А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Ты готов? — тихо спросил он.
— Готов, — ответил я, и мне стало не по себе.
— Не робей, старик.
Мы все напряженнее смотрели друг на друга. Окна за его спиной расплылись, превратились в два бесформенных, постепенно темневших пятна. В пронзительной тишине я услышал далекий плеск воды, словно мальчишки гурьбой переходили вброд мелкую речку. Стало совсем темно, и я со страхом подумал, что ослеп. Хотел закричать, вскочить с кресла, броситься наутек, но в этот момент скорее почувствовал, чем увидел слабый свет, реденький, робкий свет занимающегося утра.
Раньше всего я различил какие-то диковинные извивающиеся тени, угрожающе тянущиеся ко мне. Но это оказались густые, непролазные заросли ольхи. Затем я увидел небо, слегка намыленное облаками, и услышал бормотание речной воды, одолевающей большие валуны.
Я сидел на узкой полоске каменистого берега посреди буйного царства невиданных трав, ярких цветов, вьюнков, забравшихся в ольшаник, и желто-зеленых с белыми шишечками гирлянд, напоминавших хмель, которые и в самом деле могли быть диким хмелем.
От воды тянуло холодом, поэтому я взобрался на невысокий откос. И очутился на большом лугу, где росла густая трава с редкими цветками, похожими на комочки белехонькой ваты. Передо мной расстилалась необыкновенная ярко-зеленая долина. Сзади, за рекой, упирался верхушками в небо густой дубняк. Напротив тянулся длинный пологий склон, увенчанный полосой елового леса и высокой колокольней костела. Где-то посреди склона краснели черепичные крыши. Там, вероятно, пролегал железнодорожный путь: я увидел невысоко над землей шлейф серого дыма, а потом до реки докатился хриплый крик паровоза. Справа долину замыкало нагромождение белых камней — далекий город, затянутый дрожащей от жары дымкой. А слева был огромный тополевый парк, скрывающий какое-то золотистое строение, показавшееся мне старинной усадьбой.
— Ну, каково первое впечатление? — услышал я басовитый голос.
Дог лежал на брюхе в сочной траве и прерывисто дышал. С черной губы свисала капля слюны. Похоже, он немного стеснялся, что морда у него постоянно мокрая.
— Где мы? — тихо спросил я.
— Где-то во Вселенной, старик.
— Я, кажется, откуда-то знаю эту зеленую долину.
Дог посмотрел на меня, иронически прищурившись:
— Может, на каникулы сюда приезжал?
— Мы ездим на море. Мне нужен йод. Я когда-то ужасно болел.
Тут я заметил у кустов ольшаника небольшое стадо коров. Какие-то мальчишки, наверное пастухи, кидали камни в реку, испещренную тенями, так как солнце уже клонилось к закату и висело низко над каменными террасами города. Лучи его падали косо и отливали красным.
Вдалеке кто-то пел гортанным голосом, пронзительно и протяжно. Мне стало не по себе, да чего там — просто страшно.
— Ну что, возвращаемся? — спросил я. Пес встал, потянулся, зевая.
— Куда?
— К нам, домой.
— Сперва я тебе кое-что покажу.
И тяжело зашагал по лугу. Я быстро растоптал теплую кротовину. На песчаном пятачке начертил примитивный план долины и наметил обратную дорогу. Дог остановился, настороженно оглянулся:
— Ты чего там делаешь?
— Ничего особенного. Нашел свежую кротовину. Из-за красных крыш поселка опять выкатился клуб дыма. Это поезд отправился в путь после короткой остановки. Был он какой-то чудной, я таких никогда не видел. Немного похожий на поезда с картинок в старинных детских книжках.
Мы все еще шли по лугу. Из густой травы вдруг выпорхнула большая птица и, с шумом рассекая крыльями воздух, неторопливо полетела в сторону редкого соснового леса над крутым песчаным обрывом. Дог бросился было в погоню, но вернулся и долго искал что-то в пахнущей мятой траве. Чихнул пару раз, но гнезда не нашел. Догнал меня, немного смущенный.
— Ты уже бывал здесь? — спросил я.
— Еще бы. Каждую тропку знаю.
— А меня почему с собой взял?
Пес помолчал минутку, а потом нехотя проговорил:
— Потом узнаешь. Наберись терпения, старик. Мы пересекали проселочную дорогу, когда из каких-то зарослей, кажется шиповника, выкатился довольно большой петух. Перья у него на груди были будто залиты соусом, тощие крылья небрежно сложены. К неопрятному клюву прилепились зернышки то ли ячменя, то ли ржи. Двигался петух неуверенно: глаза его плотно затягивала белая пленка, и вообще непонятно было, как он не сбивается с едва заметной тропки.
— Это Цыпа, — с отвращением пробормотал дог. — За усадьбой пивоварня. Он там кормится на свалке, выжимки подбирает. Мерзость.
Только тут я услышал, что Цыпа чего-то напевает, а может, тихонько постанывает, утомленный жарой или долгой дорогой. Мимо нас прошел, будто и не заметив.
— Держись от него подальше, — понизив голос, сказал дог. — Известный мошенник. Ты еще о нем услышишь.
Вскоре мы приблизились к большим железным воротам. Сквозь них была видна посыпанная шлаком аллейка и газон, примыкавший к старой золотистой усадьбе. На газоне под ярким зонтом кто-то сидел и читал газету.
— Эти ворота всегда на запоре, — тихо сказал дог. — Обойдем вокруг.
И пошел вдоль ограды из красных от ржавчины прутьев. За кустами сирени и жасмина трудно было что-либо разглядеть. Мы брели в неизвестной траве, похожей на карликовую пшеницу. Она была такая высокая, что даже огромный пес время от времени исчезал среди бурых колосьев. Над нами пролетела птица с длиннющим хвостом. Я решил, что это фазан. В таких парках только фазанам и жить.
Дог внезапно остановился, насторожив черные уши.
— Что случилось? — спросил я.
— Тсс, — шикнул он и задвигал кожей на спине, сгоняя мошек. — Сейчас что-то будет.
Мы довольно долго стояли не шевелясь. Тихонько звенели комары, на кусте пела какая-то птица. Я еще никогда не слышал соловьев, но так петь мог только соловей.
Вдруг в кустах что-то зашуршало, и к ограде с другой стороны подкатился небольшой белый обруч из ореховой лозы. Отскочив от каменного цоколя, он покачался между отцветшими калужницами и упал.
Я вопросительно посмотрел на дога. Он приподнял переднюю лапу, знаком приказывая молчать. Послышались быстрые легкие шаги. Кто-то, раздвигая ветки, пробирался сквозь кусты — вероятно, искал обруч.
И вдруг мы увидели перед собой девочку. Во всем белом: белое платье, белая лента в волосах, белые носки и туфли. В руках она держала белую палочку, вроде шпаги, тоже из орешника. Откуда-то я знал эту игру, где-то про нее читал, даже, кажется, видел картинки, изображающие игроков в серсо. Один бросает обруч, а другой должен, изловчившись, нанизать его на такую тоненькую шпажку.
Девочка нагнулась, подняла обруч и тут заметила за оградой наши неподвижные фигуры. Замерла, ошарашенно на нас глядя; видно было, что она рада бы убежать, но не может, будто загипнотизированная какой-то могучей силой. А я подумал, уж не удерживает ли ее пронзительный взгляд черных глаз пса-изобретателя.
— Эвуня! — крикнул кто-то со стороны золотистого дома.
Девочка открыла рот. Красный солнечный луч скользил по ее голове, медленно пожирая белую ленту.
— Эвуня, где ты?
Она быстро оглянулась, но не сдвинулась с места. В далеком костеле на холме зазвонил колокол.
— Эвуня!
Кто-то продирался к нам сквозь заросли жасмина. Из черноватой зелени вдруг вынырнул странно одетый мальчик. На нем были так называемые бриджи, застегивающиеся под коленками, каких сейчас уже никто не носит. Таких клетчатых носков и пуловера я тоже никогда не видел. В руке мальчик держал тоненькую шпагу из белой ореховой лозы.
Мне вдруг стало страшно жарко, и я почувствовал, что моя нога, упирающаяся в каменный цоколь ограды, начала дрожать, жутко сильно дрожать, будто хотела оторваться, отделиться от меня навсегда.
Этот мальчик в бриджах был, кажется… я. Ну просто в точности я, каким привык себя видеть в зеркале. Я, только в бриджах и клетчатом пуловере, хмуро смотрел на себя, стоящего рядом с псом-изобретателем по другую сторону железной ограды.
— Эвуня, — сказал мальчик в бриджах, — надеюсь, они к тебе не пристают?
Девочка отрицательно покачала головой. Красный луч заходящего солнца уже сполз с ее волос.
— Иди домой, здесь страшно холодно. Мальчик потянул Эвуню за руку, подтолкнул к кустам. И, как только она скрылась в зеленой чаще, подошел к ограде:
— Чтоб я вас никогда тут больше не видел, понятно? А то в следующий раз приду с ружьем.
И исчез в зарослях сирени.
— Он на меня ужасно похож, — сказал я, с трудом проглотив слюну.
— Думаешь? — пробормотал дог-изобретатель. В голосе его прозвучала какая-то фальшивая нотка. — Показалось, наверное. Я особого сходства не заметил.
— Нет, правда. Меня прямо в жар бросило.
— Да ну… — пренебрежительно протянул дог. — Тебе привиделось. Ты просто устал.
— А она кто?
— Он ее держит в заточении. Видал на воротах громадный замок?
— А почему?
— Потому. Она его пленница.
— Волосы какие длинные, почти до пояса. Никогда таких не видел.
— Вот именно. Ты ее освободишь, старик.
— Я?
— Да, ты.
— А где мы?
Воздух сгущался, с холодной земли поднимался сумрак. Где-то поблизости невнятно бормотала река.
— Ну, пора возвращаться, — сказал пес и сел напротив. Уставился на меня черными глазищами, в которых мерцали синие огоньки, и ужасно, словно собрав все силы, наморщил лоб.
Так мы просидели несколько минут. Где-то в траве стрекотали сверчки. Вдалеке кто-то пел пронзительным голосом, похожим на голос муэдзина.
Внезапно я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. За спиной дога, за старым, с потрескавшейся корой, тополем маячила сгорбленная тень.
Я открыл было рот, но пес меня опередил.
— Бляха муха, — выругался он. — Чего-то не получается. Попробуем еще раз.
Но тут затаившаяся за деревом тень внезапно распрямилась и длинными скачками понеслась к реке. Я увидел желтоватый бок с черными полосками и костистый хвост.
— Гляди-ка, кошка, похожая на тигра. Пес-изобретатель даже не соизволил обернуться. Только пожал могучими плечами.
— Это тигрица Феля. Приличные люди с ней не водятся.
— Как она сюда попала?
— Не спеши. Потом все узнаешь. Пора возвращаться.
Он напряженно смотрел мне в глаза, не обращая внимания на безнаказанно жалящих его комаров.
— Не отвлекайся. Ты что, не можешь сосредоточиться? — ворчал он тихим сонным голосом. — Нам пора обратно в наш мир. Уже поздно. Там и тебя, и меня ждут.
Говорил он все тише и все медленнее. Темнело. Нас постепенно окутывала черная беспросветная ночь.
У двери заливался звонок. Я встал с кресла. За окном шел апрельский дождь вперемешку со снегом. Пса не было. Только на кресле напротив лежало несколько комочков грязи. Звонок не унимался, торопил, угрожал.
Я открыл дверь. На лестничной площадке стояли: мама, Цецилия, пани Зофья с портфелем и отец. Все четверо разъяренные.
— Безобразие! — рявкнул отец. — Мы полчаса трезвоним.
— Извините. Я не слышал.
— Он не слышал, — театральным жестом развел руки отец.
— Наверняка занимался чем-нибудь недозволенным, — сказала Цецилия. — По лицу видно, что нашкодил.
— Меня не было дома.
— Ну вот, сами видите, — торжествующе воскликнула Цецилия громовым голосом, от которого зазвенели стекла в окнах на всех восьми этажах нашего подъезда.
— Я правда только что вернулся.
— Минутку, — сказала мама. — Ты только что вернулся, а мы с четверти третьего стоим под дверью и почему-то тебя не заметили.
— Я тут ни при чем. Цецилия хитро улыбнулась:
— В таком случае скажи, где ты был.
Мне не хотелось ни врать, ни выкручиваться. Мы все еще стояли на площадке.
— Просто в дверь позвонил один пес, огромный дог, кажется изобретатель. Предложил мне попутешествовать по Вселенной. Мы были на какой-то планете, чертовски похожей на нашу Землю, только немного красивее. Я познакомился с девочкой, которая играла в серсо с мальчиком, как две капли воды похожим на меня.
— Пес, разумеется, говорил человеческим голосом? — язвительно спросил отец.
— Да, он хорошо говорит по-польски.
— А тигра ты, случайно, не встретил? — вмешалась Цецилия, заговорщически подмигнув маме.
— Встретил. А откуда ты знаешь? Только это был не тигр, а тигрица.
— Честное слово, вы не умеете воспитывать детей! — завопила Цецилия. — Я бы с него три шкуры спустила. Ему даже соврать как следует лень. Он вас ни в грош не ставит!
Подтолкнула меня, как недавно дог, и мы вошли в квартиру. Снимая пальто, все продолжали отпускать ехидные замечания по моему адресу.
— Ты преувеличиваешь, Цецилия, — оправдывалась мама. — Просто мальчик любит пофантазировать.
— Может, он у вас писателем будет? — издевалась Цецилия.
— Это, кажется, весьма прибыльная профессия, — сказал отец. — Я прочел в газете, что шестнадцатилетняя англичанка заработала на своей первой книжке сто тысяч фунтов.
— А ты эту книжку читал? — напустилась на него Цецилия. — Я-то читала.
— Нет, откуда.
— Она смешала с грязью своих родителей. Изобразила их какими-то монстрами.
— Но сто тысяч — это сто тысяч, — философски изрекла мама.
— Ну, знаешь! — крикнула Цецилия еще громче и пронзительнее, отчего в ванной сама собой включилась газовая колонка. — Я бы такого ребенка запорола насмерть.
— У тебя ведь нет детей, — заметил отец. — Мне кажется, ты теоретизируешь.
— Ты просто идиот. С тобой вообще бессмысленно разговаривать.
Яростно переругиваясь, они вошли в комнату, где по-прежнему стояли рядом два сдвинутых кресла. За окном для разнообразия пошел град, крупный, как фасоль. Пани Зофья заперлась у себя и тут же включила радио — загремел оглушительный биг-бит.
Мама накрыла на стол и ушла в кухню; разогревая что-то на плите, она продолжала участвовать в разговоре. За стеной расплакался ребенок, взбудораженный голосом Цецилии. Я сел у окна и стал украдкой за ней наблюдать. Все-таки она мне нравится. А от ее приступов бешенства я просто тащусь.
— Я звонила вам два часа назад, — сказала Цецилия, наконец чуточку успокоившись. — К телефону подходил ваш идиот.
— Ты имеешь в виду Петра? — примиренчески спросил отец.
— В данном случае Петра. Но и ты не лучше.
— Что-нибудь случилось? — Отец ловко переменил тему. — Я еще не читал газет.
— Так ты ничего не знаешь?
— Пока не знаю, — вздохнул отец. — Но надеюсь вскоре узнать во всех подробностях.
Цецилия испепелила его взглядом.
— Все газеты кричат. Кроме того, я слышала комментарий Би-би-си.
Я решил доставить удовольствие очаровательному чудовищу.
— А что такое Би-би-си, Цецилия?
— Это английская радиостанция, на которой тетя Цецилия работала во время войны, — ответила она с царственным величием.
— Не перебивай дурацкими вопросами, — сказал слегка взволнованный отец.
— Чего ты цепляешься к ребенку! — крикнула Цецилия. — Он еще будет гордиться тетей Цецилией, когда вырастет.
Мама подала обед. Все стали звать пани Зофью, в комнатке которой гремела молодежная музыка.
— Это что, подливка? Мясо с жирной подливкой? — крикнула Цецилия.
— Да, — робко ответила мама. — Мои мужчины очень любят.
— Идиоты они у тебя! Культурные люди едят мясо, запеченное в духовке. Без капельки жира. Немедленно убери эту гадость с моей тарелки.
Как видите, «идиот» — любимое словечко Цецилии. Остальным приходилось мириться с этим, согласитесь, не слишком изысканным определением. Но такая уж она была, наша Цецилия. Я, впрочем, привык. Мне это не мешало. В отличие от отца, человека довольно самолюбивого. Его всякий раз бросало в краску, однако протестовать он не осмеливался.
Наконец Цецилия приступила к еде. Отсутствием аппетита она, надо сказать, не страдала. Появилась и пани Зофья. Села, как лунатичка, и принялась осторожно тыкать вилкой в горку овощей на тарелке — казалось, она ищет по меньшей мере жемчужину.
— Цецилия, детка… — вкрадчиво начал отец.
— Ну, что еще?
— Ты пришла с какой-то сенсацией.
— Действительно. Итак, мои дорогие. — Она перестала жевать некультурно приготовленное мясо, и глаза ее торжествующе блеснули. — Итак, восьмого мая Земля столкнется с кометой.
Воцарилась тишина.
— Это значит, меньше чем через месяц, — сказал отец.
— Совершенно верно. На именины Станислава.
— У нас в семье нет ни одного Станислава, — растерянно сказала мама.
Цецилия в отчаянии уронила на стол вооруженную вилкой руку. Вазочка с ветками вербы подпрыгнула на десять сантиметров.
— Честное слово, как ты можешь жить с такой кретинкой? — глухим голосом спросила Цецилия у отца.
Отец неопределенно хмыкнул.
— Самая большая в истории комета столкнется с нашим шариком, понятно?
— Космический катаклизм? — прошептал отец.
— Вот именно. Другими словами, конец света.
— Господи Иисусе, — испугалась мама. — Может, сделать кое-какие запасы? Мука, сахар, соль?
Цецилия пронзила маму уничтожающим взглядом. Мама на глазах стала съеживаться. Похоже было, еще минута, и она превратится в зайчонка Цецилия брезгливо принялась за еду.
— Сколько уже раз предсказывали конец света, — осторожно заметил отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24