Навещаю друзей – как говорится, колониальное знакомство. Всего лишь знакомство. Тебе не о чем беспокоиться. – Он посмотрел мимо нее. – Боже милостивый! Твои маленькие сестрички так выросли!
– Прошло больше четырех лет.
Он от души рассмеялся. Словно это была остроумная шутка.
– Четыре года! Как время летит! – Он энергично пожал ей руку. – Я рад видеть тебя, дорогая, очень рад. Хотя хотел бы, чтобы наша встреча произошла не в столь публичном месте. Поверить не могу, что ты в Бате. Забавное совпадение.
Кажется, он очень нервничает, подумала Пруденс. Она сама тоже разволновалась и все не могла поверить, что это Филипп. Что он в Бате, а не за тысячи миль отсюда.
– Как твоя мама, Филипп? Она тоже здесь?
– Нет, она дома, с отцом. А у кого вы гостите?
– Ну... – Пруденс старалась придумать какое-нибудь невинное объяснение ее присутствия в Бате. – Чарити выходит замуж.
– Чудесно! За кого?
– За герцога Динзтейбла. Филипп вздрогнул.
– Боже правый! За герцога! Просто прекрасно. Я должен ее поздравить.
Он махнул рукой столпившимся сзади девушкам. По его сигналу они взволнованно заторопились вперед, только Грейс осталась на месте. Когда они подошли ближе, он изумленно оглядел сестер и воскликнул:
– Что же ты не сказала, что Чарити выросла красавицей! Она настоящий бриллиант! Неудивительно, что она подцепила герцога, несмотря на происхождение вашей матери. В сущности, все твои сестры прехорошенькие, Пруденс.
– Что ты хотел сказать о происхождении моей матери? – возмущенно начала Пруденс, но подбежали сестры и засыпали Филиппа вопросами. Разговор перешел в другое русло.
Он вернулся в Англию пару месяцев назад. Да, спасибо, его мать чувствует себя прекрасно. Да, он был в Норфолке и крайне удивился, что их нет дома. И конечно, был ужасно разочарован, что не повидался с ними, особенно потому, что младшие выросли такими красавицами. Ха-ха-ха.
Нет, он ничего не слышал о скарлатине. Хотя теперь ему кажется, что его мать что-то говорила об этом. Конечно, он не заезжал в Дерем-Корт, их дед очень негостеприимный. Кроме того, поскольку их не было дома... Как он узнал, что их нет дома? Должно быть, кто-то из слуг сказал, он не помнит кто. Во всяком случае, кто-то об этом упомянул. Скарлатина? Да, может быть, в связи с этим? Но никто не предполагал, что они отправились в Бат, он бы это помнил! Значит, лорд Дерем отправил их в Бат пить целебные воды? Но никто не говорил... Он слышал, что старый лорд сломал... Что они сделали?
Убежали от лорда Дерема?
Он повернулся к Пруденс.
– Ты с ума сошла, Пруденс? Убегать от законного опекуна? Пять незамужних девушек? Никогда в жизни не слышал ничего подобного! Какой неразумный поступок!
Раздался хор объяснений и оправданий. Филипп поднял руку и сказал:
– Могу я спросить, кто помогал вам в этом безрассудстве? Вы не понимаете, как это отразится на вашей репутации?
Пруденс взглядом утихомирила сестер и спокойно ответила:
– Девочки преувеличивают. Никаких драматических событий не было, Филипп, хотя, кажется, ты так думаешь. До недавнего времени мы жили в Лондоне у нашего двоюродного деда, сэра Освальда Мерридью. В Бат нас сопроводил будущий муж Чарити лорд Динзтейбл. Мы остановились в доме леди Августы Монтигуа дель Фуэго, так что, как видишь, нашей репутации ничто не угрожает.
– Вот именно! – выступила вперед Грейс, воинственно уперев руки в бока. – Нечестно так говорить с Пруденс, когда ты не знаешь, что произошло! Если уж на то пошло, ей бы не пришлось нас спасать, если бы ты был там! Пруденс всегда о нас беспокоилась, и она бы не допустила, чтобы произошло что-нибудь дурное с нами или с нашей репутацией. Правда, Пруденс? Кроме того, в Бат нас проводил лорд Каррадайс, – добавила она. – И он спас Пруденс от разбойников, и он любит Пруденс, и он просто замечательный!
– Каррадайс? Никогда о нем не слышал! – Филипп посмотрел на девочку. – Ты ведь Грейс? Почему бы тебе не погулять и не посмотреть витрины, пока мы с твоей сестрой обсуждаем взрослые вопросы?
Чарити посмотрела на Филиппа, потом на сестру и поспешно сказала:
– Да, пойдемте, девочки. Филиппу и Пруденс надо поговорить с глазу на глаз. Пруденс через несколько минут нас догонит.
Грейс и Хоуп были этим недовольны. Но Чарити мягко настаивала и уговорила их уйти. Филипп повернулся к Пруденс:
– На мой взгляд, все это очень скверно, Пруденс. Скарлатина, разбойники! Побег! Не понимаю, почему кто-то решил, что тебя надо спасать! А эти так называемые друзья, у которых вы остановились? Я никогда не слышал об этом Каррадайсе и не могу сказать, что я в восторге от того, что ты путешествуешь в его компании. Где ваш двоюродный дед? А что до этой леди Монтигуа, как ее там... Что это за имя, я тебя спрашиваю?
– Это аргентинская фамилия.
– Я понял, что она не англичанка, – фыркнул Филипп.
– Леди Августа Монтигуа дель Фуэго самая что ни на есть английская тетушка герцога Динзтейбла, – сухо объяснила Пруденс. – Ее второй муж был аргентинцем, овдовев, она вернулась в Англию.
– Ах вот оно что! Ну, если она тетя герцога, тогда, думаю, все в порядке.
– Да. Она необычайно добра к нам, Филипп, и я не желаю, чтобы о ней говорили неуважительно, – сказала Пруденс таким тоном, что Филипп заморгал от удивления.
– Я не хотел... – начал он.
– Я уверена, что не хотел, – энергично сказала она. – Но улица неподходящее место для обсуждения этого и других вопросов. Ты можешь навестить меня в доме леди Августы сегодня днем.
– Э-э... Да, очень хорошо, – неловко поклонился Филипп.
– Вот ее адрес. – Пруденс нацарапала на листке несколько слов и сунула его в руку Филиппу. – Я жду тебя сегодня днем. Когда тебе удобно?
– Э-э... – Он оглянулся, словно ища подсказки. – В два?
– Хорошо, в два. До встречи, Филипп. Нам многое нужно обсудить, – решительно сказала Пруденс и пошла догонять сестер.
Филипп молча смотрел ей вслед.
Когда они вернулись в дом леди Августы, у Пруденс дрожали ноги, хотя вся прогулка не заняла больше пяти мнут. Сестры всю дорогу обсуждали неожиданную встречу с Филиппом, строили догадки, что привело его в Бат, обсуждали, как он изменился и как красиво одет, а главное, что его возвращение значит для них и Пруденс. Казалось, они думали, что все их проблемы разрешились.
Пруденс не произнесла ни слова. Если бы ее спросили, то ей пришлось бы ответить, что она рада видеть Филиппа. На самом деле она была потрясена неожиданной встречей. У нее было ощущение, что он... предал ее, не сообщив о своем возвращении. Он давно в Англии?
Она медленно поднялась в свою спальню. Даже самый большой оптимист, наблюдая уличную сценку, не подумал бы, что это неожиданная встреча давно разлученных судьбой возлюбленных, нашептывал ей внутренний голос. Но она все еще носит его кольцо. А он явно считает, что как будущий муж имеет право делать ей выговор по поводу ее поведения.
За столько лет разлуки они оба повзрослели и изменились. Он стал более уверенным в себе. И она – тоже. Это вполне естественно.
Но что Филипп ждет от нее? Сказал ли он родителям о своей помолвке? Она для него все еще «единственная мечта, которая держит его в живых в этой дыре на краю земли», как он когда-то написал? Что-то непохоже, но впечатление бывает обманчивым. Кажется, он не испытал прилива радостных эмоций, но, в конце концов, на улице не обнимаются. Ничего удивительного, что их встреча вышла довольно неловкой. А если он все еще хочет жениться на ней? Что ей делать?
У Пруденс сжалось сердце.
В два часа они встретятся наедине, и все будет решено, говорила себе Пруденс. Она посмотрела в зеркало, рассеянно поправив прическу.
Когда она думала о встреченном на улице щеголевато одетом незнакомце, она ничего не чувствовала. Она не чувствовала, что обручена с ним. Не чувствовала с ним никакой связи. Хотя у них был общий ребенок.
Гидеон уже больше часа не отходил от окна, ожидая возвращения Пруденс и ее сестер. Он принял решение, и ему не терпелось с ней поговорить. Он немедленно женится на ней и тут же отыщет ее ребенка. Ребенок будет усыновлен и станет жить с ними. Конечно, пойдут разговоры. Если разразится скандал, он распустит слух, что это его дитя. И весь свет станет восхищаться великодушием и милосердием Пруденс, которая без лишнего шума приняла его незаконнорожденного ребенка.
Если ее горестный взгляд навсегда исчезнет, его нисколько не волнует, что станут болтать в свете.
Наконец Гидеон заметил на улице сестер Мерридью, они оживленно что-то обсуждали. Только не Пруденс. Гидеон видел, что она не принимает участия в разговоре. Было довольно трудно разглядеть под шляпкой ее лицо, но ему показалось, что она бледна и взволнована.
Гидеон сбежал по лестнице, толкнул дверь соседнего дома и передал записку, прося мисс Пруденс поговорить с ним. Он ждал ее, меряя шагами гостиную.
Пруденс замерла. Ее рука лежала на ручке двери. Она чувствовала опустошение. Сначала неожиданная встреча с Филиппом на улице, а теперь это. Несколько дней подряд ей удавалось избегать Гидеона, но сегодня события выбили ее из колеи. Нужно поговорить с лордом Каррадайсом, прежде чем она встретится с Филиппом.
В его записке написано «конфиденциально». Что это значит? Нечто, о чем он не хочет говорить на публике или в присутствии сестер? Пруденс надеялась, что он не станет обсуждать тему ребенка. Настоящий джентльмен никогда бы об этом не упомянул. Лорд Каррадайс не такой, как дедушка, совсем не такой. Он может не одобрять ее безнравственный поступок, но он добрый. Он не станет ее осуждать.
Пруденс почувствовала дурноту. Он должен понять, что она сначала должна поговорить с Филиппом, все выяснить, прежде чем думать о чем-либо другом. А когда все будет кончено...
В холле пробили часы. Половина второго. Филипп будет здесь через полчаса. Ей нужно очень быстро поговорить с лордом Каррадайсом. Она не вынесет, если он еще будет здесь, когда появится Филипп.
Пруденс пригладила волосы и поправила платье. Внутри была болезненная пустота. Нервы, сказала она себе. Она сделала глубокий вдох и вошла в комнату.
Лорд Каррадайс торопливо подошел к ней. Слишком близко, чтобы оставаться спокойной.
– Вы бледны! – воскликнул он. – В лице ни кровинки.
– Ничего не могу с этим поделать, – неловко ответила Пруденс и отступила на шаг.
Если он коснется ее, она сломается. Нужно беречь силы. Гидеон шагнул к ней, она почувствовала слабый запах его одеколона. На его лице отразилась озабоченность.
– Я знаю, это моя вина, Пруденс. Жалею, что настоял на том, чтобы вы рассказали о своем прошлом. Я хотел сказать, жалею, что расстроил вас, а не о том, что узнал вашу историю, но...
– Я рада, что вы нашли ее поучительной, – сдержанно сказала Пруденс и снова отступила.
– Поучительной? – нахмурился он. – Странно. Не обращайте внимания...
– Не буду.
Гидеон странно посмотрел на нее и подошел ближе.
– Пруденс, не имеет значения...
– Думаю, имеет!
Он решительно и властно взял ее за плечи.
– Конечно, имеет. Я хотел сказать, что для меня это ничего не меняет. Я хочу, чтобы вы были рядом со мной! Позвольте мне заботиться о вас, защищать вас. Я...
Она так этого ждала. Душа ее пела от счастья, что этот мужчина сказал такие слова.
Но она еще помолвлена. Она дала слово Филиппу. Как она может говорить о любви, не расторгнув помолвки?! Если она сможет ее расторгнуть...
Она должна это сделать.
– Пока я помолвлена, я не могу вам ответить! – Пруденс отступила, чуть задыхаясь.
– Вас не волнует этот Оттерботтом! Вы его не любите! Вы не можете любить мужчину, который бросил вас в таком положении и уехал на долгих четыре года. Оставив вас на милость...
– Филипп вернулся. Гидеон открыл рот.
– Вернулся? – Его черные брови сошлись на переносице. – Где он? Когда он возвратился в Англию?
Это главный вопрос, подумала она.
– Он здесь, в Бате, – сказала Пруденс. – Он будет здесь, – она посмотрела на каминные часы, – через двадцать минут.
– Здесь, в Бате? – потрясенно спросил Гидеон, но взял себя в руки и настойчиво сказал: – Дважды нельзя войти в одну реку, Пруденс. Вы не видели его с шестнадцати лет. Если вы и любили его тогда, это было слепое увлечение юной девочки. Если бы вам позволили бывать в свете, сомневаюсь, что вы обратили бы на него внимание. Насколько я понял из рассказов ваших сестер, ваш дед содержал вас почти как узниц. Я слышал, что узники дружат даже с мышами и крысами, настолько им одиноко. Оттербутс и был для вас такой крысой. Но теперь вы не в тюрьме и...
– Оттерб... Филипп не крыса. Он...
– Только крыса могла бросить женщину, которая ждет ребенка, Имп, – безжалостно сказал Гидеон.
Возникла короткая пауза. Пруденс не знала, что сказать.
Ей нужно поговорить с Филиппом. Нарушить данное ему обещание сейчас, не поговорив с ним...
Нет. Она дала слово. Нужно поговорить с ним, прежде чем упасть в объятия другого мужчины.
Такие восхитительные... манящие объятия... перед которыми невозможно устоять...
Ей как-то удалось справиться с собой. Пожав плечами, Пруденс сказала:
– Но теперь он вернулся.
И она понятия не имеет, что ей делать.
– Это его не извиняет. Если бы я вернулся... нет, я бы вас никогда не оставил.
Настойчивость Гидеона начала раздражать ее, хотя и грела ей сердце. Пруденс хотелось, чтобы он ушел, дал ей возможность поговорить с Филиппом, и тогда бы она во всем разобралась. Вместо этого Гидеон подталкивал ее к признанию, к объяснению в любви, которое она не готова сделать. И она не хочет, чтобы ее к этому подталкивали. Даже Гидеон.
– Ба! – сумела выговорить она. – Вы знаменитый повеса. Вы, должно быть, бросили десятки, даже сотни женщин! – Ее голос прозвучал несколько неуверенно.
Она шагнула за маленькую скамеечку для ног. Ей необходима дистанция между ними.
В его глазах сверкнули озорные смешинки.
– Если быть точным, тысячи. О моих достижениях ходят легенды. – Гидеон медленно подкрадывался к ней.
– Я не знаю, сколько... – начала она и замолчала, поняв, что их беседа превращается в фарс. – Филипп ничего не мог сделать. Обстоятельства...
– Мог, Имп.
Гидеон перешагнул через скамейку и взял обе руки Пруденс в свои ладони. Она попыталась высвободить руки, но он сильнее сжал их. Он ласково смотрел на нее, озорные искорки пропали из его глаз.
– Кстати, о мифических толпах оставленных мною женщин. Я никогда не соблазнял невинных девушек и не имел дела с женщинами, которые хотели от меня большего, чем легкий флирт.
Пруденс смотрела на него, пытаясь понять, что он ей говорит. У нее болела голова. Мозг лихорадочно работал. Филипп будет здесь с минуты на минуту. Гидеон что-то говорит о крысах и о соблазне. Может быть, она не поняла его признания? И он пытается объяснить, что она для него тоже легкий флирт?
– Признаюсь, это не делает мне чести, – продолжал он, – но я ни одну женщину не заставил пожалеть, что она познакомилась со мной, и ни одну не оставил с ребенком.
Его слова остановили вихрь ее мыслей. Почему он снова заговорил о ребенке? Она больше не могла этого выносить. Пруденс, словно защищаясь, подняла руку.
Нужно сохранять дистанцию.
– Умоляю вас, больше не говорите на эту тему. Я жду Филиппа. И больше не могу ни о чем думать.
– Этого не может быть.
– Это правда.
Гидеон еще больше встревожился. Пруденс отстраняется от него, он видел это по выражению ее глаз, по ее напрягшемуся телу. Что еще он может сказать, чтобы убедить ее? Она должна согласиться. После стольких лет он наконец нашел настоящую любовь и не вынесет, если она откажет ему только потому, что дала слово Оттербери. Но она определенно отказывается. Кажется, все умения обольщать женщин покинули его. Она не «женщины», она – Пруденс. Вот в чем все дело. Прекрасная, уникальная Пруденс. Его возлюбленная.
Он не мог просто уйти, отдав ее Оттербери. Но ему придется это сделать, он это знал. Увидев Пруденс через столько лет, Оттербери влюбится в нее с новой силой.
Ему нужно сейчас завоевать ее, прежде чем Оттербери возобновит свои ухаживания. У Оттербери все козыри на руках: кольцо, клятва, которую Пруденс хранила четыре года, ребенок.
А Гидеон мог предложить ей только сердце повесы. Сердце, которое, по его собственному признанию, прежде никогда не было постоянным.
Гидеон лихорадочно искал слова, которые могли бы ее убедить, но все слова были уже сказаны. И они оказались бесполезными.
Может, обратиться к поэзии? Это язык любви. Шекспир? Но он не мог вспомнить ни строчки. Гидеон снова сжал руки Пруденс:
– Забудьте Оттербутса. Станьте моей...
Вряд ли это поэзия. На счастье, ему в голову пришла строчка из Марло, и он процитировал:
– «Приди, любимая моя! С тобой вкушу блаженство я». Пруденс, смутившись, посмотрела на него и покачала головой.
– Ребенок будет жить с нами и... – торопливо уверял он. В ее глазах снова появилось странное выражение, которое Гидеон уже начал узнавать.
– Что случилось, Имп? Господи, я снова все испортил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Прошло больше четырех лет.
Он от души рассмеялся. Словно это была остроумная шутка.
– Четыре года! Как время летит! – Он энергично пожал ей руку. – Я рад видеть тебя, дорогая, очень рад. Хотя хотел бы, чтобы наша встреча произошла не в столь публичном месте. Поверить не могу, что ты в Бате. Забавное совпадение.
Кажется, он очень нервничает, подумала Пруденс. Она сама тоже разволновалась и все не могла поверить, что это Филипп. Что он в Бате, а не за тысячи миль отсюда.
– Как твоя мама, Филипп? Она тоже здесь?
– Нет, она дома, с отцом. А у кого вы гостите?
– Ну... – Пруденс старалась придумать какое-нибудь невинное объяснение ее присутствия в Бате. – Чарити выходит замуж.
– Чудесно! За кого?
– За герцога Динзтейбла. Филипп вздрогнул.
– Боже правый! За герцога! Просто прекрасно. Я должен ее поздравить.
Он махнул рукой столпившимся сзади девушкам. По его сигналу они взволнованно заторопились вперед, только Грейс осталась на месте. Когда они подошли ближе, он изумленно оглядел сестер и воскликнул:
– Что же ты не сказала, что Чарити выросла красавицей! Она настоящий бриллиант! Неудивительно, что она подцепила герцога, несмотря на происхождение вашей матери. В сущности, все твои сестры прехорошенькие, Пруденс.
– Что ты хотел сказать о происхождении моей матери? – возмущенно начала Пруденс, но подбежали сестры и засыпали Филиппа вопросами. Разговор перешел в другое русло.
Он вернулся в Англию пару месяцев назад. Да, спасибо, его мать чувствует себя прекрасно. Да, он был в Норфолке и крайне удивился, что их нет дома. И конечно, был ужасно разочарован, что не повидался с ними, особенно потому, что младшие выросли такими красавицами. Ха-ха-ха.
Нет, он ничего не слышал о скарлатине. Хотя теперь ему кажется, что его мать что-то говорила об этом. Конечно, он не заезжал в Дерем-Корт, их дед очень негостеприимный. Кроме того, поскольку их не было дома... Как он узнал, что их нет дома? Должно быть, кто-то из слуг сказал, он не помнит кто. Во всяком случае, кто-то об этом упомянул. Скарлатина? Да, может быть, в связи с этим? Но никто не предполагал, что они отправились в Бат, он бы это помнил! Значит, лорд Дерем отправил их в Бат пить целебные воды? Но никто не говорил... Он слышал, что старый лорд сломал... Что они сделали?
Убежали от лорда Дерема?
Он повернулся к Пруденс.
– Ты с ума сошла, Пруденс? Убегать от законного опекуна? Пять незамужних девушек? Никогда в жизни не слышал ничего подобного! Какой неразумный поступок!
Раздался хор объяснений и оправданий. Филипп поднял руку и сказал:
– Могу я спросить, кто помогал вам в этом безрассудстве? Вы не понимаете, как это отразится на вашей репутации?
Пруденс взглядом утихомирила сестер и спокойно ответила:
– Девочки преувеличивают. Никаких драматических событий не было, Филипп, хотя, кажется, ты так думаешь. До недавнего времени мы жили в Лондоне у нашего двоюродного деда, сэра Освальда Мерридью. В Бат нас сопроводил будущий муж Чарити лорд Динзтейбл. Мы остановились в доме леди Августы Монтигуа дель Фуэго, так что, как видишь, нашей репутации ничто не угрожает.
– Вот именно! – выступила вперед Грейс, воинственно уперев руки в бока. – Нечестно так говорить с Пруденс, когда ты не знаешь, что произошло! Если уж на то пошло, ей бы не пришлось нас спасать, если бы ты был там! Пруденс всегда о нас беспокоилась, и она бы не допустила, чтобы произошло что-нибудь дурное с нами или с нашей репутацией. Правда, Пруденс? Кроме того, в Бат нас проводил лорд Каррадайс, – добавила она. – И он спас Пруденс от разбойников, и он любит Пруденс, и он просто замечательный!
– Каррадайс? Никогда о нем не слышал! – Филипп посмотрел на девочку. – Ты ведь Грейс? Почему бы тебе не погулять и не посмотреть витрины, пока мы с твоей сестрой обсуждаем взрослые вопросы?
Чарити посмотрела на Филиппа, потом на сестру и поспешно сказала:
– Да, пойдемте, девочки. Филиппу и Пруденс надо поговорить с глазу на глаз. Пруденс через несколько минут нас догонит.
Грейс и Хоуп были этим недовольны. Но Чарити мягко настаивала и уговорила их уйти. Филипп повернулся к Пруденс:
– На мой взгляд, все это очень скверно, Пруденс. Скарлатина, разбойники! Побег! Не понимаю, почему кто-то решил, что тебя надо спасать! А эти так называемые друзья, у которых вы остановились? Я никогда не слышал об этом Каррадайсе и не могу сказать, что я в восторге от того, что ты путешествуешь в его компании. Где ваш двоюродный дед? А что до этой леди Монтигуа, как ее там... Что это за имя, я тебя спрашиваю?
– Это аргентинская фамилия.
– Я понял, что она не англичанка, – фыркнул Филипп.
– Леди Августа Монтигуа дель Фуэго самая что ни на есть английская тетушка герцога Динзтейбла, – сухо объяснила Пруденс. – Ее второй муж был аргентинцем, овдовев, она вернулась в Англию.
– Ах вот оно что! Ну, если она тетя герцога, тогда, думаю, все в порядке.
– Да. Она необычайно добра к нам, Филипп, и я не желаю, чтобы о ней говорили неуважительно, – сказала Пруденс таким тоном, что Филипп заморгал от удивления.
– Я не хотел... – начал он.
– Я уверена, что не хотел, – энергично сказала она. – Но улица неподходящее место для обсуждения этого и других вопросов. Ты можешь навестить меня в доме леди Августы сегодня днем.
– Э-э... Да, очень хорошо, – неловко поклонился Филипп.
– Вот ее адрес. – Пруденс нацарапала на листке несколько слов и сунула его в руку Филиппу. – Я жду тебя сегодня днем. Когда тебе удобно?
– Э-э... – Он оглянулся, словно ища подсказки. – В два?
– Хорошо, в два. До встречи, Филипп. Нам многое нужно обсудить, – решительно сказала Пруденс и пошла догонять сестер.
Филипп молча смотрел ей вслед.
Когда они вернулись в дом леди Августы, у Пруденс дрожали ноги, хотя вся прогулка не заняла больше пяти мнут. Сестры всю дорогу обсуждали неожиданную встречу с Филиппом, строили догадки, что привело его в Бат, обсуждали, как он изменился и как красиво одет, а главное, что его возвращение значит для них и Пруденс. Казалось, они думали, что все их проблемы разрешились.
Пруденс не произнесла ни слова. Если бы ее спросили, то ей пришлось бы ответить, что она рада видеть Филиппа. На самом деле она была потрясена неожиданной встречей. У нее было ощущение, что он... предал ее, не сообщив о своем возвращении. Он давно в Англии?
Она медленно поднялась в свою спальню. Даже самый большой оптимист, наблюдая уличную сценку, не подумал бы, что это неожиданная встреча давно разлученных судьбой возлюбленных, нашептывал ей внутренний голос. Но она все еще носит его кольцо. А он явно считает, что как будущий муж имеет право делать ей выговор по поводу ее поведения.
За столько лет разлуки они оба повзрослели и изменились. Он стал более уверенным в себе. И она – тоже. Это вполне естественно.
Но что Филипп ждет от нее? Сказал ли он родителям о своей помолвке? Она для него все еще «единственная мечта, которая держит его в живых в этой дыре на краю земли», как он когда-то написал? Что-то непохоже, но впечатление бывает обманчивым. Кажется, он не испытал прилива радостных эмоций, но, в конце концов, на улице не обнимаются. Ничего удивительного, что их встреча вышла довольно неловкой. А если он все еще хочет жениться на ней? Что ей делать?
У Пруденс сжалось сердце.
В два часа они встретятся наедине, и все будет решено, говорила себе Пруденс. Она посмотрела в зеркало, рассеянно поправив прическу.
Когда она думала о встреченном на улице щеголевато одетом незнакомце, она ничего не чувствовала. Она не чувствовала, что обручена с ним. Не чувствовала с ним никакой связи. Хотя у них был общий ребенок.
Гидеон уже больше часа не отходил от окна, ожидая возвращения Пруденс и ее сестер. Он принял решение, и ему не терпелось с ней поговорить. Он немедленно женится на ней и тут же отыщет ее ребенка. Ребенок будет усыновлен и станет жить с ними. Конечно, пойдут разговоры. Если разразится скандал, он распустит слух, что это его дитя. И весь свет станет восхищаться великодушием и милосердием Пруденс, которая без лишнего шума приняла его незаконнорожденного ребенка.
Если ее горестный взгляд навсегда исчезнет, его нисколько не волнует, что станут болтать в свете.
Наконец Гидеон заметил на улице сестер Мерридью, они оживленно что-то обсуждали. Только не Пруденс. Гидеон видел, что она не принимает участия в разговоре. Было довольно трудно разглядеть под шляпкой ее лицо, но ему показалось, что она бледна и взволнована.
Гидеон сбежал по лестнице, толкнул дверь соседнего дома и передал записку, прося мисс Пруденс поговорить с ним. Он ждал ее, меряя шагами гостиную.
Пруденс замерла. Ее рука лежала на ручке двери. Она чувствовала опустошение. Сначала неожиданная встреча с Филиппом на улице, а теперь это. Несколько дней подряд ей удавалось избегать Гидеона, но сегодня события выбили ее из колеи. Нужно поговорить с лордом Каррадайсом, прежде чем она встретится с Филиппом.
В его записке написано «конфиденциально». Что это значит? Нечто, о чем он не хочет говорить на публике или в присутствии сестер? Пруденс надеялась, что он не станет обсуждать тему ребенка. Настоящий джентльмен никогда бы об этом не упомянул. Лорд Каррадайс не такой, как дедушка, совсем не такой. Он может не одобрять ее безнравственный поступок, но он добрый. Он не станет ее осуждать.
Пруденс почувствовала дурноту. Он должен понять, что она сначала должна поговорить с Филиппом, все выяснить, прежде чем думать о чем-либо другом. А когда все будет кончено...
В холле пробили часы. Половина второго. Филипп будет здесь через полчаса. Ей нужно очень быстро поговорить с лордом Каррадайсом. Она не вынесет, если он еще будет здесь, когда появится Филипп.
Пруденс пригладила волосы и поправила платье. Внутри была болезненная пустота. Нервы, сказала она себе. Она сделала глубокий вдох и вошла в комнату.
Лорд Каррадайс торопливо подошел к ней. Слишком близко, чтобы оставаться спокойной.
– Вы бледны! – воскликнул он. – В лице ни кровинки.
– Ничего не могу с этим поделать, – неловко ответила Пруденс и отступила на шаг.
Если он коснется ее, она сломается. Нужно беречь силы. Гидеон шагнул к ней, она почувствовала слабый запах его одеколона. На его лице отразилась озабоченность.
– Я знаю, это моя вина, Пруденс. Жалею, что настоял на том, чтобы вы рассказали о своем прошлом. Я хотел сказать, жалею, что расстроил вас, а не о том, что узнал вашу историю, но...
– Я рада, что вы нашли ее поучительной, – сдержанно сказала Пруденс и снова отступила.
– Поучительной? – нахмурился он. – Странно. Не обращайте внимания...
– Не буду.
Гидеон странно посмотрел на нее и подошел ближе.
– Пруденс, не имеет значения...
– Думаю, имеет!
Он решительно и властно взял ее за плечи.
– Конечно, имеет. Я хотел сказать, что для меня это ничего не меняет. Я хочу, чтобы вы были рядом со мной! Позвольте мне заботиться о вас, защищать вас. Я...
Она так этого ждала. Душа ее пела от счастья, что этот мужчина сказал такие слова.
Но она еще помолвлена. Она дала слово Филиппу. Как она может говорить о любви, не расторгнув помолвки?! Если она сможет ее расторгнуть...
Она должна это сделать.
– Пока я помолвлена, я не могу вам ответить! – Пруденс отступила, чуть задыхаясь.
– Вас не волнует этот Оттерботтом! Вы его не любите! Вы не можете любить мужчину, который бросил вас в таком положении и уехал на долгих четыре года. Оставив вас на милость...
– Филипп вернулся. Гидеон открыл рот.
– Вернулся? – Его черные брови сошлись на переносице. – Где он? Когда он возвратился в Англию?
Это главный вопрос, подумала она.
– Он здесь, в Бате, – сказала Пруденс. – Он будет здесь, – она посмотрела на каминные часы, – через двадцать минут.
– Здесь, в Бате? – потрясенно спросил Гидеон, но взял себя в руки и настойчиво сказал: – Дважды нельзя войти в одну реку, Пруденс. Вы не видели его с шестнадцати лет. Если вы и любили его тогда, это было слепое увлечение юной девочки. Если бы вам позволили бывать в свете, сомневаюсь, что вы обратили бы на него внимание. Насколько я понял из рассказов ваших сестер, ваш дед содержал вас почти как узниц. Я слышал, что узники дружат даже с мышами и крысами, настолько им одиноко. Оттербутс и был для вас такой крысой. Но теперь вы не в тюрьме и...
– Оттерб... Филипп не крыса. Он...
– Только крыса могла бросить женщину, которая ждет ребенка, Имп, – безжалостно сказал Гидеон.
Возникла короткая пауза. Пруденс не знала, что сказать.
Ей нужно поговорить с Филиппом. Нарушить данное ему обещание сейчас, не поговорив с ним...
Нет. Она дала слово. Нужно поговорить с ним, прежде чем упасть в объятия другого мужчины.
Такие восхитительные... манящие объятия... перед которыми невозможно устоять...
Ей как-то удалось справиться с собой. Пожав плечами, Пруденс сказала:
– Но теперь он вернулся.
И она понятия не имеет, что ей делать.
– Это его не извиняет. Если бы я вернулся... нет, я бы вас никогда не оставил.
Настойчивость Гидеона начала раздражать ее, хотя и грела ей сердце. Пруденс хотелось, чтобы он ушел, дал ей возможность поговорить с Филиппом, и тогда бы она во всем разобралась. Вместо этого Гидеон подталкивал ее к признанию, к объяснению в любви, которое она не готова сделать. И она не хочет, чтобы ее к этому подталкивали. Даже Гидеон.
– Ба! – сумела выговорить она. – Вы знаменитый повеса. Вы, должно быть, бросили десятки, даже сотни женщин! – Ее голос прозвучал несколько неуверенно.
Она шагнула за маленькую скамеечку для ног. Ей необходима дистанция между ними.
В его глазах сверкнули озорные смешинки.
– Если быть точным, тысячи. О моих достижениях ходят легенды. – Гидеон медленно подкрадывался к ней.
– Я не знаю, сколько... – начала она и замолчала, поняв, что их беседа превращается в фарс. – Филипп ничего не мог сделать. Обстоятельства...
– Мог, Имп.
Гидеон перешагнул через скамейку и взял обе руки Пруденс в свои ладони. Она попыталась высвободить руки, но он сильнее сжал их. Он ласково смотрел на нее, озорные искорки пропали из его глаз.
– Кстати, о мифических толпах оставленных мною женщин. Я никогда не соблазнял невинных девушек и не имел дела с женщинами, которые хотели от меня большего, чем легкий флирт.
Пруденс смотрела на него, пытаясь понять, что он ей говорит. У нее болела голова. Мозг лихорадочно работал. Филипп будет здесь с минуты на минуту. Гидеон что-то говорит о крысах и о соблазне. Может быть, она не поняла его признания? И он пытается объяснить, что она для него тоже легкий флирт?
– Признаюсь, это не делает мне чести, – продолжал он, – но я ни одну женщину не заставил пожалеть, что она познакомилась со мной, и ни одну не оставил с ребенком.
Его слова остановили вихрь ее мыслей. Почему он снова заговорил о ребенке? Она больше не могла этого выносить. Пруденс, словно защищаясь, подняла руку.
Нужно сохранять дистанцию.
– Умоляю вас, больше не говорите на эту тему. Я жду Филиппа. И больше не могу ни о чем думать.
– Этого не может быть.
– Это правда.
Гидеон еще больше встревожился. Пруденс отстраняется от него, он видел это по выражению ее глаз, по ее напрягшемуся телу. Что еще он может сказать, чтобы убедить ее? Она должна согласиться. После стольких лет он наконец нашел настоящую любовь и не вынесет, если она откажет ему только потому, что дала слово Оттербери. Но она определенно отказывается. Кажется, все умения обольщать женщин покинули его. Она не «женщины», она – Пруденс. Вот в чем все дело. Прекрасная, уникальная Пруденс. Его возлюбленная.
Он не мог просто уйти, отдав ее Оттербери. Но ему придется это сделать, он это знал. Увидев Пруденс через столько лет, Оттербери влюбится в нее с новой силой.
Ему нужно сейчас завоевать ее, прежде чем Оттербери возобновит свои ухаживания. У Оттербери все козыри на руках: кольцо, клятва, которую Пруденс хранила четыре года, ребенок.
А Гидеон мог предложить ей только сердце повесы. Сердце, которое, по его собственному признанию, прежде никогда не было постоянным.
Гидеон лихорадочно искал слова, которые могли бы ее убедить, но все слова были уже сказаны. И они оказались бесполезными.
Может, обратиться к поэзии? Это язык любви. Шекспир? Но он не мог вспомнить ни строчки. Гидеон снова сжал руки Пруденс:
– Забудьте Оттербутса. Станьте моей...
Вряд ли это поэзия. На счастье, ему в голову пришла строчка из Марло, и он процитировал:
– «Приди, любимая моя! С тобой вкушу блаженство я». Пруденс, смутившись, посмотрела на него и покачала головой.
– Ребенок будет жить с нами и... – торопливо уверял он. В ее глазах снова появилось странное выражение, которое Гидеон уже начал узнавать.
– Что случилось, Имп? Господи, я снова все испортил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39