А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Вошел еще один человек, одетый в штатское, но его значимость непонятным образом настолько превосходила расшитого галунами сержанта, что нараставшее напряжение каким-то чудом разрядилось.
Он был среднего роста, худой, сероглазый, с курчавыми светлыми волосами, какие бывают только у жителей северной Италии. Его смуглое лицо на первый взгляд производило впечатление мальчишеского, пока не становилась заметна сетка мелких морщин, которые сразу добавляли лет двадцать.
Он задержался перед Тони, внимательно всмотрелся в него и сказал:
– Я счастлив, что кто-то, наконец, разукрасил твою паскудную рожу, крыса! – Добавил еще несколько очень живописных определений, которые в любой таверне на Сицилии вызвали бы поединок не на жизнь, а на смерть, но в глазах раненого Тони только вспыхнуло пламя, а губы еще крепче сжались.
Остальные молчали, а вновь прибывший повернулся в сторону сержанта и взглянул на лежащие бумаги.
– Саймон Темплер! – прочитал он вслух, поднимая взгляд и смеясь. – Кажется на этот раз вы поймали крупную рыбу!
Подошел к Саймону и протянул ему руку.
– Позвольте представиться. Я – Марко Понти. Здешний полицейский детектив. Теперь вы знаете обо мне все. Но и я о вас кое-что знаю. И, поскольку уж вы здесь, обязан спросить, что привело вас на Сицилию.
– Исключительно те же удовольствия, что привлекают сюда тысячи туристов, – отрезал Святой, позволив себе чуть-чуть расслабиться. – Разумеется, в их число не входят попытки вышей местной шпаны проткнуть меня ножом.
– Ах, бедная Италия, несчастная Сицилия! Люди здесь просто мрут от голода и потому идут на преступления, чтобы набить желудок. Хотя это их, конечно, не оправдывает. Но не сомневайтесь, справедливость восторжествует. Прошу только поддерживать с нами контакт, чтобы при необходимости подтвердить свои обвинения.
– С удовольствием, но мне кажется, с эти могут возникнуть некоторые проблемы.
– Проблемы? – Понти удивленно поднял брови. Повернулся к столу и снова просмотрел бумаги. – Если речь обо мне, то, по-моему, все в порядке или нет, сержант?
Тот пожал плечами.
– Никаких проблем, я только задал пару вопросов.
– Вот и предлагаю, синьор Темплер, дать нам название своего отеля – да вы это уже сделали, я видел ваши показания. Это все, что сейчас нам от вас надо. Мы вам сообщим, когда дело поступит в суд первой инстанции. Разве что сержант хочет еще о чем-нибудь спросить.
Интерес сержанта к делу был удовлетворен самым исчерпывающим образом. Умудрившись одновременно пожать плечами, развести руками и величественно покачать головой, он дал понять, что устал, что сыт всем этим по горло и хочет только, чтобы его оставили в покое.
– А вы, синьор Темплер, ничего больше не хотите сказать? – Понти в упор посмотрел на Святого, и тому вдруг показалось, что молодой задор перестал быть главной особенностью его лица. Вместо него появилось напряженное внимание. Казалось, даже морщины на его лице превратились в линии букв, по которым легко читался вопрос-приказ.
– Абсолютно ничего, – решительно ответил Святой.
Он инстинктивно подчинился тому немому приказу. Что бы ни происходило до сих пор, появление Понти придало всему иной оборот. А Саймон Темплер был не из тех, кто отказывается от спасательного круга, гордо уходя под воду. Кроме того, он прекрасно ощутил разницу между сделанным Понти предупреждением и угрозой, нависшей над ним перед этим. Впрочем, все дела, связанные с Понти, могут и подождать, пока, слава Богу, можно покинуть этот чертов участок. Он начал уже испытывать своего рода клаустрофобию, как всегда в местах, связанных с заключением.
Понти снова засиял в улыбке, когда взял в руки паспорт Саймона и вручил его хозяину.
– Мне искренне жаль, что вас задержали так долго, – сказал он, – ваше обычное время обеда, вероятно, давно прошло. Смею надеяться, что это только поможет лучше оценить нашу сицилийскую кухню.
– Где бы вы рекомендовали мне это сделать? – спросил Саймон.
– Здесь неподалеку «Каприс», и там появляются первые баклажаны в сезоне. Вы не должны покидать Палермо, не попробовав их в «капонето де меланзане». И к ним – бутылку «Циклопе делла Этна».
– Займусь немедленно, – пообещал Саймон.
Они снова пожали друг другу руки, и один из карабинеров со стоицизмом прислушивавшийся к разговору, распахнул перед ними двери.
После душной атмосферы комиссариата воздух снаружи, хотя и насыщенный богатыми запахами Палермо, подействовал бодряще. «Каприс», который Саймон отыскал без всякого труда, оказался прохладной пещерой, дающей убежище от уличного зноя. Он с удовольствием прошел вглубь, выбирая столик, соответствующий его привычке, чтобы за ним была стена, а перед ним – ничем не закрытый обзор.
– Синьор желает аперитив? – спросил официант, которому было не меньше девяноста лет.
– Кампари с содовой. Побольше льда и лимон.
– А потом?
– Закажу попозже. Жду приятеля.
В этом Саймон был абсолютно уверен. Он ни на миг не вообразил себе, что детектив Марко Понти потрудился порекомендовать ему этот ресторан исключительно по гастрономическим соображениям. Потихоньку потягивая прохладный напиток, он тешил себя надеждой, что предстоящая встреча прольет свет и на нападение, и на особую антипатию к нему сержанта.
Вскоре двери с улицы снова открылись; но, хотя в них появилась не фигура долгожданного детектива, Святой не почувствовал себя разочарованным.
Это была девушка, но какая! Иногда кажется, что в природе Италии существует какое-то равновесие, когда небывалая красота молодости компенсирует преждевременное старение, подстерегающее в этой стране большинство женщин. Задолго до среднего возраста большинство из них в результате осложнений после беременности и родов набирают излишний вес, а водянка превращает их тело в бесформенную тушу. И тогда их единственно возможной одеждой становятся похожие на накидки черные платья. Лица их начинают покрываться курчавой порослью, которой мог бы позавидовать любой молодой гвардеец. Зато совершенство лица и тела, которыми судьба награждает итальянок до этого, не случайно вызывают восторг киноманов всего мира. И этот случай был убедительным доказательством, что даже полки тертых кинопродюсеров сняли не все сливки. Ее волосы оттенка сонной полночи, с тяжелым металлическим блеском, окружали нежный овал лица с кожей, как цветок магнолии, полными губами и огненными уголками глаз. Ее простое шелковое платье скорее подчеркивало, чем скрывало формы, итак и рвавшиеся наружу. Бросалось в глаза, что никакие ухищрения портного не нужны, чтобы подчеркнуть фигуру, едва ли не излишне закругленную в бюсте и бедрах, но зато разделенную пополам осиной талией. Чтобы завершить это потрясающее зрелище, Саймон позволил своему взгляду отправиться вниз по смуглым стройным ногам до самых маленьких стоп в сандалиях, а потом ошеломленно вернуться обратно.
В ответ он получил взгляд, полный убийственного презрения, явно тренированный в укрощении нахалов и удержании в рамках приставал, недвусмысленно означавший, что, как и большинство красивых итальянских девушек, она была крайне строгих правил. Только непогрешимая вера Святого в чистоту его намерений позволила ему принять этот отпор с ангельской улыбкой, в которой даже не было упрека, – пока она не отвела взгляд.
Кассир восторженно и уважительно поклонился ей и после короткого обмена репликами взял телефонную трубку. Саймон с сожалением понял, что девушка зашла сюда не поесть, а попросить вызвать такси – обычный метод в этих краях, где отыскание телефона всегда было большой проблемой.
После кратких слов благодарности она направилась к выходу, и входящий мужчина посторонился, придержав перед ней двери. Она проплыла мимо, принимая услугу как дарованную ей свыше, а он в награду должен был удовлетвориться наблюдением, как она садится в такси, которое волей случая было старомодным, с высокой подножкой. Только разделив с ним это удовольствие, Саймон заметил, кем был этот новоприбывший, который, закрыв наконец двери, подошел к нему.
– Марко Понти... Что за сюрприз, – сказал он тихо, не проявляя никакой реакции. – Не хотите составить мне компанию? Хотя мне, конечно, трудно состязаться с особой, которую вы только что созерцали.
Понти сделал классический жест, которым итальянцы могут выразить все что угодно и который на этот раз означал: «А кто бы не созерцал? Но это только перевод времени!» – и сел.
– Боюсь, что швейцарский монастырь, в котором она получила образование, на некоторое время остудил в ней южную кровь, – сказал он. – Но в один прекрасный день она снова взыграет. Я надеялся, что по возвращении завяжу с ней знакомство, но Джина Дестамио и я вращаемся в разных кругах.
– Как вы ее назвали? – спросил Саймон, не скрывая удивления.
– Это имя вам что-нибудь говорит?
– Да, если она родственница некоего Аль Дестамио, сомнительным гостеприимством которого я пользовался вчера на Капри.
Улыбка снова, как маска, скрыла лицо детектива, но Саймон ощутил скрытое под ней разочарование.
– Это его племянница, – сказал Понти.

4

За последние время Святой пережил столько потрясений, что привык не высказывать своей реакции.
– В конце концов, это маленькая страна, – заметил он. Взглянул на свой искрящийся карманный аперитив и кивнул официанту. – Хотите что-нибудь подобное перед едой?
– Если не возражаете, предпочел бы бренди. «Бутон веккио», хотя он у них самый дорогой. Как низкооплачиваемый муниципальный служащий я редко могу позволить себе подобную экстравагантность. – Понти подождал, пока официант, шаркая ногами, отошел, и спросил: – Что привело вас к Дестамио?
Вопрос был задан непринужденно, но глаза его, не моргая, впились в лицо Святого.
– Мне самому это интересно, – холодно ответил Саймон. – Мы как-то случайно встретились, и очень скоро у нас возникли серьезные расхождения во взглядах. Настолько серьезные, что меня бы не удивила его причастность к сегодняшнему нападению Тони.
Детектив обстоятельно взвесил слова Святого, и на его лице снова блеснула улыбка:
– Я слышал о вас немало историй, некоторые, несомненно, придуманные, некоторые, возможно, правдивые. Но ни в одной из них не говорилось ничего о том, что ваши связи с этими людьми могут быть устойчивыми. Тем не менее мне интересно узнать поподробнее о том расхождении во взглядах, которое вы упомянули.
В этот момент вернулся официант, принесший бренди. Прежде чем он снова удалился, Саймон воспользовался случаем заказать еду или, точнее, позволить, чтобы это сделал Понти, с удовольствием предоставив инициативу знатоку, который его сюда направил.
Когда официант был уже вне пределов слышимости, Святой, опустив последний вопрос Понти, спросил сам:
– Вы не имеете ничего против того, чтобы объяснить мне, что означают слова «этими людьми»?
– Мафия, – спокойно ответил Понти.
Теперь уже Саймон позволил вздрогнуть своим векам.
– Вы полагаете, Тони наняли они?
– Этот кретин, очевидно, один из них. Но я уверен, что Аль Дестамио – крупная рыба, хотя и не могу этого доказать.
– Это становиться интересным, – заметил Святой.
Понти маленькими глотками потягивал свой коньяк.
– Вы что-нибудь знаете о мафии?
– Как и всякий другой – то, что читал в газетах, и то, что литературная фантазия накрутила в покетбуках. Но, строго говоря, даже не знаю, что значит это слово.
– Это старинное слово, и никто толком не знает, откуда оно взялось. Существует легенда, что возникло оно здесь, в Палермо, в XII веке, когда французы владели Королевством обеих Сицилий. Якобы некий молодожен после венчания выходил из церкви и, разговорившись со священником, на мгновение расстался с новобрачной. Пьяный француз, сержант, оттащил ее в сторону и начал насиловать, а когда она попыталась убежать, убил ее. Несчастный муж опомнился слишком поздно, чтобы ее спасти, но накинулся на француза и прикончил его, крича: «Морте алля Франция!» Morte alla Francia (итал.) – Смерть Франции!

Палермо тяжело страдало под бременем оккупации, вспыхнул бунт и за несколько дней все французы были схвачены и истреблены. «Монте алля Франция – Италия анела» Italia anela (итал.) – Италия жаждет.

– стало боевым кличем. Разумеется, потом французы вернулись и перебили большинство бунтовщиков, а те, кому удалось уцелеть, попрятались в горах. Они и сохранили аббревиатуру боевого клича «мафия» как свое название. Такова одна из версий.
– Трудно представить мафию своего рода движением сопротивления, длящимся тринадцать веков.
– Сейчас – разумеется, но вначале все так и было. До самого объединения Италии мафия была на стороне угнетенных. Только потом начались вымогательства и убийства.
– Мне кажется, что-то похожее я слышал о тамплиерах. С ними произошло нечто подобное, – подумав, сказал Саймон, – но независимо от этого не понимаю, какую вы видите связь между ними и мной?
Понти подождал, пока подали "капонето ди меланзане "и бокалы, наполненные вином. Потом продолжал:
– Все очень просто. Вольно или невольно вы оказались замешаны в дела мафии. Я только что сказал вам, что Тони получит свое. Но я не рассчитываю, что он сознается в действиях по команде Дестамио, скорее выдвинет версию самообороны, после того как вы поймали его руку в своих карманах. Найдутся свидетели, которые покажут, что это вы напали на него. И никто не сможет заставить его признать знакомство с Дестамио. Это – омерта, закон молчания. Умрет, но не скажет. Возможно, не по кодексу чести, а просто потому, что, заговори он – и нигде ему не спрятаться, не останется для него места на земле. В мафии нет предателей, имеется в виду – живых, и умирают они нелегкой смертью.
Саймон попробовал «Циклопе делла Этна». Вино было легким, с деликатным изысканным вкусом, составлявшим хороший аккомпанемент к острым блюдам.
– В квестуре, – сказал он, – мне показалось, что Тони был в лучшем положении, чем я. Значит, длинные руки мафии на этом острове проникают даже в ряды неподкупной полиции?
– Это вполне возможно. – Понти прекрасно владел собой.
– На этом несчастном острове мафия – это сила. Поэтому я и дал вам понять, что стоит поговорить в другом месте.
– А я должен понять, что вы единственный полицейский, кто вне подозрений?
Детектив не обиделся и позволил себе улыбнуться, так что Саймон снова мог убедиться в прочности этой маски, за которой могло скрываться что угодно.
– Синьор Темплер, разрешите рассказать вам еще одну историю, на этот раз не легенду. Она касается одного человека, который приехал с севера, из Бергамо, чтобы открыть на острове магазин. Вначале дело шло трудно, но через некоторое время все наладилось, и он смог обеспечить семье скромный доход. Тогда появились люди мафии с требованием дани, а он по незнанию или из-за самоуверенности отказался платить. Когда прислали человека, чтобы публично побить его палкой, вырвал ее и избил посланца. Но немного перестарался, и тот умер. Потом бывает только одно: вендетта или смерть. Торговец, его жена и дочь были убиты, и уцелел только сын, которого заранее отправили к родне в Бергамо, а те, как только узнали об этом, переправили его к друзьям в другой город, где его выдавали за родного сына. Мальчик, однако, знал всю историю и вырос, ненавидя и мечтая вступить на тропу войны с мафией. А когда вырос, понял, что вендетта – это не тот способ.
– И поступил в полицию, чтобы попытаться что-то сделать легально?
– Это не слишком доходное место, как я уже говорил, и небезопасное, если работать как следует. Но неужели вы думаете, что человек с такими воспоминаниями может быть на стороне убийц?
– Но, если ваш комиссариат – гнездо мафии, как вы сможете что-то сделать? Этот двуличный сержант перед вашим приходом едва не посадил меня за покушение на убийство. Потом все вдруг изменилось. Или они догадываются, что вы подозреваете их?
– Еще нет. Думаю, что я просто блаженный дурачок, корчащий из себя начальника не там, где надо, честный глупец, который отказывается от взяток и докладывает обо всех подобных предложениях. Люди на моей должности долго не задерживаются, поэтому местные скрывают от меня все, что только могут, и терпеливо ожидают моего перевода. Поскольку я с севера, прошло немало лет, немало пришлось мне задействовать тайных пружин, чтобы попасть сюда, и я не собираюсь трогаться с места, пока не добьюсь своего.
Редко когда Саймону доводилось слышать столь откровенное признание.
– Значит, вы хотите услышать мой рассказ, – неторопливо сказал он. – Но, зная мою репутацию, поверите ли мне? И, кстати, вас совсем не волнует, что при случае я сам могу попасться?
– Я не веду с вами игры, синьор, – отрезал детектив. – Меня не интересуют ваши секреты. Можете мне сказать, что собственноручно прикончили тринадцать жен, это ваше дело, меня это не касается, если вы мне можете помочь в том деле, которое для меня значит больше, чем жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20