Стражники отступили на шаг, но продолжали оставаться начеку, готовые по первому же знаку своего господина избавить его от назойливого просителя, к которому, подобно Иштвану, не питали ни малейшей симпатии.
– Что здесь происходит? – властно осведомился Стэн.
Работорговец отвесил ему низкий поклон и вслед за тем быстро затараторил:
– Ваша светлость, я прошу вас о справедливости. Меня хотят ограбить. У меня...
– Прежде всего, кто вы?
Тот сконфузился и, исправляя свою оплошность, снова поклонился.
– Прошу прощения, государь, за мою неучтивость. Я очень взволнован и глубоко огорчён. Меня зовут Пал Антич, я капитан корабля «Морской лев», который два часа назад бросил якорь в вашем порту.
Со стороны послышались едкие комментарии:
– Какой уж там лев! Скорее шакал.
– Или гиена.
– Да нет, вурдалак! «Морской вурдалак». Во!
И взрыв издевательского хохота.
Пал Антич густо покраснел и искоса бросил на насмешников злобный взгляд.
Тем временем Стэн внимательнее присмотрелся к нему. Пал Антич, хоть и называл себя капитаном, вряд ли был таковым на самом деле. По всей видимости, он принадлежал к тому типу тщеславных купцов, которые, мало что смысля в морском деле, для пущей важности награждали себя этим званием, а все заботы по управлению кораблём взваливали на плечи своего старшего помощника. К таким старшим помощникам (если поблизости не было хозяина) члены команды обычно обращались «капитан».
– Чем вы занимаетесь, капитан , – это слово Стэн произнёс с оттенком иронии.
– Я честный торговец, ваша светлость. Привожу с юга тропические фрукты, кофейные зёрна, лечебные травы, ценные породы древесины, леопардовые шкуры, слоновую кость...
– И рабов, – презрительно добавил Иштван, который стоял чуть позади Стэна. – Покупает их за бесценок у тамошних дикарей, расплачиваясь дешёвыми побрякушками, а здесь берёт по двадцать золотых за душу.
– По пятнадцать, – запальчиво возразил Антич. – А то и по десять. Я веду честную торговлю, а меня хотят разорить, ограбить, раздеть до нитки...
– И кто же хочет вас ограбить? – спросил Стэн строго. – Уж не намекаете ли вы, что в моём порту средь бела дня бесчинствуют банды разбойников?
– О нет, государь, что вы! Это не разбойники.
– А кто?
– Сборщики податей вашей светлости... нижайше прошу прощения... они требуют по сто золотых пошлины за каждого черномазого. Это просто неслыханно! Это настоящий грабёж! А они ещё смеют утверждать, что таково ваше распоряжение.
– Это правда, – невозмутимо подтвердил Стэн. – Мои сборщики не превысили своих полномочий. Я действительно распорядился изымать по сто золотых пошлины за каждого ввозимого раба.
Пал Антич широко разинул рот и вперился в Стэна очумелым взглядом.
– Но ведь это же... это...
– Осторожнее, капитан! – предостерёг его Стэн. – Не собираетесь ли вы сгоряча обозвать меня грабителем?
– Нет, я... я... – Работорговец судорожно сглотнул. – Я хочу сказать, что вашу светлость, очевидно, ввели в заблуждение советники. Уже без малого два года, как его величество император своим высочайшим указом разрешил ввозить на территорию Империи рабов из Црники. У меня есть специальная грамота, выданная имперской купеческой палатой в Златоваре. Мне позволено заниматься торговлей, в том числе и рабами, во всех сорока восьми княжествах Западного Края.
– Я ни в коей мере не покушаюсь на ваши законные привилегии, господин Антич. Вы можете продавать своих рабов где угодно и кому угодно, однако сначала заплатите ввозную пошлину.
– Но указ императора...
– А причём здесь указ императора? В нём ведь ничего не говорится о пошлине. Но коль скоро наш мудрейший император объявил чернолюдов товаром, то за их ввоз надлежит платить пошлину, размер которой я вправе устанавливать по своему усмотрению.
– Сто золотых?!
– Вот именно. Сто золотых за каждого раба, независимо от возраста и пола.
Пал Антич всплеснул руками:
– Что вы делаете, ваша светлость?! Опомнитесь! Кто же купит у меня этих чёрных свиней, если они будут стоить свыше ста золотых за голову?
– Это ваша забота. Но сначала вы должны внести в мою казну... Кстати, сколько у вас чернолюдов?
– С-сорок с-семь, – заикаясь, пробормотал работорговец.
– Значит вы должны заплатить пошлину в размере четырёх тысяч семисот золотых.
– О Боже! – выдохнул Пал Антич. – Это же целое состояние! Где я возьму такие деньги?
– Опять же, это ваша забота, – безразлично пожал плечами Стэн. – Либо платите пошлину, либо убирайтесь прочь из Мышковича. К вашему сведению, недавно я, как воевода Гаалосага, своим указом установил обязательный для всех портов нашей земли минимальный размер пошлины на рабов в семьдесят золотых. Так что советую вам попытать счастья в Ибрии, если не хотите плыть со своим товаром аж в Северное Поморье. Или же поворачивайте обратно и попытайтесь проникнуть через Тегинский пролив в Срединное море. Насколько мне известно, во Влохии есть спрос на чернолюдов.
– В Ибрии полно рабов-маури, – запричитал купец. – Я не окуплю там своих затрат. В северных водах эти скоты подохнут от холода, а в Тегинском проливе спасу нет от маурийских пиратов – и вы это прекрасно знаете! Вы душите мою торговлю, государь...
Стэн резко перебил его:
– Я душу не торговлю, а работорговлю, господин Антич. Это разные вещи. Кстати, вы слав?
Пал Антич растерянно заморгал, сбитый с толку внезапной переменой темы разговора.
– Я... По отцу я слав, ваша светлость. Моя мать была из гаалов, но это не запрещает мне...
– В том-то всё дело! Шесть веков назад наши предки-славы пришли с востока и завоевали Западный Край. Они покорили много народов, в том числе и народ вашей матери. Но они не обратили покорённые народы в рабов, а предпочли жить с ними, как с равными. Там же, где рабство существовало, оно было отменено. Наши предки были свободолюбивыми людьми, превыше всего они ценили свободу – как свою, так и чужую, – и люто ненавидели неволю. – Стэн на секунду умолк и устремил на Пала Антича уничтожающий взгляд. – А вы что делаете, жалкий потомок великих пращуров? Возрождаете рабство, против которого боролись ваши предки – и славы, и гаалы! Неужто вы забыли, что сказано в Золотой Хартии: «Всякий человек в Империи есть свободен и может принадлежать токмо самому себе»?
– Но ведь император... – уже ради проформы пытался протестовать Пал Антич.
– Катитесь вы к чёрту... – Стэн лишь в последний момент сдержался, чтобы не добавить: «со своим императором». – Значит так. Не позже, чем через час, вы должны поднять паруса и покинуть порт, иначе ваше судно будет арестовано, а весь товар конфискован за неуплату пошлины. Можете отправляться куда угодно – хоть в Ибрию, хоть на северное побережье, хоть в Серединное море, а хоть и в саму преисподнюю, – мне безразлично. Наш разговор закончен, господин Антич. Вы свободны.
Стэн повернулся к нему спиной. Работорговец порывался было продолжить спор, но стражники, уже не церемонясь, оттеснили его от главного причала. Смирившись, наконец, с поражением, Пал Антич поплёлся к своей шлюпке; вслед ему сыпались насмешки и оскорбления.
– А вы здорово приструнили мерзавца! – одобрительно произнёс Иштван. – Мне понравилось, как вы говорили о наших предках.
Прищурившись, Стэн посмотрел на рейд. Шлюпки с «Князя Всевлада» и «Святой Илоны» уже готовились к возвращению на берег.
– Это всего лишь слова, – сказал он. – На самом деле наши предки не были столь трогательно великодушны к побеждённым... Впрочем, сейчас меня больше волнует не прошлое, а будущее. По правде говоря, мне глубоко плевать на чернолюдов. Если за грошовые побрякушки они продают друг друга в рабство, то так им и надо, они не заслуживают свободы. Но я категорически против их ввоза в Западный Край. Рабы – самая большая угроза для государства; они похуже, чем любые внешние враги. Именно рабы погубили Древнюю Империю – они же погубят и нашу, если мы вовремя не остановим работорговлю. Пока что чернолюды у нас диковинка, они дорого стоят, и покупают их лишь разжиревшие князья и жупаны – развлечения ради и для того, чтобы было чем хвастаться перед соседями. Но когда чернолюдов начнут ввозить тысячами и продавать по несколько динаров за душу; когда помещики станут сгонять со своих земель вольных крестьян и сажать на их место рабов, а оставшиеся без средств к существованию крестьяне целыми сёлами пойдут в лесные разбойники; когда в цехах и мануфактурах будут трудиться рабы, а толпы нищих, мающихся от безделья горожан будут бродить по улицам и выпрашивать у власть имущих хлеба и зрелищ... Вот тогда начнётся великая смута! – Стэн вздохнул. – Ну, ладно. Пока ещё не стемнело, я хочу побывать в часовне моей матушки. Вы, Иштван, дождитесь своих людей и ступайте с ними в замок. Я скоро вернусь, а вы тем временем потолкуйте с Волчеком. Вам есть что обсудить перед дальней дорогой.
– Да уж, ваша светлость, – кивнул Иштван. – Теперь нам нужно о многом поговорить. Боюсь, нас ожидает бессонная ночь.
«Меня тоже», – подумал Стэн, затем кликнул своего оруженосца и велел подать коня.
Глава 2
Часовня святой Илоны была воздвигнута на возвышенности у самого моря, откуда, как на ладони, обозревался вход в бухту. Девять лет назад здесь разыгралась драма, отголоски которой прогремели по всему Западному Краю и покрыли имя матери Стэна немеркнущей славой.
Сам Стэн не был свидетелем тех событий. Тогда он находился на севере Гаалосага, поскольку возникла реальная угроза массового вторжения с Сильтских островов (уже там Стэн получил известие, что его отец, князь Всевлад, погиб в Ютланне). Правившие островами колдуны-друиды, пользуясь тем, что Империя погрязла в войне с Норландом, возобновили морские набеги на северное побережье Гаалосага. Как оказалось впоследствии, это был лишь отвлекающий манёвр, и тогдашний земельный воевода слишком поздно разгадал коварный замысел друидов. В то самое время, когда почти все незанятые в норландской кампании войска были сосредоточены на севере, юго-запад Гаалосага остался практически незащищённым – и именно туда друиды направили свой главный удар, намереваясь в первую очередь захватить порт Мышкович. Их огромная армада, сделав большой крюк, успешно избежала внимания имперских дозорных и незамеченной вошла в воды Ибрийского моря.
Утром 11 червеца жители Мышковича увидели на горизонте множество парусов. Всякие сомнения относительно цели прибытия непрошеных гостей исчезли после того, как те без лишних церемоний потопили два сторожевых корабля и рыбацкую шхуну, которая ещё на рассвете вышла на промысел и не сумела уклониться от встречи с вражеской армадой. А когда наблюдатели по некоторым характерным признакам установили принадлежность приближавшихся кораблей к военному флоту друидов, в городе началась паника. Люди были наслышаны о жестокости островитян и знали, что пощады не будет никому. Мужчины сажали женщин, детей и стариков на лодки и баржи и отправляли их вверх по реке, а сами стали готовиться принять неравный бой; для этих целей комендант гарнизона реквизировал все находящиеся в порту торговые и рыболовные судна. Защитники города прекрасно понимали, что их поражение неминуемо, и мало кто доживёт до вечера – слишком уж велики были силы захватчиков. Но отступать они не собирались – нужно было выиграть время, хоть ненадолго задержать врага, чтобы известие о нападении друидов успело достичь ближайших замков и городов, чтобы престарелые родители, малые детишки, жёны и сёстры ушли как можно дальше вглубь страны и оказались в относительной безопасности. Мужчины Мышковича готовились дорого отдать свои жизни...
И тут вмешалась княгиня Илона, которая чуть раньше наотрез отказалась покинуть город вместе с другими женщинами. Своей властью она строго-настрого запретила кораблям покидать гавань до особого распоряжения, а сама, велев никому её не сопровождать, поднялась на возвышенность у моря, откуда был виден весь грозный флот друидов, который неумолимо приближался к берегу. Княгиня слыла человеком во всех отношениях незаурядным, и сведущие люди решили было, что она пытается определить наиболее выгодную диспозицию войск защитников города...
Как вдруг, по единодушному утверждению очевидцев, княгиня засияла! Её стройную фигуру окутал голубой светящийся ореол, а многие клялись, что видели парящий над её головой золотой нимб. В то время, как большинство свидетелей этого чуда замерли в оцепенении, а некоторые особо нервные грохнулись в обморок или попадали на колени и стали молиться, самые отчаянные храбрецы бросились к возвышенности. Однако шагах в десяти – пятнадцати от княгини они словно бы натолкнулись на невидимую упругую стену и не смогли двинуться дальше.
Между тем княгиня протянула руки в направлении кораблей друидов, из обеих её ладоней вырвались ослепительно-яркие жёлтые лучи и ударили в корпус флагмана захватчиков. Судно тут же вспыхнуло, как былинка, и, охваченное пламенем от носа до кормы, превратилось в один огромный пылающий на воде факел.
Считавшие себя обречёнными защитники города не успели как следует изумиться, когда ещё два корабля друидов разделили участь своего флагмана. Потом ещё, и ещё... Огромная армада захватчиков таяла на глазах. В море бушевал грандиозный пожар. Лишь нескольким десяткам островитян удалось покинуть горящие корабли и вплавь добраться до берега. Они пытались сдаться в плен, но всех их безжалостно убивали на месте.
Когда последний корабль друидов был уничтожен, княгиня Илона повернулась к своим подданным и подняла руку в прощальном жесте. Те, кто стоял у незримого барьера, видели, как она улыбнулась. Затем сияющий ореол отделился от неё и, сохраняя очертания её фигуры, взмыл в небо, а сама она, как подкошенная, рухнула наземь. Ограждавшая её невидимая стена тотчас исчезла, наиболее смелые из храбрецов сразу же подбежали к княгине, чтобы оказать ей помощь, – но она уже была мертва. А на её губах навечно застыла печальная улыбка...
Благодаря тому, что свидетелями происшедшего были в основном взрослые мужчины, не склонные к истеричному фантазёрству, рассказы большинства очевидцев в целом соответствовали действительности и даже в деталях не очень противоречили, а скорее взаимно дополняли друг друга. Уже потом, при пересказах, всплыли вымышленные подробности – как-то: явление лика Господнего, пение хора ангелов и прочее, – но общей картины они не искажали, лишь слегка приукрашивая её.
Никто в Мышковиче не сомневался, что сила, позволившая княгине остановить вторжение друидов, была ниспослана ей свыше. Правда, поначалу многих обескуражила её смерть, однако епископ Мышковицкий быстро нашёл объяснение: дескать, Отец Небесный, даровав ей такое огромное могущество, не мог оставить её на бренной земле, а потому призвал к себе. Впоследствии это стало официальной точкой зрения церкви.
Стэн и сам чуть было не уверовал в божественное вмешательство. К семнадцати годам он уже вполне овладел своими способностями и имел более или менее чёткое представление о границах возможного; однако то, что совершила его мать, не укладывалось ни в какие мыслимые рамки. И все его сородичи-Конноры, с которыми он обсуждал случившееся, высказывали своё откровенное недоумение. «Обладай мы хоть малой толикой такого могущества, – резонно утверждали они, – нам не пришлось бы жить в подполье, скрывая от людей свои способности. Мы давно бы стали властелинами мира». Впрочем, недоумение и замешательство длились недолго. Вскоре им на смену пришло глубокое потрясение, когда выяснилось, что княгиня Илона прибегла к помощи Высших Сил – тех самых, которые мгновенно убивают любого, кто посмеет прикоснуться к ним. Её смерть наступила не в результате перенапряжения, как полагал кое-кто; она была обречена с самого начала и полностью отдавала себе отчёт в последствиях своего поступка. Фактически, она получила смертельный удар, едва лишь вызвав Высшие Силы, а всё то время, которое понадобилось для уничтожения эскадры друидов, жизнь в ней держалась лишь благодаря отчаянным усилиям одиннадцати её собратьев по Искусству – незримых, но отнюдь не пассивных участников беспрецедентной схватки с дикой, необузданной стихией...
Когда Стэн узнал это, он стал ещё больше восхищаться поступком матери. Ведь она прекрасно понимала, что идёт на верную смерть без единого шанса выжить. Если каждый из защитников города, готовясь к бою, сознательно или нет ещё тешил себя слабой надеждой, что именно ему посчастливится уцелеть, то у княгини не было никакой надежды. Она знала, что умрёт, – и умерла, спасая жизни тысяч и тысяч людей. Порой Стэн задумывался над тем, как бы он повёл себя на месте матери, и всякий раз, стараясь быть честным перед собой, приходил к неутешительному выводу, что ему не достало бы мужества на такое самопожертвование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Что здесь происходит? – властно осведомился Стэн.
Работорговец отвесил ему низкий поклон и вслед за тем быстро затараторил:
– Ваша светлость, я прошу вас о справедливости. Меня хотят ограбить. У меня...
– Прежде всего, кто вы?
Тот сконфузился и, исправляя свою оплошность, снова поклонился.
– Прошу прощения, государь, за мою неучтивость. Я очень взволнован и глубоко огорчён. Меня зовут Пал Антич, я капитан корабля «Морской лев», который два часа назад бросил якорь в вашем порту.
Со стороны послышались едкие комментарии:
– Какой уж там лев! Скорее шакал.
– Или гиена.
– Да нет, вурдалак! «Морской вурдалак». Во!
И взрыв издевательского хохота.
Пал Антич густо покраснел и искоса бросил на насмешников злобный взгляд.
Тем временем Стэн внимательнее присмотрелся к нему. Пал Антич, хоть и называл себя капитаном, вряд ли был таковым на самом деле. По всей видимости, он принадлежал к тому типу тщеславных купцов, которые, мало что смысля в морском деле, для пущей важности награждали себя этим званием, а все заботы по управлению кораблём взваливали на плечи своего старшего помощника. К таким старшим помощникам (если поблизости не было хозяина) члены команды обычно обращались «капитан».
– Чем вы занимаетесь, капитан , – это слово Стэн произнёс с оттенком иронии.
– Я честный торговец, ваша светлость. Привожу с юга тропические фрукты, кофейные зёрна, лечебные травы, ценные породы древесины, леопардовые шкуры, слоновую кость...
– И рабов, – презрительно добавил Иштван, который стоял чуть позади Стэна. – Покупает их за бесценок у тамошних дикарей, расплачиваясь дешёвыми побрякушками, а здесь берёт по двадцать золотых за душу.
– По пятнадцать, – запальчиво возразил Антич. – А то и по десять. Я веду честную торговлю, а меня хотят разорить, ограбить, раздеть до нитки...
– И кто же хочет вас ограбить? – спросил Стэн строго. – Уж не намекаете ли вы, что в моём порту средь бела дня бесчинствуют банды разбойников?
– О нет, государь, что вы! Это не разбойники.
– А кто?
– Сборщики податей вашей светлости... нижайше прошу прощения... они требуют по сто золотых пошлины за каждого черномазого. Это просто неслыханно! Это настоящий грабёж! А они ещё смеют утверждать, что таково ваше распоряжение.
– Это правда, – невозмутимо подтвердил Стэн. – Мои сборщики не превысили своих полномочий. Я действительно распорядился изымать по сто золотых пошлины за каждого ввозимого раба.
Пал Антич широко разинул рот и вперился в Стэна очумелым взглядом.
– Но ведь это же... это...
– Осторожнее, капитан! – предостерёг его Стэн. – Не собираетесь ли вы сгоряча обозвать меня грабителем?
– Нет, я... я... – Работорговец судорожно сглотнул. – Я хочу сказать, что вашу светлость, очевидно, ввели в заблуждение советники. Уже без малого два года, как его величество император своим высочайшим указом разрешил ввозить на территорию Империи рабов из Црники. У меня есть специальная грамота, выданная имперской купеческой палатой в Златоваре. Мне позволено заниматься торговлей, в том числе и рабами, во всех сорока восьми княжествах Западного Края.
– Я ни в коей мере не покушаюсь на ваши законные привилегии, господин Антич. Вы можете продавать своих рабов где угодно и кому угодно, однако сначала заплатите ввозную пошлину.
– Но указ императора...
– А причём здесь указ императора? В нём ведь ничего не говорится о пошлине. Но коль скоро наш мудрейший император объявил чернолюдов товаром, то за их ввоз надлежит платить пошлину, размер которой я вправе устанавливать по своему усмотрению.
– Сто золотых?!
– Вот именно. Сто золотых за каждого раба, независимо от возраста и пола.
Пал Антич всплеснул руками:
– Что вы делаете, ваша светлость?! Опомнитесь! Кто же купит у меня этих чёрных свиней, если они будут стоить свыше ста золотых за голову?
– Это ваша забота. Но сначала вы должны внести в мою казну... Кстати, сколько у вас чернолюдов?
– С-сорок с-семь, – заикаясь, пробормотал работорговец.
– Значит вы должны заплатить пошлину в размере четырёх тысяч семисот золотых.
– О Боже! – выдохнул Пал Антич. – Это же целое состояние! Где я возьму такие деньги?
– Опять же, это ваша забота, – безразлично пожал плечами Стэн. – Либо платите пошлину, либо убирайтесь прочь из Мышковича. К вашему сведению, недавно я, как воевода Гаалосага, своим указом установил обязательный для всех портов нашей земли минимальный размер пошлины на рабов в семьдесят золотых. Так что советую вам попытать счастья в Ибрии, если не хотите плыть со своим товаром аж в Северное Поморье. Или же поворачивайте обратно и попытайтесь проникнуть через Тегинский пролив в Срединное море. Насколько мне известно, во Влохии есть спрос на чернолюдов.
– В Ибрии полно рабов-маури, – запричитал купец. – Я не окуплю там своих затрат. В северных водах эти скоты подохнут от холода, а в Тегинском проливе спасу нет от маурийских пиратов – и вы это прекрасно знаете! Вы душите мою торговлю, государь...
Стэн резко перебил его:
– Я душу не торговлю, а работорговлю, господин Антич. Это разные вещи. Кстати, вы слав?
Пал Антич растерянно заморгал, сбитый с толку внезапной переменой темы разговора.
– Я... По отцу я слав, ваша светлость. Моя мать была из гаалов, но это не запрещает мне...
– В том-то всё дело! Шесть веков назад наши предки-славы пришли с востока и завоевали Западный Край. Они покорили много народов, в том числе и народ вашей матери. Но они не обратили покорённые народы в рабов, а предпочли жить с ними, как с равными. Там же, где рабство существовало, оно было отменено. Наши предки были свободолюбивыми людьми, превыше всего они ценили свободу – как свою, так и чужую, – и люто ненавидели неволю. – Стэн на секунду умолк и устремил на Пала Антича уничтожающий взгляд. – А вы что делаете, жалкий потомок великих пращуров? Возрождаете рабство, против которого боролись ваши предки – и славы, и гаалы! Неужто вы забыли, что сказано в Золотой Хартии: «Всякий человек в Империи есть свободен и может принадлежать токмо самому себе»?
– Но ведь император... – уже ради проформы пытался протестовать Пал Антич.
– Катитесь вы к чёрту... – Стэн лишь в последний момент сдержался, чтобы не добавить: «со своим императором». – Значит так. Не позже, чем через час, вы должны поднять паруса и покинуть порт, иначе ваше судно будет арестовано, а весь товар конфискован за неуплату пошлины. Можете отправляться куда угодно – хоть в Ибрию, хоть на северное побережье, хоть в Серединное море, а хоть и в саму преисподнюю, – мне безразлично. Наш разговор закончен, господин Антич. Вы свободны.
Стэн повернулся к нему спиной. Работорговец порывался было продолжить спор, но стражники, уже не церемонясь, оттеснили его от главного причала. Смирившись, наконец, с поражением, Пал Антич поплёлся к своей шлюпке; вслед ему сыпались насмешки и оскорбления.
– А вы здорово приструнили мерзавца! – одобрительно произнёс Иштван. – Мне понравилось, как вы говорили о наших предках.
Прищурившись, Стэн посмотрел на рейд. Шлюпки с «Князя Всевлада» и «Святой Илоны» уже готовились к возвращению на берег.
– Это всего лишь слова, – сказал он. – На самом деле наши предки не были столь трогательно великодушны к побеждённым... Впрочем, сейчас меня больше волнует не прошлое, а будущее. По правде говоря, мне глубоко плевать на чернолюдов. Если за грошовые побрякушки они продают друг друга в рабство, то так им и надо, они не заслуживают свободы. Но я категорически против их ввоза в Западный Край. Рабы – самая большая угроза для государства; они похуже, чем любые внешние враги. Именно рабы погубили Древнюю Империю – они же погубят и нашу, если мы вовремя не остановим работорговлю. Пока что чернолюды у нас диковинка, они дорого стоят, и покупают их лишь разжиревшие князья и жупаны – развлечения ради и для того, чтобы было чем хвастаться перед соседями. Но когда чернолюдов начнут ввозить тысячами и продавать по несколько динаров за душу; когда помещики станут сгонять со своих земель вольных крестьян и сажать на их место рабов, а оставшиеся без средств к существованию крестьяне целыми сёлами пойдут в лесные разбойники; когда в цехах и мануфактурах будут трудиться рабы, а толпы нищих, мающихся от безделья горожан будут бродить по улицам и выпрашивать у власть имущих хлеба и зрелищ... Вот тогда начнётся великая смута! – Стэн вздохнул. – Ну, ладно. Пока ещё не стемнело, я хочу побывать в часовне моей матушки. Вы, Иштван, дождитесь своих людей и ступайте с ними в замок. Я скоро вернусь, а вы тем временем потолкуйте с Волчеком. Вам есть что обсудить перед дальней дорогой.
– Да уж, ваша светлость, – кивнул Иштван. – Теперь нам нужно о многом поговорить. Боюсь, нас ожидает бессонная ночь.
«Меня тоже», – подумал Стэн, затем кликнул своего оруженосца и велел подать коня.
Глава 2
Часовня святой Илоны была воздвигнута на возвышенности у самого моря, откуда, как на ладони, обозревался вход в бухту. Девять лет назад здесь разыгралась драма, отголоски которой прогремели по всему Западному Краю и покрыли имя матери Стэна немеркнущей славой.
Сам Стэн не был свидетелем тех событий. Тогда он находился на севере Гаалосага, поскольку возникла реальная угроза массового вторжения с Сильтских островов (уже там Стэн получил известие, что его отец, князь Всевлад, погиб в Ютланне). Правившие островами колдуны-друиды, пользуясь тем, что Империя погрязла в войне с Норландом, возобновили морские набеги на северное побережье Гаалосага. Как оказалось впоследствии, это был лишь отвлекающий манёвр, и тогдашний земельный воевода слишком поздно разгадал коварный замысел друидов. В то самое время, когда почти все незанятые в норландской кампании войска были сосредоточены на севере, юго-запад Гаалосага остался практически незащищённым – и именно туда друиды направили свой главный удар, намереваясь в первую очередь захватить порт Мышкович. Их огромная армада, сделав большой крюк, успешно избежала внимания имперских дозорных и незамеченной вошла в воды Ибрийского моря.
Утром 11 червеца жители Мышковича увидели на горизонте множество парусов. Всякие сомнения относительно цели прибытия непрошеных гостей исчезли после того, как те без лишних церемоний потопили два сторожевых корабля и рыбацкую шхуну, которая ещё на рассвете вышла на промысел и не сумела уклониться от встречи с вражеской армадой. А когда наблюдатели по некоторым характерным признакам установили принадлежность приближавшихся кораблей к военному флоту друидов, в городе началась паника. Люди были наслышаны о жестокости островитян и знали, что пощады не будет никому. Мужчины сажали женщин, детей и стариков на лодки и баржи и отправляли их вверх по реке, а сами стали готовиться принять неравный бой; для этих целей комендант гарнизона реквизировал все находящиеся в порту торговые и рыболовные судна. Защитники города прекрасно понимали, что их поражение неминуемо, и мало кто доживёт до вечера – слишком уж велики были силы захватчиков. Но отступать они не собирались – нужно было выиграть время, хоть ненадолго задержать врага, чтобы известие о нападении друидов успело достичь ближайших замков и городов, чтобы престарелые родители, малые детишки, жёны и сёстры ушли как можно дальше вглубь страны и оказались в относительной безопасности. Мужчины Мышковича готовились дорого отдать свои жизни...
И тут вмешалась княгиня Илона, которая чуть раньше наотрез отказалась покинуть город вместе с другими женщинами. Своей властью она строго-настрого запретила кораблям покидать гавань до особого распоряжения, а сама, велев никому её не сопровождать, поднялась на возвышенность у моря, откуда был виден весь грозный флот друидов, который неумолимо приближался к берегу. Княгиня слыла человеком во всех отношениях незаурядным, и сведущие люди решили было, что она пытается определить наиболее выгодную диспозицию войск защитников города...
Как вдруг, по единодушному утверждению очевидцев, княгиня засияла! Её стройную фигуру окутал голубой светящийся ореол, а многие клялись, что видели парящий над её головой золотой нимб. В то время, как большинство свидетелей этого чуда замерли в оцепенении, а некоторые особо нервные грохнулись в обморок или попадали на колени и стали молиться, самые отчаянные храбрецы бросились к возвышенности. Однако шагах в десяти – пятнадцати от княгини они словно бы натолкнулись на невидимую упругую стену и не смогли двинуться дальше.
Между тем княгиня протянула руки в направлении кораблей друидов, из обеих её ладоней вырвались ослепительно-яркие жёлтые лучи и ударили в корпус флагмана захватчиков. Судно тут же вспыхнуло, как былинка, и, охваченное пламенем от носа до кормы, превратилось в один огромный пылающий на воде факел.
Считавшие себя обречёнными защитники города не успели как следует изумиться, когда ещё два корабля друидов разделили участь своего флагмана. Потом ещё, и ещё... Огромная армада захватчиков таяла на глазах. В море бушевал грандиозный пожар. Лишь нескольким десяткам островитян удалось покинуть горящие корабли и вплавь добраться до берега. Они пытались сдаться в плен, но всех их безжалостно убивали на месте.
Когда последний корабль друидов был уничтожен, княгиня Илона повернулась к своим подданным и подняла руку в прощальном жесте. Те, кто стоял у незримого барьера, видели, как она улыбнулась. Затем сияющий ореол отделился от неё и, сохраняя очертания её фигуры, взмыл в небо, а сама она, как подкошенная, рухнула наземь. Ограждавшая её невидимая стена тотчас исчезла, наиболее смелые из храбрецов сразу же подбежали к княгине, чтобы оказать ей помощь, – но она уже была мертва. А на её губах навечно застыла печальная улыбка...
Благодаря тому, что свидетелями происшедшего были в основном взрослые мужчины, не склонные к истеричному фантазёрству, рассказы большинства очевидцев в целом соответствовали действительности и даже в деталях не очень противоречили, а скорее взаимно дополняли друг друга. Уже потом, при пересказах, всплыли вымышленные подробности – как-то: явление лика Господнего, пение хора ангелов и прочее, – но общей картины они не искажали, лишь слегка приукрашивая её.
Никто в Мышковиче не сомневался, что сила, позволившая княгине остановить вторжение друидов, была ниспослана ей свыше. Правда, поначалу многих обескуражила её смерть, однако епископ Мышковицкий быстро нашёл объяснение: дескать, Отец Небесный, даровав ей такое огромное могущество, не мог оставить её на бренной земле, а потому призвал к себе. Впоследствии это стало официальной точкой зрения церкви.
Стэн и сам чуть было не уверовал в божественное вмешательство. К семнадцати годам он уже вполне овладел своими способностями и имел более или менее чёткое представление о границах возможного; однако то, что совершила его мать, не укладывалось ни в какие мыслимые рамки. И все его сородичи-Конноры, с которыми он обсуждал случившееся, высказывали своё откровенное недоумение. «Обладай мы хоть малой толикой такого могущества, – резонно утверждали они, – нам не пришлось бы жить в подполье, скрывая от людей свои способности. Мы давно бы стали властелинами мира». Впрочем, недоумение и замешательство длились недолго. Вскоре им на смену пришло глубокое потрясение, когда выяснилось, что княгиня Илона прибегла к помощи Высших Сил – тех самых, которые мгновенно убивают любого, кто посмеет прикоснуться к ним. Её смерть наступила не в результате перенапряжения, как полагал кое-кто; она была обречена с самого начала и полностью отдавала себе отчёт в последствиях своего поступка. Фактически, она получила смертельный удар, едва лишь вызвав Высшие Силы, а всё то время, которое понадобилось для уничтожения эскадры друидов, жизнь в ней держалась лишь благодаря отчаянным усилиям одиннадцати её собратьев по Искусству – незримых, но отнюдь не пассивных участников беспрецедентной схватки с дикой, необузданной стихией...
Когда Стэн узнал это, он стал ещё больше восхищаться поступком матери. Ведь она прекрасно понимала, что идёт на верную смерть без единого шанса выжить. Если каждый из защитников города, готовясь к бою, сознательно или нет ещё тешил себя слабой надеждой, что именно ему посчастливится уцелеть, то у княгини не было никакой надежды. Она знала, что умрёт, – и умерла, спасая жизни тысяч и тысяч людей. Порой Стэн задумывался над тем, как бы он повёл себя на месте матери, и всякий раз, стараясь быть честным перед собой, приходил к неутешительному выводу, что ему не достало бы мужества на такое самопожертвование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48