А если в нескольких словах, то он трогает ее, она жалеет его и любит, как свое дитя.
- Жалеет, говорите? - задумчиво произнесла Маргарита. - Гм... По мне, жалость со стороны женщины только унижает мужчину. Настоящего мужчину... Кстати, о госпоже Альбре де Бигор. Филипп, вы не откажете мне в одной небольшой услуге?
- С удовольствием, Маргарита.
- Тогда напишите Амелии, что ее муж вывихнул ногу.
- Но зачем?
- Я хочу, чтобы Симон остался в Памплоне.
- Кузина! - с упреком отозвалась Бланка.
- И в самом деле, - поддержал ее Филипп. - Не надо травмировать Симона. Прошу вас, Маргарита.
- А с чего вы взяли, что я собираюсь его травмировать? Напротив, я хочу сделать из него взрослого мужчину. Настоящего мужчину, которому ни к чему будет жалость женщины.
Филипп с сомнением покачал головой.
- Вряд ли что-то получится из вашей затеи. Через пару дней он надоест вам, вы найдете себе другого, а его бросите, вскружив ему голову.
- Вы так считаете?
- Я в этом уверен. Ведь ни для кого не секрет, что наш Симон глупенький.
- Ну и что с того? Почему вы думаете, что мне обязательно нужны умники? Вовсе нет! От них только сплошные неприятности. Один умник был так умен, что, в конечном итоге, свихнулся и позволил кузену Бискайскому погубить его. Другой умник коварно одурачил меня. - (Тут Филипп покраснел и поджал губы). - А третий из этой блестящей компании умников поспешил забраться под юбки моей фрейлине - авансом, так сказать, чтобы я случаем не опередила его. Да плевать я на всех вас хотела!
- Хорошо, Маргарита, - примирительным тоном произнес Филипп, видя, как она завелась. - Ваши симпатии, это ваше личное дело. Можете не сомневаться, я исполню вашу просьбу, напишу, что Симон вывихнул ногу, только вряд ли Амелина в это поверит. Я подозреваю, что кто-то из моей свиты информирует ее о каждом его шаге.
- Это несущественно, кузен. Речь идет лишь о формальном предлоге. А то, что госпожа Амелия будет обо всем знать, даже к лучшему. Поверьте, пренебрежение со стороны мужчины больно уязвляет женщину. А если, к тому же, она сама далеко не святая, то ее начинают мучить угрызения совести, что она так откровенно и бесстыдно изменяла своему мужу...
- А может, достаточно, принцесса? - без всяких церемоний оборвал ее Филипп. - Поговорим-ка лучше о чем-нибудь другом, более приемлемом для Бланки. Этот наш разговор вгоняет ее в краску.
Маргарита взглянула на смущенную Бланку и глумливо ухмыльнулась.
- Ох уж эта ее деликатность! И когда же вы, в конце-то концов, перевоспитаете ее? А, Филипп?
- Не все сразу, Маргарита, не все сразу. Не так-то просто выбить из этой хорошенькой и умненькой головки те дурацкие предрассудки, которые прочно засели там благодаря стараниям ее целомудренных наставниц-кармелиток. Впрочем, некоторый прогресс уже налицо. Так, скажем, сегодня Бланка объяснила мне, почему она не может быть беременной от Монтини, и при этом ни разу не покраснела. Правда, милочка?
Милочка утвердительно кивнула, и вопреки уверениям Филиппа щеки ее заалели.
- Простите за нескромный вопрос, кузен, - сказала Маргарита, - но я никак не могу добиться от Бланки внятного ответа. В постели с ней вы...
- Прекрати, кузина! - резко произнесла Бланка; взгляд ее помрачнел. Какая же ты бесстыжая, в самом деле! Тебя не должно касаться, что мы делаем в постели, заруби себе на носу. И уж тем более ты не должна спрашивать об этом у Филиппа, понятно? Здесь ни причем мое якобы ханжество, просто есть вещи, о которых следует молчать даже в кругу близких друзей...
- Из деликатности, разумеется.
- Да, из деликатности. Не гоже обсуждать на людях то... то самое сокровенное, что является достоянием лишь двух человек. Мне всегда казалось, что ты слишком озабочена ЭТИМ, но по-моему это уже чересчур совать свой любопытный нос в чужую постель. Учти: еще одно слово, и я уйду.
- Бланка права, - поддержал ее Филипп. - Как мне не прискорбно, кузина, но в таком случае тоже буду вынужден уйти.
- Ну что ж, - вздохнула Маргарита. - Коль скоро вы не желаете говорить о любви, потолкуем о смерти.
- О чьей смерти?
- О смерти французского короля и его старшего сына - о чьей же еще?
Бланка удивленно вскинула брови.
- Да что ты говоришь?!
- А разве вы ничего не слыхали?
- Нет, принцесса, ровным счетом ничего, - ответил пораженный Филипп. - А что произошло? Несчастный случай?
Маргарита хмыкнула.
- Скорее, это счастливый случай. Филипп-Август Третий с его авантюрными крестовыми походами был настоящим бедствием для Франции - но Филипп де Пуатье стал бы ее погибелью. По моему убеждению, Господь наконец смилостивился над несчастной страной.
- И все же, что случилось?
- Подробностей я не знаю. О них расспросите у Тибальда. Вчера к нему прибыл специальный курьер от графа Артуа... Ну, вот! - констатировала она, устремив свой взгляд в противоположный конец комнаты; тон ее вмиг стал хмурым и неприязненным. - Помяни дурака.
Филипп оглянулся и увидел графа Шампанского, только что вошедшего в гостиную. Он, несомненно, услышал последние слова Маргариты.
- Весьма польщен, сударыня, что вы такого высокого мнения о моей скромной персоне, - невозмутимо произнес он, подойдя ближе. - Приветствую вас, принц, принцесса. Прошу великодушно простить, что мои первые слова были обращены не к вам. - Тибальд сел в свободное кресло и снова заговорил: - Премного наслышан, дражайшая супруга. Я очень рад, что вы не остались в долгу. - Он демонстративно ощупал свою голову. - Рожки уже прорезались. Правда, пока они еще манюсенькие, но вскоре тут разрастутся !.. Вы не подскажете, моя дорогая, у кого из ваших придворных дам самый рогатый муж? Я непременно сражусь с ним на первом же турнире - право, это будет похоже на бой оленей-самцов в брачную пору!
Филипп и Бланка весело фыркнули. А Маргарита улыбнулась.
- Браво, дорогой муженек, брависсимо! Я не сомневалась, что вы воспримете это философски и с присущим вам чувством юмора. А что до вашего вероятного противника на турнире, то бесспорным лидером по темпу роста рогов является Габриель де Шеверни - если, конечно, измену жены с женщинами можно расценивать как супружескую измену... - Улыбка напрочь исчезла с ее лица, и оно помрачнело. - Ах, Матильда, Матильда! Маленькая, глупенькая Матильда!..
- Это твоя вина, Маргарита, - жестко сказала Бланка. - Целиком твоя. Я предупреждала тебя, что ты губишь Матильду, настаивая на ее браке с господином де Шеверни. Но ты не слушала меня, еще и Этьена подуськивала: дескать, благодаря этому он подымится по иерархической лестнице сразу на несколько ступеней выше, станет родственником графа Капсирского и уже не будет считаться выскочкой. Радуйся теперь, ты добилась своего! Можешь добавить в свою коллекцию еще две искалеченные твоими стараниями судьбы.
Маргарита тяжело вздохнула.
- Не сыпь мне соль на рану, Бланка, - с горечью произнесла она, по-видимому, не думая оправдываться. - Я сама понимаю, что совершила непростительную глупость. Я проклинаю себя за это. Но разве могла я предвидеть...
- Ты должна была предвидеть! Даже я - а я не так хорошо, как ты, знаю Матильду, - и то я боялась, что этим все закончится.
- Не потому ли, - язвительно осведомилась Маргарита, что последние несколько ночей перед ее свадьбой вы с ней провели в одной постели?
Филипп и Тибальд хотели было вмешаться в их перепалку во избежание дальнейших осложнений, но, взглянув на Бланку, передумали. Выражение ее лица было спокойным и даже кротким, без малейшей тени смущения или замешательства.
- Возможно, и потому, - ответила она задумчиво. - К твоему сведению, уже тогда Матильда приставала ко мне. Так что задел этому был положен еще раньше, в твоей постели. - Бланка решительно поднялась с кресла. - Прошу прощения, дон Тибальд, за этот откровенный женский разговор в вашем присутствии, но его спровоцировала не я, а ваша жена, у которой, как вы, наверное, знаете, весьма искаженное представление о приличии и почти полностью отсутствует чувство такта. - С этими словами она взяла Филиппа за руку. - Пойдем, Филипп. Полагаю, у кузины и дона Тибальда есть что обсудить наедине друг с другом.
- Ни в коем случае! - живо запротестовала Маргарита и почти насильно усадила Бланку обратно. - Не уходите. Сейчас я не склонна выяснять с Тибальдом отношения. Может быть, завтра, когда он вернется от своей очередной потаскушки, у меня и возникнет желание обсудить с ним некоторые вопросы, но только не сегодня. Сейчас я не хочу портить себе аппетит, потому как у меня намечается роскошный ужин.
- Увы, - покачал головой Тибальд. - Должен вас огорчить, моя дражайшая супруга. Или напротив - обрадовать. Это уж как посмотреть.
- Что вы имеете в виду?
- Никакого разговора между нами завтра не состоится. На рассвете я отправляюсь в Париж. Кузен Артуа просил меня приехать как можно скорее. По его словам, дело не терпит отлагательства.
- Что ж, тем лучше, - сказала Маргарита. - Да, кстати, дорогой супруг. Бланку и Филиппа интересуют обстоятельства смерти короля Франции и его сына. Не соблаговолите ли вы уделить нам несколько минут своего драгоценного времени, чтобы поведать о сием прискорбном событии?
- Охотно, - сказал Тибальд, доброжелательно глядя на Филиппа. По натуре своей благодушный и незлопамятный, он уже напрочь позабыл, что совсем недавно они считались соперниками. - Собственно говоря, смерть Филиппа-Августа Третьего меня ничуть не удивила. Он так и не оправился после ранения в Палестине, а известие о бегстве Изабеллы Арагонской с кузеном Эриком и вовсе доконало его. Одним словом, не вынес гордый властелин позора своего сына и предпочел умереть - по дороге в Париж я выкрою время и сочиню по этому поводу коротенькую эпитафию. Что же касается самого Филиппа де Пуатье, то он так горько сожалел, что не задушил жену прежде, чем она успела сбежать от него, и с таким нетерпением ожидал смерти отца, чтобы затем, ей в отместку, передушить всех ее горничных и придворных дам, что пил без просыпу, пока не допился до белой горячки и сгорел в ней за считанные часы. Черт сцапал его почти в то же самое время, когда душа его отца вознеслась на небеса, может быть, чуточку позже. Так что присутствовавшие при кончине короля дворяне, провозглашая: "Король умер! Да здравствует король!" - были не совсем уверены, про какого же, собственно, короля, который "да здравствует", идет речь.
Маргарита и Филипп разразились громким хохотом; вскоре к ним присоединился и Тибальд. А Бланка, помимо своей воли, улыбалась. Она отдавала себе отчет в том, что грех смеяться над чужим горем, однако не могла сдержать улыбки. Тибальд преподнес эту грустную историю в такой форме и говорил с такой откровенной иронией в голосе, будто пересказывал сюжет какой-то забавной трагикомедии.
Всласть посмеявшись, Маргарита встала с кресла и чмокнула мужа в щеку.
- Ты прелесть, Тибальд. Не думаю, что какая-то там фрейлина или даже десяток фрейлин помешают нам ладить друг с другом.
- Всецело согласен с вами, моя дорогая, - с серьезной миной произнес граф. - Еще накануне венчания мы договорились, что наша клятва вечной верности будет иметь чисто символическое значение, и вопрос состоял лишь в том, кто первый перейдет от слов к делу. Но сейчас это уже несущественно хотя бы потому, что завтра я отправляюсь в Париж, и моя поездка, уверяю вас, ни в коей мере не будет напоминать благочестивое паломничество к святыням. Да и вы, по моему твердому убеждению, вовсе не собираетесь на время моего отсутствия уединиться в монастыре.
- Уж в этом вы можете не сомневаться, - сказала Маргарита, возвращаясь на свое место.
- И кто же теперь правит Францией? - отозвалась практичная Бланка. Кто регент при малолетнем Филиппе-Августе Четвертом?
- Вот это и предстоит решить Совету Пэров и Парижскому Парламенту, ответил Тибальд. - Пока что бразды правления взяла в свои руки королева-вдова Хуана Португальская, но младший брат покойного короля граф Артуа оспаривает у нее это право. Собственно, затем я и еду в Париж чтобы поддержать кузена.
- То бишь, вы его сторонник? - спросил Филипп.
Тибальд поморщился.
- Ничей я не сторонник. Меньше всего в этой жизни меня интересует политика. Вам наверняка известно, что я передал управление Шампанью Маргарите и, подобно Пилату, умыл руки. Сейчас ее люди наводят порядок в моих владениях, но это уже меня не касается, благо я не сомневаюсь, что Маргарита будет прекрасно справляться с обязанностями хозяйки Шампани. А что до Франции вообще, то я просто хочу, чтобы у нее был мудрый и рассудительный правитель, способный поставить ее на ноги и позаботиться о том, чтобы юный король получил достойное государя воспитание.
- Ясненько, - задумчиво произнес Филипп. - Передайте графу Артуа мои наилучшие пожелания. Я целиком на его стороне, и он может рассчитываться на мою поддержку, равно как и на поддержку моего отца.
- Непременно передам, - заверил его Тибальд и встал с кресла. - Прошу прощения, друзья, но я вынужден покинуть вас. Мне еще надо закончить подготовку к отъезду и пораньше лечь спать.
Едва лишь Тибальд вышел из гостиной, как Филипп поднялся со своего места.
- Пожалуй, я ненадолго отлучусь. Вы не возражаете, Маргарита?
- Воля ваша, кузен. Только возвращайтесь поскорее, не то мы с Бланкой заскучаем.
- Постараюсь, кузина.
Филипп ласково улыбнулся Бланке, нежно поцеловал ее руку, затем украдкой подмигнул ей и направился к выходу.
Маргарита проводила его долгим взглядом, а когда он исчез за дверью, спросила у Бланки:
- Ты думаешь о том же, что и я?
- А ты о чем думаешь?
- Что твой Филипп решил подставить моего бедного муженька. Тибальд так наивен и неискушен в политике, что принял его слова за чистую монету, и теперь разболтает всем, что якобы граф Артуа пользуется поддержкой и уважением гасконских правителей, чем окажет ему медвежью услугу.
- И это еще не все. Я полагаю, что Филипп ушел не просто так. Со своей стороны он приложит все усилия, чтобы регентом Франции осталась Хуана Португальская, в надежде, что она продолжит дело, начатое ее покойным мужем, и в конце концов доведет страну до ручки. Ты предупредишь Тибальда?
- А с какой стати? - удивилась Маргарита. - Какое мне дело до Франции?
- Но ведь ты, кроме всего прочего, графиня Шампани.
- Ну и что с того? Я же не верноподданная французской короны. И уж если на то пошло, мне выгоднее быть лояльной к Филиппу и оказывать ему всяческую поддержку. Помяни мое слово: став галльским королем, он рано или поздно съест Францию с потрохами, и Шампань будет первой из французских провинций, которая изъявит желание добровольно войти в состав объединенной Галлии. Тибальд возражать не станет, он к этому готов.
- Однако, - заметила Бланка, - прежде Филипп съест твою Наварру. Или же разделит ее с моим братом.
Маргарита грустно усмехнулась.
- Я это прекрасно понимаю, дорогуша. Я реалистка и предпочту уступить часть своей власти, чем вовсе потерять ее. Когда-то Рикард назвал меня политической извращенкой, и он был прав. Но теперь я не такая, теперь я трезво смотрю на жизнь... Жаль только, что эта перемена произошла во мне слишком поздно. - Она тяжело вздохнула, взгляд ее потускнел. - Бедный, бедный Рикард! Ведь я действительно любила его...
Они ударились в воспоминания, и уже в который раз Маргарита выплакивала Бланке всю свою боль, всю печаль, всю тоску по потерянному счастью, по тем радостным и безоблачным дням, которых никогда не вернеш ь...
А в то же самое время Филипп сидел за письменным столом у себя в кабинете, с головой погруженный в работу. Он знал, что после захвата Байонны одно лишь упоминание его имени вызывает в Парижском Парламенте настоящую бурю негодования, и решил воспользоваться этим, чтобы скомпрометировать графа Артуа. Он строчил письмо за письмом всем своим ближайшим родственникам во Франции - и сторонникам графа Артуа, и его яростным противникам, - убеждая их всех, что нельзя допустить, чтобы Хуана Португальская оставалась регентом Франции, что самая подходящая кандидатура на должность регента - граф Артуа. Он от всей души надеялся, что эти письма возымеют прямо противоположное их содержанию действие, особенно, если произойдет утечка информации и факт поддержки им графа Артуа станет достоянием гласности. Филипп рассчитывал, что у противников графа хватит ума инспирировать такую утечку или же, не мудрствуя лукаво, просто предъявить Парламенту и Совету Пэров его письма.
Он как раз составлял вычурное послание своему троюродному брату, герцогу Невэрскому, когда к нему пришел Гастон и сообщил о своем решении поехать вместе с Эрнаном в Толедо. Филипп отложил перо и удивленно поглядел на кузена.
- Какого дьявола? Что вам понадобилось в Толедо?
- Этого я сказать не могу. Прости, но...
- Ты пообещал Эрнану молчать?
- Да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31