А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я никогда не сомневался в милости Божией, но начал ставить под вопрос христианскую веру в чудеса. Считаю, что истинный христианин должен вести себя именно так. Ортодоксальная вера страшит меня; в ней мало любви и еще меньше понимания того, что вы назвали «обычным человеческим несчастьем».
Зигмунд подумал: «Он обладает тем же свойством, что Адлер, Юнг, Ференци, – умеет внушать свои мысли другим».
Гость олицетворял внутреннее спокойствие; чувствовалось, что он понимает состояние человека и не осуждает его. Но, как пришлось убедиться учителям Пфистера, а затем его духовным наставникам, никто не мог бы поставить под сомнение его независимый характер. Он был последовательным борцом за христианскую этику: за любовь к ближнему. Отказался возглавить престижную кафедру в Цюрихском университете и предпочел остаться в своем приходе и продолжить работу с подростками.
Зигмунд вежливо сказал:
– Когда в моих письмах я обращался к вам «дорогой Божий человек», ощущали ли вы, какое удовольствие доставляет мне, неисправимому еретику, поддерживать дружбу с протестантским священником?
– Господин профессор, согласно иудейско–христианской традиции, я должен стоять на том, что вы тоже добрый христианин.
Зигмунд усмехнулся:
– Один из моих друзей в Праге, Кристиан фон Эренфельс, опубликовавший недавно поучительную книгу о сексуальной этике, назвал нас «сексуальными протестантами». Расскажите, как вы преподаете теологию детям из различных социальных слоев.
– Мой метод заключается в том, чтобы не быть равнодушным. Если учащийся засыпает на уроке, то это моя вина. Во–вторых, я преподношу религию как спасение, как источник радости и опоры в тяжелые моменты.
Зигмунд рассудительно ответил:
– Когда–то религия подавляла неврозы… Сам по себе психоанализ не является ни религиозным, ни антирелигиозным, он – бесстрастный инструмент, который могут применять и священник и неверующий, оказывая помощь больному.
Пфистер встревожился.
– Со взрослыми да, согласен, я должен помогать тем; кто приходит ко мне, слепо страдающим. Но как быть с детьми?
– В каком смысле?
– Немногие учителя, если вообще кто–либо из них, понимают, что происходит в уме ребенка, не говоря уже о подсознании. Мы должны обучить учителей фрейдистским принципам. Если мы сможем внушить любовь к Богу и к просвещенному учителю, то половина наших проблем будет решена. Это мечта моей жизни. Вы увидите, господин профессор, что, прежде чем уйти в небытие, я оставлю след в мрачной церкви и в гнетущей школе в Швейцарии.

5

С каждым годом дом Фрейдов становился все прочнее. Это было счастливое семейство, несмотря на то, что зимой каждый час Зигмунда был строго расписан. В семь часов утра он принимал душ, затем парикмахер приводил в порядок его бороду и шевелюру. После этого семья завтракала; во время завтрака Зигмунд успевал перелистать «Нойе Фрайе Прессе». В восемь часов он был в своем кабинете, дети уходили в школу, а Марта – на рынок.
Зигмунд не увлекался более традиционным гуляшом и кофе в одиннадцать и пять часов дня; его единственной слабостью оставались сигары, тут он позволял себе быть расточительным. Ежедневно после обеда он направлялся в табачную лавку около церкви Микаэлер, где покупал двадцать превосходных сигар.
После многих лет падений и взлетов его медицинская практика стала постоянной. Он принимал десять – двенадцать пациентов в день, а также частенько направлял больных к молодым врачам из своей группы психоаналитиков. Получая сорок крон за каждый час приема, он смог приобрести для Марты страховой полис, который обеспечивал ей безбедную жизнь в случае его смерти, и вложить часть сбережений в государственные облигации как гарантию образования для детей.
Дети жили дружно и в согласии, ссоры между ними были редкими. По субботам они ходили вместе на танцы; если у девочек были билеты в театр, Зигмунд выбирал время своей вечерней прогулки с таким расчетом, чтобы после спектакля проводить их домой. Он давал им карманные деньги, заботился о том, чтобы они хорошо одевались, что, на его взгляд, важно для их психического комфорта. Он не хотел, чтобы дети испытывали трудности, подобные тем, какие пережил он в молодости. Теперь, когда они подросли, им требовалось больше денег на расходы, и он поровну распределял между ними свой скромный гонорар за книги.
Он научил их играть в карты, считая, что эта игра сближает, и выкраивал для этого в неделю пару часов. Матильда и ее муж часто присоединялись к ним. Из Марты так и не получилось картежницы, но она любила наблюдать за игрой всей семьи.
Каждое воскресенье утром Зигмунд посещал Амалию и Дольфи. Амалии исполнилось семьдесят три года, но ее здоровье оставалось крепким. Марта часто приглашала родственников на воскресный ужин – Розу и ее детей, Александра с женой, Паули с дочерью, Амалию и Дольфи. Она ставила блюда с яствами на отдельный столик, и каждый брал столько, сколько хотелось.
Иногда вечером по вторникам Зигмунд читал лекции в обществе «Бнай Брит»; он был признателен членам этого общества за то, что они были его слушателями в те времена, когда у него не было другой аудитории. После вечерних встреч Венского общества психоаналитиков по средам он направлялся с коллегами и гостями в соседнее кафе отдохнуть и побеседовать. После лекции вечером в субботу в Венском университете он посещал Леопольда Кёнигштейна, где его ждал ужин, а потом он, Оскар Рие и доктор Людвиг Розенштейн играли в карты. Часто в субботние вечера Марта наносила визиты знакомым дамам.
Она также установила дни приемов у себя. Фрау профессорша Кёнигштейн, фрау докторша Мелани Рие, другие женщины приходили к пяти часам на кофе с печеньем.
В воскресенье после полудня, когда Зигмунд отдыхал и не занимался рукописями, он посещал с детьми два превосходных музея искусств, которыми славилась Вена. Они знали каждую картину, особенно Рембрандта, Брейгелей, Старшего и Младшего; их интерес обострялся тем, что Зигмунд сопоставлял экспонаты с теми, что видел в Италии, ибо Габсбурги собрали превосходные картины Тициана, Тинторетто, Рубенса, Веронезе.
Он был заботливым отцом, под опекой которого дети взрослели, как предписывала их собственная натура. Во многих семьях Вены его сочли бы слишком уступчивым к детям. Он позволял им принимать собственные решения, после того как выполнена работа по дому и школьные задания. Когда они подросли, Зигмунд предоставил им возможность посетить Германию, Голландию и Италию.
Шестнадцатилетняя дочь София по кличке Воскресное Дитятко была ласковой проказницей. Хорошенькая и нежная, она унаследовала натуру матери. При первой возможности она садилась на колени к отцу, когда он устраивался в большом кресле.
Между Зигмундом и тринадцатилетней Анной существовали особые узы любви и взаимопонимания. Она была прилежной и любознательной ученицей. Анна и София при всей противоположности их натур не афишировали своего соперничества и поддерживали отношения, доставлявшие родителям радость. Умный и привлекательный, семнадцатилетний Эрнст был известен в семье как удачливое дитя, он добивался успеха во всем, за что брался. В квартире на Берггассе часто собиралась молодежь, хотя Марта не устраивала каких–то вечеринок. Зигмунд вел себя просто, как радушный хозяин. Он не всегда был свободен, но дети знали, что он постоянно помнит о них; если они опаздывали на обед или вовсе не появлялись за столом, он беспокоился и, указывая вилкой или ложкой на свободный стул, спрашивал Марту, почему нет такого–то.
Дети знали, что отец становится все более известным, но, учитывая его врожденную скромность, никогда не поддавались тщеславию. Они воспитывались под влиянием его сдержанного остроумия, от которого получали большое удовольствие, одновременно им приходилось выслушивать язвительные шутки и выпады тетушки Минны. Как и у Эрнеста Джонса, у нее был язык остер, как иголка, но высмеивал слабости лишь чуждых ей людей.
Марта была столь же дисциплинированна, как и Зигмунд. Она не позволяла себе провести целый день за книгой или чередуя отдых с чтением, ибо еще мать обучила ее, как следует хозяйке дома вести себя. Иногда она покидала дом, чтобы посетить друзей, встретиться с подругами за чашечкой кофе. Зигмунд предлагал ей присоединиться к нему для послеобеденной прогулки, но она соглашалась сопровождать мужа только в том случае, когда был заранее установлен маршрут: отнести гранки Дойтике или Хеллеру, зайти в табачную лавку за сигарами. Если же он просто предлагал погулять часок вокруг Рингштрассе, она отвечала:
– Спасибо, у меня уже была физзарядка.
Вечер был для нее лучшим временем дня. Зигмунд работал с пациентами до девяти часов, а тетушка Минна ужинала с детьми, давая тем самым Марте и Зигмунду возможность побыть час вместе. Иногда он уносил почту и рукописи в рабочий кабинет, а она, сидя в глубоком кресле рядом, читала Томаса Манна или Ромена Роллана. Когда ей не хотелось оставаться одной, она читала в его кабинете до полуночи.
Давно стало ясно, что Минна – прирожденная тетушка; всем своим существом она была создана для такой роли. Шесть детей принадлежали ей в той же мере, как и Марте. Она никогда не выдавала их секретов. Она не вмешивалась в ведение хозяйства; если кто–то из прислуги обращался к ней, тетушка Минна отвечала:
– Спросите фрау профессоршу.
Она искусно вышивала, готовя подарки к дням рождения, юбилеям, Рождеству. Казалось, что с возрастом она становилась выше и крупнее. Она носила длинные юбки, закрывавшие ботинки. Марта как–то заметила:
– Никогда не представляла себе, что у нее есть ноги.
Это было сплоченное, трудолюбивое семейство. Зигмунду всегда хотелось, чтобы его избранница была ласковой и приветливой. Эти свойства Марты унаследовали и ее дети.
В конце 1908 года Зигмунд получил из штата Массачусетс письмо президента Университета Кларка Стэнли Холла с приглашением приехать в Америку и выступить с серией лекций в ознаменование двадцатой годовщины университета. Хорошо известный и уважаемый воспитатель президент Холл – сторонник фрейдистского психоанализа – писал: «Я не имел возможности познакомиться с вами лично, но многие годы проявлял интерес к вашим работам и тщательно изучил их, а также работы ваших последователей».
Зигмунд знал, что это истинная правда, ведь год назад Холл опубликовал книгу «Юность», где было пять ссылок на работу Фрейда «Об истерии». Холл предсказывал, что исследования доктора Зигмунда Фрейда приобретут большое значение для понимания сути искусства и религии.
Он хотел, чтобы доктор Фрейд приехал в Америку в начале июля, и был готов выплатить гонорар в четыреста долларов Общественность Соединенных Штатов созрела для смелых высказываний основателя психоанализа. Лекции Фрейда «явятся, видимо, эпохальным рубежом в истории подобных исследований в нашей стране».
В перерыве между приемом пациентов Зигмунд показал письмо Марте, подчеркнув:
– Впервые один из всемирно известных университетов приглашает меня выступить с изложением моих взглядов. Это меня радует.
– Конечно, ты поедешь?
– Увы! До университета шесть тысяч километров и неделя плавания. Четыреста долларов покроют мои расходы, но я потеряю месяц практики. А ведь это время, когда я наиболее загружен, стараясь восстановить здоровье пациентов, чтобы они могли понаслаждаться летом.
– А жаль! – сказала Марта. – Это позволило бы тебе увидеть Соединенные Штаты, а также помочь Бриллу и Джонсу. Мы глупцы, ведь мы копим деньги на худой случай, а может быть, разумнее вкладывать их в банк «на добрый случай»?
Президент Холл не унимался, он ответил на письмо Зигмунда сожалением и сделал новое предложение: гонорар будет увеличен до семисот пятидесяти долларов, доктор Фрейд может прочитать лекции в сентябре. Университет Кларка намерен присвоить ему почетное звание доктора права.
– Теперь–то ты должен поехать, – возбужденно твердила Марта. – Президент Холл отрезал тебе все пути отступления.
Зигмунд робко улыбнулся.
– От доктора права не отказываются; это старейший престижный титул. Вероятно, он будет единственным почетным званием, которое я когда–либо получу, и, следовательно, надо использовать сполна представившуюся возможность. Я смогу составить тексты лекций на пароходе. Может быть, спросить Шандора Ференци, согласен ли он поехать со мной?
Зигмунд показал письмо членам Венского психоаналитического общества, и оно их взволновало. Альфред Адлер выступил от имени всех и сказал с гордостью:
– Это еще один шаг на пути к официальному признанию. Мы должны завоевать университеты, эти наиболее важные бастионы идей. Нам представилась редкая возможность, профессор Фрейд и я надеюсь, что вы договоритесь о публикации лекций.
Ференци принял предложение. Позже Зигмунд с радостью узнал, что Университет Кларка пригласил также Карла Юнга прочитать лекции о методе словесной ассоциации, начало которому было положено в Цюрихе. Предполагалось, что и Юнгу будет присвоено почетное звание доктора права. Сообщая за обеденным столом эту новость Марте и Минне, Зигмунд подчеркнул:
– Это поднимет значение того, что мы делаем. Сегодня же я должен написать Юнгу и предложить ему поехать вместе с Ференци и со мной.

6

1908 год оказался плодотворным. В научных журналах появились пять его статей: «Литературное творчество и дневные грезы», «Истерические фантазии и их связь с бисексуальностью», «Цивилизованная» сексуальная мораль и современные нервные болезни», «О сексуальных фантазиях детей». Сообщения о публикации его монографии «Характер и анальный эротизм» вызвали новые бурные нападки. Наиболее яростные из его оппонентов наклеивали на него самые грязные, не произносимые в культурном обществе ярлыки.
Он показал, что для сексуального возбуждения в распоряжении ребенка есть такие части тела, как гениталии, рот и анальное отверстие, которые являются эрогенными зонами. Работая со взрослыми пациентами, Зигмунд выяснил, что некоторые дети склонны более остро ощущать анальную зону. Их первым проявлением было нежелание испражняться, ибо так они рассчитывали самоутвердиться, осуществляя контроль при испражнении; они также получали удовлетворение, отказываясь выполнить просьбу матери. Такие индивиды позднее очаровывались собственными испражнениями, гордились их производством, тратили время на их изучение, приравнивали испражнения к богатству, боготворили их. Если родители столь сильно желают, чтобы были испражнения, то почему они не могут быть самым ценным подарком, который может предложить им ребенок?
По мере взросления ребенка повышенная чувствительность к этому исчезала и сосредоточение внимания на анальной зоне переносилось на половые органы. Но анальный эротизм оставлял отчетливый отпечаток на характере; такие люди, как правило, становились любящими порядок, точными, скупыми и упрямыми. Зигмунд сталкивался со многими случаями хронических запоров, которые не могли вылечить врачи–терапевты; он увидел в этом форму невроза, вызванного тем, что испражнения принимались за золото: «Не отдам своего богатства!»
Путем переноса из подсознания в сознание причины нервного расстройства Зигмунду удавалось облегчить положение больных, хотя иногда приходилось проводить их по всему пути – от древневавилонского «золото есть исчадие ада» до современного вульгаризма, порицающего мотовство. Не всем удавался такой процесс; многие гомосексуалисты, приходившие за помощью к Зигмунду, так и не смогли преодолеть стадию анального эротизма.
Зигмунд думал об обрушившейся на него ярости, когда он впервые опубликовал сведения об обнаруженной им сексуальности детей. Он заметил Отто Ранку, делавшему записи о поступившей серии медицинских журналов, что даже врачи стараются не замечать детской сексуальности.
– Им следовало бы вспомнить свое детство, – пробормотал Ранк, толстые стекла очков которого делали его глаза огромными.
– Совершенно верно. Требуется искусная ловкость со стороны пожилых людей, чтобы не заметить раннюю сексуальную активность или отмахнуться от нее. Но кто сказал, что человеческая раса не способна на выдумки? Она может превратить явную правду в ложь, а затем продать иллюзию обществу, словно она – Священное Писание.
Ранк улыбнулся.
– Это не сойдет так легко, профессор. Вы учите людей понимать, что нет неприятной правды и нет прекрасной лжи.
Зигмунд похлопал Ранка по плечу.
– Кончай скорее университет, Отто, и добейся своей степени. Ты будешь первым психоаналитиком без звания врача и поможешь нам выполнить нашу задачу.
Теперь Зигмунд работал особенно продуктивно, поскольку в эту зиму и весной исходный материал был необычайно богатым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113