Выступление де Голля произвело шок на делегатов. Он сказал, что в современном мире нет места странам, которые ключевым фактором своей внешней политики ставят принцип стравливания между собой других стран. Все напряглись, сможет ли он конкретно назвать такие страны, и де Голль ясно обозначил – Великобритания. И уточнил, что на совещании «Большой Тройки» принято решение о создании ООН не только для недопущения войн, но и для обеспечения более справедливого мира. Это включает в себя, помимо прочего, и свободу торговли по всему миру. Но какая может быть свобода торговли, если есть ещё страны, которые зависят от других стран даже не экономически, что тоже несправедливо, но и политически? Поэтому во главу политики Новой Европы будет поставлен принцип борьбы с колониальным прошлым. И Новая Европа будет вести эту борьбу до победы, не считаясь с затратами. И при этом, что тоже явилось не только шоком для делегатов, но и было крайне рискованно дипломатически, де Голль ясно объявил объект такого воздействия: «Это только англичане считают, что над их империей не заходит солнце. Мы считаем по-другому. Солнце Британской империи уже закатилось!»
А на заседании «Большой Тройки» между Сталиным и Рузвельтом, при молчаливом согласии де Голля, прошло обсуждение условий вступления СССР в войну против Японии.
Рузвельт напомнил о том, что настоящей причиной войны было не нападение на Перл-Харбор, и даже не то, что американцы зажали Японию в тиски сырьевого голода, а политика США в отношении японской оккупации Китая. Президент надеялся на то, что освобождённый Китай станет открытым и свободным государством, под этим, естественно, подразумевался свободный доступ американским корпорациям на рынок Китая. На что Сталин, как всегда, выставил свои условия, которые были приняты. Сталин заметил, что политикой Советского Союза в последнее время было собирание земель, бывших частями Российской империи, и политика эта будет продолжена, несмотря ни на что. Поэтому СССР претендует на возврат Маньчжурии и признание Прибалтики неотъемлемой частью Советского Союза. Это минимум. И второе – Советский Союз не признает присоединение Гоминьданом к Китаю как Синьцзяна, так и Внутренней Монголии. Эти народы и территории имеют право на самоопределение от великоханского народа, а объединяет их даже не общая история, даже не происхождение или язык, а только использование иероглифов в письме.
Де Голль заметил про себя тенденциозность такой постановки проблемы, но его мысли были более заняты тем, как он во главе Франции будет строить политику Новой Европы, и он благоразумно промолчал, а Рузвельт попытался отстоять хотя бы Маньчжурию, заявив, что она никогда не входила в состав Российской империи. На что Сталин привёл в качестве примера численность русского населения в Маньчжурии и напомнил, что не только Маньчжурия, но также и половина Сахалина и вся Курильская гряда сейчас оккупированы Японией. И пока рано делить то, что ещё только предстоит освободить. С чем президент и согласился. Пусть Сталин разгромил Гитлера. Японцев-то он не смог одолеть, хотя в войне с ними за короткий период уже сходился дважды. Судя по удару, который они нанесли по американскому флоту, не так все просто с японцами, видимо, они – крепкий орешек. После чего Сталин сказал, что начало вступления в войну против Японии СССР планирует примерно на первые числа октября текущего года. До этого времени Красная Армия просто не успеет провести перегруппировку сил.
Вечером Рузвельт дал приём в честь завершения работы комиссии и мирной конференции. Ему предстояло познакомиться со множеством новых европейских политиков, пришедших в Европу вслед за стальными армадами русских. О некоторых из них было известно только из донесений агентства Пинкертона под грифами «бунтовщик», «грабитель», «революционер». И ему было по-человечески интересно посмотреть на них, тех, которые самой жизнью рисковали, сходясь в классовых сражениях в почти безнадёжной борьбе против опытной охранки европейских государств.
На этой встрече, на которой присутствовало по меньшей мере человек сорок, после приветственного слова президента выступил Сталин. По нему было видно, что он не революционный оратор, но тем не менее он всегда говорил то, что понимала аудитория, и то, что она хотела услышать. И мог сделать так, чтобы аудитория хотела услышать именно то, что нужно было самому седому маршалу. Сталин поблагодарил гостей за то, что они приняли деятельное участие в мирной конференции, затем за доверие, которое они оказали «Большой Тройке». Выразил общее мнение, что борьба за мир – самая благородная борьба, которую могут вести народы и государства. Построение нового, более безопасного мира и является чаянием всех народов планеты. Любой, кто встанет против этого, будет сметён яростью народной и сгинет на обочине Истории.
Долго ещё не смолкали аплодисменты, и только когда присутствующие выпили и закусили, а общение приняло обычный для светских раутов ход, Рузвельт начал знакомиться со всеми этими «революционерами».
Тёплое лето 1953 года. Пригород Вашингтона
Алекс Шварц уже второй раз встретился с этим неприятным негром-контрабандистом. Мигель Джонсон представлял собой типичный образчик субчика из нищего пригорода богатого мегаполиса. Весь как на шарнирах, и в заднем месте не только шило, но и мощная батарейка. Мигель явно и прямо в глаза врал. Про то, как злые копы прихватили на границе с Мексикой предназначенную для белого господина партию оружия, но мы-то – парни не промах, мы порешали вопрос, только требуется время, время и ещё раз время, и предоплата…
Господину Шварцу из-за жары неохота было махать руками, но он выбрал для себя роль крутого парня, поэтому-то и следовало проучить «верченого» бизнесмена, чтобы другим впредь неповадно было играть с немецкими ветеранами последней войны. Алекс Шварц, светловолосый, голубоглазый атлет, лишь рукой махнул, но ноги Мигеля оторвались от земли, он перевернулся в воздухе, и стена офиса, внезапно прыгнув вперёд, больно ударила его в лицо.
– Ты, фак твою мать, негрила драный, ты кого вздумал за нос водить! Да я вашу шоблу по закоулкам мотал, я таких, как вы, пингвины, в детстве ещё отымел! – Шварц даже не кричал, орал во всю мочь. – Сядь, твою мать! – он вытащил из заднего кармана «вальтер» и направил его в лоб собравшемуся было встать из глубокого кресла компаньону мистера Джонсона, господину Джексону, толстому и неповоротливому негру. – Короче, клоуны, придётся ставить вас на счётчик. Теперь каждый вечер вы мне будете приносить в гостиницу по пятьсот долларов за просрочку поставки.
– Это против правил, – выдавил приходящий в себя Джонсон.
– Что против правил? – Шварц с наигранным недоумением посмотрел на Джонсона.
– Ты не можешь требовать неустойку, если не внёс предоплату за товар.
– Слышь, ты, баран, ты меня будешь учить коммерции?! Да вы, козлы, мне суперограбление срываете, я вам мало ещё неустойки назначил, я вам через неделю ещё проценты на проценты считать начну…
– Но ведь так не делается, надо людей пригласить, пусть они рассудят, а то получается какое-то насилие над свободной личностью.
– Поучи жену бобы варить. Если надо, я и твоих авторитетов в позу поставлю. Короче, или завтра оружие, или пятьсот баксов, решай сам. Тебя со сроками за язык никто не тянул, сам навяливался, сам для заключения сделки ручонку свою протягивал. Теперь сам и пыхти… сядь!!! – он снова осадил мистера Джексона. – Все, пока, я завтра приду, и без шуток мне, не вздумай прятаться, я в прятки люблю играть.
Когда Шварц ушёл, Джонсон погрузился в тягостное раздумье.
– Это ты во всем виноват! – спустя пять минут напустился он на мистера Джексона.
– А я-то тут при чем? – Джексону неудобно было, что наглый «снежок» измордовал его партнёра, а он, гроза и гордость квартала, не смог этому противостоять.
– А кто при чем? Где деньги такие взять!
– А если не отдавать. Послать его на…
– Вот ты и пошли. Умник какой. Как деньги делить, так первый бежишь. А как по морде получать, так Мигель!
– Так ты всегда и берёшь себе семьдесят пять процентов, а нам на всех отдаёшь лишь четверть.
– А за что вам платить. Меня тут избивают, а вы сидите! Нет, надо вас уволить и идти под крыло к дону Лучано.
– Дон Лучано возьмёт с тебя не четверть, а три четверти, и ещё втравит в какую-нибудь комбинацию, потом сам вспомнишь старого друга.
– Да пошутил я. Но насчёт того, чтобы дона попросить посредничать на переговорах со Шварцем… мысль, по-моему, хорошая.
– Ага, хоть бить не будет.
– А дон заставит его поделиться с собой долей от ограбления. Ты не усёк, кого он подломить хочет?
– Я что-то не понял.
– Тормозишь, как всегда.
На следующий день Джонсон, в новом бордовом блестящем костюме и с платком вместо галстука, в сопровождении Джексона подъехал к особняку Лучано Фиоре, лидера итальянской общины Вашингтона, республиканца, католика и просто хорошего человека. Таковым он представал перед журналистами, актёрами и политиками средней руки. Остальные граждане знали его под именем Лаки Лучано – Счастливчик Лучано. Ну а итальянцы и работники закрытой сферы деятельности, в том числе и копы, называли его, кто с обожанием, а кто со страхом и ненавистью, – Дон. И никто уже не помнил его первое прозвище – Рваная Жопа, которое он получил во время своей первой серьёзной дворовой драки, вместе с ножевым ранением ягодицы.
Особняк стоял на красивой лужайке, на юго-западе, в пятнадцати минутах езды от пригорода столицы. Четыре этажа, просторная мансарда. Тенистый дворик, многочисленные каменные домики на территории. Все обнесено кованым забором, опирающимся на каменный фундамент. Мощённые камнем дорожки, цветники и беседки. Дикое смешение стилей Средиземноморья, классики и романтизма. Как и положено всякому уважающему себя американскому миллионеру и крёстному отцу серьёзной «семьи».
Дон Лучано принимал гостей во внутреннем дворике, растянувшись в кресле и потягивая что-то из высокого бокала. Партнёры постояли скромно несколько минут, и когда Дон решил, что почтения этим стоянием выказано достаточно, он обратил взор на них.
– О! Дон Мигель! Какими судьбами? Что принесло вас в мою жалкую, – он театральным жестом указал на все великолепие, окружающее его, – хижину?
– Дон Лучано, мы приехали не только засвидетельствовать своё почтение. Нас привели к вам некоторые дела, дон Лучано.
– Давай чуть позже о делах. Садитесь. Как семья, дон Мигель?
– Посмею напомнить вам, что я холост, дон Лучано.
– Ладно, давай говори, что там у тебя. – Господину Фиоре уже начала надоедать эта парочка.
– В городе, неизвестно откуда, появилась новая бригада. Немцы. И хотят взять какой-то банк.
– Мне-то что с того? – равнодушно обронил Дон, но глаза его хищно блеснули.
– Крутых из себя строят, а кто такие, и не поймёшь сразу.
– Они что, взяли тебя за кокосы? – тучный дон Лучано, хихикнув, отдал дань своей остроте.
– Не так, чтобы очень…
– Чем ты им насолил, дон Мигель, сознавайся. Знаю я тебя. Денег занял?
– Обещал помочь с оружием.
– О! Уважаю! Дон Мигель теперь у нас оружейник. – Дон уже не мог себя сдержать, хохотал в глаза.
– Да подвернулся один тёмный, обещал порешить вопрос, я и ввязался, так этот немец меня на счётчик поставил. И, по-моему, сам он никому не платит. Дикий.
А вот это и было тем, что хотел услышать Дон от никчёмного негра. Дикий грабитель банков – мечта всякого мафиози. И дон Лучано, сразу же оценив обстановку, а таких ситуаций на его долгом веку было уже ох как немало, принял решение.
– Счётчик говоришь? А ты ему сказал, кто в этом городе может ставить лопухов на счётчик?
– Я попытался сказать…
– Но он не стал слушать? Правильно?
– Да, дон Лучано.
– И сколько он тебе считает?
– Пять сотен в день…
– Пять сотен! – От искреннего возмущения у Дона перехватило дыхание. – Пять сотен! Даже я столько не считаю!
– Вот я и пришёл высказать вам своё почтение.
– Денег не платить, этого немца ко мне.
– Он сегодня вечером опять придёт ко мне в офис.
– Не смеши меня, офис! Вот у меня – офис! А у тебя – так, бюро для неудачников. Я отправлю к тебе дона Витторио, пусть посидит с тобой. Бьют, что ли, тебя немцы? Чего ты так испугался?
– Дон Лучано, я вам благодарен за помощь, только хотелось бы знать, во что она мне обойдётся?
– Дон Мигель, я вижу, у тебя есть своя крыша, – Дон кивнул в направлении мистера Джексона, – поэтому я не буду предлагать тебе свои услуги в дальнейшем. Три штуки зелени, и весь навар с немца – мне.
– Вы так великодушны, дон Лучано, но только позвольте спросить, эта проблема с немцами будет улажена навсегда?
– Иди отсюда, прохиндей, оскорбляешь честного бизнесмена. Сказал же, что все улажу, значит, улажу!
К новой встрече мистер Джонсон приготовился как положено. Синий в полоску костюм оттеняла белоснежная рубашка. В глубоком кресле возле стола Джонсона сидел сухощавый страшный итальянец, дон Витторио. Рядом притулился Джексон. А в «Форде» на улице потели два сподвижника дона Витторио в борьбе за дензнаки.
Шварц вошёл без стука, открыв пинком дверь.
– Один вопрос, индейцы. Оружие или деньги?
– Тут, понимаешь, мистер Шварц, такое дело…
– Оружия, я понял, нет. Где мои деньги?
– Мистер Шварц, это дон Витторио… – Удар в переносицу опрокинул мистера Джонсона вместе с креслом на спину.
Мистер Джексон, как пошедший в атаку носорог, рванулся на Шварца, но тот, поймав его за выброшенную вперёд руку и провернувшись на отставленной назад ноге, закрутил его, швырнул наземь. Гроза окрестных кварталов с жутким грохотом рухнул на пол, а Алекс, подхватив за спинку один из стульев, хрястнул им Джексона по спине. Тот затих, посчитав за благо выйти пока из игры. Шварц тотчас же повернулся к дону Витторио, но тот только похлопал в ладоши.
– Браво, мистер. Давно не видел ничего подобного. Наши олухи только из кольтов палить могут. А здесь – стиль!
В это время Джонсон вылез из-под стола, и Шварц, недобро ухмыляясь, двинулся к нему.
– Мистер, как вас там… – дон Витторио попробовал обратить внимание Шварца на себя.
– Тебе ещё чего?
– Дело вот в чем. Мистер Джонсон находится под покровительством дона Лучано, поэтому очень неправильно бить его по лицу. Этим вы выказываете неуважение дону Лучано.
– Что ещё за дон Лучано? И с какого перепуга я должен выказывать уважение сему почтённому дону? Я уже двенадцать лет сам выбираю, кому мне оказывать уважение, а кому нет! Что-то я не видел подарков от уважаемого дона Лучано. – Шварц, опустив руки в карманы длиннополого пиджака, встал напротив итальянца.
– Так ведь как вас найти для вручения подарков, когда вы прячетесь по всему Вашингтону. Вот дон Лучано и отправил меня, чтобы пригласить вас, дон Шварц, к себе в гости.
– Отчего ж не поехать? Только этих хорьков с собой я брать не хочу.
– И Дону они без надобности…
Два «дипломата» вышли из офиса мистера Джонсона, брезгливо переступив через так и не очухавшегося мистера Джексона, спустились по широкой мраморной лестнице доходного дома во внутренний двор. В «Форде», ожидающем их, бойцы из бригады Витторио потели не только от июньской жары, но и оттого, что к затылку каждого из них было приставлено по револьверу.
– Дон Лучано пригласил нас в гости! – громко сказал Шварц ребятам, держащим итальянцев на прицеле. – Выказываем уважение почтённому дону!
Парни сразу убрали оружие и, громко выражая радость, стали похлопывать боевиков по спинам и шеям.
Поехали к Дону каждый на своём авто. Дон Витторио со своими бойцами – на «Форде», а Шварц с парнями – на «Хорьхе» 1952 года выпуска.
После встречи со Шварцем дон Лучано ещё долго костерил дона Витторио. И было за что! Обхитрил молодой тевтон старого патриция, обвёл, как лиса – глупого медведя. Дон не знал об оскорблении, которое нанёс немец Семье, поставив под стволы её членов. Не знал он и того, что Витторио не в курсе места базирования заезжих «гастролёров», не было в особняке и боевиков, способных скрутить наглецов. Поэтому-то и лоханулся дон Лучано. Не взял за загривок наглого немчика, упустил. И теперь не знает даже, где искать его. Хорошо хоть, что тот проговорился, какой банк брать он точно не будет, да долю пообещал, якобы выказывая искреннее уважение. А когда разговор зашёл про негров-«оружейников», искренне рассмеялся.
– Какой счётчик, дон Лучано! Да нужны мне эти буффоны сто лет. У меня оружия, как у дурака – игрушек. Я знаю, что о моем приезде уже прознали местные копы, вот мне и нужно было, чтобы эти сучки слили информацию в полицию, какая мною для неё подготовлена. Я же не собираюсь грабить тот банк, который они будут особо охранять. Пусть все силы бросят на охрану банка Грассмана, а у меня припасён сюрприз совсем для другой конторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28