Бабушка Эмили отнеслась к мистеру Монксли с расположением: ей вообще нравились молодые люди, а Джерард вдобавок производил впечатление хорошо воспитанного кавалера — щегольски одетого и явно респектабельного. Однако проницательный взгляд миссис Флур не мог не заметить пылкой влюбленности на лице юноши в тот момент, когда тот подошел к ее внучке, и она про себя решила не поощрять его. Будет нехорошо, подумала она, если он начнет виться вокруг малышки со своим влюбленным видом, о чем тут же начнут судачить все кумушки в Бате. Не говоря уже о том, что важному маркизу — жениху Эмили — может совсем не понравиться, если он прознает обо всем. Поэтому, когда миссис Флур услышала, как Джерард спросил у ее внучки, будет ли та сегодня вечером в Нижних залах, она мгновенно вмешалась в разговор и сообщила, что Эмили должна остаться дома, чтобы восстановить силы перед завтрашним гала-представлением в Сидней-Гарденс.
Джерард, бывший настороже с того самого момента, как он узнал о близком родстве этой потрясающей старой леди с его божеством, воспринял эти слова самым достойным образом. Зато сама Эмили стала негодовать по поводу запрета, правда, вела себя при этом не как юная дама, флиртующая с красивым поклонником, а скорее как ребенок, которого лишили угощения. Поэтому миссис Флур смягчилась немного и сказала, что она еще подумает. Естественно, бабушке не пришло в голову, что ее малышка может испытывать нежные чувства к какому-нибудь другому мужчине, кроме своего жениха, однако она хорошо понимала, что Эмили способна — самым невинным образом — поощрить поклонников в большей степени, нежели это могло считаться приличным в ее положении.
Ничего страшного не было в том, что девочка могла поговорить в своей простодушной манере с такими солидными молодыми людьми, как Нед Горинг, которого никто не заподозрит в том, что он способен на вольности. Но совсем другое дело, если она даст этому модному городку повод считать, будто миссис Флур одобряет флирт.
После того как Джерард проводил обеих леди до Бофорт-сквер, вежливо поддерживая старую даму под руку, она сказала внучке, что той не стоит быть в чересчур дружеских отношениях с таким красивым молодым кавалером, на что Эмили удивленно воскликнула:
— Но он такой замечательный танцор, бабушка! Почему я не могу с ним танцевать? И знаешь, он очень красивый.
— Согласна, солнышко, он симпатичный. Но понравится ли это его светлости? Вот о чем тебе следует думать, а то ты у меня такая кокетка!
— Но лорд Ротерхэм не стал бы возражать, — уверила ее Эмили. — Джерард ведь его воспитанник. Они кузены.
Это, конечно, меняло суть дела. Поэтому миссис Флур попеняла внучке за то, что та не сообщила об этом заранее, чтобы она могла пригласить мистера Монксли отужинать с ними. Вскоре эта оплошность была исправлена — миссис Флур взяла Эмили на бал. Там присутствовал мистер Монксли, выглядевший в вечернем костюме еще более ослепительно. Его аккуратно уложенные волосы были напомажены, а многочисленные складки шейного платка заставляли юношу откидывать голову назад. Несколько молодых леди наблюдали за ним с одобрением, большинство джентльменов — со снисходительным любопытством, а мистер Гайнетт, безуспешно пытавшийся представить его леди, у которой не оказалось партнера для буланже, — с явной неприязнью.
Джерарду совсем не хотелось танцевать. Но так как это был единственный способ оторвать Эмили от бабушки, он повел ее в образовавшийся круг.
— Я должен поговорить с тобой наедине! — возбужденно воскликнул он. — Как это можно устроить?
— Бабушке это не понравится. Кроме того, все же станут на нас смотреть!
— Конечно, не здесь. Но мы должны поговорить! Эмили, я только сейчас узнал об этом — о помолвке, которую ты заключила. Вернее, к которой тебя принудили. Я знаю, что сама ты не могла… Я проделал весь этот путь из Скарборо, чтобы только увидеть тебя. Отвечай скорее, где мы можем встретиться!
Ее пальцы дрогнули у Джерарда в ладони.
— Не знаю, — прошептала девушка, — все так ужасно! Я так несчастна…
У Джерарда перехватило дыхание.
— Я знал это!
На дальнейшие разговоры времени у них уже не осталось. Нужно было занимать свое место в кругу танцоров, сменить выражение лица и обмениваться репликами, более уместными в данных обстоятельствах. Когда очередная фигура танца снова свела их вместе, Джерард спросил:
— Твоя бабушка разрешит мне посетить ее?
— Да, только будь осторожен! Она сказала, что я не должна быть в слишком дружеских отношениях с тобой. Тогда я сообщила, что ты — воспитанник лорда Ротерхэма, и теперь она собирается пригласить тебя к нам на ужин и на завтрашнее представление. О Джерард, я не знаю, что делать!
Он стиснул пальцы Эмили:
— Я спасу тебя!
Это заявление девушка восприняла очень серьезно. Когда по ходу танца они снова разошлись, Эмили бросила на мистера Монксли взгляд, полный благодарности и восхищения, и с нетерпением принялась ожидать, когда тот объяснит план ее спасения.
Ждать пришлось до следующего вечера, когда Джерард смог наконец раскрыть свои планы. Девушку они разочаровали.
После ужина на Бофорт-сквер, на котором юноша изо всех сил старался завоевать расположение миссис Флур, он сопроводил дам в Сидней-Гарденс, где их ждали разнообразные развлечения, начиная от иллюминации и кончая танцами. Здесь, на счастье Джерарда, бабушка Эмили встретила свою старую приятельницу, которая уже несколько недель жила в гостинице «Лайм Регис». Обеим леди, естественно, было о чем посплетничать, и, когда они принялись увлеченно беседовать, мистер Монксли попросил разрешения показать Эмили водопад, расцвеченный по случаю праздника огнями.
— Я позабочусь о вашей внучке, мадам, — пообещал он.
Миссис Флур ободряюще улыбнулась в ответ. Она все еще считала его приятным юношей, но сам Джерард наверняка был бы оскорблен, если бы узнал, как быстро и точно старая леди оценила его. На ее взгляд, это был безобидный мальчик, еще совсем неоперившийся, однако жаждущий убедить всех окружающих в том, что он первоклассный денди. Ее позабавила та небрежность, с которой юный Монксли пересказывал модные анекдоты. И когда тот, поощренный добродушием миссис Флур, которое расценил как уважение к себе, немного сбросил с себя напыщенность, в глазах старой леди мелькнуло одобрение. Она тут же решила, что при всей своей гордости и чувствительности маркиз вряд ли бы стал возражать против того, чтобы Эмили сопровождал такой наивный юнец.
Так как в этот вечер в саду находилось около двух-трех тысяч людей, Джерарду с трудом удалось отыскать свободный и достаточно уединенный уголок для разговора. Все его внимание было сконцентрировано на этом. Но Эмили, умевшая жить лишь настоящим, все время останавливалась и восхищалась то гротами Мерлина, то водопадами, то гирляндами цветных фонариков. Наконец Джерард обнаружил незаметную беседку, уговорил ее войти в нее и сесть на скамью из грубо отесанного камня. Присев рядом с девушкой, он сжал ее руку в митенках и потребовал:
— Расскажи мне обо всем!
Эмили, неразговорчивой по натуре, нелегко было выполнить эту просьбу. Рассказ о помолвке не отличался связностью и логичностью, однако Джерард, без конца задавая наводящие вопросы, смог собрать по кусочкам всю картину и даже понять в какой-то мере обстоятельства, побудившие девушку заключить помолвку с человеком, к которому она не испытывала ни малейшей привязанности. Юный мистер Монксли был убежден, что причиной всему тирания ее матери, и не мог понять, что перспектива стать маркизой сильно привлекала и саму Эмили. Он также не догадывался, что ее чувства к нему сильно изменились.
Для нее все произошло неожиданно. Она и представления не имела, что Ротерхэм обратил на нее внимание. Да, он был хозяином на балу в Ротерхэм-Хаус, но на ее пригласительном билете стояло имя миссис Монксли, и она решила, что маркиз не имеет к этому никакого отношения.
— Он вообще себя ничем не утруждает, уж в этом-то ты можешь быть уверена! Это я сделал так, что мама тебя пригласила.
— Правда? Какой ты милый! Мне никогда не было так весело, как на том балу. А тебе? Это был изумительный бал! Я и не думала, что Ротерхэм-Хаус такой величественный! Столько красивых гостиных, сотни лакеев и эта огромная хрустальная люстра в танцевальном зале! Она вся сверкала, как алмазы, и твоя мама, стоявшая на верху парадной лестницы…
— Да-да, разумеется, — несколько раздраженно перебил ее Джерард. — Но ведь Ротерхэм даже не пригласил тебя тогда на танец, не так ли?
— Нет, не пригласил. Он только сказал: «Как поживаете?» — и, конечно, я не ожидала, что он меня пригласит — ведь там были сотни таких знатных людей! Вообще-то до нашей помолвки я не танцевала с ним, за исключением единственного раза в Куэнбери. Мы встречались на вечерах, и он всегда был так вежлив со мной. Иногда говорил мне комплименты, только… только… Не знаю уж почему, но всегда, когда он говорит приятные слова, то делает это так, будто… так, что начинаешь чувствовать, словно он насмехается над тобой.
— Уж я это хорошо знаю, — помрачнел Джерард. — А когда он начал за тобой ухаживать?
— Никогда! На самом-то деле я и понятия не имела, что нравлюсь ему. Он всегда разговаривал так, как будто подшучивал надо мной, и меня это очень смущало. Поэтому можешь себе представить мое изумление, когда мама сказала, что маркиз сделал мне предложение, Она говорила, что лорд Ротерхэм вел себя при этом самым достойным образом, как того требуют приличия.
— Вел себя самым достойным образом? — переспросил Джерард недоверчиво. — Кузен Ротерхэм? Да плюет он на все приличия! Всегда делает так, как ему заблагорассудится, не думая ни о церемониях, ни о приличных манерах, ни об уважении к людям. Он вообще ни о чем таком никогда не думает.
— О нет, Джерард, думает! — серьезно возразила Эмили, взглянув юноше прямо в лицо. — Маркиз ужасно сердится, когда кто-нибудь ведет себя не так, как, на его взгляд, следовало бы себя вести. Или если кто-то очень застенчив и не знает, как говорить с людьми. Он… конечно, он говорит очень обидные слова, правда ведь? Но это когда кто-нибудь сердит его.
— Выходит, ты уже познакомилась с его дьявольским нравом? — Глаза у юноши горели гневом. — Хорошо же он обходится со своей невестой! Именно так я и думал! Он не любит тебя. Уверен: кузен хочет жениться на тебе, просто чтобы досадить мне!
Отвернув от Джерарда лицо, Эмили покачала головой:
— Нет, он любит меня. Только… я не хочу выходить за него замуж.
— Боже всемогущий, ты и не должна выходить за него! — пылко воскликнул юный мистер Монксли. Затем схватил руку девушки и поцеловал ее. — Как ты могла дать согласие на эту помолвку? Он же вел себя по отношению к тебе так…
— Нет, тогда я ничего не могла сделать, — стала объяснять Эмили. — Как я могла сказать «нет», когда мама все устроила и была так мною довольна? Это очень плохо — не слушаться своих родителей! И даже папа был доволен — он сказал, что в конце концов я оказалась не таким уж пустым местом, как он думал. А мама говорила, что я научусь любить лорда Ротерхэма, и он даст мне все, что я захочу, не говоря уж о том, что сделает меня знатной дамой, и у меня будут свои дома и собственный выезд, и парадное платье маркизы, если вдруг случится коронация. А ведь она должна скоро произойти, правда ведь? Потому что бедный король…
— Эмили, все это ерунда! — протестующе воскликнул Джерард. — Ты же не продашь себя за диадему маркизы?
— Н-нет, — согласилась Эмили, хотя и с некоторой неуверенностью в голосе, — я думала вначале, что, возможно… Но тогда лорд Ротерхэм еще вел себя пристойно.
— Ты хочешь сказать, что потом он… повел себя непристойно? — ужаснулся Джерард. — Дело обстоит еще хуже, чем я предполагал! Бог мой, я никогда бы не подумал…
— Нет-нет! — нерешительно выговорила Эмили и, зардевшись, опустила голову. — Просто он очень странный человек. Мама мне все объяснила и сказала, что я должна быть польщена… силой его чувств. Но… мне не нравится, когда меня так грубо целуют, а это его… се-сердит, и… Джерард, я боюсь его!
— О, гнусное животное! — В голосе юноши клокотало негодование. — Ты должна немедленно объявить Ротерхэму, что не можешь выйти за него замуж.
Ее глаза удивленно расширились.
— Ра-разорвать помолвку? Нет, я не могу! Мне ма-мама не позволит…
— Эмили, милая Эмили, она же не может принудить тебя выйти замуж против твоей воли. Ты только должна быть решительной!
Трудно было представить менее решительное выражение лица, чем то, что было у Эмили Лейлхэм, когда она слушала эти храбрые речи. Девушка побелела, в ее глазах затаился страх, и все тело дрожало. Ни один довод Джерарда не мог убедить Эмили, что она способна противостоять объединенному натиску ее матери и лорда Ротерхэма. При одной мысли о том, что придется бороться с двумя такими страшными людьми, несчастная девочка ощущала дурноту. Более того, хотя Джерард о том и не задумывался, эта альтернатива браку с маркизом казалась Эмили еще хуже, ибо не несла с собой таких приятных вещей, как диадема и титул маркизы. Мама ей говорила, что дамы, которые разрывают свои помолвки, остаются до конца дней старыми девами. И она права, стоит посмотреть на леди Серену — она такая красивая и такая умная, а до сих пор одна! Придется после разрыва помолвки жить дома с мисс Проул и детьми, и быть опозоренной, и наблюдать, как все ее сестры выходят замуж одна за другой и ездят на вечера и… нет, просто невозможно! Джерард ничего в этом не понимает!
Однако тот стал уверять Эмили, что подобное несчастье с ней не случится, а если и случится, то в любом случае продлится недолго, потому что он придумал очень хитроумный план и был уверен, что, если хорошо объяснит его суть своей обожаемой Эмили, та поймет, что ничто не послужит их целям лучше, чем помолвка с Ротерхэмом и ее последующее расторжение.
— Если ты не будешь помолвлена, твоя мама продолжит строить планы, как поскорее выдать тебя замуж за какого-нибудь знатного и состоятельного джентльмена, и не захочет даже выслушать мое предложение. Но когда ты объявишь о расторжении помолвки, она поймет, что дальше упорствовать бесполезно, и оставит тебя в Глостершире, а на следующий сезон вывезет в свет Анну.
— Анну? — возмутилась Эмили. — Ей будет только шестнадцать, и я этого не вынесу!
— Да послушай меня! — взмолился Джерард, горя от нетерпения. — В ноябре 1817-го я стану совершеннолетним — осталось ждать чуть больше года. И тогда уж Ротерхэм будет вынужден передать мне во владение мое состояние. Ну, конечно, это не совсем состояние, но я смогу получать около трехсот фунтов в год, что, по крайней мере, означает материальную независимость. Я не уверен полностью, выдаст ли маркиз мне эту сумму сейчас, если я брошу Кембридж, потому что отец завещал ее мне — вернее, кузену Ротерхэму как моему опекуну, пока мне не исполнится двадцать один год, чтобы из этих денег платить за учебу и содержание. А Ротерхэм выплачивает мне только содержание, а за учебу платит сам. Я его об этом не просил, и вообще-то лучше бы он этого не делал, потому что больше всего на свете мне не хочется считать себя обязанным ему. Уверен, он послал меня в Итон, чтобы держать в подчинении. Но забудем об этом. Дело в том, что я боюсь, как бы маркиз не заставил меня закончить полный курс в Кембридже. И знаешь, я тоже считаю, что должен завершить учебу, потому что хочу сделать политическую карьеру, и степень магистра мне в этом поможет. Один из моих близких друзей состоит в родстве с лордом Ливерпулем — у них есть общие интересы, и лорд готов помочь мне. Так что ты видишь теперь, что у меня прекрасные перспективы, помимо моей поэзии. Ротерхэм может считать, что поэзия — это не доходное дело, но вспомни о лорде Байроне! Уж он, наверное, сделал на стихах состояние, и если у него это получилось, то скажи, почему у меня не получится?
Эмили, слегка ошеломленная его красноречием, не могла найти причину, почему у него это не получится, и только восхищенно покачала головкой.
— Посмотрим, как получится! Заметь, я не рассчитываю на это, ведь у нашей публики отвратительный вкус. Но сейчас не об этом. Сейчас главное — решить, что нам делать! Ты обязательно должна разорвать эту ужасную помолвку. А я поеду в Кембридж на третий год, и как только окончу учебу — это будет в сентябре следующего года, — тут же постараюсь, чтобы меня представили лорду Ливерпулю. Это будет нетрудно, и я начну свой путь к успешной карьере. Затем в ноябре, когда мне исполнится двадцать один год, а твоя мама отчается подыскать тебе подходящего, на ее взгляд, мужа, — но если до этого тебе сделают предложение, ты должна будешь решительно отвергнуть его, запомни это! — я снова предложу тебе руку и сердце, и твоя мама станет рассыпаться в благодарностях! Что ты об этом плане думаешь, любимая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37