А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Галльский префект претории Арванд вступил еще до 409 г. в изменнические переговоры с Еврихом, которого он призывал вместе с бургундами захватить остававшиеся во владении империи галльские земли (Stroheker, Senator. Adel, S. 148). Немногим позже продвижению вестготов в Галлии способствовал Серонат, крупный римский чиновник (Stein, S. 586). Не вполне очевидно, можно ли трактовать поведение обоих должностных лиц только как государственную измену или же их действия в большей степени определялись политическими соображениями и осознанием того, что империя и без того обречена. Хотя вестготы номинально составляли основу государства, а римляне как национальная группа в этом отношении не обладали равноправием с вестготами, на практике это различие сводилось на нет, так как римлянам были открыты все пути на высшие уровни государственного аппарата. События, сопутствовавшие обнародованию РЗВ, отчетливо показывают, что ко времени Алариха II римляне были совершенно уравняны в правах с вестготами (Schaeferdiek, S. 44).
Отношение римлян к готам в конце IV и в V веках отличается крайней неоднозначностью. Амвросий Медиоланский, написавший свое посвященное императору произведение «О вере» (De fide) вскоре после вторжения вестготов на Балканский полуостров, приравнял их на основании созвучия обоих имен к гогам, упомянутым у Иезекииля (Weibull, S. 11). Он призывал императора к войне, ибо гнев Господень, дав готам испытать радости успехов, затем изничтожит это племя. Таким образом, для Миланского епископа готы были преходящим, сиюминутным явлением.
Гораздо пессимистичнее суждения Иеронима. После падения Рима он счел, что взятием столицы миру причинен огромный вред. В будущем Иероним тоже не видел ничего особенно утешительного, так как ему казалось сомнительным, что Бог уничтожит готов, которые все же были христианами. При таких обстоятельствах Иероним мог лишь советовать возложить все упования на Божью волю и усердствовать в вере (Helbling, S. 15). Сходна с этим и позиция Августина. И для него будущее римлян зависит от силы их веры, а судьба Вечного города в сущности лишена значения. Не очень ценит Августин и Римскую империю, которую он причисляет к земным и потому подпавшим под власть зла творениям (v. Campenhausen, S. 198). Он подчеркивает мягкость вестготов, которую относит к божественному влиянию (Helbling, S. 19). Эту же аргументацию мы находим и у его ученика Орозия, который тем не менее смотрит в будущее с большим оптимизмом. Особо отмечая христианство вестготов, он добивается впечатления гармонизации, не соответствовавшей жестоким реалиям. Орозий умышленно обходит молчанием конфликты, которые могли возникать из-за арианского вероисповедания вестготов. Он приветствовал поселение племени на землях империи, ибо теперь вестготы, по его мнению, должны были перековать мечи на орала (Orosius VII, 41, 7). Он хотел внушить своим читателям, что христианство, являясь связующим звеном между римлянами и вестготами, может успешно способствовать разрешению всех проблем. Крайне радикальную позицию занял Сальвиан Марсельский. Из германских племен, живших тогда в Галлии, он лучше всего знал вестготов. Его мнение об этом народе было очень положительным, хотя следует принять во внимание, что он идеализировал германцев, чтобы поставить их в пример «прогнившим» римлянам. Сальвиан восхваляет прежде всего суровость вестготских обычаев. Хотя в политическом отношении они отличались вероломством, но в остальном были скромны и дисциплинированы (7, 64). Возводя все несчастья, обрушившиеся на империю, к несправедливости римлян, он смотрит гораздо глубже, чем большинство его современников. Следствием этой несправедливости стала растущая нужда низших слоев населения. Взваленный на них гнет со временем стал настолько тяжел, что значительная часть утратила всякий интерес в продолжении существования империи и с надеждой ожидала прихода варваров. «И мы еще удивляемся, отчего мы не можем победить готов, когда римляне скорее хотят жить с ними, чем с нами» (5, 37). Естественно, члены высших слоев придерживались диаметрально противоположных взглядов. Сенатор-язычник Рутилий Намациан, в 417 г. совершивший поездку по Галлии и своими глазами наблюдавший опустошения, произведенные вестготами, находил параллели между их вторжением и несчастьями, случавшимися с империей в предыдущие столетия ее истории. Он считал вестготскую власть преходящим явлением, которому может положить конец одна-единственная победа римлян (Helbling, S. 10). Овернские сенаторы, тяжело переживавшие упадок Западной Римской империи, до последнего верили в возможность возрождения римской власти в Галлии (Stroheker, Senator. Adel, S. 67). Сидоний Аполлинарий испытывал по отношению к вестготам только презрение. Он писал своему другу: «Ты избегаешь варваров, так как они считаются плохими, а я даже в том случае, когда они хороши» (Ep. 7, 14, 10). Тем не менее, позднее он весьма своеобразно перенес представления, относившиеся к Римской империи, на государство Евриха, которое он считал всемирной державой (Id., Eurich, S. 126). Из этого недоразумения с очевидностью следует, что он не понимал принципов, положенных в основу вестготского королевства, которое в противоположность Римской империи стремилось не к универсальности, а к обособленности.
Отношения между готами и римлянами не слишком омрачались принадлежностью к разным конфессиям. В первые десятилетия после расселения вестготы проявили себя в высшей степени терпимым народом. Сальвиан одобрительно сообщает, что они с уважением обращались и с ортодоксальными священниками (7, 39). То, что Теодерих I отослал ортодоксальных епископов к победоносному полководцу Литорию, также говорит о хороших взаимоотношениях. Дружественное сосуществование ортодоксов и ариан было нарушено только в период правления Евриха (Следующее ниже изложение в основном опирается на: Schaeferdiek, S. 18). В то время как его брат Теодерих II занимал в религиозных вопросах достаточно отстраненную позицию, Еврих проявил себя фанатичным арианином (Тем не менее, уже Теодерих II поддерживал арианского миссионера Аякса у свевов (Hydatius 232)). Он препятствовал замещению вакантных епископских кресел, так что ортодоксальные общины оставались без официального главы. Если учитывать центральное положение епископа в ортодоксальной церкви, становится очевидно, что эти действия Евриха повлекли за собой застой в церковной жизни. Рукоположение священников, освящение новопостроенных церквей и святой воды были функциями, исполнять которые имели право только епископы; хотя в случае ваканции эти задачи мог решать епископ соседнего диоцеза, можно было предвидеть наступление когда-нибудь в будущем такого момента, когда все епископства лишатся своих пастырей. В 474–475 гг. из 32 епископских мест в вестготском государстве пустовало девять. По-видимому, Еврих избегал применения власти. Изгнание нескольких епископов имело под собой политические, а не конфессиональные основания; даже Сидоний Аполлинарий, яростный противник вестготов, смог после кратковременной ссылки вернуться к исполнению своих обязанностей. Мы не совсем ясно представляем себе цель, к которой стремился Еврих. Нам ничего не известно о попытках обращения ортодоксов в арианство. Кажется, Евриху прежде всего было важно устранить сам ортодоксальный епископат, представители которого, возможно, желали вернуться под власть правоверного императора. И все же не вполне ясно, почему Еврих не предпочел добиваться назначения епископами готовых к сотрудничеству с ним римлян. Также непонятно, изменил ли Еврих свою политику после крушения Западной Римской империи в 476 г. и разрешил ли он тогда епископские выборы.
Его преемник Аларих II, по крайней мере к концу своего правления, вступил на другой путь, суливший большие успехи. У нас нет данных о первых годах его царствования. И тем не менее издание РЗВ означало определенное улучшение положения и для ортодоксальной церкви, так как в кодекс была включена та часть римских императорских законов, которая устанавливала ее статус. Речь шла об узаконивании юридического положения церкви. Для характеристики церковной политики Алариха II характерно, что он не позволил ввести в РЗВ 17-ую новеллу Валентиниана III; в ней император на государственном уровне санкционирует верховную власть папского престола над галльской церквью. В этом отчетливо проявляется намерение Алариха II превратить ортодоксальную церковь вестготской державы в обособленную церковь и оградить ее от постороннего влияния. В сентябре 506 г. в Агде состоялся собор ортодоксальной церкви королевства вестготов, в котором приняло участие 24 епископа. Хотя отсутствовали епископы из испанской части государства, мы можем говорить о том, что это был государственный собор (Reichskonzil): первый в германском государстве, так как епископы франкской державы собрались только в 511 г. в Орлеане, а епископы страны бургундов – в 517 г. Заседания собора вел Цезарий Арльский, еще совсем недавно живший в изгнании в Бордо. Он был не только необычайно ученым человеком, влияние которого на церковную жизнь того времени невозможно переоценить, но и в качестве митрополита Арльского наследником традиции, стремившейся к ограничению римского влияния на галльскую церковь. Так как усилия Алариха II, направленные на создание независимой вестготской церкви, совпадали с требованиями Цезария, последний мог даже надеяться занять место первого патриарха ортодоксальной церкви государства вестготов. Постановления собора относились к урегулированию практических вопросов церковной жизни; при этом использовались и ранние церковные юридические источники, прежде всего собрание канонов из Арля. И все же церковная политика, начатая изданием РЗВ и продолженная Агдским собором, ни к чему не привела. Развал Тулузского государства воспрепятствовал проведению запланированного на 507 г. государственного собора, который должен был состояться в Тулузе и в котором должны были участвовать и испанские епископы. Значение всей политики Алариха II заключается в том, что он предпринял широко задуманную попытку интегрировать ортодоксальное население в вестготское государство. Нам кажется неправдоподобным предположение, что эти политические замыслы возникли исключительно под впечатлением угрожавшей вестготам войны с франками. Вероятно, этому предшествовал долгий подготовительный период, который говорит о том, что Аларих II ни в коем случае не был слабым или незначительным правителем. Он проводил в жизнь совершенно новую концепцию внутриполитического развития, целью которой было установление гармоничных взаимоотношений между ортодоксами-римлянами и арианами-вестготами. Король намеревался управлять обоими племенами (римляне также рассматривались как gens) на абсолютно равноправных началах. Победы франков прервали этот многообещающий процесс. История арианской церкви нам почти что неизвестна; ее организация уже тогда, должно быть, соответствовала устройству ортодоксальной церкви. За пиршественным столом Евриха трапезничали арианские священники, как говорится в «Житии Епифана». Тем не менее, уже тогда некоторые вестготы придерживались ортодоксального вероисповедания; (Schaeferdiek, S. 10). и напротив, нам неизвестны случаи обращения римлян в арианство.
Королевская власть между 418 и 507 гг. переживала период существенного укрепления, что подтверждается хотя бы тем фактом, что источники больше не сообщают о выборах короля. Такое положение наблюдается уже при восшествии на престол Теодериха I (Kopke, S. 135). Турисмунд был провозглашен королем на Каталаунских полях; впрочем, и в данном случае говорить о выборах было бы опрометчиво (Prosper Havniensis, a. 451: sufficitur («избран»). Ср. Schmidt, S. 476). При коронации Теодериха II, похоже, состоялась церемония народного одобрения (Prosper Havniensis, a. 453: confirmatur («одобрен»)). Когда на престол сел Еврих, очевидно, не было проведено даже формального акта признания, который состоялся при инаугурации Алариха II (Prosper Havniensis, a. 486: confirmatur («одобрен»)). Не подлежит ни малейшему сомнению, что право престолонаследия, принадлежавшее членам королевского рода (stirps regia), вытеснило выборное право. От прежних свобод сохранилась лишь церемония одобрения, лишенная всякого политического значения. Король готов большую часть времени проводил в Тулузе. Место расположения дворца невозможно установить со стопроцентной уверенностью, и все же, скорее всего, церковь Дорад, названная «золотой» (deaurata) из-за своей ныне уничтоженной золотой мозаики, была когда-то вестготской дворцовой церковью (Ph. Wolff, Histoire de Toulouse, Toulouse 1958, S. 47ff. Ср. E. Ewig, Residence et capitale pendant le haut Moyen Age, Revue historique, fasc. 467, 1963, S. 25-72). При Еврихе королевскими резиденциями стали также Бордо и Арль. Мы ничего не знаем об отношениях, сложившихся между королем и готской знатью.
Похоже, дело никогда не доходило до открытых конфликтов. Вероятно, правящий слой безропотно смирился с усилением королевской власти. И, в противоположность этим скудным сведениям, мы располагаем чрезвычайно подробным описанием двора и распорядка дня Теодериха II, единственным в своем роде для периода Раннего Средневековья. Сидоний Аполлинарий по просьбе своего друга Агриколы, сына императора Авита, рассказал о жизни тулузского двора (письма 1, 2):

«Итак, Теодерих II был силен телом, а ростом он был немного выше среднего. Волосы спадали ему на уши, как это было принято у вестготов (sicut mos gentis est). Кожа короля была белой, как молоко, он легко краснел, но не от гнева, а от застенчивости. Он был широк в бедрах, а руки его обладали большой силой. После пробуждения на рассвете его ожидали арианские священники, с которыми он отправлялся на богослужение. Впрочем, придворные рассказывали, что Теодерих так проводил начало дня скорее из привычки, чем из ревности к вере. Вслед за этим он занимался государственными делами. При этом он сидел на стуле (sella), а рядом с ним стоял его оруженосец (comes armiger). „Толпа одетых в шкуры“ – видимо, его свита – должна была оставаться в передней комнате, чтобы не мешать своим шумом королевским занятиям и все же быть постоянно под рукой.»

Следует ли отождествлять эту свиту с гардингами (gardingi) VII века, не вполне ясно; в пользу такого сопоставления говорит этимология. Само название следует возводить к готскому слову gards (дом, семья), так что гардинги, скорее всего, были королевскими домашними телохранителями (Gamillschegg, Romania Germanica I, S. 356).

«Теодерих принимал послов; при этом он внимательно слушал, но сам говорил мало. Во втором часу дня, то есть примерно через два часа после восхода солнца, король поднимался со своего места и шел осматривать конюшню и казну.»

Было бы ошибочным на основании последнего действия делать выводы об особенной жадности Теодериха. Королевская сокровищница была чем-то большим, чем учреждением для удовлетворения сиюмоментных финансовых потребностей государства. В раннее Средневековье королевская казна считалась непременным аттрибутом власти. Как раз в вестготских источниках она часто упоминается в тесной связи с правителем и племенем. Она была важной составляющей королевского достоинства (regnum). Вестготская сокровищница была необычайно богатой. В ней хранилась добыча, вывезенная в 410 г. Аларихом I из Рима, в том числе по крайней мере какая-то часть сокровищ из иудейского Храма, доставленных из Иерусалима в Рим императором Титом (Прокопий Кесарийский, Война с готами, 1, 12, 41 и сл).
Арабы, в руки которых эта сокровищница попала в 711–712 гг., составили подробное, хотя и преувеличенное описание находившихся в нем предметов, среди которых особую роль играет сделанный из золота «стол царя Соломона» (C. Sanchez-Albornoz, La Espana musulmana segun los autores islamitas y cristianos medievales 1, Buenos Aires 1946, S. 51 (Imamat wa-l-Siasat des Ben Quitaba). Historia de la conquista de Espana de Abenalcotia el Cordobes, пер. J. Ribera, Madrid 1926, S. 109, 113).

«После занятий государственными делами Теодерих часто отправлялся на охоту. При этом сопровождавшие выгоняли на него зверя, в которого он стрелял из лука.»

Охота также была, как и осмотр сокровищницы, не столько удовольствием, сколько актом демонстрации королевской власти. Король получал возможность публично показать свою ловкость в обращении с оружием и тем самым свою готовность к войне.

«После возвращения устраивался обед. Все блюда были хорошо приготовлены. Серебряная столовая посуда не была особенно дорогой. Во время еды велись по большей части серьезные разговоры. Только в конце недели Теодерих II обедал в одиночестве. После завершения трапезы король не шел спать (а послеобеденный сон уже тогда вошел в привычку в Южной Галлии), но приказывал принести ему игральные кости (tesserae). Если ему удавался хороший бросок, он молчал, а при плохом смеялся. Даже в игре он боялся внушить чувство страха своему окружению (timet timeri). Игра в кости приводила Теодериха в столь хорошее расположение, что можно было обращаться к нему с просьбой, определенно рассчитывая на ее удовлетворение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20