А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

За ними внимательно следили рыцари-инструкторы, закутанные в серые, потрепанные сутаны. По традиции ученики были разделены на небольшие группы, построенные в определенном порядке на всей протяженности пляжа. Каждая группа изучала свою собственную технику Кси в зависимости от специализации или настроения рыцаря-инструктора. Время от времени вопли вспугивали желтых чаек и альбатросов с серебристыми гребнями, которые носились над морем.
Филп Асмусса, наблюдавший за ними с высоты сотни метров, видел внизу рои крохотных дисциплинированных насекомых. Он подумал, что если бы его не вызвали на заседание директории, он тоже был бы одним из этих насекомых, слепо подчинявшихся пронзительным командам наставников. Перед учениками и воинами высились черные кучи камней разных размеров. Именно эти камни были мишенями – каждый по очереди испускал в их сторону свой крик смерти. Иногда, если звук достигал нужного уровня силы, камни взрывались, разбрасывая в сторону осколки. Пыль оседала на песок под радостные возгласы того, кому удалось упражнение. Но наставники немедленно обрывали их, чтобы не ослаблять сосредоточенности и ментальных усилий остальных.
Филпу Асмусса хотелось участвовать в этих утренних тренировках. Полная концентрация, которой они требовали, быть может, помогла бы ему избавиться от черных мыслей, заполонивших голову.
По возвращении с Красной Точки Филпа ждали дурные новости: он больше никогда не увидит своего отца. Донс Асмусса, сеньор Сбарао и Колец, погиб в ловушке, устроенной Ангами Сиракузскими и их союзниками. Уже не осталось никаких сомнений в смерти сеньоров Конфедерации. Не увидит он больше и своей матери, дамы Мониаж, двоих братьев, Гартипа и Хесмира, и трех сестер Венидиж, Бридиж и Изабелиж. Всех их обезглавили убийцы из секты притивов на центральной площади Рахабезана, столице Сбарао и Колец. Передачи головидения и галактического радио прекратились несколько дней назад. Информация поступала по тайным каналам Ордена. Слухи крайне противоречивы. Все миры испытывали информационный голод из-за прекращения работы СМИ. Филп не получил официального подтверждения смерти своих близких, но в глубине души знал – с иллюзиями пора расстаться: невидимые связи между ними окончательно прервались.
Его предупредил духовник, рыцарь Шуд Аль Бах, на котором лежали также функции интендантства. По поступившим сведениям, его родных казнили за сопротивление армиям, вторгшимся на планету. Перед тем как их обезглавили, его мать и сестры, даже двенадцатилетняя Изабелиж, были прилюдно изнасилованы, а с его братьев заживо содрали кожу. Их головы прибили к доске, выставленной на площади. Многих придворных приговорили к крейцианскому огненному кресту – количество казней умножалось день ото дня.
Как воин, стремящийся стать рыцарем, Филп Асмусса невероятным усилием воли преодолел невероятную тоску от потери близких. Но по ночам, в минуты бессонницы, боль возвращалась и терзала с невиданной силой, когда мысли о потере всплывали на поверхность сознания, не занятого дневными делами. Чаще всего он думал о муках матери и сестер и видел перед собой их истерзанные тела. И тоска превращалась не в гнев, а в ненависть.
Поскольку он остался единственным наследником трона Сбарао, его раздирали двойственные чувства: долг перед своей планетой, которую следовало отвоевать, и принадлежность к Ордену, славный путь рыцарства. Пока он отодвигал час рокового выбора. Но знал, что после решающей битвы, которую Орден даст врагам Конфедерации, а он всем сердцем хотел участвовать в ней, чтобы отомстить за родных, ему придется вступить на тот или иной путь.
Он поделился своими сомнениями с рыцарем-инструктором Руифом Лоаном. Лоан ответил, что только сам Филп в согласии со своей совестью может выбрать правильный путь, путь к озеру Кси. До этих трагических событий Филп не думал о том, чтобы покинуть монастырь, оставить за спиной высокие гранитные стены, покрытые лишайником, забыть о соленом воздухе океана Альбарских Фей – все то, что он впитал в себя, отождествив с Орденом. Сможет ли он прожить без пронзительных криков чаек и альбатросов, сопровождавших утренние тренировки, без дневных лекций в залах башен и вечерней практики ментальной концентрации?
Парадоксально, но эта почти физическая привязанность его к монастырю была поколеблена разрушительными речами изгоя с Красной Точки. Рыцарь Лоншу Па впрыснул в его кровь яд сомнений. По возвращении он вспомнил, с какой яростью отверг идеи Лоншу Па, словно затушил жаркое пламя, могущее в любое мгновение охватить его душу. Но это пламя уже проникло в трещины в его сознании. Он слепо верил, что постепенное обучение рыцарству предохранит его от мучений, которые, как он верил, свойственны только слабым. Но пришлось смириться с очевидным: несколько слов Лоншу Па поколебали ментальное здание, которое камень за камнем возвели его инструкторы, расшатали фундамент его убеждений. Предостережения двух членов директории, которые он выслушал до пребывания на Красной Точке, не смогли уберечь его от губительного воздействия изгоя, тем более что он доказал свою реальную эффективность в проведении операции. Ментальная броня воина Филпа Асмуссы растрескалась, и в эти новые трещины хлынули сомнения.
Сейчас Филп упрекал себя в наглости и презрении к сотоварищу по миссии. Он отдавал себе отчет, что не извлек из их встречи всех тех выгод, которые мог бы получить. Владение звуком и ментальностью, культура и знания Лоншу Па, даже выкраденные из архивного склепа, казались ему более высокими, чем культура и знания его инструкторов. Но неумение открываться, воспринимать, недоверие, которое ему привили силой и от которого он не сумел избавиться, заставили его пройти мимо удивительной возможности обогатиться новыми знаниями.
Однажды ночью, когда отчаяние мешало заснуть, он попытался отыскать внешнюю лестницу, ведущую в склеп архивов, где рыцарь Лоншу Па провел долгие часы, насыщаясь знанием, которое распространялось в первые времена существования Ордена. Он раздобыл лазерный факел. Но Филпу не хватило силы или мужества дойти до конца: в сыром мраке монастырских галерей его охватило головокружение, он отказался от замысла и возвратился в пустую келью. И долго лежал с открытыми глазами, дрожа под грубым шерстяным одеялом, и никак не мог заснуть.
Зерна неверия, посеянные рыцарем-изгоем, взошли в душе Филпа. Его раздирали горячее желание взрастить их и увидеть плоды и неистовая потребность вырвать их с корнем и отбросить как можно дальше. Он цеплялся за мысль, что каждый воин перед принятием тонзуры должен пройти последнее испытание, с твердостью оттолкнуть вкрадчивого и упорного врага, идущего на приступ его ментальной крепости.
Именно так сказал ему его духовник, старый опытный рыцарь, которого Филп избрал своим крестным отцом и наставником за невероятное пламя его зеленых глаз, хотя тот занимал не очень почетный пост главного интенданта. Воин терпеливо сносил свою боль, уверяя себя, что в конце мрачного туннеля обязательно вспыхнет свет.
Он вспоминал об Афикит, дочери сиракузянина Шри Алексу, за которой его посылали на Красную Точку. Она была физически слаба, ее снедала лихорадка. Но болезнь не повредила ее красоте. Напротив, сделала ее более привлекательной в глазах Филпа. Благодаря дружбе с Нобером Оаном, рыцарем-врачевателем, он навещал ее ежедневно, несмотря на строгий запрет любого контакта с женщиной в стенах монастыря. Когда он оказывался перед распростертой на кровати девушкой, все раны его души и сердца начинали кровоточить. Ему не хотелось бороться с течением, несущим его к ней. Она вошла в его жизнь, и он не хотел, чтобы она из нее уходила. Он надеялся, что Нобер Оан, прекрасный врач, сумеет быстро найти действенное лекарство против вируса.
Он заранее обрадовался столь раннему вызову и собирался навестить Афикит после встречи с мудрецами директории. Он еще раз задумался о том, что может означать этот вызов: его друзья-воины с завистливыми огоньками в глазах дали ему понять, что директория собиралась наградить его за успешную миссию на Красной Точке и возвести в звание рыцаря. Но сам он не осмеливался в это поверить: его ментальная броня так растрескалась, что он не считал себя достойным рыцарства. Но друзья со смехом возражали, что не стоит строить из себя скромника, ибо все в монастыре знали: он был воином, наиболее близким к посвящению.
Филп в последний раз окинул рассеянным взглядом парящих чаек и альбатросов, использующих воздушные потоки под низким навесом черных туч. Затем двинулся по дороге, аллее метров десяти в ширину, укрытой с обеих сторон парапетом с бойницами и вымощенной древними булыжниками, между которыми пробивался скользкий мох. Он добрался до подножия центрального донжона. Эту башню называли башней Махди, ибо здесь располагалась резиденция великих предводителей абсуратского Ордена. Это была конструкция из грубо обтесанных блоков из белого гранита, которая тянулась прямо к тучам, словно желая их пронзить. Она возвышалась над всеми остальными частями монастыря, над четырьмя угловыми башнями с их зелеными куполами, над колокольнями, стрелами, крышами учебных аудиторий, над корпусом, где располагались кельи, и административными зданиями.
Три рыцаря в серых сутанах с негостеприимными выражениями лиц, которым было поручено фильтровать посетителей, охраняли главный вход дверь из позеленевшего дерева. Они принадлежали к отряду трапитов по имени махди Дина Трапита, который создал этот элитный корпус с официальной функцией воздвигнуть барьер между учениками, то и дело требовавшими частных бесед, и высшими функционерами монастыря. Отряд был на самом деле внутренней полицией и предназначался для предупреждения или пресечения возможной фронды абсуратов-еретиков. Трапитов набирали из самых опытных рыцарей, и одно их присутствие могло охладить ярость недовольных. Зачастую они пользовались страхом, который внушали ученикам, чтобы заставить их выполнять свои капризы. Филпу никогда не приходилось иметь с ними дело напрямую, но он слышал об унижениях, которым они подвергали самых юных учеников.
Когда он остановился перед ними, рыцари окинули его высокомерным и презрительным взглядом. Филп отдал им традиционное приветствие: возложил вертикально на лоб ладонь правой руки. Они даже не шелохнулись. Хотя отказ от традиционного приветствия считался в монастыре серьезным дисциплинарным проступком.
– Я – воин Филп Асмусса, – твердым голосом назвался Филп. – Меня вызвала директория.
– Ах вот как?.. Надо удостовериться, воин! – с презрением сказал трапит. – А пока ни с места. Гьен, сходи проверь.
Гьен недовольно встряхнулся, с раздражающей медлительностью открыл скрипящую дверь и проскользнул внутрь башни.
– Асмусса… Ты не отпрыск сеньора Конфедерации? – спросил часовой.
– Он самый! – бросил Филп, раздраженный наглостью собеседника, поведение которого невольно сравнил с поведением Лоншу Па, постоянно искавшего в отношениях искренность.
Эти грубияны казались ему недостойными своего звания, недостойными рыцарства, хотя считались главной опорой Ордена. Внезапно это звание рыцаря, к которому он стремился с нетерпением и верой юности, потеряло в его глазах свою мифическую ауру. Последние иллюзии, остатки детской наивности и упрямства, разбились о наглость трапитов.
– И здесь тебя надо называть «мой сеньор»? – спросил трапит.
Его растрескавшиеся губы сложились в вызывающую усмешку. Филп замкнулся в осторожном и осуждающем молчании.
– Хватит, Фрол! – сказал второй трапит. – Сам видишь, Его Сеньорство лишено чувства юмора!
Филпа охватил гнев, но он сумел подавить его с помощью ментального контроля. Недовольный Гьен, вернувшийся из башни, прервал этот тяжелый разговор.
– Он сказал правду, Фрол! – проворчал он, прислонившись к стене. – Мудрецы директории ждут его.
Первые капли дождя прорвали облака. Морской ветер осыпал ими гранитные стены башни и лица часовых.
– Ну что ж, Его Сеньорство, должно быть, очень важен, если сами старцы желают его принять! – пробурчал Фрол. – Ну чего ждешь, иди внутрь… Или подтолкнуть пинком в зад?.. За тобой спустится секретарь директории…
Филп не заставил себя просить. Он с облегчением избавился от их взглядов ядовитых скорпионов. Проник в темную прихожую, освещенную одним узким оконцем, через которое врывался ветер и робко просачивался лучик света. Он сел на мокрую каменную скамью, расположенную напротив винтовой лестницы с неровными источенными ступенями. Пол и стены казались изъеденными проказой. Из многочисленных трещин текли струйки желтой пыли, похожие на струйки крови, сочащиеся из ран огромного тела.
Он не знал, сколько времени просидел на скамье. Он рассеянно прислушивался к смеху стоявших снаружи трапитов, к реву ветра, обтекавшего башню, к далекому грохоту волн, разбивавшихся о скалы полуострова. Мудрецы директории впервые принимали его. Будучи учеником и воином, он имел дело только с администраторами-посредниками, если не считать его миссии на Красную Точку, когда в исключительном порядке два члена директории лично пришли к нему для беседы.
В сотый раз после того, как глашатай директории предупредил его о вызове в директорию, он спрашивал себя, с чем связан вызов. Обычно если ученика, воина или рыцаря призывали в донжон Махди, его больше никто никогда не видел в стенах монастыря. Чаще всего его изгоняли или предавали анафеме в зависимости от ранга. Эти дисциплинарные меры принимались после долгих расследований хранителей Чистоты, которых называли мухами истины. Это был специальный корпус рыцарей, которым поручили следить за ортодоксальностью учения.
Как всегда, когда он оставался наедине с самим собой, мрачные мысли охватили Филпа. Лица родителей, братьев и сестер возникли перед его глазами. Ужасное чувство одиночества обрушилось на него. У него не осталось ни единого человека, которому он мог бы довериться, ни одного дружеского плеча или нежной груди, куда он мог преклонить голову. Теперь, когда его семья исчезла, он понимал, как много она для него значила. Глаза его наполнились слезами. Впервые после того, как узнал ужасную новость, он позволил себе оплакать родных и пожалеть самого себя.
Под лестничной площадкой отворилась маленькая дверца. Оттуда вышел рыцарь, которого Филп видел два или три раза. Голову его украшала густая светлая шевелюра. Это был массивный гигант, от которого веяло невероятной силой. На нем была серая сутана, натянутая так, что казалось, она вот-вот затрещит по швам. Темно-синие глаза остановились на Филпе. Рыцарь без всякого приветствия угрюмо спросил:
– Воин Асмусса? Я – рыцарь Годезил Сабо, начальник охраны директории. Следуйте за мной!
Филп быстро вытер глаза рукавом, поправил одежду, пригладил взлохматившиеся волосы, изобразил некое подобие приветствия – Лоан, его инструктор, не одобрил бы такой небрежности – и двинулся вслед за рыцарем-блондином Они поднялись по узкой лестнице, которая почти вертикально ввинчивалась в чрево башни. Тусклые лучики света, проникавшие сквозь узкие бойницы, едва справлялись с темнотой. Подошвы их сандалий, простых плетенок из кожи, постукивали по отполированным ступенькам Кроме далекого рева ветра и волн, это был единственный шум, нарушавший мертвую тишину донжона. Взгляд Филпа невольно следил за ногами проводника. Они были искорежены мозолями от долгих лет упражнений на песке полуострова. Изредка раздавался пронзительный писк и шуршание крыльев желтой чайки, парившей у бойницы.
Наконец они вышли на просторную площадку, уложенную блестящими плитами. В одной из стен было три овальных окна без стекол, через которые открывался удивительный вид на океан и полуостров, соединявший монастырь с континентом. Филп даже различил порт и крохотные крыши домов Гугатта, хотя тот находился на расстоянии добрых двадцати пяти километров.
– Подождите здесь! – приказал рыцарь Сабо, приглаживая волосы на висках. – Я сообщу о вас секретарю, а тот узнает у мудрецов, могут ли они вас принять…
Он исчез за высокой дверью в стене напротив окон. Потайная лестница в центре площадки, сужаясь, уходила вверх. Внезапное волнение охватило Филпа. Эти вытоптанные ступени отделяли его от апартаментов махди Секорама, великого предводителя Ордена абсуратов. Он надеялся, что хоть раз в жизни встретится с ним, до сих пор ему отказывали в этом. Еще никогда он не был так близок к махди физически, и эта близость наполняла его почтительным, благочестивым огнем. Его вдруг обуяла невозможная детская надежда, что он окажется в его присутствии. Но Филп напрасно до боли всматривался в лестницу – махди так и не появился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62