А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Йодль представил Гитлеру на подпись директивы № 27 и № 28. Первая, от 13 апреля, касалась заключительных операций на Балканах. В ней указывалось на необходимость после их завершения «главные силы введенных в действие соединений сухопутных войск вывести для нового использования»{221}. Вторая, от 25 апреля, была посвящена операции «Меркурий» – захвату острова Крит. Эту акцию считал особенно необходимой Ешоннек – как с точки зрения завоевания Греции, так и обеспечения операций Роммеля в Северной Африке.
В полдень 28 апреля мы снова прибыли в столицу рейха. На сей раз Гитлер вернулся из победного похода. В Имперской канцелярии толпилось по такому случаю множество любопытствующих и поздравителей. Все они стремились узнать поподробнее и о самом фюрере, и о прошедшей кампании. Но у него, за исключением трапез, было мало времени рассказывать о событиях. Он хвалил греческое войско, которое, по его словам, сражалось храбро. О боевой силе итальянцев не говорил ничего. Выделял лишь одного Муссолини, которого превозносил за его надежное братство в борьбе против Англии, но тут же, не переводя дыхания, критиковал командование итальянских войск и королевский дом, которые, как и прежде, оставались проанглийскими.
Отныне Гитлер целиком и полностью был занят последними приготовлениями к нападению на Россию. В одном вечернем разговоре с ним я имел случай спросить его о дате начала этого похода и сказал, что сам однажды попал в Россию 5 мая 1929 г. Как помнится, с того дня стояла только сухая и хорошая погода. Не могу себе представить, чтобы вермахт всего из-за нескольких дивизий, которые сейчас надо вывести из Греции, должен ждать почти два месяца, чтобы быть готовым к новой операции. Фюрер выслушал меня молча и наконец сказал: генерал Гальдер с его «старомодными» представлениями весьма мало понимает в ведении современной войны. Он еще и еще раз побеседует с генералом. Однако, как я узнал, Гальдер ссылался на транспортные трудности при переброске войск, а также на необходимость отдыха и пополнения соединений. Причины – меня не убедившие. Гитлер в мероприятия Гальдера не вмешивался. Хотя фюрер и пытался убедить упрямого генерала в правильности и логике своих взглядов, в этом деле он не продвинулся ни на шаг. Все так и шло в духе указаний Гальдера о переброске дивизий с Балкан.
29 апреля Гитлер снова выступил перед девятью тысячами обер-фенрихов, ждущих своего производства в лейтенанты. Он обрисовал успехи в войне, упомянул о храбрости германского солдата и потребовал «никогда не капитулировать… Одного только слова не знаю я и никогда не буду знать как фюрер немецкого народа и ваш Верховный главнокомандующий; слово это – капитуляция, сдача на чью-то чужую милость. Никогда, никогда! Именно так должны мыслить и вы!».
30 апреля Гитлер обсудил с Йодлем подробности начала нападения по плану «Барбаросса», которые начальник штаба оперативного руководства вермахта 1 мая в виде письма передал в войска. Именно в данном документе был указан день нападения – 22 июня 1941 г. Это потребовало введения с 23 мая максимально уплотненного графика всех приготовлений. Насчет соотношения сил Йодль указал: главные силы русских значительно подкреплены на южном участке фронта. На центральном же участке русские в последнее время производят передвижение войск к линии фронта, но при этом крупное германское превосходство в силах остается. На основе оценки, данной главнокомандующим сухопутных войск, Йодль считался с возможностью острых приграничных боев, которые могут потребовать до четырех недель. Русский солдат будет сражаться там, где поставлен, до последнего. Гитлер лично принял участие в составлении текста этого письма войскам. Он уже примирился с тем, что день нападения изменить нельзя.
В воскресенье 4 мая, в 18 часов состоялось обычное после каждой успешной кампании выступление фюрера в рейхстаге. Подчеркнув особенную мощь и выдающиеся успехи вермахта, Гитлер сказал: «Году 1941-у суждено войти в историю как году нашего величайшего триумфа». Под этим он подразумевал отнюдь не Балканскую кампанию, а предстоящую операцию «Барбаросса». Весь рейх только и говорил что о приближающемся походе на Россию. Солдаты, сосредоточенные в полной боевой готовности на бывшей польской территории, огромное количество формирований по снабжению войск и концентрация средств связи – все это давало легко понять, какая у Гитлера цель. Слишком много всего было мобилизовано для этой кампании, чтобы ее удалось сохранить в тайне.
После заседания рейхстага Гитлер отправился в Данциг, где уже были готовы к выходу в море линкоры «Бисмарк» и «Принц Ойген». Он захотел на борту «Бисмарка» поговорить с флотским начальником адмиралом Лютьенсом перед отплытием этого корабля в Атлантику, ознакомиться с дредноутом и посмотреть, какова на нем команда. По возвращении я услышал от него похвалу как кораблям, так и их личному составу, к которым он ощутил полное доверие. Единственная грозящая им при определенных обстоятельствах опасность – воздушные налеты с авианосца, и это вселяло в Гитлера огромную тревогу. Йодлю же он сказал, что крупные военные корабли на войне вообще излишни. Всегда подвержены большой угрозе быть атакованными самолетами или их торпедами, а сами эту угрозу предотвратить не могут. Фюрер, с одной стороны, был горд той боевой силой, которую Германия посылала в океанские просторы, а с другой – с опасением следил за плаванием таких гигантов.
Проведя два дня в Берлине, Гитлер затем заехал в Мюнхен, а вечером 9 мая оказался на Оберзальцберге. При отъезде бросил реплику, что хочет еще несколько дней насладиться покоем, ну а в июне он появится в Берлине свежим и отдохнувшим. Кейтелю и Йодлю тоже посоветовал «хорошенько отдохнуть в эти дни» перед нападением на Россию.

Полет Гесса в Англию

11 мая в первой половине дня к Гитлеру в «Бергхоф» явился адъютант Рудольфа Гесса Пинч и вручил ему письмо самого Гесса. Фюрер, еще лежавший в постели, быстро встал, поспешил в холл и прочел письмо. Потом спросил Пинча, известно ли ему содержание письма, и получил утвердительный ответ, после чего велел немедленно арестовать его вместе с другим адъютантом Лейтгеном и отправить их в концлагерь. Они нарушили приказ фюрера не спускать с Гесса глаз. Гитлер срочно позвал к себе Геринга, Риббентропа и Бормана. Геринг явился в сопровождении Удета. После долгого обсуждения фюрер несколько раз выразил надежду, что Гесс может погибнуть, рухнуть на землю. Особенно раздражал его тот факт, что Гесс, несмотря на объявленный ему запрет летать, сумел осуществить все приготовления к своей акции. В поведении Гесса Гитлер видел результат владевших тем «безумных взглядов».
В конце концов фюрер решил 12 мая публично сообщить о полете Гесса, так обосновав его поступок: «Оставленное письмо при всей его сумбурности носит, к сожалению, черты умственного расстройства, дающего повод опасаться, что партай-геноссе Гесс стал жертвой умопомрачения{222}. В ответ на это коммюнике англичане подтвердили приземление на своей земле Гесса и присовокупили, что он находится в добром здравии. Гитлеру осталось только опубликовать в бюллетене „Национал-социалистическая партийная корреспонденция“ дополнение к своему коммюнике. В нем говорилось, что „Гесс тяжело страдал физически“, прибегал к магнетизму и пользовался услугами астрологов. Публикация заканчивалась словами: „Это ровным счетом ничего не меняет в навязанном немецкому народу продолжении войны против Англии“. Больше в Германии об этом полете и о том, что привело к нему, ничего услышать было нельзя.
15 мая Гитлер собрал на Оберзальцберге всех рейхсляйтеров и гауляйтеров и проинформировал их об этом инциденте. Рейхсляйтеру Борману пришлось зачитать письмо Гесса вслух. Фюрер сказал по этому поводу несколько слов, заявив, что видит в поступке Гесса совершенно ненормальную интерпретацию нынешних политических условий. Гитлер назначил Бормана подчиненным ему лично начальником Партийной канцелярии.
Я знал Рудольфа Гесса вот уже четыре года по его посещениям Гитлера, а также и по многим другим случаям; известны были мне и его беседы с фюрером. Был ли Гесс действительно подвержен в последнее время сумасбродным взглядам или, говоря точнее, находился не в своем уме? Я пришел к убеждению: такой ночной полет на двухмоторном самолете «Ме-110» мог совершить в одиночку только вполне здоровый и нормальный человек. Для меня Гесс являлся именно таким и полностью владеющим своими чувствами. Его желание установить контакт с англичанами для остановки войны казалось мне весьма нормальным и правильным. Гесс очень хорошо знал Гитлера и его мысли насчет ведения войны, особенно же точно – его намерение выступить против России. Я рассматриваю полет Гесса в Англию как его сомнение в благополучном исходе войны и как возникшее у него стремление непременно что-то предпринять, чтобы не допустить этого. Сам же я его сомнения разделял и в скором времени убедился, что так думал не только я один.

Крит

Май продолжал оставаться месяцем неспокойным. 20 мая парашютные и авиадесантные части генерала авиации Штудента приступили к захвату острова Крит. Эта рискованная операция затянулась до 2 июня. Только тогда весь остров оказался в немецких руках. Авиадесантные войска понесли тяжелые потери, сражаясь за каждый квадратный метр. Когда операции уже грозил срыв, Ешоннек полетел на Пелопоннес и лично возглавил командование. Он приказал немедленно начать переброску 22-й пехотной дивизии. Это стоило люфтваффе многих транспортных самолетов, но позволило за несколько дней значительно подкрепить наши силы на Крите. Англичане оставили остров. Наши парашютисты добились крупного успеха, имевшего исключительно важное значение для ведения войны в восточной части Средиземного моря.
23 мая я писал своему дяде: «С 20 мая война уже бушует на последнем куске греческой земли – на острове Крит. Нам удалось неожиданно высадить там парашютистов и десантников и овладеть рядом аэродромов. Туда уже доставлены по воздуху почти две дивизии для полного захвата острова. Английский флот попытался было вмешаться, но под нашими бомбами ему пришлось ретироваться. Черчилль начал уже что-то вякать насчет возможной сдачи острова. Бои здесь снова показали, что морской флот может быть введен в действие только при господстве в воздухе… Роммелю пока приходится под Тобруком нелегко. Но никаких опасений нет. Ведь захват Крита облегчит и его положение. Фюрер лично подобрал в свое время именно генерала Роммеля для выполнения этой задачи. А ведь сухопутные войска предлагали совсем другого генерала…»

Потеря «Бисмарка»

18 мая «Бисмарк» и «Принц Ойген» вышли из Готенхафена, пересекли Балтийское, а также Северное море и затем, обогнув Англию с севера, взяли курс на Атлантику. Чтобы не подвергнуть операцию опасности, военно-морской флот ничего об обоих кораблях не сообщал, а ждал известий со стороны противника. 24 мая «Бисмарк» потопил сильнейший британский корабль – ударный крейсер «Худ». Редер лично прибыл в «Бергхоф» доложить Гитлеру об этом успехе. Фюрер поздравил его, но проявил большое беспокойство. Вмешаться в ход событий больше уже не мог никто.
Плавание «Бисмарка» продолжилось именно таким образом, что подтвердило опасения фюрера. Английский флот, непрерывно наращивая число собственных кораблей, вошел в боевое соприкосновение с линкором и стал подвергать его атакам самолетов со своих авианосцев «Викториуз» и «Арк Ройял». Их налеты привели к тому, что скорость «Бисмарка» снизилась, хотя он и продолжал идти курсом на Сан-Назер, отстреливаясь от своих преследователей. 26 мая в первой половине дня самолет-разведчик вновь обнаружил «Бисмарк» и стал его преследовать. В предвечерние часы самолеты с «Арк Ройял» атаковали корабль и одна торпеда попала в цель, повредив рулевое устройство. «Бисмарк» потерял маневренность и стал двигаться по окружности. Британский флот приближался. В бой вступили три-четыре вражеских крейсера и два авианосца. Незадолго до полуночи адмирал Лютьенс дал радиограмму: «Корабль маневрировать не может. Будем биться до последнего снаряда. Да здравствует фюрер!».
В это время Гитлер и я сидели в небольшой жилой комнате «Бергхофа» и ждали новых донесений. В 0.36 была получена новая, адресованная лично ему радиограмма: «Сражаемся до последнего, веря в Вас, мой фюрер, и полные твердокаменной веры в победу Германии». Гитлер продиктовал мне свой ответ: «С вами – вся Германия. Все, что еще можно сделать, делается. Геройское выполнение вами вашего долга придаст нашему народу новые силы в борьбе за свое существование. Адольф Гитлер». Я немедленно передал этот текст по телефону военно-морскому командованию. В комнате воцарилась полная тишина, пока фюрер через какое-то время не нарушил ее. Он спросил меня, сколь велика команда, которой теперь придется погибнуть. Я ответил: 2300 человек.
В продолжение этой ночи Гитлером все более овладевали злоба и гнев. Он говорил, что отныне не пустит в Атлантику ни одного линкора, ни одного крейсера. Из Берлина и с «Бисмарка» никаких известий больше не поступало. Между 2 и 3 часами ночи фюрер удалился. Совершенно подавленный, я отправился к себе и еще долго говорил с женой о той первой крупной потере в этой войне, которую понесли рейх и вермахт с гибелью «Бисмарка». В середине следующего дня военно-морской флот официально сообщил, что «Бисмарк» затонул{223}.
2 июня у фюрера состоялась на Бреннерском перевале продолжительная беседа с Муссолини насчет инцидента с Гессом, гибели «Бисмарка» и общих вопросов дальнейшего ведения войны. При этом о России Гитлером не было сказано ни слова.
4 июня поступила весть о смерти последнего германского кайзера{224}, Гитлер велел послать телеграммы соболезнования вдове и кронпринцу и назначил представителей партии и вермахта на похороны в Дорне: имперского комиссара по делам оккупированных Нидерландов имперского министра д-ра Зейсс-Инкварта и генерала авиации Христианзена, командовавшего там германскими войсками.
Сам же Гитлер принял 12 июня главу румынского государства Антонеску, посвященного в его планы относительно России и проявлявшего весьма большую заинтересованность в том, чтобы вновь завладеть Бессарабией. Поэтому он пообещал участвовать в военных действиях против России и собственными вооруженными силами. После аналогичных обещаний насчет Балкан Гитлер относился к ним очень настороженно и на это ничего не ответил.

Последние приготовления в канун 22 июня

На 14 июня Гитлер вызвал в Имперскую канцелярию командующих группами армий и армий, участвующих в Восточном походе. Потребовалась большая организационная работа, чтобы одновременное присутствие столь многих военачальников высокого ранга не бросалось в глаза. В полдень на доклад были вызваны генералы групп армий «Север» и «Центр», а к обеденному времени – генералы группы армий «Юг». Был установлен особый порядок въезда в Имперскую канцелярию. Некоторые машины заворачивали в ее сад с Вильгельмштрассе, а автомобиль Браухича – с Герман-Герингштрассе. Использовались и другие маршруты подъезда. Все прошло хорошо.
После нескольких приветственных слов Гитлер велел каждому командующему армии доложить свои намерения на первые дни боев и продолжение операции в своей полосе. В заключение о своих намерениях доложили командующие воздушных флотов. В этот долгий день фюрер получил соответствующее представление о силе соединении, числе танков и о многих подробностях. Перебивал он редко и слушал внимательно и тихо. Из докладов вытекало, что Красная Армия имеет количественное превосходство, но качество ее тем не менее – невысокое.
Отсюда делались оптимистические выводы относительно интенсивности предстоящих боев. И если все же большинство генералов было настроено против этого похода, причиной тому служило то, что тем самым начиналась война на два фронта, которую Германия, по всеобщему убеждению, долго выдержать и выиграть не могла.
Затем фюрер дал в своей квартире обед, воспользовавшись им для того, чтобы угостить фельдмаршалов и генералов длинной речью примерно на целый час. Гитлер говорил: эта война – война против большевизма. Он рассчитывает, что русский будет биться стойко и окажет упорное сопротивление. «Мы должны считаться с возможностью его крупных авиационных налетов, а потому следует организовать умную противовоздушную оборону. Наша люфтваффе наверняка достигнет быстро успехов и этим облегчит наступление соединений сухопутных войск. Самые тяжелые бои останутся позади уже примерно через шесть недель. Но каждый солдат должен знать, за что он сражается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76