Не зная о происходившем вне города и не обнадеженный собственным письмом Фридриха, он уступил справедливым опасениям и точно последовал приказаниям своего монарха. Поэтому Фридрих не мог наказать его, как главнокомандующего, но он наказал его своей немилостью и удалением с поприща славы. Предчувствуя тяжелые последствия потери Дрездена и испытав их вскоре, он не мог и не хотел простить генералу его неудачи, хотя тот с таким трудом доставил ему королевскую казну, столь заботливо вверенную его попечению. Ревность Шметтау к службе была несомненна; но на это не обратили внимания, так как удача не от него зависела и он не мог исправить ошибки короля. А ошибки эти были велики, потому что Вунш получил положительный приказ не тотчас же идти на помощь сильно теснимому и содержащему такие сокровища и магазины Дрездену, но пытаться сперва овладеть Виттенбергом и Торгау, где нечего было терять, а тогда уже спешить к столице Саксонии, которую своевременное прибытие его несомненно могло бы спасти. К тому же в течение 27 дней не было сделано попыток снабдить коменданта известиями посредством тайно высланных гонцов.
Вообще ни одна армия в эту войну не была так плохо снабжена лазутчиками, как прусская, потому что король их не вознаграждал, а какой-нибудь червонец, выданный шпиону за удачное известие, нисколько не компенсировал те большие опасности, которым он подвергал свою жизнь. Этот недостаток, происходивший от экономических соображений, разрушил бы многие важные предприятия и совершенно изменил бы ход событий этих кампаний, если бы Фридрих не получал важных сообщений от стольких преданных ему людей всех сословий, особенно же благодаря догадливости, соединенной с неутомимой деятельностью его сторонников и гусарских офицеров; это было пылкое усердие воинов, отчасти заменявших шпионов.
Величайшие вожди признали необходимость пользоваться такого рода людьми; но никто не умел пользоваться ими лучше принца Евгения, который награждал их по-царски, за что они служили ему превосходно [186a] 186a
Речь идет о Евгении Савойском (1663–1736), австрийском генералиссимусе, особенно прославившемся в войнах против французов и турок. Он действительно неоднократно использовал в своих целях шпионов. Так, в 1702 г. именно австрийский шпион аббат Козоли помог Евгению Савойскому овладеть Кремоной и захватить в плен французского командующего в Италии маршала Виллеруа.
. Многими своими великими подвигами при ограниченных силах обязан он тайным сообщениям своих лазутчиков. Фридрих хотел с этой целью воспользоваться знаменитым разбойником Кезебиром, который сидел в Штеттине в кандалах, приговоренный на пожизненное тюремное заключение. От этого немецкого Картуша, с его мужеством и нахальством, можно было ждать больших услуг в качестве шпиона, поэтому ему даровали свободу с самого начала войны. Но Кезебир, не столько помня помилование, сколько претерпенное наказание, хотя и обещал все, но исчез и не вернулся более.
Между тем принц Генрих пришел с главной армией из Силезии в Саксонию Этот марш совершался по приказу Фридриха, рассчитывавшего сосредоточением в Саксонии корпусов Вунша и Генриха избавить Дрезден от опасности.
, застиг врасплох австрийского генерала Веля при Гойерсверде благодаря необыкновенно форсированному маршу, уложил 600 австрийских солдат и взял самого генерала в плен с 1800 солдатами. Поход этот, один из самых необыкновенных, совершен был на пространстве десяти миль в стране, почти всюду занятой неприятелем, в течение 56 часов, причем за все время ни разу не разбивали лагеря и войска отдыхали только два раза по 3 часа. Остальные 50 часов поход не прерывался ни днем, ни ночью, и план австрийцев был разрушен. Принц Генрих имел при себе прекрасного помощника для всех своих военных операций, в лице своего адъютанта, капитана Калькрейта, человека, одаренного необыкновенными способностями и рожденного быть полководцем Речь идет о будущем фельдмаршале, особенно прославившемся во время Наполеоновских войн упорной обороной Данцига (1807 г.).
.
Еще юношей он возбуждал удивление, а позднее, став генералом, был обожаем войсками. Он был неразлучным товарищем Генриха во все время войны.
Русские стояли в это время в Ловозице вместе с Дауном Видимо, речь идет о встрече Салтыкова с Дауном, которая имела место 11 августа в Губене. Было решено объединить армии и, дождавшись взятия Дрездена, двинуться в Верхнюю Силезию или напасть на Фридриха.
. Генрих не мог вступить в битву вследствие критического положения короля и потому обратился к неприятельским магазинам, причем ему удалось искусно уничтожить самые большие из них. Тут неприятельские войска стали ощущать недостаток в продовольствии. Австрийцам лишь с большим трудом удавалось удовлетворять собственные нужды, и потому они предложили русским, прибывшим в Саксонию, деньги вместо продовольствия. «Мои солдаты не едят денег», – отвечал Салтыков и ушел через Силезию в Польшу. Лаудон последовал за ним, употребляя все усилия побудить его к осаде Глогау. Но план этот был совершенно разрушен, так как союзные армии при Бейтене на Одере наткнулись, к своему удивлению, на прусский лагерь. Здесь стоял король, прикрывая Глогау и решившийся на все, даже на сражение при самых невыгодных условиях, лишь бы спасти эту крепость. Так как он имел всего 24 000 человек и опасался нападения врасплох, то войска его всякий день стояли под ружьем. Однако русские не посмели его атаковать, а, переправившись через Одер, разрушили за собой мост выстрелами из орудий, чтобы избежать погони, и пошли вдоль реки, намереваясь, по-видимому, идти на Бреславль. Но повсюду они встречали пруссаков, занявших проходы Порядок событий был таков. Соединенная армия после известия о взятии Дрездена собиралась напасть на армию Фридриха, находившуюся южнее Кюстрина. Однако принц Генрих совершил марш-бросок по австрийским тылам, захватил склады армии Дауна в северной Богемии и направился в Саксонию, угрожая находящимся там союзным корпусам. Тогда Даун, оставив в помощь Салтыкову лишь 12-тысячный корпус, устремился за ним. Русский командующий принял предложение австрийцев захватить Глогау, один из крупнейших силезских городов, и двинулся вверх по течению Одера (по-прежнему по левому его берегу). Однако Фридрих сумел опередить русских, заняв дороги к северу от Глогау. Несмотря на более чем двукратное превосходство союзников над его армией, Салтыков, обиженный образом действий Дауна, не решился на наступательное сражение и ушел за Одер.
.
Король еще находился недалеко от русских, когда у него обнаружились сильные приступы подагры. Никогда еще заботы его не были тяжелее, так как следовало ожидать немедленного нападения русских при первом же известии о болезни короля. Не будучи в состоянии командовать, Фридрих принужден был бы среди адских мучений тела и души ждать, лежа в кровати, решения своей участи, которая заранее была ясна. Но русские ничего не узнали об этом безнадежном состоянии, и короля вновь спасли его прежние удачи. Так как он не мог ни сесть на лошадь, ни вынести езду в экипаже, то велел солдатам отнести себя в Кобен, местечко на берегу Одера. Тут он собрал своих генералов, сообщил им свою опасную болезнь, лишающую его возможности находиться при армии, и дал им следующую инструкцию: «Убедите моих храбрых солдат, что, несмотря на многие неудачи этой кампании, я не успокоюсь, пока все не будет восстановлено опять. Скажите им, что я полагаюсь на их мужество и что лишь смерть разлучит меня с моей армией». И тут же, среди ужасных страданий, он продиктовал распоряжение относительно расположения войск на квартиры Именно во время этой болезни Фридрих написал сочинение «Рассуждения о характере и дарованиях Карла XII».
.
Между тем русские продолжали свой опустошительный поход. Гернштадт был пределом их распространения по Силезии. Так как этот открытый, но укрепленный от природы пункт, снабженный гарнизоном в несколько сотен пруссаков, не хотел сдаваться, то они брандкугелями [191a] 191a
Брандкугель – зажигательная бомба (пустотелое ядро, наполненное зажигательной смесью).
превратили его в груду пепла и после этого подвига направились в Польшу. Лаудон спрашивал Салтыкова, что ему теперь делать со своим корпусом. Салтыков отвечал: «Делайте что хотите, я иду в Познань». Еще некоторое время Лаудон оставался при русской армии; наконец он ушел, сильно недовольный, и вернулся в Австрию.
В конце октября вся Силезия и Бранденбург были освобождены от русских и австрийцев. 12 горящих деревень и пылающий город Гурау ознаменовали уход первых, помимо иных опустошений, так как убийства и пожары были непременною принадлежностью их походов. Судьба эта постигла также имения графа Козеля на Одере. Он жаловался по этому поводу королю, который отвечал: «Мы имеем дело с варварами, стремящимися стереть с лица земли человечество. Вы видите, любезный граф, что я больше думаю о том, как помочь злу, нежели о том, чтобы жаловаться на него, и то же советую всем моим друзьям». Действительно, озлобление могущественных союзников против короля дошло до того, что оно покрыло позором этот век. Все совершенные ужасы увенчались многократным распоряжением, чтобы австрийские и русские войска при вторжениях своих в Бранденбург и Силезию, согласно императорскому указу, не оставляли прусским подданным ничего, кроме воздуха и земли. К этому странному приказу относится манифест, который был найден 17 ноября 1759 года в Грабе, в Богемии, где вышеприведенные слова находятся в подлиннике.
Деятельность генерала Вунша превзошла все ожидания. Корпус его состоял всего из 5000 человек, с которыми он отправился в Саксонию, чтобы вновь завоевать эту страну, всю наполненную неприятельскими войсками Речь идет о походе Вунша, предшествовавшем его появлению под Дрезденом и капитуляции Шметтау.
. Лишь только он явился перед Виттенбергом, имевшим 2-тысячный гарнизон, как комендант тотчас же предложил капитуляцию. Вунш, не желая терять времени, согласился дать ему свободный пропуск, а сам поспешил в Торгау. Имперский генерал Клеефельд, командовавший здесь, тоже согласился на сдачу; но его условия не были приняты. Прусский полководец атаковал ночью предместья, выгнал оттуда кроатов и приготовился к штурму. Тогда последовала капитуляция; гарнизон получил свободный пропуск, но должен был оставить артиллерию и снаряды. Тогда Вунш двинулся к Дрездену, где осаждающие приняли его корпус, состоявший из гренадеров, мушкетеров, добровольцев, драгун и гусар, за целую армию. Это обстоятельство облегчило задуманную со стороны озабоченных императорских и имперских генералов капитуляцию, и Вуншу осталось тогда идти обратно в Торгау, который в этот короткий промежуток времени вновь был осажден. Гарнизон его состоял лишь из 500 человек, и генерал Сент-Андре подошел к нему с сильным корпусом имперцев и австрийцев.
Получив это известие, Вунш тотчас же отправился туда со своими легкими войсками, остальным велел следовать за собой и не успокоился до тех пор, пока не приблизился к Торгау, не будучи замечен неприятелем. Тут он велел раздать вина своим истощенным солдатам и стал в боевом порядке. Только тогда имперские войска заметили приближавшихся пруссаков и приготовились к битве, причем так были уверены в победе, что не убрали даже своих палаток. Впрочем, не дав им времени для этого, а бросившись стремительно со своей конницей, он атаковал сразу фронт и фланг и опрокинул уже все, когда пехота еще только собиралась стрелять. Весь 10-тысячный корпус, заключавший 4 кирасирских полка, 2 драгунских, 1200 гренадеров и 2000 кроатов, бежал в лес, покинув лагерь вместе со всеми находившимися там военными принадлежностями.
Эта большая стычка, хотя и не может назваться сражением, сопровождалась преимуществами самой блестящей победы, так как восстановила начинавший уже падать престиж пруссаков, а король снова овладел Саксонией до самого Дрездена. При этом заслуживает внимания благородный поступок одного имперского генерала. В битве некий прусский драгун Плеттенбергского полка, воодушевленный военным пылом, сражался как герой времен рыцарства; он опрокидывал всех перед собой и, не обращая внимания на своих храбрых товарищей, зашел далеко в неприятельские батальоны, сражаясь до тех пор, пока его не ранили и тяжело раненная лошадь не упала вместе с ним. Окружавшие его неприятельские солдаты хотели было убить его, но генерал Сент-Андре остановил их, сказав: «Такого храброго солдата из столь храброго полка надо спасти». Он тотчас же приказал позаботиться о нем, и как только тот выздоровел, отправил того обратно в его полк без выкупа, дав ему деньги и рекомендательное письмо.
Король, зная малочисленность корпуса Вунша, не ждал столь быстрого обратного завоевания Саксонии; он тот час выслал туда генерала Финка с более сильным корпусом. Хотя тот и опоздал для освобождения Дрездена, но не оставался бездеятельным, а, соединившись с Вуншем, ата ковал 21 сентября у Корбитца большой австрийский корпус под командой Гаддика, разбил его после кровопролитного боя, длившегося целый день, и увел 500 человек пленными Австрийские источники сообщают об этом сражении как о нерешительной и вялой стычке.
.
Таким образом, ко всеобщему удивлению, большие победоносные союзные войска неприятелей принуждены были действовать оборонительно, а гораздо более слабая, разбитая и разделенная прусская армия стесняла все их движения и разрушала все планы.
Книга седьмая
После всех больших неудач, постигших Фридриха и его армию в течение нескольких месяцев, театр военных действий до окончания кампании сосредоточился в одной Саксонии. Были сделаны всевозможные попытки прогнать отсюда принца Генриха, но все они были неудачны, благодаря его бдительности и военным дарованиям, причем он не только удержался там, но еще нашел возможным прикрыть Лейпциг и Виттенберг. Тогда австрийский полководец придумал новый обширный план. Он хотел отрезать прусского вождя от саксон ских городов, а самого его запереть в лагере. Даун разделил с этой целью армию на несколько корпусов, из которых самый сильный находился под начальством герцога Арембергского. Генрих подозревал что-то относительно намерений врага, а между бумагами пойманного адъютанта герцога Арембергского были найдены дальнейшие разъяснения неприятельских планов. Он тотчас же выслал по разным дорогам генералов Финка, Веделя, Вунша и Ребентиша с их корпусами, которые наткнулись на неприятеля, но тот постоянно отступал. Наконец 29 октября пруссаки наткнулись у Претша близ Дюбена на большой Арембергский корпус, который, придя в сильное замешательство, тоже хотел отступать, но императорский генерал Гемминген решил нанести неожиданный удар по пруссакам, встав во главе гренадерского корпуса. Прусский генерал Платен со своими драгунами и гусарами налетел в карьер на стоявших в засаде австрийских гренадеров, опрокинул их, взял 1500 пленных и рассеял остальных.
Король все еще был болен и велел перевезти себя в Глогау, где пребывал до выздоровления. Он послал генерала Гюльзена с большей частью своей армии тоже в Саксонию, где пруссаки приобрели такой перевес, что Даун счел необходимым занять укрепленный лагерь Плауэн, чтобы прикрыть Дрезден. Изо всех недавних завоеваний австрийцев в Саксонии у них осталась только ее столица. Главным намерением Фридриха было отнять у них этот важный пункт, как только вернутся из Силезии и Саксонии войска для соединения с принцем Генрихом. Чтоб действовать более энергично, король, хотя и не совсем здоровый, выехал из Глогау и 13 ноября, после двадцатидневного отсутствия, снова прибыл в армию. Надо было непременно, чтобы армия Дауна, запертая, несмотря на обладание Дрезденом, в одном углу Саксонии, принуждена была отступить в Богемию. Отступление это осуществилось бы, может быть, и само собой, но король хотел его ускорить. С этой целью Финк был выслан с 10 000 человек к Максену в горы, а Клейст должен был со своим корпусом вторгнуться в Богемию. Последняя экспедиция оказалась удачной; Клейст уводил пленных, налагал контрибуции и грабил в отместку за жестокости, производимые в Силезии и Бранденбурге.
Позиция Финка грозила отрезать неприятелю подвоз из Богемии; но она же была сильно рискованной, так как Финк был далеко от армии короля и со всех сторон окружен императорскими войсками. Генерал этот, предчувствуя свое критическое положение, дерзнул перед выступлением своим сказать об этом королю, который отнесся к его представлениям весьма немилостиво. Фридрих отвечал своим могущественным изречением, обращавшим кажущееся невозможным в возможное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Вообще ни одна армия в эту войну не была так плохо снабжена лазутчиками, как прусская, потому что король их не вознаграждал, а какой-нибудь червонец, выданный шпиону за удачное известие, нисколько не компенсировал те большие опасности, которым он подвергал свою жизнь. Этот недостаток, происходивший от экономических соображений, разрушил бы многие важные предприятия и совершенно изменил бы ход событий этих кампаний, если бы Фридрих не получал важных сообщений от стольких преданных ему людей всех сословий, особенно же благодаря догадливости, соединенной с неутомимой деятельностью его сторонников и гусарских офицеров; это было пылкое усердие воинов, отчасти заменявших шпионов.
Величайшие вожди признали необходимость пользоваться такого рода людьми; но никто не умел пользоваться ими лучше принца Евгения, который награждал их по-царски, за что они служили ему превосходно [186a] 186a
Речь идет о Евгении Савойском (1663–1736), австрийском генералиссимусе, особенно прославившемся в войнах против французов и турок. Он действительно неоднократно использовал в своих целях шпионов. Так, в 1702 г. именно австрийский шпион аббат Козоли помог Евгению Савойскому овладеть Кремоной и захватить в плен французского командующего в Италии маршала Виллеруа.
. Многими своими великими подвигами при ограниченных силах обязан он тайным сообщениям своих лазутчиков. Фридрих хотел с этой целью воспользоваться знаменитым разбойником Кезебиром, который сидел в Штеттине в кандалах, приговоренный на пожизненное тюремное заключение. От этого немецкого Картуша, с его мужеством и нахальством, можно было ждать больших услуг в качестве шпиона, поэтому ему даровали свободу с самого начала войны. Но Кезебир, не столько помня помилование, сколько претерпенное наказание, хотя и обещал все, но исчез и не вернулся более.
Между тем принц Генрих пришел с главной армией из Силезии в Саксонию Этот марш совершался по приказу Фридриха, рассчитывавшего сосредоточением в Саксонии корпусов Вунша и Генриха избавить Дрезден от опасности.
, застиг врасплох австрийского генерала Веля при Гойерсверде благодаря необыкновенно форсированному маршу, уложил 600 австрийских солдат и взял самого генерала в плен с 1800 солдатами. Поход этот, один из самых необыкновенных, совершен был на пространстве десяти миль в стране, почти всюду занятой неприятелем, в течение 56 часов, причем за все время ни разу не разбивали лагеря и войска отдыхали только два раза по 3 часа. Остальные 50 часов поход не прерывался ни днем, ни ночью, и план австрийцев был разрушен. Принц Генрих имел при себе прекрасного помощника для всех своих военных операций, в лице своего адъютанта, капитана Калькрейта, человека, одаренного необыкновенными способностями и рожденного быть полководцем Речь идет о будущем фельдмаршале, особенно прославившемся во время Наполеоновских войн упорной обороной Данцига (1807 г.).
.
Еще юношей он возбуждал удивление, а позднее, став генералом, был обожаем войсками. Он был неразлучным товарищем Генриха во все время войны.
Русские стояли в это время в Ловозице вместе с Дауном Видимо, речь идет о встрече Салтыкова с Дауном, которая имела место 11 августа в Губене. Было решено объединить армии и, дождавшись взятия Дрездена, двинуться в Верхнюю Силезию или напасть на Фридриха.
. Генрих не мог вступить в битву вследствие критического положения короля и потому обратился к неприятельским магазинам, причем ему удалось искусно уничтожить самые большие из них. Тут неприятельские войска стали ощущать недостаток в продовольствии. Австрийцам лишь с большим трудом удавалось удовлетворять собственные нужды, и потому они предложили русским, прибывшим в Саксонию, деньги вместо продовольствия. «Мои солдаты не едят денег», – отвечал Салтыков и ушел через Силезию в Польшу. Лаудон последовал за ним, употребляя все усилия побудить его к осаде Глогау. Но план этот был совершенно разрушен, так как союзные армии при Бейтене на Одере наткнулись, к своему удивлению, на прусский лагерь. Здесь стоял король, прикрывая Глогау и решившийся на все, даже на сражение при самых невыгодных условиях, лишь бы спасти эту крепость. Так как он имел всего 24 000 человек и опасался нападения врасплох, то войска его всякий день стояли под ружьем. Однако русские не посмели его атаковать, а, переправившись через Одер, разрушили за собой мост выстрелами из орудий, чтобы избежать погони, и пошли вдоль реки, намереваясь, по-видимому, идти на Бреславль. Но повсюду они встречали пруссаков, занявших проходы Порядок событий был таков. Соединенная армия после известия о взятии Дрездена собиралась напасть на армию Фридриха, находившуюся южнее Кюстрина. Однако принц Генрих совершил марш-бросок по австрийским тылам, захватил склады армии Дауна в северной Богемии и направился в Саксонию, угрожая находящимся там союзным корпусам. Тогда Даун, оставив в помощь Салтыкову лишь 12-тысячный корпус, устремился за ним. Русский командующий принял предложение австрийцев захватить Глогау, один из крупнейших силезских городов, и двинулся вверх по течению Одера (по-прежнему по левому его берегу). Однако Фридрих сумел опередить русских, заняв дороги к северу от Глогау. Несмотря на более чем двукратное превосходство союзников над его армией, Салтыков, обиженный образом действий Дауна, не решился на наступательное сражение и ушел за Одер.
.
Король еще находился недалеко от русских, когда у него обнаружились сильные приступы подагры. Никогда еще заботы его не были тяжелее, так как следовало ожидать немедленного нападения русских при первом же известии о болезни короля. Не будучи в состоянии командовать, Фридрих принужден был бы среди адских мучений тела и души ждать, лежа в кровати, решения своей участи, которая заранее была ясна. Но русские ничего не узнали об этом безнадежном состоянии, и короля вновь спасли его прежние удачи. Так как он не мог ни сесть на лошадь, ни вынести езду в экипаже, то велел солдатам отнести себя в Кобен, местечко на берегу Одера. Тут он собрал своих генералов, сообщил им свою опасную болезнь, лишающую его возможности находиться при армии, и дал им следующую инструкцию: «Убедите моих храбрых солдат, что, несмотря на многие неудачи этой кампании, я не успокоюсь, пока все не будет восстановлено опять. Скажите им, что я полагаюсь на их мужество и что лишь смерть разлучит меня с моей армией». И тут же, среди ужасных страданий, он продиктовал распоряжение относительно расположения войск на квартиры Именно во время этой болезни Фридрих написал сочинение «Рассуждения о характере и дарованиях Карла XII».
.
Между тем русские продолжали свой опустошительный поход. Гернштадт был пределом их распространения по Силезии. Так как этот открытый, но укрепленный от природы пункт, снабженный гарнизоном в несколько сотен пруссаков, не хотел сдаваться, то они брандкугелями [191a] 191a
Брандкугель – зажигательная бомба (пустотелое ядро, наполненное зажигательной смесью).
превратили его в груду пепла и после этого подвига направились в Польшу. Лаудон спрашивал Салтыкова, что ему теперь делать со своим корпусом. Салтыков отвечал: «Делайте что хотите, я иду в Познань». Еще некоторое время Лаудон оставался при русской армии; наконец он ушел, сильно недовольный, и вернулся в Австрию.
В конце октября вся Силезия и Бранденбург были освобождены от русских и австрийцев. 12 горящих деревень и пылающий город Гурау ознаменовали уход первых, помимо иных опустошений, так как убийства и пожары были непременною принадлежностью их походов. Судьба эта постигла также имения графа Козеля на Одере. Он жаловался по этому поводу королю, который отвечал: «Мы имеем дело с варварами, стремящимися стереть с лица земли человечество. Вы видите, любезный граф, что я больше думаю о том, как помочь злу, нежели о том, чтобы жаловаться на него, и то же советую всем моим друзьям». Действительно, озлобление могущественных союзников против короля дошло до того, что оно покрыло позором этот век. Все совершенные ужасы увенчались многократным распоряжением, чтобы австрийские и русские войска при вторжениях своих в Бранденбург и Силезию, согласно императорскому указу, не оставляли прусским подданным ничего, кроме воздуха и земли. К этому странному приказу относится манифест, который был найден 17 ноября 1759 года в Грабе, в Богемии, где вышеприведенные слова находятся в подлиннике.
Деятельность генерала Вунша превзошла все ожидания. Корпус его состоял всего из 5000 человек, с которыми он отправился в Саксонию, чтобы вновь завоевать эту страну, всю наполненную неприятельскими войсками Речь идет о походе Вунша, предшествовавшем его появлению под Дрезденом и капитуляции Шметтау.
. Лишь только он явился перед Виттенбергом, имевшим 2-тысячный гарнизон, как комендант тотчас же предложил капитуляцию. Вунш, не желая терять времени, согласился дать ему свободный пропуск, а сам поспешил в Торгау. Имперский генерал Клеефельд, командовавший здесь, тоже согласился на сдачу; но его условия не были приняты. Прусский полководец атаковал ночью предместья, выгнал оттуда кроатов и приготовился к штурму. Тогда последовала капитуляция; гарнизон получил свободный пропуск, но должен был оставить артиллерию и снаряды. Тогда Вунш двинулся к Дрездену, где осаждающие приняли его корпус, состоявший из гренадеров, мушкетеров, добровольцев, драгун и гусар, за целую армию. Это обстоятельство облегчило задуманную со стороны озабоченных императорских и имперских генералов капитуляцию, и Вуншу осталось тогда идти обратно в Торгау, который в этот короткий промежуток времени вновь был осажден. Гарнизон его состоял лишь из 500 человек, и генерал Сент-Андре подошел к нему с сильным корпусом имперцев и австрийцев.
Получив это известие, Вунш тотчас же отправился туда со своими легкими войсками, остальным велел следовать за собой и не успокоился до тех пор, пока не приблизился к Торгау, не будучи замечен неприятелем. Тут он велел раздать вина своим истощенным солдатам и стал в боевом порядке. Только тогда имперские войска заметили приближавшихся пруссаков и приготовились к битве, причем так были уверены в победе, что не убрали даже своих палаток. Впрочем, не дав им времени для этого, а бросившись стремительно со своей конницей, он атаковал сразу фронт и фланг и опрокинул уже все, когда пехота еще только собиралась стрелять. Весь 10-тысячный корпус, заключавший 4 кирасирских полка, 2 драгунских, 1200 гренадеров и 2000 кроатов, бежал в лес, покинув лагерь вместе со всеми находившимися там военными принадлежностями.
Эта большая стычка, хотя и не может назваться сражением, сопровождалась преимуществами самой блестящей победы, так как восстановила начинавший уже падать престиж пруссаков, а король снова овладел Саксонией до самого Дрездена. При этом заслуживает внимания благородный поступок одного имперского генерала. В битве некий прусский драгун Плеттенбергского полка, воодушевленный военным пылом, сражался как герой времен рыцарства; он опрокидывал всех перед собой и, не обращая внимания на своих храбрых товарищей, зашел далеко в неприятельские батальоны, сражаясь до тех пор, пока его не ранили и тяжело раненная лошадь не упала вместе с ним. Окружавшие его неприятельские солдаты хотели было убить его, но генерал Сент-Андре остановил их, сказав: «Такого храброго солдата из столь храброго полка надо спасти». Он тотчас же приказал позаботиться о нем, и как только тот выздоровел, отправил того обратно в его полк без выкупа, дав ему деньги и рекомендательное письмо.
Король, зная малочисленность корпуса Вунша, не ждал столь быстрого обратного завоевания Саксонии; он тот час выслал туда генерала Финка с более сильным корпусом. Хотя тот и опоздал для освобождения Дрездена, но не оставался бездеятельным, а, соединившись с Вуншем, ата ковал 21 сентября у Корбитца большой австрийский корпус под командой Гаддика, разбил его после кровопролитного боя, длившегося целый день, и увел 500 человек пленными Австрийские источники сообщают об этом сражении как о нерешительной и вялой стычке.
.
Таким образом, ко всеобщему удивлению, большие победоносные союзные войска неприятелей принуждены были действовать оборонительно, а гораздо более слабая, разбитая и разделенная прусская армия стесняла все их движения и разрушала все планы.
Книга седьмая
После всех больших неудач, постигших Фридриха и его армию в течение нескольких месяцев, театр военных действий до окончания кампании сосредоточился в одной Саксонии. Были сделаны всевозможные попытки прогнать отсюда принца Генриха, но все они были неудачны, благодаря его бдительности и военным дарованиям, причем он не только удержался там, но еще нашел возможным прикрыть Лейпциг и Виттенберг. Тогда австрийский полководец придумал новый обширный план. Он хотел отрезать прусского вождя от саксон ских городов, а самого его запереть в лагере. Даун разделил с этой целью армию на несколько корпусов, из которых самый сильный находился под начальством герцога Арембергского. Генрих подозревал что-то относительно намерений врага, а между бумагами пойманного адъютанта герцога Арембергского были найдены дальнейшие разъяснения неприятельских планов. Он тотчас же выслал по разным дорогам генералов Финка, Веделя, Вунша и Ребентиша с их корпусами, которые наткнулись на неприятеля, но тот постоянно отступал. Наконец 29 октября пруссаки наткнулись у Претша близ Дюбена на большой Арембергский корпус, который, придя в сильное замешательство, тоже хотел отступать, но императорский генерал Гемминген решил нанести неожиданный удар по пруссакам, встав во главе гренадерского корпуса. Прусский генерал Платен со своими драгунами и гусарами налетел в карьер на стоявших в засаде австрийских гренадеров, опрокинул их, взял 1500 пленных и рассеял остальных.
Король все еще был болен и велел перевезти себя в Глогау, где пребывал до выздоровления. Он послал генерала Гюльзена с большей частью своей армии тоже в Саксонию, где пруссаки приобрели такой перевес, что Даун счел необходимым занять укрепленный лагерь Плауэн, чтобы прикрыть Дрезден. Изо всех недавних завоеваний австрийцев в Саксонии у них осталась только ее столица. Главным намерением Фридриха было отнять у них этот важный пункт, как только вернутся из Силезии и Саксонии войска для соединения с принцем Генрихом. Чтоб действовать более энергично, король, хотя и не совсем здоровый, выехал из Глогау и 13 ноября, после двадцатидневного отсутствия, снова прибыл в армию. Надо было непременно, чтобы армия Дауна, запертая, несмотря на обладание Дрезденом, в одном углу Саксонии, принуждена была отступить в Богемию. Отступление это осуществилось бы, может быть, и само собой, но король хотел его ускорить. С этой целью Финк был выслан с 10 000 человек к Максену в горы, а Клейст должен был со своим корпусом вторгнуться в Богемию. Последняя экспедиция оказалась удачной; Клейст уводил пленных, налагал контрибуции и грабил в отместку за жестокости, производимые в Силезии и Бранденбурге.
Позиция Финка грозила отрезать неприятелю подвоз из Богемии; но она же была сильно рискованной, так как Финк был далеко от армии короля и со всех сторон окружен императорскими войсками. Генерал этот, предчувствуя свое критическое положение, дерзнул перед выступлением своим сказать об этом королю, который отнесся к его представлениям весьма немилостиво. Фридрих отвечал своим могущественным изречением, обращавшим кажущееся невозможным в возможное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62