На противоположном берегу он уловил какое-то движение. В лунном свете, только начавшем пробиваться из-за краев кратера, над темной, зеркальной поверхностью воды он увидел человеческую фигуру, поднявшуюся от воды и зашагавшую прочь. Торло последовал за ней, ориентируясь в основном по звуку воды, плескавшейся в наполовину наполненной канистре. Пройдя пятьдесят ярдов, Торло остановился и вернулся к пруду. Тропинка, по которой пошел незнакомец, хорошо известна ему, и он хорошо знал, где она кончается: в ста ярдах отсюда, у самого подножия стены кратера, была небольшая пещера, огороженная естественным бамбуковым частоколом.
Некогда жители Торбы пасли на дне кратера коз и овец, а пещеру использовали для укрытия в непогоду. С годами водоем, выходивший из берегов и заливавший весь кратер в дождливое время года, постепенно пересох, растительность на дне каменной чаши оскудела, и жители Торбы перестали пригонять сюда скот.
Вернувшись к озерцу, Торло выпил остатки вина и наполнил бутыль водой. До рассвета он пролежал в сотне ярдов от пещеры и в пяти ярдах от тропинки, которой не могли миновать незнакомцы, если бы задумали ночью наведаться в Мору.
Но даже когда совсем рассвело, он не покинул своего укрытия, а весь день наблюдал за пещерой, но никто так и не вышел из нее. Торло это нисколько не удивило. Если эти люди хотят, чтобы их пребывание на острове оставалось тайной, они не станут высовываться днем.
Несмотря на молодость и вспыльчивый, импульсивный характер, Торло обладал невероятным терпением и железной выдержкой. Сидеть в засаде и ждать для него не составляло труда.
В пещере не могло быть много людей, и он уже не сомневался, что перебьет их. Он даже знал, как сделает это. И то, что они находились в пещере все вместе, даже облегчало задачу. Но сначала ему придется вернуться в Ардино. Если он собирается убить их, ему кое-что понадобится для этого. Кроме того, все непременно должно произойти на глазах у Арианны. Ведь он делает это ради нее. Она должна увидеть все собственными глазами. Таково было ее желание. И нет никакой разницы, сделает он это сегодня ночью, завтра или послезавтра. Но ради Арианны это нужно сделать как можно скорее. Да и ему самому так было бы лучше: тогда бы он мог прийти в форт и рассказать о том, что сделал. Если сделать это сегодня ночью, то завтра уже можно будет рассказать. Ведь скоро приедет губернатор… Торло лежал на твердой, каменистой земле, глядя, как внизу, в огромной вулканической чаше сгущаются синевато-серые тени, и представлял себе, как он появится в форте и сам губернатор объявит ему благодарность, а он будет стоять перед всеми, гордый и исполненный величайшего удовольствия, какого не может доставить ни одна женщина на свете, и этот сержант лопнет от зависти, а офицер в начищенных до блеска ботинках и с золотыми часами, возможно, скажет что-нибудь вроде: «Этот Торло — настоящий мужчина. Признаю, что я ошибался раньше».
А губернатор скажет: «Поведай нам еще раз, Торло, как тебе удалось это сделать. Расскажи все снова и как можно подробнее, ибо нет ничего лучше, чем история о доблестных деяниях настоящего храбреца». И Торло мысленно уже представил себе, как он рассказывает свою историю, как его распирает от удовольствия — чувства сродни тому, когда, сидя на берегу, ты вдруг чувствуешь, как огромный окунь потянул леску, и, словно пронзенный электрическим током, вдруг на мгновение ощутишь, как прекрасен этот мир.
Его мечтания прервал хруст камней на тропинке. Звук этот, тихий и мимолетный, сразу же вывел Торло из раздумий и заставил насторожиться. Он лежал, замерев и весь превратившись в слух. Но ни хруста камней, ни звука шагов он больше не услышал, зато вскоре уловил шум человеческого дыхания. Так обычно дышат люди, когда поднимаются по крутой, скалистой тропе.
Торло догадался, что кто-то взбирается на вершину кратера.
Торло поднял голову и посмотрел наверх, вглядываясь в просвет между скалистыми уступами. Не сводя с него глаз, через некоторое время он увидел человеческую фигуру, которая появилась и тут же исчезла. За ней возникла другая, потом третья. Торло ждал. Когда по тропе прошли четыре человека, Торло встал и бесшумно взобрался на край кратера, продолжая вглядываться в темноту. Снизу не доносилось ни звука. Четверо неизвестных ушли в сторону Моры.
Торло последовал за ними. Это не составило для него труда.
Сам он уже тридцать шесть часов не курил, и сейчас его ноздри не могли не уловить табачного дыма и запаха прокуренной одежды, указывавших ему путь. Тропинка шла под гору, спускаясь к Море и Форт-Себастьяну. Маячившие впереди тени отчетливо вырисовывались на фоне светлеющего неба. Незнакомцы двигались медленно и осторожно: один впереди, двое — по обе стороны тропы за ним на расстоянии двадцати ярдов, и последний замыкал шествие, отстав ярдов на пятьдесят. Так, не меняя дистанции, они продвигались вперед, спускаясь по каменистым выступам, продираясь сквозь заросли кактусов и колючих кустарников, ни разу не останавливаясь, время от времени лишь. замедляя шаг, чтобы осмотреться по сторонам. Торло не мог не восхищаться их слаженными, осторожными движениями, ловкостью и проворством, которым могло позавидовать любое дикое животное; и его худое лицо, напоминавшее морду борзой собаки, еще больше вытягивалось от удовольствия и гордости за свою собственную ловкость, с какой он умудрялся следовать за ними.
И если их движения напоминали движения лисицы, крадущейся к курятнику, то его собственные походили на парящий в ночном небе полет совы, плавный и бесшумный. Убить таких людей будет для него истинным удовольствием, потому что, несмотря на все свое мастерство, ему придется пройти по лезвию ножа, ибо эти люди очень опасны.
Два часа им понадобилось, чтобы достичь края обрыва, возвышавшегося над фортом. Тут они остановились и вдруг, как по команде, растворились в ночной мгле, так что Торло на время потерял их из виду. Это произошло сразу после того, как они пересекли дорогу, ведущую из Моры в Ардино. Торло хорошо видел место, где они переходили дорогу, отметив его по облаку поднятой ими пыли. Но они внезапно исчезли, и Торло вскоре понял почему. Где-то далеко на дороге послышались мужские голоса, и вскоре из-за поворота показались двое. Торло даже мог разобрать, о чем они говорили. Эти двое были жителями его родной деревни — два брата-рыбака, жившие со старенькой матерью в убогой хижине, приютившейся на горном склоне. Сейчас они направлялись к морю, отчаянно споря, где им сегодня рыбачить.
Торло презрительно усмехнулся. Жалкие рыбаки, подумал он, рыбаками вы и останетесь до конца своих дней, и так будет всегда, пока мир не перевернется с ног на голову и пока рыба сама не станет ходить в сети по приказу человека.
Братья скрылись из виду, но прошло еще много времени, прежде чем незнакомцы вышли из укрытия, — так много, что Торло начал уже беспокоиться, что окончательно потерял их.
Но они снова зашагали по дороге, поднимая четыре облачка пыли.
Дойдя до края обрыва, они сошли с тропы и, слившись в одну большую тень, исчезли в зарослях, а Торло присел на землю. До Форт-Себастьяна отсюда было четыре мили, а дальше за ним лежала Мора. Было уже далеко за полночь, и в поселке почти нигде не горел свет. В форте огней было еще меньше: фонарь во дворе, на крыше да освещенные окна Колокольной башни. Со своего места Торло видел внутренний двор крепости, освещенный единственной лампочкой, висевшей над воротами. Целых два года, когда он был еще мальчишкой, в крепости не было солдат и там жил только смотритель Бархес. Слегка придурковатый старик частенько пускал мальчишек в крепость.
Бархеса давно уже не было в живых, но Торло помнил, как тот был привязан к мальчишкам, любившим поглумиться над полоумным стариком. Зато совсем другое дело было, когда ему удавалось отловить кого-нибудь из них в Колокольной башне или в одном из складских помещений. Торло едва сдержался, чтобы громко не плюнуть от отвращения при этом воспоминании. И очень своевременно, потому что звук этот легко бы разнесся в ночной тиши.
Время шло, Торло ждал, и наконец одно из освещенных окон Колокольной башни погасло, и вскоре в нем замаячил тоненький луч фонарика. Тогда из зарослей олеандра, чуть ниже того места, где сидел Торло, мелькнул ответный луч, тут же заслоненный чьей-то рукой. И Торло вновь не мог не восхититься проницательностью и ловкостью этих людей. Мигание фонарика пришельцев со стороны можно было принять не более чем за веселый танец светлячка, да и место было выбрано так, что сигналы, подаваемые из башни, видны были только отсюда. Торло замер, прислонившись к стволу пальмы, прижав колени к груди, и его буквально распирало от гордости за самого себя, так что временами он даже забывал, что делает это ради Арианны. Сейчас он делал это ради самого себя, ради того, чтобы не оставаться навсегда каким-то безызвестным Торло из Ардино. Где-то в далекой Англии живет королева, и эти люди и пленники из башни — ее враги. Два года назад, когда Торло случилось побывать в Порт-Карлосе, он сам видел прибывшего туда на королевской яхте английского герцога, супруга королевы… Вот это было судно!… И он улыбнулся, вспомнив, как, стоя в толпе у причала, увидел лицо этого герцога, скривившееся от запаха вяленой трески, ударившего ему в нос при сходе на берег. И Торло подумал, что это и его королева тоже и что он сделает это не только для Арианны, но и для нее.
И это правильно, так и должно быть. Мужчина должен совершать великие дела во имя женщины. И он снова представил себе, как говорит губернатору: «И тогда Торло понял, что эти люди ваши враги, что они договариваются с теми, кто заключен в башню, о побеге или о чем-то очень плохом… Тогда Торло поняла что никому не скажет и будет охотиться за ними один, чтобы не спугнуть их, не дать им удрать, а потом вернуться и придумать другую хитрость». И губернатор, выслушав его, сказал бы:
«Торло, ты поступил очень хорошо. Никто другой не смог бы сделать подобного. Подумай, что бы ты хотел получить в награду, разумеется в разумных пределах, и ты получишь…»
От этой мысли лицо его посерьезнело. Когда речь заходит о награде, нужно уметь сделать правильный выбор. Нужно быть заранее готовым к тому, чтобы не растеряться в последнюю минуту и говорить уверенно. Быть может, он попросил бы, чтобы его взяли матросом на королевскую яхту. О таком почетном месте не мог мечтать ни один житель Сан-Бородона.
Торло поднялся и пошел по каменной тропинке. Ему больше не нужно было продолжать следить за этими людьми. Подойдя к своему дому, он толкнул дверь и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить стариков, осторожно прокрался к комнате сестры. Дверь была полуоткрыта, Торло вошел и, приблизившись к ее постели, тихо опустился рядом на колени, нащупал ее руку. Подержав ее чуть повыше локтя, Торло понял, что Арианна не спит.
— Торло! — В ее голосе слышалось чувство облегчения, которое испытывает человек, давно лежащий без сна, терзаемый мыслями и с радостью откликающийся, когда кто-то появится рядом.
— Я пришел, — сказал он, не повышая голоса. — Я был у форта. Те люди были там. Их четверо. Похоже, там твой солдат и наткнулся на них и они убили его, чтобы он никому не рассказал, что видел их. Теперь мне все ясно. Они подавали сигналы в крепость.
— Ты уже сделал это? — В ее голосе прозвучали легкие нотки нетерпения. Она села на постели, отстранив руку брата.
— Еще нет. Я пришел за тобой. Только нельзя, чтобы проснулись старики, иначе они могут догадаться.
— Когда пойдем? Сейчас?
— Да, пока еще темно. Надо успеть до рассвета. Ведь ты же хотела присутствовать при этом?
— Кому же, как не мне, все увидеть собственными глазами?
Я хочу видеть, как они умрут, и плюнуть на их мертвые тела.
Как ты собираешься их убить? Из ружья?
— Нет.
Торло растянулся на дощатом полу, опираясь на локоть, и, впервые за много часов скрутив себе папироску, жадно закурил.
— Нет, — проронил он задумчиво. — Я долго обдумывал это.
С ружьем одному трудно справиться с четверкой. Но мне пришло в голову кое-что получше. — И он усмехнулся.
С кровати послышался сердитый голос Арианны:
— Ты можешь смеяться и радоваться сколько угодно, мне до этого нет дела. Мне нужно только одно.
— Мне тоже, — ответил он, не обращая внимания на ее упрек, и потом, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ней, продолжал:
— Эти люди очень хитры. Надо было видеть, как они двигаются ночью, чтобы понять это. Они живут в заброшенной пещере в кратере и днем не высовываются. По ночам выходят, чтобы набрать воды и передать сигналы в крепость.
Сейчас они, должно быть, уже вернулись туда.
— Как ты собираешься это сделать? — спросила Арианна.
— Ручными гранатами.
— А-а, хорошо! — одобрила Арианна. — Правильно, так и надо.
— Уж куда правильнее, — продолжал Торло. — Ведь как раз твой солдат и принес их нам. Помнишь, как первый раз он пришел к тебе? Мы тогда вместе рыбачили…
— Не хочу вспоминать, — отрезала Арианна. Но мысли о прошлом все равно не отпускали ее.
Чтобы завоевать расположение ее родственников, Марч принес из форта ручные гранаты, и вместе с Торло они все трое вышли в море у берегов Ардино. Марч показал им, как нужно пользоваться ими, и, вырвав зубами чеку, швырнул одну гранату в воду. Они едва успели досчитать до пяти, как поверхность воды содрогнулась от потрясшего пучину взрыва и взмыла вверх, потоками обрушиваясь на лодку, а спустя несколько секунд вокруг, как оказалось, все было покрыто рыбой.
— Осталось всего четыре, — сказал Торло. — Но нам хватит и двух. Только нужно успеть до рассвета.
Торло замолчал, представив, как в предрассветной мгле он стоит у входа в пещеру, держа в обеих руках по гранате. Потом, сорвав зубами чеку с одной из них, швыряет ее в пещеру, тут же принимаясь за другую… Он лежал на спине, жадно затягиваясь папиросой, потом сказал:
— Если я усну, разбуди меня, когда придет время. Самое главное не потревожить стариков.
***
Мэрион очнулась от сна. Она задремала, и ей приснилось, будто она гуляет по холмам Ньюбери. Знойный день, палящее солнце, ни единого дуновения ветерка. Вдруг впереди она замечает идущего по тропинке мужчину. Чтобы не догонять его, она замедляет шаг, но каким-то странным образом расстояние между ними остается прежним. И как она ни старается отстать, мужчина все так же продолжает шагать в двухстах ярдах впереди нее. И постепенно, может быть, оттого, что он единственный, кого, кроме нее, можно увидеть здесь до самого горизонта, она начинает замечать, что его фигура знакома ей, но никак не может вспомнить его имени. Постепенно в ней начинает расти желание догнать его, остановить и заглянуть в лицо, и она уже не может отделаться от этого желания. Тогда она ускоряет шаг, но расстояние между ними не сокращается. Нестерпимая жара, словно тяжелая ноша, которую ее заставили нести, мешает ей идти быстрее. Вдруг мужчина исчезает в небольшой буковой роще, показавшейся впереди. Она тоже спешит укрыться под деревьями и, вступив в прохладную сень серебристо-серых стволов, с удовольствием ощущает под ногами мягкий шорох сухих листьев. Она озирается по сторонам, так как уверена, что незнакомый путник, должно быть, тоже захочет задержаться под этим прохладным, освежающим пологом, но путника по-прежнему нигде не видно. Тогда, обогнув дерево, она вдруг видит его стоящим спиною к стволу, и он, протянув ей навстречу руку, берет ее за локоть. Она заглядывает ему в лицо и, все еще не в силах вспомнить его имени, слышит свой собственный голос: «Да, конечно. Да, да, конечно…»
И вот теперь, проснувшись, она лежала, чувствуя себя потерянной в бесконечной, кромешной тьме, и все еще чувствовала прикосновение его руки. Постепенно в ее мозгу начали вырисовываться очертания окружающих предметов, и она вновь обрела ощущение реальности. Она вспомнила, что находится на Море, в Форт-Себастьяне, а постель, на которой лежит, стоит у стены изголовьем к окну.
Неведомая рука снова сжала ее локоть и тут же отпустила, а голос сказал:
— Проснулись?
— Да, — ответила она, узнав голос полковника Моци, но слово это прозвучало как-то сдавленно, оттого что в горле она почувствовала ком. Она слышала, как полковник зашевелился и придвинутый к постели стул, на котором он сидел, скрипнул.
— Я только что переговаривался с Миетусом. Все окончательно решено. Завтра днем Сифаль передаст по рации инструкции для самолета-амфибии. Все должно иметь свою оболочку, как орех в скорлупе. Вы довольны?
— Да, довольна, — сказала она, почувствовав внезапный испуг. Хотя Моци говорил тихо, в его голосе чувствовалось возбуждение, даже легкая дрожь, и он снова положил руку на ее голое плечо. — Вы уже сообщили Хадиду?
При звуке этого имени он презрительно выдохнул воздух через ноздри:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Некогда жители Торбы пасли на дне кратера коз и овец, а пещеру использовали для укрытия в непогоду. С годами водоем, выходивший из берегов и заливавший весь кратер в дождливое время года, постепенно пересох, растительность на дне каменной чаши оскудела, и жители Торбы перестали пригонять сюда скот.
Вернувшись к озерцу, Торло выпил остатки вина и наполнил бутыль водой. До рассвета он пролежал в сотне ярдов от пещеры и в пяти ярдах от тропинки, которой не могли миновать незнакомцы, если бы задумали ночью наведаться в Мору.
Но даже когда совсем рассвело, он не покинул своего укрытия, а весь день наблюдал за пещерой, но никто так и не вышел из нее. Торло это нисколько не удивило. Если эти люди хотят, чтобы их пребывание на острове оставалось тайной, они не станут высовываться днем.
Несмотря на молодость и вспыльчивый, импульсивный характер, Торло обладал невероятным терпением и железной выдержкой. Сидеть в засаде и ждать для него не составляло труда.
В пещере не могло быть много людей, и он уже не сомневался, что перебьет их. Он даже знал, как сделает это. И то, что они находились в пещере все вместе, даже облегчало задачу. Но сначала ему придется вернуться в Ардино. Если он собирается убить их, ему кое-что понадобится для этого. Кроме того, все непременно должно произойти на глазах у Арианны. Ведь он делает это ради нее. Она должна увидеть все собственными глазами. Таково было ее желание. И нет никакой разницы, сделает он это сегодня ночью, завтра или послезавтра. Но ради Арианны это нужно сделать как можно скорее. Да и ему самому так было бы лучше: тогда бы он мог прийти в форт и рассказать о том, что сделал. Если сделать это сегодня ночью, то завтра уже можно будет рассказать. Ведь скоро приедет губернатор… Торло лежал на твердой, каменистой земле, глядя, как внизу, в огромной вулканической чаше сгущаются синевато-серые тени, и представлял себе, как он появится в форте и сам губернатор объявит ему благодарность, а он будет стоять перед всеми, гордый и исполненный величайшего удовольствия, какого не может доставить ни одна женщина на свете, и этот сержант лопнет от зависти, а офицер в начищенных до блеска ботинках и с золотыми часами, возможно, скажет что-нибудь вроде: «Этот Торло — настоящий мужчина. Признаю, что я ошибался раньше».
А губернатор скажет: «Поведай нам еще раз, Торло, как тебе удалось это сделать. Расскажи все снова и как можно подробнее, ибо нет ничего лучше, чем история о доблестных деяниях настоящего храбреца». И Торло мысленно уже представил себе, как он рассказывает свою историю, как его распирает от удовольствия — чувства сродни тому, когда, сидя на берегу, ты вдруг чувствуешь, как огромный окунь потянул леску, и, словно пронзенный электрическим током, вдруг на мгновение ощутишь, как прекрасен этот мир.
Его мечтания прервал хруст камней на тропинке. Звук этот, тихий и мимолетный, сразу же вывел Торло из раздумий и заставил насторожиться. Он лежал, замерев и весь превратившись в слух. Но ни хруста камней, ни звука шагов он больше не услышал, зато вскоре уловил шум человеческого дыхания. Так обычно дышат люди, когда поднимаются по крутой, скалистой тропе.
Торло догадался, что кто-то взбирается на вершину кратера.
Торло поднял голову и посмотрел наверх, вглядываясь в просвет между скалистыми уступами. Не сводя с него глаз, через некоторое время он увидел человеческую фигуру, которая появилась и тут же исчезла. За ней возникла другая, потом третья. Торло ждал. Когда по тропе прошли четыре человека, Торло встал и бесшумно взобрался на край кратера, продолжая вглядываться в темноту. Снизу не доносилось ни звука. Четверо неизвестных ушли в сторону Моры.
Торло последовал за ними. Это не составило для него труда.
Сам он уже тридцать шесть часов не курил, и сейчас его ноздри не могли не уловить табачного дыма и запаха прокуренной одежды, указывавших ему путь. Тропинка шла под гору, спускаясь к Море и Форт-Себастьяну. Маячившие впереди тени отчетливо вырисовывались на фоне светлеющего неба. Незнакомцы двигались медленно и осторожно: один впереди, двое — по обе стороны тропы за ним на расстоянии двадцати ярдов, и последний замыкал шествие, отстав ярдов на пятьдесят. Так, не меняя дистанции, они продвигались вперед, спускаясь по каменистым выступам, продираясь сквозь заросли кактусов и колючих кустарников, ни разу не останавливаясь, время от времени лишь. замедляя шаг, чтобы осмотреться по сторонам. Торло не мог не восхищаться их слаженными, осторожными движениями, ловкостью и проворством, которым могло позавидовать любое дикое животное; и его худое лицо, напоминавшее морду борзой собаки, еще больше вытягивалось от удовольствия и гордости за свою собственную ловкость, с какой он умудрялся следовать за ними.
И если их движения напоминали движения лисицы, крадущейся к курятнику, то его собственные походили на парящий в ночном небе полет совы, плавный и бесшумный. Убить таких людей будет для него истинным удовольствием, потому что, несмотря на все свое мастерство, ему придется пройти по лезвию ножа, ибо эти люди очень опасны.
Два часа им понадобилось, чтобы достичь края обрыва, возвышавшегося над фортом. Тут они остановились и вдруг, как по команде, растворились в ночной мгле, так что Торло на время потерял их из виду. Это произошло сразу после того, как они пересекли дорогу, ведущую из Моры в Ардино. Торло хорошо видел место, где они переходили дорогу, отметив его по облаку поднятой ими пыли. Но они внезапно исчезли, и Торло вскоре понял почему. Где-то далеко на дороге послышались мужские голоса, и вскоре из-за поворота показались двое. Торло даже мог разобрать, о чем они говорили. Эти двое были жителями его родной деревни — два брата-рыбака, жившие со старенькой матерью в убогой хижине, приютившейся на горном склоне. Сейчас они направлялись к морю, отчаянно споря, где им сегодня рыбачить.
Торло презрительно усмехнулся. Жалкие рыбаки, подумал он, рыбаками вы и останетесь до конца своих дней, и так будет всегда, пока мир не перевернется с ног на голову и пока рыба сама не станет ходить в сети по приказу человека.
Братья скрылись из виду, но прошло еще много времени, прежде чем незнакомцы вышли из укрытия, — так много, что Торло начал уже беспокоиться, что окончательно потерял их.
Но они снова зашагали по дороге, поднимая четыре облачка пыли.
Дойдя до края обрыва, они сошли с тропы и, слившись в одну большую тень, исчезли в зарослях, а Торло присел на землю. До Форт-Себастьяна отсюда было четыре мили, а дальше за ним лежала Мора. Было уже далеко за полночь, и в поселке почти нигде не горел свет. В форте огней было еще меньше: фонарь во дворе, на крыше да освещенные окна Колокольной башни. Со своего места Торло видел внутренний двор крепости, освещенный единственной лампочкой, висевшей над воротами. Целых два года, когда он был еще мальчишкой, в крепости не было солдат и там жил только смотритель Бархес. Слегка придурковатый старик частенько пускал мальчишек в крепость.
Бархеса давно уже не было в живых, но Торло помнил, как тот был привязан к мальчишкам, любившим поглумиться над полоумным стариком. Зато совсем другое дело было, когда ему удавалось отловить кого-нибудь из них в Колокольной башне или в одном из складских помещений. Торло едва сдержался, чтобы громко не плюнуть от отвращения при этом воспоминании. И очень своевременно, потому что звук этот легко бы разнесся в ночной тиши.
Время шло, Торло ждал, и наконец одно из освещенных окон Колокольной башни погасло, и вскоре в нем замаячил тоненький луч фонарика. Тогда из зарослей олеандра, чуть ниже того места, где сидел Торло, мелькнул ответный луч, тут же заслоненный чьей-то рукой. И Торло вновь не мог не восхититься проницательностью и ловкостью этих людей. Мигание фонарика пришельцев со стороны можно было принять не более чем за веселый танец светлячка, да и место было выбрано так, что сигналы, подаваемые из башни, видны были только отсюда. Торло замер, прислонившись к стволу пальмы, прижав колени к груди, и его буквально распирало от гордости за самого себя, так что временами он даже забывал, что делает это ради Арианны. Сейчас он делал это ради самого себя, ради того, чтобы не оставаться навсегда каким-то безызвестным Торло из Ардино. Где-то в далекой Англии живет королева, и эти люди и пленники из башни — ее враги. Два года назад, когда Торло случилось побывать в Порт-Карлосе, он сам видел прибывшего туда на королевской яхте английского герцога, супруга королевы… Вот это было судно!… И он улыбнулся, вспомнив, как, стоя в толпе у причала, увидел лицо этого герцога, скривившееся от запаха вяленой трески, ударившего ему в нос при сходе на берег. И Торло подумал, что это и его королева тоже и что он сделает это не только для Арианны, но и для нее.
И это правильно, так и должно быть. Мужчина должен совершать великие дела во имя женщины. И он снова представил себе, как говорит губернатору: «И тогда Торло понял, что эти люди ваши враги, что они договариваются с теми, кто заключен в башню, о побеге или о чем-то очень плохом… Тогда Торло поняла что никому не скажет и будет охотиться за ними один, чтобы не спугнуть их, не дать им удрать, а потом вернуться и придумать другую хитрость». И губернатор, выслушав его, сказал бы:
«Торло, ты поступил очень хорошо. Никто другой не смог бы сделать подобного. Подумай, что бы ты хотел получить в награду, разумеется в разумных пределах, и ты получишь…»
От этой мысли лицо его посерьезнело. Когда речь заходит о награде, нужно уметь сделать правильный выбор. Нужно быть заранее готовым к тому, чтобы не растеряться в последнюю минуту и говорить уверенно. Быть может, он попросил бы, чтобы его взяли матросом на королевскую яхту. О таком почетном месте не мог мечтать ни один житель Сан-Бородона.
Торло поднялся и пошел по каменной тропинке. Ему больше не нужно было продолжать следить за этими людьми. Подойдя к своему дому, он толкнул дверь и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить стариков, осторожно прокрался к комнате сестры. Дверь была полуоткрыта, Торло вошел и, приблизившись к ее постели, тихо опустился рядом на колени, нащупал ее руку. Подержав ее чуть повыше локтя, Торло понял, что Арианна не спит.
— Торло! — В ее голосе слышалось чувство облегчения, которое испытывает человек, давно лежащий без сна, терзаемый мыслями и с радостью откликающийся, когда кто-то появится рядом.
— Я пришел, — сказал он, не повышая голоса. — Я был у форта. Те люди были там. Их четверо. Похоже, там твой солдат и наткнулся на них и они убили его, чтобы он никому не рассказал, что видел их. Теперь мне все ясно. Они подавали сигналы в крепость.
— Ты уже сделал это? — В ее голосе прозвучали легкие нотки нетерпения. Она села на постели, отстранив руку брата.
— Еще нет. Я пришел за тобой. Только нельзя, чтобы проснулись старики, иначе они могут догадаться.
— Когда пойдем? Сейчас?
— Да, пока еще темно. Надо успеть до рассвета. Ведь ты же хотела присутствовать при этом?
— Кому же, как не мне, все увидеть собственными глазами?
Я хочу видеть, как они умрут, и плюнуть на их мертвые тела.
Как ты собираешься их убить? Из ружья?
— Нет.
Торло растянулся на дощатом полу, опираясь на локоть, и, впервые за много часов скрутив себе папироску, жадно закурил.
— Нет, — проронил он задумчиво. — Я долго обдумывал это.
С ружьем одному трудно справиться с четверкой. Но мне пришло в голову кое-что получше. — И он усмехнулся.
С кровати послышался сердитый голос Арианны:
— Ты можешь смеяться и радоваться сколько угодно, мне до этого нет дела. Мне нужно только одно.
— Мне тоже, — ответил он, не обращая внимания на ее упрек, и потом, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ней, продолжал:
— Эти люди очень хитры. Надо было видеть, как они двигаются ночью, чтобы понять это. Они живут в заброшенной пещере в кратере и днем не высовываются. По ночам выходят, чтобы набрать воды и передать сигналы в крепость.
Сейчас они, должно быть, уже вернулись туда.
— Как ты собираешься это сделать? — спросила Арианна.
— Ручными гранатами.
— А-а, хорошо! — одобрила Арианна. — Правильно, так и надо.
— Уж куда правильнее, — продолжал Торло. — Ведь как раз твой солдат и принес их нам. Помнишь, как первый раз он пришел к тебе? Мы тогда вместе рыбачили…
— Не хочу вспоминать, — отрезала Арианна. Но мысли о прошлом все равно не отпускали ее.
Чтобы завоевать расположение ее родственников, Марч принес из форта ручные гранаты, и вместе с Торло они все трое вышли в море у берегов Ардино. Марч показал им, как нужно пользоваться ими, и, вырвав зубами чеку, швырнул одну гранату в воду. Они едва успели досчитать до пяти, как поверхность воды содрогнулась от потрясшего пучину взрыва и взмыла вверх, потоками обрушиваясь на лодку, а спустя несколько секунд вокруг, как оказалось, все было покрыто рыбой.
— Осталось всего четыре, — сказал Торло. — Но нам хватит и двух. Только нужно успеть до рассвета.
Торло замолчал, представив, как в предрассветной мгле он стоит у входа в пещеру, держа в обеих руках по гранате. Потом, сорвав зубами чеку с одной из них, швыряет ее в пещеру, тут же принимаясь за другую… Он лежал на спине, жадно затягиваясь папиросой, потом сказал:
— Если я усну, разбуди меня, когда придет время. Самое главное не потревожить стариков.
***
Мэрион очнулась от сна. Она задремала, и ей приснилось, будто она гуляет по холмам Ньюбери. Знойный день, палящее солнце, ни единого дуновения ветерка. Вдруг впереди она замечает идущего по тропинке мужчину. Чтобы не догонять его, она замедляет шаг, но каким-то странным образом расстояние между ними остается прежним. И как она ни старается отстать, мужчина все так же продолжает шагать в двухстах ярдах впереди нее. И постепенно, может быть, оттого, что он единственный, кого, кроме нее, можно увидеть здесь до самого горизонта, она начинает замечать, что его фигура знакома ей, но никак не может вспомнить его имени. Постепенно в ней начинает расти желание догнать его, остановить и заглянуть в лицо, и она уже не может отделаться от этого желания. Тогда она ускоряет шаг, но расстояние между ними не сокращается. Нестерпимая жара, словно тяжелая ноша, которую ее заставили нести, мешает ей идти быстрее. Вдруг мужчина исчезает в небольшой буковой роще, показавшейся впереди. Она тоже спешит укрыться под деревьями и, вступив в прохладную сень серебристо-серых стволов, с удовольствием ощущает под ногами мягкий шорох сухих листьев. Она озирается по сторонам, так как уверена, что незнакомый путник, должно быть, тоже захочет задержаться под этим прохладным, освежающим пологом, но путника по-прежнему нигде не видно. Тогда, обогнув дерево, она вдруг видит его стоящим спиною к стволу, и он, протянув ей навстречу руку, берет ее за локоть. Она заглядывает ему в лицо и, все еще не в силах вспомнить его имени, слышит свой собственный голос: «Да, конечно. Да, да, конечно…»
И вот теперь, проснувшись, она лежала, чувствуя себя потерянной в бесконечной, кромешной тьме, и все еще чувствовала прикосновение его руки. Постепенно в ее мозгу начали вырисовываться очертания окружающих предметов, и она вновь обрела ощущение реальности. Она вспомнила, что находится на Море, в Форт-Себастьяне, а постель, на которой лежит, стоит у стены изголовьем к окну.
Неведомая рука снова сжала ее локоть и тут же отпустила, а голос сказал:
— Проснулись?
— Да, — ответила она, узнав голос полковника Моци, но слово это прозвучало как-то сдавленно, оттого что в горле она почувствовала ком. Она слышала, как полковник зашевелился и придвинутый к постели стул, на котором он сидел, скрипнул.
— Я только что переговаривался с Миетусом. Все окончательно решено. Завтра днем Сифаль передаст по рации инструкции для самолета-амфибии. Все должно иметь свою оболочку, как орех в скорлупе. Вы довольны?
— Да, довольна, — сказала она, почувствовав внезапный испуг. Хотя Моци говорил тихо, в его голосе чувствовалось возбуждение, даже легкая дрожь, и он снова положил руку на ее голое плечо. — Вы уже сообщили Хадиду?
При звуке этого имени он презрительно выдохнул воздух через ноздри:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35