самого Олимпа!
В общем, олимпийцы во всю эту катавасию и вмешались. Сами заварили, так сказать, кашу, сами и побеспокоились об исполнении предсказанного оракулом.
* * *
В дела смертных вмешался сам Зевс (главный олимпийский хохмач и главный автор гнусного пророчества). (Эк вы некрасиво о моем папане!)
Но обо всем по порядку.
Каменная башня, в которую заточил Данаю полоумный отец, и впрямь казалась неприступной. Слуги были, понятно, за редким исключением женщины. Правда, был там один прохиндей с накладными грудями, но, что странно, очень быстро выпал из самого высокого окна крепости. Трагедию приняли за несчастный случай.
Даная проживала в покоях у самой крыши, в так называемой неприступной мансарде. Окон в комнатах девушки (располагавшихся ярусами) не было. Лишь подзорная труба, вмурованная в стену и забранная на всякий случай снаружи решеткой. Так что даже небо у несчастной было в клеточку.
Поначалу Акрисий хотел спрятать Данаю в глубокое подземелье, но после постройки подземной темницы недосчитались четырех землекопов, из чего царь заключил, что похотливые уроды наверняка спрятались где-то внизу, лелея надежду подарить красавице чудесного сына. Посему подземелье сразу после постройки пришлось срочным образом засыпать.
Однако Акрисий не учел того, что любовник дочери придет не снизу, а сверху, прямо со светлого Олимпа.
* * *
Заручившись поддержкой Гефеста, любвеобильный Зевс перешел к решительным действиям.
Прихватив нужные инструменты, поздней ночью боги спокойно материализовались на крыше башни, покрытой листами грубо обработанной меди. Гефест поплевал на мозолистые руки и, покрутив на особом волшебном ящике какие-то выпуклости, высек из длинной железной палки искру. Хищным синим язычком загорелось пламя.
Гефест присел на одно колено (Зевс в этот момент держал сына за плечи, дабы тот не свалился вниз), и синий язычок легко разрезал мягкие листы крыши.
Тут же образовался приличный проем и вовнутрь башни посыпался целый сноп золотых искр. Отсюда и возникла легенда о так называемом «золотом дожде», в виде которого Зевс проник в заточение к прекрасной Данае. В данном случае «золотой дождь» следует рассматривать всего лишь как средство проникновения, а не его суть.
— Ну как? — спросил Гефест выключая свой аппарат и стягивая с головы особый громоздкий шлем, защищающий глаза от искр.
Громовержец лукаво поглядел на плоды проделанной сыном работы: квадратное отверстие солидных размеров с дымящимися обугленными краями.
— Молодца! — удовлетворенно улыбнулся Эгидодержавный, хлопнув сына по мощному плечу. — Теперь можешь возвращаться на Олимп, дальше я сам.
— А ты уверен? — Гефест расплылся в хитрой ухмылочке. — Может, тебе помочь?
— Да нет, сам управлюсь, — отмахнулся Громовержец. — Все, пошел-пошел, нечего мне тут кайф ломать, машинным маслом воздух портить.
— Ну, как знаешь, — сделав обиженный вид, ответил божественный кузнец, опосля чего вернулся на Олимп.
Зевс же приосанился, пригладил редеющие на макушке волосы, пожевал припасенные заранее листики мяты и, подождав пока остынут края, заглянул в квадратную дыру.
— Девочка моя, Дана-а-ая… — фальшиво пропел главный олимпийский бабник. — К тебе спускается сам всемогущий Зе-э-эвс…
Дав в конце импровизированной песни хорошего петуха, Громовержец махом сиганул вниз, мягко спружинил, ловко приседая, и… получил пустым пифосом по башке.
— А-а-а!.. — дико заорал владыка Олимпа.
— А-а-а!.. — визгливо вторила ему перепутанная насмерть Даная.
— Ты что это творишь, идиотка?! — в сердцах выдал Зевс, ощупывая проклюнувшуюся шишку.
Красавица же, шарахнувшись в сторону, пугливо забилась в угол роскошной, но лишенной окон спальни.
— Так, — уперев руки в бока, Громовержец придирчиво осмотрел место предстоящей любви. — Ничего, сойдет…
Конечно, Эгидодержавный кривил душой, покои у Данаи были не хуже, чем на светлом Олимпе.
По стенам замысловатые фрески, изображавшие невинных птичек да прочих милых и пушистых зверушек, на полу тигровые шкуры; мебель в золоте, ну а кровать… Зевс даже прицокнул языком от удовольствия. О, что это была за кровать, настоящее ложе любви, достойное если не какого-нибудь царя, то обитателя Олимпа уж точно.
Слегка разбежавшись, Громовержец не без грации запрыгнул на скрипнувший одр страсти, чуть не задув при этом масляные светильники на стенах.
— Эй ты, иди-ка сюда!
Красавица опасливо зыркнула затравленным зверьком из дальнего угла.
— Иди, кому говорят, плохо не сделаю.
Даная осмелела и робко вышла на середину комнаты.
— Так, — довольно произнес Зевс, достигший немыслимых высот в искусстве обольщения.
— Ты знаешь, кто я?
— Людоед! — без запинки ответила девушка.
— Кто?! Ха-ха… ну надо же. А почему ты так решила?
— А отчего вы по-особому на меня смотрите? — вопросом на вопрос выпалила Даная.
— Как так?
— Словно желаете целиком слопать!
— Дурочка моя, — Громовержец обаятельно улыбнулся. — Все мужчины, я повторяю, абсолютно ВСЕ, именно так смотрят на понравившуюся им женщину, в особенности если та потрясающая красотка.
Девушка при этом мило покраснела.
— Иди-ка сюда!
— Не-а.
— Подойди ближе.
— Ни за что.
— Ладно, пойдем другим путем. Знаешь ли ты, как рождаются дети?
— Знаю! — дерзко ответила Даная.
— Ну и как?
— Их находят в зарослях лопуха, а некоторых приносят в клюве дятлы.
— ЧТО?! Кто… кто тебе подобное сказал? — Зевс едва удерживал себя, дабы не расхохотаться.
— Мой отец!
— Все ясно, — утер выступившие слезы великий обольститель, — его самого принес дятел и, судя по всему, несколько раз ронял по дороге. Это ж надо, прятать от всех этакое сокровище. Так…
Громовержец внимательно обвел взглядом интерьер.
— Сейчас я тебе все объясню, вот только… у тебя веретено есть?
Красавица неуверенно кивнула.
— А какое-нибудь колечко? Повторный кивок.
— Давай их скорей сюда!
Девушка порылась в каком-то сундуке и, по-прежнему соблюдая приличную дистанцию, бросила нужные предметы ухмыляющемуся Зевсу.
— Итак, смотри сюда, сейчас я тебе все объясню, так сказать, на пальцах. Значит, берем вот эту штучку и…
Даная внимательно следила за всеми странными манипуляциями Громовержца.
— Ну и зачем? — через некоторое время разочарованно спросила она.
— Иди сюда и узнаешь! — многообещающе проговорил соблазнитель, пряча под подушкой сломанное деревянное кольцо.
* * *
В общем, случилось.
Хотя так, как Данаю, Зевс еще не уговаривал на одной смертной женщины. Упрямая попалась девица, как пресловутый орешек, который расколоть не так-то просто. Но зато внутри… о-хо-хо… там было чем поживиться.
«Ах, какой цветок, какой цветок», — все твердил про себя Громовержец, ловко выбираясь обратно на крышу.
* * *
В течение доброго месяца навещал всемогущий олимпиец прекрасную Данаю. Ну а затем, как водится, исчез, подарив красавице сына.
Одним чудесным весенним утром родился малыш, и мать нарекла его Персеем.
По строгой договоренности обитатели неприступной башни (слуги, охрана, водопроводчик) решили до поры до времени не сообщать царю о случившемся, ибо Акрисий во гневе был подобен обезьяне, сунувшей хвост в костер.
Так вот и рос Персей в высокой башне, лишь изредка выбираясь на свет через странное квадратное отверстие в крыше.
Когда исполнилось герою шестнадцать, обман раскрылся.
Раскрылся по-глупому.
Гуляющий вокруг башни Акрисий вдруг случайно поглядел наверх и обомлел, с ужасом узрев на медной крыше какого-то полуголого мужика.
Царские гвардейцы с ревом ворвались в башню, насмерть сцепившись с проживающим на первом этаже водопроводчиком, который спросонья не совсем понял, что происходит, оглушив сразу трех солдат ржавой трубой. Этот храбрый эллин с детства мечтал стать героем и потому поддерживал себя в отличной физической форме. Вот только имя у бедолаги подкачало, и пришлось ему идти в водопроводчики. А звали этого достойного грека Забон, что в переводе со старогреческого означает «ветчина». Естественно, с таким негероическим именем путь в герои был закрыт. Да и родословная у Забона хромала, сплошные разбойники да живодеры.
Вот с этим-то парнем и принялись рубиться солдаты Акрисия.
Забон был единственным мужчиной, проживающим в башне, но выше первого яруса он не допускался. Помимо регулярной починки вечно текущего водопровода, этот эллин еще и охранял вход в темницу от незваных гостей, которых за годы заточения Данаи было хоть пруд пруди. В основном к башне приходили всякие престарелые эротоманы, коих смелый Забон изгонял все той же ржавой трубой. А ржавая труба в умелых руках — страшное оружие.
Сорок человек уложил разъяренный привратник, и лишь вмешательство царя остановило это безумие.
— А ну прекратите, так вас разэтак! — гневно возопил Акрисий, и законопослушный Забон бросил свое страшное оружие.
Солдаты наконец проникли в башню. Царь стремительно взбежал наверх, после чего последовала довольно безобразная семейная сцена.
— КТО?! — прорычал Акрисий, хватая дочурку за длинные золотистые волосы. — Кто этот голый мужик на крыше?
— Это мой сын, — рыдая, пролепетала Даная.
— ЧТО-О-О?!
Казалось, тирана сейчас хватит удар, и жители Аргоса наконец заживут спокойно. Но нет, чуда не случилось.
— КАК? Как это могло произойти?!
И, отпустив дочурку, царь, как ошалелый, забегал по комнате.
Персей же так и остался сидеть на крыше, и это было вполне благоразумно, учитывая буйный нрав деда.
— Как же он смог проникнуть сюда? — все повторял и повторял вслух Акрисий. — Ведь я специально замуровал все окна…
— Папа, ты о ком? — испуганно смотрела на обезумевшего папашу Даная.
— Об отце твоего сына! Кстати, кто он?
— Ты действительно хочешь знать?
— О да! Я немедленно казню этого мерзавца.
— Отец Персея — Зевс! — мстительно усмехнувшись, выпалила красавица, любуясь отвисшей челюстью царя.
Слов не было, были одни лишь эмоции.
«Теперь уж точно мне каюк!», — мрачно подумал Акрисий, все эти годы помнивший об ужасном пророчестве. Понятно, извести внука физически теперь не стоит и пытаться.
Тиран молча рвал на себе остатки волос и даже укусил пару раз собственную бороду. Судьба и впрямь была к нему беспощадна.
Но за что?
ЗА ЧТО?
Вопрошать можно было до бесконечности. Оставалось неясным, каким образом любовник проник в башню. И тут взгляд царя зацепился за квадратную дыру в потолке.
— Ага! — обрадовано воскликнул Акрисий.
— Что «ага»? — не поняла Даная.
— Признайся, ты соврала мне! — торжествующе прокричал несчастный. — Это был никакой не Зевс. Это был Дедал. Ну конечно, кому еще такое под силу. Старый развратник! Подумать только, в его-то возрасте. Я убью мерзавца вот этими самыми руками.
— С чего ты взял, что это был Дедал? — обалдело уставилась на сбрендившего отца Даная.
— Ну как же… ведь у него есть крылья!
— Какая чушь, хотя… Дедал тоже пару раз ко мне залетал.
— Зачем?!
— Выпить вина!
— И только?
— Ну… он еще соль брал и кремень, дабы развести в горах костер.
— Ах, соль и кремень?! — безумно завопил Акрисий и отвесил дочери звонкую пощечину. — Значит, ты пошла по рукам, блудница, позор нашего рода!
Персей на крыше с все нарастающим интересом прислушивался к скандалу, узнавая много нового о своей веселой мамаше.
— Ну я тебе еще покажу… — пообещал царь и выполнил свое зловещее обещание прямо на следующее утро.
Персей был благополучно схвачен и удален из башни, Данаю также выволокли на белый свет. Затем связанных пленников торжественно доставили на морской берег.
Там их уже поджидал улыбающийся Акрисий, сидящий в роскошном царском паланкине у большого деревянного ящика.
Ящик был занятен.
С одной его стороны красовалась надпись «свежие апельсины», с другой — «ногами не пинать».
— Что все это значит? — почувствовав недоброе, нервно спросила Даная.
— Я решил отправить тебя вместе с сыном в небольшое морское путешествие! — по-прежнему улыбаясь, пояснил тиран.
— О нет! — воскликнула красавица и горько зарыдала.
Тут уж вмешался и молчавший доселе Персей, связанный на всякий случай двумя хорошо просмоленными корабельными канатами.
— Ты что вытворяешь, старая собака?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26