Но откуда же тогда этот неприличный звук?
Винни снова и снова скользила взглядом по его великолепной фигуре. Инстинкт подсказывал ей, что неспроста мистер Тремор так молчалив и сдержан в последнее время, что он пытается скрыть снедавшее его напряжение и что сегодня это напряжение особенно велико. Он просто не в состоянии оставаться неподвижным.
— Перестаньте! — не выдержала Эдвина.
Но настырное «динь-дилинь» не умолкало, а мистер Тре-мор по-прежнему не спускал с нее глаз, в то время как непристойный звук стал еще громче.
Эдвина постаралась не обращать внимания на подобные глупости, сделав вид, будто рассматривает надписи на цилиндрах. Но что может быть у него в карманах? Что обычно бывает в карманах у мужчин?
Она тут же вспомнила про «обычное» содержимое карманов мистера Тремора. Про юрких проворных зверьков, снующих по самым темным углам. Про ошейники с бубенцами. Бубенцы? Неужели он таскает с собой бубенцы? Она готова была прожечь взглядом дыру в его брюках. Ну ладно, сегодня она устроит ему урок — вывернет его карманы наизнанку и просмотрит их содержимое! Не пропустит ни одного — даже жилетный карман для часов со звоном, от которых он до сих пор без ума!.
Стоп! Вот откуда этот звон! Цепочка от часов задевала яшмовую пуговицу на жилетке всякий раз, когда он хлопал ладонью по бедру. Эдвина прикипела взглядом к ритмично двигавшейся руке. Ей пришлось встряхнуться, чтобы вспомнить о деле.
Пожалуй, нужно выбрать самый медленный вальс, чтобы новичку было легче освоиться.
Однако и это не помогло. Они двинулись с места только с четвертой попытки, к тому же это вряд ли можно было назвать танцем. Наконец Эдвина не выдержала и сказала, что его манеры никуда не годятся. Он слишком близко держит партнершу.
Мистер Тремор сердито фыркнул и посмотрел на нее свысока, как будто это она сбивалась с такта на каждом шагу. Но упорно продолжал танцевать, и каждый раз, заводя граммофон, Винни вынуждена была слушать позвякивание часовой цепочки.
И вдруг оно прекратилось. Мистер Тремор пожелал сам выбрать цилиндр. Винни сомневалась, что он способен разобрать ее небрежные надписи на этикетках или хотя бы понять, что означает то или иное название. Однако ученик действовал весьма уверенно.
— Вот этот. — Он подал ей выбранный цилиндр.
Винни достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: он действительно ничего не понял. Его просто привлекло громкое название. Полька «Гром и молния». Чего еще ожидать от крысолова?
— Это не вальс. — Она протянула руку, собираясь опустить польку обратно в коробку.
— Знаю. — Он поймал ее за запястье. — Но я увереннее танцую польку, лучше, чем вальс, а вы наверняка нет. Вам придется следить за танцем, вместо того чтобы пытаться меня вести.
— Я и не собиралась вас вести... — возмутилась Винни.
— Вы только и делали, что толкали меня, как ручную тележку!
— Я никого не толкала! — Или толкала? Она была растеряна и обижена одновременно.
— Винни, мы все время спотыкаемся именно потому, что вместо танца вы устроили сеанс ручной борьбы!
— Нет, неправда! Это из-за вашей неопытности...
— Да, у меня нет опыта борьбы с дамой, которая скорее вытрет мною пол в этой комнате, чем позволит вести ее в танце! — И он процедил сквозь зубы: — Ну, так и быть, ставьте вальс, но снимите туфли.
— Извините? — Она отшатнулась и воскликнула: — Ни за что!
— Давайте, снимайте туфли! Двигаться станет намного легче.
Кроме того, это сделало ее значительно ниже. Чувствуя себя крайне неуверенно, Винни едва поспевала за его быстрыми, проворными шагами.
В одном он был прав. Урок танца действительно пошел на лад.
Мало-помалу она научилась находить удовольствие в подчинении сильным рукам партнера, все еще стараясь отмечать его слабые стороны, о которых при случае следовало напомнить.
Но чаще ей приходилось напоминать себе, что она танцует с крысоловом. Грязным, грубым крысоловом, оборванцем из Корнуолла, подобранным на улице и не имеющим за душой ничего, кроме обрывков случайных знаний да залихватской полуулыбки.
— Вы не хотите передохнуть? — спросил он, когда Винни отправилась менять цилиндр на граммофоне.
— Нет, — быстро ответила она.
— И я тоже. Просто вы так раскраснелись! — И он улыбнулся, демонстрируя очаровательную ямку на щеке. Как ни странно, Винни сочла это очень забавным и рассмеялась — сама того не желая.
Мик не мог не рассмеяться в ответ — тоже против желания.
На какой-то миг возникшее между ними напряжение слегка ослабло. Впрочем, Мик уже начинал привыкать к тому, что их сосуществование напоминает погоню собаки за кошкой. Когда пес задыхается и исходит злобным лаем, мечтая вцепиться кошке в загривок, а та продолжает удирать, то и дело оборачиваясь, шипя и огрызаясь. Если они не переспят в самое ближайшее время, то непременно прикончат друг друга. Но как объяснить это Винни? Она и слушать не захочет, хотя в глубине души тоже уверена в этом.
Однако ее мимолетная улыбка вселила в Мика надежду.
Тут ее очки сверкнули, отражая солнечный свет, и Мик, повинуясь внезапному порыву, снял их и высоко поднял над головой.
Конечно, она рассердилась и пыталась протестовать, но Мик аккуратно положил очки на крышку пианино и снова повел ее в танце, увлекая на середину комнаты.
— Я ничего не вижу! — возмущалась Винни. Все шло хуже некуда. Босая, а теперь еще и слепая...
— Как называется вот это? — Чтобы коснуться кружевной отделки у нее на воротнике, он на миг отпустил ее руку, и рука повисла, безвольно раскачиваясь в ритме танца, пока Мик не подхватил ее вновь.
— Что?..
— Название! Скажите, как это называется?
Ее близорукие глаза могли различить сейчас разве что его лицо, склоненное над ее плечом.
— А... гм... кружева.
Он выразительно вскинул бровь, как будто не поверил столь краткому ответу.
— Нет, не то, что сверху, а то, что там, внизу, под ними? — Он снова отпустил ее руку, и Винни сбилась с шага при виде того, как он тычет пальцем в то место, где шов соединял две половины корсета.
— Ох-х-х... — В этот момент ей, пожалуй, было нелегко вспомнить даже собственное имя. — Тюль. Это тонкий шелковый тюль.
— Шелковый тюль, — повторил он, смакуя каждый звук. — Шелковый тюль телесного цвета. — Мистер Тре-мор снова демонстрировал свое идеальное произношение. Но в следующий момент сказал с легкой улыбкой: — Забодай меня комар!
Винни растерянно хлопала глазами. Он снова издевается над ней! И этот его жуткий акцент... Ему опять удалось захватить ее врасплох — босую, полуослепшую, запыхавшуюся от быстрого вальса...
— А ваше платье... — Он откинулся назад, окинув взглядом ее наряд. — Как это называется, когда платье выглядит вот так?
— Это... ах да... гм... — объяснила она потупившись, стараясь собраться с мыслями. — Это завышенная талия. — И мрачно добавила: — Вам вовсе не нужно вдаваться в такие тонкости дамского туалета!
Он хотел что-то сказать, но у пружины граммофона в этот момент кончился завод.
— Извините. — Она поспешила к пианино и нашла там свои очки. От возмущения у нее так дрожали руки, что правая дужка очков села на место только со второй попытки. Чтобы хоть немного успокоиться, Винни стала наводить порядок в коробке с цилиндрами. Очки не помогали — все плыло перед глазами, и она не в состоянии была прочесть ни слова на этикетках. Вдобавок за спиной у нее раздался бархатный голос:
— Мы ходим на танцы в «Быка и бочку», — и продолжил как ни в чем не бывало: — Между прочим, чтобы понять по-настоящему, что такое танец, нужно танцевать, целуясь с партнером. Дайте мне знать, если захотите попробовать.
Она резко повернулась, готовая прибить его на месте, и смерила с ног до головы разъяренным взглядом. Он же всем своим видом демонстрировал непринужденность, как будто вел светскую беседу о новых вальсах.
Танцевать, целуясь с партнером? Нет уж, увольте! И Винни решила не менять больше цилиндр. Они будут снова и снова повторять этот вальс, пока не надоест.
Он терпеливо ждал, пока Винни налаживала граммофон. Затем положил руку ей на талию и повел в танце, как будто ничего не случилось.
Неплохой выход. Винни тоже сделала вид, будто не слышала его слов и не чувствовала, как у нее раскраснелось лицо.
— Попробуем пируэты, — сказала она.
Они проделали несколько пируэтов, не сбиваясь с темпа. Значит, он умеет делать и это.
Он вообще многое умеет.
Винни приводила в ярость мысль о том, что он танцевал, целуя какую-то женщину. Или, что еще хуже, какая-то женщина целовала его. Это неприлично. Это возмутительно. Тем более что она сама не прочь с ним поцеловаться.
Интересно, что она при этом почувствует? Сказать ему или нет?
Ведь тогда, в каретном сарае, он нарочно предупредил Эдвину, что не станет ее целовать, пока она сама не попросит. Сказать или нет? Нет, у нее просто не повернется язык, даже если бы она и захотела — чего в принципе не может быть. Ни одна приличная дама не опустится до столь развязного поведения и не поставит под удар свою репутацию!
Вдобавок не мистер ли Тремор обещал Эдвине «довести ее до самого конца»? Зачем же поднимать такой шум из-за какого-то несчастного поцелуя? И Винни заметила сухим тоном:
— Поразительная стеснительность со стороны мужчины, обещавшего «довести меня до конца»!
— Ага! — торжествующе расхохотался он. — Так вот о чем мы мечтаем! Вам мало простых поцелуев!
— Ничего подобного я не...
— Верно! Вы сказали, что этого хочу я, а не вы. Но и у вас проскальзывала такая мысль, не так ли, мисс Боллаш?
— Вы слишком развязны! — выпалила она. Винни терпеть не могла этот его издевательский тон.
— С какой стати? Ведь это вам нравится во мне больше всего! Будь я джентльменом, вы не решились бы так легко смешать меня с грязью! Хулиган Мик! Оборванец Мик! У него хватило наглости заставить вас почувствовать то, о чем вы боялись даже подумать!
— Черт бы вас побрал! — Она в ярости топнула ногой, и на этом их танец прекратился. Они замерли посреди комнаты. «Черт». Она никогда в жизни не позволяла себе чертыхаться вслух! Ее ужаснула собственная вспышка.
Сейчас обоим стало не до танцев. Напрасно трио скрипачей снова и снова выводило мелодию вальса, записанную на граммофон.
Наконец Мик самодовольно расхохотался, приятно удивленный ее неожиданной выходкой.
— Очень мило! — с искренним восхищением заявил он. — Примите мои поздравления, Вин...
Она отвесила ему звонкую пощечину. Не раздумывая, не колеблясь. И не одну, а сразу две! Ее рука со свистом рассекла воздух и смачно шлепнула его по щеке. Вошла во вкус и снова ударила, изо всех сил. Она готова была сделать это и в третий раз, но Мик схватил ее за руки.
Он навис над ней, на миг охваченный такой же неистовой яростью, как и она: в этот злополучный день оба словно сорвались с цепи!
Все еще тяжело дыша, мистер Тремор отпустил ее руки. Они смотрели друг на друга не отрываясь. Винни не сразу заметила алое пятно у него на щеке. С каждой минутой оно становилось все ярче. Свидетельство ее гнева, четкий отпечаток ее растопыренной пятерни.
— Ох, — вырвалось у Эдвины. — Ох... — В ее голосе звучал испуг. Она в жизни никого не тронула пальцем! Почему же ударила Мика? Почему именно его? — Вам очень больно?
Морщась от сострадания, Винни подняла руку и прикоснулась к его щеке. Алое пятно обожгло пальцы. Она погладила его щеку, взяла в ладони его лицо.
Он невольно вздрогнул, но не стал ей препятствовать. Винни не спеша погладила его по щекам.
На гладкой коже уже проступила легкая колкая щетина. Прямой подбородок был сухим и твердым. А в зеленых кошачьих глазах полыхало пламя, которое окрасило в алый цвет отпечаток ее руки. Ох уж этот отпечаток... Винни словно старалась стереть его своей лаской, снова и снова проводя ладонями по его прекрасному,
божественно красивому лицу.
Наконец он не выдержал, перехватил ее руку, прижал к губам и стал целовать, щекоча языком, как делал это целую вечность назад...
Винни онемела от неожиданности. Кто бы мог подумать, что это будет так приятно. Что он может целовать ей руку, зажмурившись и постанывая от наслаждения.
По спине побежали мурашки... странная истома охватила все ее тело... Внутри все сжалось от смутного предчувствия... Винни замерла, не смея шелохнуться, комната кружилась у нее перед глазами...
Она хотела отнять руку, но тело вышло из-под контроля, стало чужим и неловким. Когда Мик поднял голову, она сжала руку в кулак, и он поцеловал костяшки пальцев. Винни зажмурилась. Боже, спаси и сохрани!
Она все же умудрилась высвободиться из сладкого плена и пролепетала:
— Я... я не собираюсь... идти до конца!
— Поздно, слишком поздно! — прошептал он. — Вы уже в пути! — И Мик добавил скорее обреченным, нежели довольным тоном: — Слишком поздно для нас обоих.
Граммофон беспомощно взвыл и заглох, но Винни было не до этого.
Наконец она заставила себя очнуться, повернулась, прижимая к груди онемевшую руку, и прошлепала по полу босыми ногами в тот угол, где стояло пианино. Она едва соображала, что делает, и завела пружину слишком туго, так что граммофон стал издавать какой-то судорожный писк.
Винни вернулась к Мику и приготовилась танцевать, но им пришлось ждать целую вечность, пока пружина ослабнет настолько, что можно будет подладиться в такт.
Как это ни странно, но и тогда Винни не тронулась с места. Она просто стояла и смотрела на Мика, не смея к нему прикоснуться. Музыка продолжала играть. А они так и стояли не двигаясь. Наконец он протянул к ней руку, как будто собирался начать танец.
Но вместо этого погладил ее по спине и сказал:
— Попробуй снова поднять юбки, Вин!
Уж не ослышалась ли она? С ее губ слетел короткий истерический смешок, когда он взялся за ее подол.
Винни остановила его, и он сердито тряхнул головой:
— Не упрямься, Вин! Делай, что я велел!
И она подчинилась, скорее в силу привычки. Ведь всю свою жизнь она только и делала, что выполняла чужую волю. Хорошая, послушная девочка.
— А что они говорили тебе, когда ты не слушалась и была плохой, Вин? — вдруг прошептал он.
— Что? — Она окончательно растерялась. Сердце готово было выскочить из груди.
Словно почувствовав это, он ласково провел пальцем по ее шее. Она встрепенулась и пробормотала:
— Дайте мне руку! Опустите другую руку мне на талию, как полагается! Мы должны заниматься танцами!
— Расскажи мне о том, что «полагается»! — шепотом продолжал он. — Что они говорили, когда ты делала не то, что «полагается»? — Его лицо наклонялось все ближе. — Что происходило тогда, когда ты поступала по-своему? Что я должен сказать тебе, чтобы ты не боялась поступать по-своему? — Винни не отвечала, и он сменил тему: — Мне очень нравится тебя целовать. И я непременно тебя поцелую. Но мне было бы приятно, если бы это нравилось и тебе. Тебе нравится?
— Н-н-н... — У нее не хватало сил сказать «нет». Она не знала, что делать, и нервно облизнула губы. Нет, она не хочет целоваться!
Музыка упрямо играла, словно доносясь из какого-то другого мира. Он долго ждал. Снова провел пальцем по ее шее. Она не противилась. Это было настоящее волшебство.
Винни зажмурилась и прикусила губу.
— Отлично, — услышала она его бархатный голос. — Скажи, чего ты хочешь, наберись смелости, и я выполню любое твое желание.
Ошеломленная Винни уставилась на его спину: он пошел заводить граммофон. Не прошло и двух минут, как они снова задвигались, исполняя пируэты в такт звонким голосам скрипок.
«Сказать или не сказать?» — билась в голове мысль.
Ведь она помнит, как было... интересно, когда они «целовались по-настоящему». Он показался ей тогда таким сильным и нежным. А ее тело словно проснулось и ожило для какой-то новой, неведомой жизни...
Но должна ли она сама попросить его об этом?
Нет, ни за что!
— Вы слишком многого хотите, — пролепетала она.
— Вы то осуждаете меня, то плачете от обиды, Вин, — отвечал он самым обыденным тоном. — Вы проклинаете меня, и бьете, и отсылаете в комнаты для слуг. — Он покачал головой и спросил: — Неужели это так много — взглянуть на себя со стороны? Ведь я только об этом прошу.
Случайность избавила ее от необходимости задуматься над его словами. Потому что именно в этот миг ее босая нога наткнулась на что-то маленькое и твердое, валявшееся на грязном полу.
— Ох... Постойте... Я на что-то наступила... — Она балансировала на одной ноге, подняв другую.
Хотя музыка продолжала играть, Винни отчетливо слышала лишь их затрудненное дыхание. Ну конечно, они запыхались, потому что болтали во время танца!
Цепляясь за Мика, она стояла на одной ноге и не знала, что делать. Он оказался неожиданно близко. И все еще держал ее за талию. А она опиралась на его могучее плечо.
Она действительно хотела, чтобы он ее поцеловал. Да, хотела!
Но не решилась сказать об этом. Так нечестно! Винни сердито нахмурилась. Нечестно, несправедливо! Она скосила глаза в его сторону, балансируя на одной ноге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Винни снова и снова скользила взглядом по его великолепной фигуре. Инстинкт подсказывал ей, что неспроста мистер Тремор так молчалив и сдержан в последнее время, что он пытается скрыть снедавшее его напряжение и что сегодня это напряжение особенно велико. Он просто не в состоянии оставаться неподвижным.
— Перестаньте! — не выдержала Эдвина.
Но настырное «динь-дилинь» не умолкало, а мистер Тре-мор по-прежнему не спускал с нее глаз, в то время как непристойный звук стал еще громче.
Эдвина постаралась не обращать внимания на подобные глупости, сделав вид, будто рассматривает надписи на цилиндрах. Но что может быть у него в карманах? Что обычно бывает в карманах у мужчин?
Она тут же вспомнила про «обычное» содержимое карманов мистера Тремора. Про юрких проворных зверьков, снующих по самым темным углам. Про ошейники с бубенцами. Бубенцы? Неужели он таскает с собой бубенцы? Она готова была прожечь взглядом дыру в его брюках. Ну ладно, сегодня она устроит ему урок — вывернет его карманы наизнанку и просмотрит их содержимое! Не пропустит ни одного — даже жилетный карман для часов со звоном, от которых он до сих пор без ума!.
Стоп! Вот откуда этот звон! Цепочка от часов задевала яшмовую пуговицу на жилетке всякий раз, когда он хлопал ладонью по бедру. Эдвина прикипела взглядом к ритмично двигавшейся руке. Ей пришлось встряхнуться, чтобы вспомнить о деле.
Пожалуй, нужно выбрать самый медленный вальс, чтобы новичку было легче освоиться.
Однако и это не помогло. Они двинулись с места только с четвертой попытки, к тому же это вряд ли можно было назвать танцем. Наконец Эдвина не выдержала и сказала, что его манеры никуда не годятся. Он слишком близко держит партнершу.
Мистер Тремор сердито фыркнул и посмотрел на нее свысока, как будто это она сбивалась с такта на каждом шагу. Но упорно продолжал танцевать, и каждый раз, заводя граммофон, Винни вынуждена была слушать позвякивание часовой цепочки.
И вдруг оно прекратилось. Мистер Тремор пожелал сам выбрать цилиндр. Винни сомневалась, что он способен разобрать ее небрежные надписи на этикетках или хотя бы понять, что означает то или иное название. Однако ученик действовал весьма уверенно.
— Вот этот. — Он подал ей выбранный цилиндр.
Винни достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: он действительно ничего не понял. Его просто привлекло громкое название. Полька «Гром и молния». Чего еще ожидать от крысолова?
— Это не вальс. — Она протянула руку, собираясь опустить польку обратно в коробку.
— Знаю. — Он поймал ее за запястье. — Но я увереннее танцую польку, лучше, чем вальс, а вы наверняка нет. Вам придется следить за танцем, вместо того чтобы пытаться меня вести.
— Я и не собиралась вас вести... — возмутилась Винни.
— Вы только и делали, что толкали меня, как ручную тележку!
— Я никого не толкала! — Или толкала? Она была растеряна и обижена одновременно.
— Винни, мы все время спотыкаемся именно потому, что вместо танца вы устроили сеанс ручной борьбы!
— Нет, неправда! Это из-за вашей неопытности...
— Да, у меня нет опыта борьбы с дамой, которая скорее вытрет мною пол в этой комнате, чем позволит вести ее в танце! — И он процедил сквозь зубы: — Ну, так и быть, ставьте вальс, но снимите туфли.
— Извините? — Она отшатнулась и воскликнула: — Ни за что!
— Давайте, снимайте туфли! Двигаться станет намного легче.
Кроме того, это сделало ее значительно ниже. Чувствуя себя крайне неуверенно, Винни едва поспевала за его быстрыми, проворными шагами.
В одном он был прав. Урок танца действительно пошел на лад.
Мало-помалу она научилась находить удовольствие в подчинении сильным рукам партнера, все еще стараясь отмечать его слабые стороны, о которых при случае следовало напомнить.
Но чаще ей приходилось напоминать себе, что она танцует с крысоловом. Грязным, грубым крысоловом, оборванцем из Корнуолла, подобранным на улице и не имеющим за душой ничего, кроме обрывков случайных знаний да залихватской полуулыбки.
— Вы не хотите передохнуть? — спросил он, когда Винни отправилась менять цилиндр на граммофоне.
— Нет, — быстро ответила она.
— И я тоже. Просто вы так раскраснелись! — И он улыбнулся, демонстрируя очаровательную ямку на щеке. Как ни странно, Винни сочла это очень забавным и рассмеялась — сама того не желая.
Мик не мог не рассмеяться в ответ — тоже против желания.
На какой-то миг возникшее между ними напряжение слегка ослабло. Впрочем, Мик уже начинал привыкать к тому, что их сосуществование напоминает погоню собаки за кошкой. Когда пес задыхается и исходит злобным лаем, мечтая вцепиться кошке в загривок, а та продолжает удирать, то и дело оборачиваясь, шипя и огрызаясь. Если они не переспят в самое ближайшее время, то непременно прикончат друг друга. Но как объяснить это Винни? Она и слушать не захочет, хотя в глубине души тоже уверена в этом.
Однако ее мимолетная улыбка вселила в Мика надежду.
Тут ее очки сверкнули, отражая солнечный свет, и Мик, повинуясь внезапному порыву, снял их и высоко поднял над головой.
Конечно, она рассердилась и пыталась протестовать, но Мик аккуратно положил очки на крышку пианино и снова повел ее в танце, увлекая на середину комнаты.
— Я ничего не вижу! — возмущалась Винни. Все шло хуже некуда. Босая, а теперь еще и слепая...
— Как называется вот это? — Чтобы коснуться кружевной отделки у нее на воротнике, он на миг отпустил ее руку, и рука повисла, безвольно раскачиваясь в ритме танца, пока Мик не подхватил ее вновь.
— Что?..
— Название! Скажите, как это называется?
Ее близорукие глаза могли различить сейчас разве что его лицо, склоненное над ее плечом.
— А... гм... кружева.
Он выразительно вскинул бровь, как будто не поверил столь краткому ответу.
— Нет, не то, что сверху, а то, что там, внизу, под ними? — Он снова отпустил ее руку, и Винни сбилась с шага при виде того, как он тычет пальцем в то место, где шов соединял две половины корсета.
— Ох-х-х... — В этот момент ей, пожалуй, было нелегко вспомнить даже собственное имя. — Тюль. Это тонкий шелковый тюль.
— Шелковый тюль, — повторил он, смакуя каждый звук. — Шелковый тюль телесного цвета. — Мистер Тре-мор снова демонстрировал свое идеальное произношение. Но в следующий момент сказал с легкой улыбкой: — Забодай меня комар!
Винни растерянно хлопала глазами. Он снова издевается над ней! И этот его жуткий акцент... Ему опять удалось захватить ее врасплох — босую, полуослепшую, запыхавшуюся от быстрого вальса...
— А ваше платье... — Он откинулся назад, окинув взглядом ее наряд. — Как это называется, когда платье выглядит вот так?
— Это... ах да... гм... — объяснила она потупившись, стараясь собраться с мыслями. — Это завышенная талия. — И мрачно добавила: — Вам вовсе не нужно вдаваться в такие тонкости дамского туалета!
Он хотел что-то сказать, но у пружины граммофона в этот момент кончился завод.
— Извините. — Она поспешила к пианино и нашла там свои очки. От возмущения у нее так дрожали руки, что правая дужка очков села на место только со второй попытки. Чтобы хоть немного успокоиться, Винни стала наводить порядок в коробке с цилиндрами. Очки не помогали — все плыло перед глазами, и она не в состоянии была прочесть ни слова на этикетках. Вдобавок за спиной у нее раздался бархатный голос:
— Мы ходим на танцы в «Быка и бочку», — и продолжил как ни в чем не бывало: — Между прочим, чтобы понять по-настоящему, что такое танец, нужно танцевать, целуясь с партнером. Дайте мне знать, если захотите попробовать.
Она резко повернулась, готовая прибить его на месте, и смерила с ног до головы разъяренным взглядом. Он же всем своим видом демонстрировал непринужденность, как будто вел светскую беседу о новых вальсах.
Танцевать, целуясь с партнером? Нет уж, увольте! И Винни решила не менять больше цилиндр. Они будут снова и снова повторять этот вальс, пока не надоест.
Он терпеливо ждал, пока Винни налаживала граммофон. Затем положил руку ей на талию и повел в танце, как будто ничего не случилось.
Неплохой выход. Винни тоже сделала вид, будто не слышала его слов и не чувствовала, как у нее раскраснелось лицо.
— Попробуем пируэты, — сказала она.
Они проделали несколько пируэтов, не сбиваясь с темпа. Значит, он умеет делать и это.
Он вообще многое умеет.
Винни приводила в ярость мысль о том, что он танцевал, целуя какую-то женщину. Или, что еще хуже, какая-то женщина целовала его. Это неприлично. Это возмутительно. Тем более что она сама не прочь с ним поцеловаться.
Интересно, что она при этом почувствует? Сказать ему или нет?
Ведь тогда, в каретном сарае, он нарочно предупредил Эдвину, что не станет ее целовать, пока она сама не попросит. Сказать или нет? Нет, у нее просто не повернется язык, даже если бы она и захотела — чего в принципе не может быть. Ни одна приличная дама не опустится до столь развязного поведения и не поставит под удар свою репутацию!
Вдобавок не мистер ли Тремор обещал Эдвине «довести ее до самого конца»? Зачем же поднимать такой шум из-за какого-то несчастного поцелуя? И Винни заметила сухим тоном:
— Поразительная стеснительность со стороны мужчины, обещавшего «довести меня до конца»!
— Ага! — торжествующе расхохотался он. — Так вот о чем мы мечтаем! Вам мало простых поцелуев!
— Ничего подобного я не...
— Верно! Вы сказали, что этого хочу я, а не вы. Но и у вас проскальзывала такая мысль, не так ли, мисс Боллаш?
— Вы слишком развязны! — выпалила она. Винни терпеть не могла этот его издевательский тон.
— С какой стати? Ведь это вам нравится во мне больше всего! Будь я джентльменом, вы не решились бы так легко смешать меня с грязью! Хулиган Мик! Оборванец Мик! У него хватило наглости заставить вас почувствовать то, о чем вы боялись даже подумать!
— Черт бы вас побрал! — Она в ярости топнула ногой, и на этом их танец прекратился. Они замерли посреди комнаты. «Черт». Она никогда в жизни не позволяла себе чертыхаться вслух! Ее ужаснула собственная вспышка.
Сейчас обоим стало не до танцев. Напрасно трио скрипачей снова и снова выводило мелодию вальса, записанную на граммофон.
Наконец Мик самодовольно расхохотался, приятно удивленный ее неожиданной выходкой.
— Очень мило! — с искренним восхищением заявил он. — Примите мои поздравления, Вин...
Она отвесила ему звонкую пощечину. Не раздумывая, не колеблясь. И не одну, а сразу две! Ее рука со свистом рассекла воздух и смачно шлепнула его по щеке. Вошла во вкус и снова ударила, изо всех сил. Она готова была сделать это и в третий раз, но Мик схватил ее за руки.
Он навис над ней, на миг охваченный такой же неистовой яростью, как и она: в этот злополучный день оба словно сорвались с цепи!
Все еще тяжело дыша, мистер Тремор отпустил ее руки. Они смотрели друг на друга не отрываясь. Винни не сразу заметила алое пятно у него на щеке. С каждой минутой оно становилось все ярче. Свидетельство ее гнева, четкий отпечаток ее растопыренной пятерни.
— Ох, — вырвалось у Эдвины. — Ох... — В ее голосе звучал испуг. Она в жизни никого не тронула пальцем! Почему же ударила Мика? Почему именно его? — Вам очень больно?
Морщась от сострадания, Винни подняла руку и прикоснулась к его щеке. Алое пятно обожгло пальцы. Она погладила его щеку, взяла в ладони его лицо.
Он невольно вздрогнул, но не стал ей препятствовать. Винни не спеша погладила его по щекам.
На гладкой коже уже проступила легкая колкая щетина. Прямой подбородок был сухим и твердым. А в зеленых кошачьих глазах полыхало пламя, которое окрасило в алый цвет отпечаток ее руки. Ох уж этот отпечаток... Винни словно старалась стереть его своей лаской, снова и снова проводя ладонями по его прекрасному,
божественно красивому лицу.
Наконец он не выдержал, перехватил ее руку, прижал к губам и стал целовать, щекоча языком, как делал это целую вечность назад...
Винни онемела от неожиданности. Кто бы мог подумать, что это будет так приятно. Что он может целовать ей руку, зажмурившись и постанывая от наслаждения.
По спине побежали мурашки... странная истома охватила все ее тело... Внутри все сжалось от смутного предчувствия... Винни замерла, не смея шелохнуться, комната кружилась у нее перед глазами...
Она хотела отнять руку, но тело вышло из-под контроля, стало чужим и неловким. Когда Мик поднял голову, она сжала руку в кулак, и он поцеловал костяшки пальцев. Винни зажмурилась. Боже, спаси и сохрани!
Она все же умудрилась высвободиться из сладкого плена и пролепетала:
— Я... я не собираюсь... идти до конца!
— Поздно, слишком поздно! — прошептал он. — Вы уже в пути! — И Мик добавил скорее обреченным, нежели довольным тоном: — Слишком поздно для нас обоих.
Граммофон беспомощно взвыл и заглох, но Винни было не до этого.
Наконец она заставила себя очнуться, повернулась, прижимая к груди онемевшую руку, и прошлепала по полу босыми ногами в тот угол, где стояло пианино. Она едва соображала, что делает, и завела пружину слишком туго, так что граммофон стал издавать какой-то судорожный писк.
Винни вернулась к Мику и приготовилась танцевать, но им пришлось ждать целую вечность, пока пружина ослабнет настолько, что можно будет подладиться в такт.
Как это ни странно, но и тогда Винни не тронулась с места. Она просто стояла и смотрела на Мика, не смея к нему прикоснуться. Музыка продолжала играть. А они так и стояли не двигаясь. Наконец он протянул к ней руку, как будто собирался начать танец.
Но вместо этого погладил ее по спине и сказал:
— Попробуй снова поднять юбки, Вин!
Уж не ослышалась ли она? С ее губ слетел короткий истерический смешок, когда он взялся за ее подол.
Винни остановила его, и он сердито тряхнул головой:
— Не упрямься, Вин! Делай, что я велел!
И она подчинилась, скорее в силу привычки. Ведь всю свою жизнь она только и делала, что выполняла чужую волю. Хорошая, послушная девочка.
— А что они говорили тебе, когда ты не слушалась и была плохой, Вин? — вдруг прошептал он.
— Что? — Она окончательно растерялась. Сердце готово было выскочить из груди.
Словно почувствовав это, он ласково провел пальцем по ее шее. Она встрепенулась и пробормотала:
— Дайте мне руку! Опустите другую руку мне на талию, как полагается! Мы должны заниматься танцами!
— Расскажи мне о том, что «полагается»! — шепотом продолжал он. — Что они говорили, когда ты делала не то, что «полагается»? — Его лицо наклонялось все ближе. — Что происходило тогда, когда ты поступала по-своему? Что я должен сказать тебе, чтобы ты не боялась поступать по-своему? — Винни не отвечала, и он сменил тему: — Мне очень нравится тебя целовать. И я непременно тебя поцелую. Но мне было бы приятно, если бы это нравилось и тебе. Тебе нравится?
— Н-н-н... — У нее не хватало сил сказать «нет». Она не знала, что делать, и нервно облизнула губы. Нет, она не хочет целоваться!
Музыка упрямо играла, словно доносясь из какого-то другого мира. Он долго ждал. Снова провел пальцем по ее шее. Она не противилась. Это было настоящее волшебство.
Винни зажмурилась и прикусила губу.
— Отлично, — услышала она его бархатный голос. — Скажи, чего ты хочешь, наберись смелости, и я выполню любое твое желание.
Ошеломленная Винни уставилась на его спину: он пошел заводить граммофон. Не прошло и двух минут, как они снова задвигались, исполняя пируэты в такт звонким голосам скрипок.
«Сказать или не сказать?» — билась в голове мысль.
Ведь она помнит, как было... интересно, когда они «целовались по-настоящему». Он показался ей тогда таким сильным и нежным. А ее тело словно проснулось и ожило для какой-то новой, неведомой жизни...
Но должна ли она сама попросить его об этом?
Нет, ни за что!
— Вы слишком многого хотите, — пролепетала она.
— Вы то осуждаете меня, то плачете от обиды, Вин, — отвечал он самым обыденным тоном. — Вы проклинаете меня, и бьете, и отсылаете в комнаты для слуг. — Он покачал головой и спросил: — Неужели это так много — взглянуть на себя со стороны? Ведь я только об этом прошу.
Случайность избавила ее от необходимости задуматься над его словами. Потому что именно в этот миг ее босая нога наткнулась на что-то маленькое и твердое, валявшееся на грязном полу.
— Ох... Постойте... Я на что-то наступила... — Она балансировала на одной ноге, подняв другую.
Хотя музыка продолжала играть, Винни отчетливо слышала лишь их затрудненное дыхание. Ну конечно, они запыхались, потому что болтали во время танца!
Цепляясь за Мика, она стояла на одной ноге и не знала, что делать. Он оказался неожиданно близко. И все еще держал ее за талию. А она опиралась на его могучее плечо.
Она действительно хотела, чтобы он ее поцеловал. Да, хотела!
Но не решилась сказать об этом. Так нечестно! Винни сердито нахмурилась. Нечестно, несправедливо! Она скосила глаза в его сторону, балансируя на одной ноге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32