А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Понимаю. Это, конечно, Чаллис. – Генриетта кивнула, и у него опять мелькнул луч надежды. – Он воспользовался вашей слабостью? Он обманул вас, применил силу? Если так, то я убью его.– Нет, нет, – запротестовала она, вновь начиная плакать. – Я сама этого хотела, сама принесла себя ему в дар. Я приходила к нему – и не один, а много, много раз – до того, как нам пришлось разлучиться. Мы оба в равной степени виновны в том, что произошло.Николас не ответил, борясь горячими, яростными слезами.– Вижу, что я шокировала дорогой мой, я ничего не могла. Когда-нибудь и вы встретите женщину, которая станет для вас всем на свете, и тогда вы поймете, что это значит – любить.Он с силой привлек ее к себе.– Я уже встретил такую женщину – вас, и вам это известно. О Господи, я охотно бы отдал жизнь, чтобы поменяться местами с этим негодяем. Будь все проклято. Генриетта, вы разбили мое сердце.Николас оттолкнул ее и отвернулся, чтобы скрыть слезы, которые не мог больше сдерживать. Встав рядом с ним, Генриетта сказала:– Если бы не было Чаллиса, наверное, я полюбила бы вас, Николас. Понимаете, я и теперь люблю вас. Но не так, как вам хотелось бы. В этом вся трагедия. Тем не менее, жизнь продолжается. Так было и так будет всегда. Я глубоко и нежно люблю вас, Николас Грей.Они обнялись. И Николас, и Генриетта плакали, осознавая трагизм и безвыходность ситуации. Их слезы смешивались, а потом они обменялись одним могучим, всеобъемлющим поцелуем. Он вобрал в себя все, что они значили друг для друга, и вся их прошлая любовь и дружба смешались и расплавились в этот необыкновенный момент всепоглощающей, запредельной страсти.– Я буду любить вас всегда, до последнего вздоха, – прошептал Николас.– И я вас. Николас, мой дорогой, мой единственный друг.Взявшись за руки, они молча прогуливались по аллее, радуясь воцарившейся между ними гармонии.– Как мне помочь вам? – спустя некоторое время спросил он. – Может быть, вы хотите, чтобы я передал от вас весточку Чаллису? Клянусь, что не выдам его. Полагаю, он еще не знает про ребенка?– Нет, не знает. – Генриетта остановилась и очень серьезно взглянула на своего спутника. – Николас, можете мне не верить, но я убеждена, что мне было предназначено родить Чаллису ребенка.– Почему вы так считаете?– Только не смейтесь над тем, что я сейчас расскажу вам. Обещаете? – Он кивнул, и Генриетта продолжала: – Мистер Лэнгхем, хирург, изобрел особый способ, с помощью которого он погружает пациента в необычное состояние, похожее на сон или забытье, когда его сознание может возвращаться в далекое прошлое. У вас недоверчивый вид, но тем не менее это правда.– Мистер Лэнгхем экспериментировал на вас?– Он пробовал, но со мной у него ничего не получилось, и хотя я умоляла его сделать еще одну попытку, мистер Лэнгхем категорически отказался. Но Чаллис убежден, что когда-то, в прошлой жизни, мы по крайней мере один раз уже были любовниками. Если так, может быть, тогда у меня уже был от него ребенок.Николас присел на поваленный ствол.– Я не верю в это. Ни в единое слово. Когда человек умирает, то попадает на небеса, а вовсе не в какие-то другие жизни.– Откуда вы знаете? – спросила Генриетта, садясь рядом с ним.На этот вопрос Николас не мог ответить. Он вдруг вспомнил, как учитель музыки, покачивая головой, говорил его родителям: «Я ничему больше не могу научить его. Он принес этот дар в мир вместе с собой». Николас всегда думал о том, что это могло означать.– Может быть, вы и правы, – медленно произнес он. – Никто не познал тайну смерти. Я не подумал, когда возражал вам.– Значит, вы больше не сомневаетесь?– Наоборот, – с нажимом ответил Николас. – Я попрошу мистера Лэнгхема, чтобы он и меня подверг такому испытанию.Заметив, что тени начали удлиняться, они встали и не спеша направились обратно к дому. – Что я должен сказать Чаллису? – спросил Николас.– Что если то, о чем я подозреваю, – правда, то мне нужно как можно скорее соединиться с ним. Что я предпочитаю огорчить мою бедную, добрую матушку своим побегом, нежели опозорить семью появлением незаконнорожденного ребенка.– Но будет ли он вам верен? – спросил Николас – не для того, чтобы бросить тень на соперника, но для того, чтобы самому увериться в том, что у него нет никакой надежды.– Будет. Он верит, что мы предназначены друг другу свыше. Ничто не разубедит его в этом.– Тогда шепните мне на ухо, где он, и я обещаю, что разыщу его и все передам.Генриетта встала на цыпочки и перед тем, как она прошептала ему на ухо, где искать Чаллиса, они обменялись еще одним долгим прощальным поцелуем.
Зная, что за его голову назначена награда, Эдвард Джарвис почти никогда не покидал своего убежища без сопровождения брата или кого-нибудь из других членов мэйфилдской шайки. Но сегодня Кит и Эмми были в Лондоне, и к концу невыносимо жаркого дня Эдвард испытывал острую нужду не столько в глотке эля, сколько в обществе себе подобных. Оседлав одну из лошадей, которых они постоянно держали в Стрим-Фарм, Эдвард отправился в Мэйфилд, собираясь посетить «Королевский дуб», где он чувствовал себя в наибольшей безопасности.Вечер был хрустально ясным и прозрачным, деревья Снейп-Вудского леса, как темные пальцы, вонзались в сверкающее, покрытое серебристыми об лаками небо.В «Дубе» было тесно, крестьяне, проработавшие весь день на полях, пришли сюда, чтобы утолить жажду после изнурительного труда. И хотя здесь все его знали, Эдвард был уверен, что в «Дубе» ему ничто не угрожает. Здесь не было никого, кому бы он не мог доверять, одним – за плату, другим – благодаря угрозам и страху, третьим – по дружбе, поэтому Эдвард смело уселся за столик в темном углу и приказал, чтобы ему принесли чего-нибудь выпить.Когда глаза Эдварда привыкли к полумраку, он, к своему ужасу, обнаружил, что за его столиком уже сидит какой-то незнакомец, не сводящий с него полных восхищения красивых бархатистых глаз. Эдвард в замешательстве залпом осушил свой кувшин и тут же велел мальчишке вновь его наполнить.Из темноты раздался мягкий низкий голос, голос образованного человека:– Для меня будет большой честью, сэр, если вы позволите угостить вас. Я уже давно являюсь искренним почитателем – вашим и вашего брата. Ведь я имею удовольствие разговаривать с мистером Эдвардом Томкинсом, известным как Джарвис, не так ли?Рука Эдварда метнулась вперед и тисками обхватила запястье незнакомца.– Ну-ка, потише, приятель. Никто не смеет произносить вслух мое имя. Если хочешь выйти отсюда живым, повернись к свету и покажи свое лицо.Незнакомец повиновался, и Эдвард не смог сдержать восторженного вздоха – такого красавчика он видел впервые.– Позвольте представиться, – улыбаясь, мягко проговорил молодой человек, – Джон Диннадж, для друзей – Дидо. Недавно я оставил университет, и пока что не определился со своим будущим, так что я здесь, чтобы отдаться на вашу милость, мистер Джарвис.Последние слова сопровождались таким призывным взглядом, что Эдвард задрожал от желания, которое всегда так безжалостно подавлял.– Чего ты от меня хочешь?– Представьте меня вашему брату, чтобы я мог вступить в вашу организацию.Эдвард нахмурился. Несмотря на то, что молодой человек казался контрабандисту очаровательным, кое-что в его словах вызывало сомнение.– Почему жизнь контрабандиста вдруг показалась привлекательной выпускнику университета?Дидо потянулся вперед, при этом его колено как бы невзначай прижалось к ноге Эдварда.– По двум причинам, – прошептал он. – Первая – я поддерживаю Джеймса, нашего истинного короля. Вторая очень проста – я аморален.Джарвис уставился на него.– Что ты хочешь этим сказать?– Только то, что сказал. Я хочу познать остроту и наслаждение свободной торговли, потому что она запрещена законом; я хочу рисковать, обманывать, выигрывать. Я жажду сильных ощущений, мистер Джарвис. Ничего не могу с собой поделать – таким я родился. Меня притягивает порок.– Мы не можем разговаривать здесь. Это опасно. Где вы остановились?– Здесь, в «Дубе». Мы продолжим беседу в моей комнате – или это может дать повод для сплетен? – обаятельно улыбнулся Дидо.– Да, – коротко бросил Эдвард. – Лучше поедем в Стрим-Фарм, – предложил он, хотя прекрасно понимал, что если Кит узнает об этом, то придет в неописуемую ярость.– Где это?– Возле Вадхерста. Там наше убежище.– О-о, значит, я увижу место, где знаменитые братья Джарвисы планируют свои набеги – и куда приводят своих женщин?Эдвард не ответил, сказав только:– Я ухожу. Выходите через пять минут и следуйте за мной, – и был вознагражден неотразимой улыб кой Дидо, в которой была не только благодарность, но и обещание невообразимых наслаждений.
Еда была превосходна, и теперь, когда дамы удалились, джентльмены уютно устроились с трубками за столом, уставленным графинами с вином, и мирно беседовали в ожидании момента, когда нужно будет воссоединиться с женской половиной общества. Николас Грей отметил про себя, как отличается этот званый обед от той памятной трапезы в Глинде, где он был единственным взрослым мужчиной за столом.Джон Лэнгхем устраивал прием для Бейкеров и еще нескольких соседей, и, к величайшему удивлению, Николас обнаружил себя в числе приглашенных. Загадка разъяснилась, когда гостеприимный хозяин попросил.– Не могли бы вы сыграть для нас, Грей? В прошлый раз во дворце дамы так восхищались вашим искусством, что, я не сомневаюсь, они будут счастливы услышать вас еще раз.Николас молча поклонился и принес лютню, которая теперь лежала наготове у него под рукой, но джентльмены отнюдь не торопились покидать столовую, всецело погрузившись в обсуждение важной темы внезапного и таинственного исчезновения разбойника с Пенни-Бридж.– А вы, лейтенант, знаете, куда подевался этот негодяй? – громко спросил Джордж.– Увы, нет, сэр, – спокойно ответил Николас.– Подозреваю, что его труп валяется где-нибудь в канаве, – сказал грубовато-добродушный джентльмен с деревенским выговором. – Ставлю гинею, что Кит Джарвис убрал его с дороги. Эти мошенники не любят, когда на их территорию вторгаются чужаки.– А кто из нас любит? – пожал плечами Томас, обмахиваясь кружевным платочком. – Черт возьми, мне тоже не нравится, когда кто-нибудь занимает мое место за карточным столом.Найзел, покраснев как рак, вдруг заявил:– А по-моему, эти битвы за территорию просто чудовищны.– Человек перенял этот обычай из животного мира, – вежливо пояснил Джон Лэнгхем.– Но мы же не животные, – покраснев еще сильнее, возразил Найзел, – мы же претендуем на то, чтобы быть цивилизованными существами.– Ну уж, среди контрабандистов и разбойников нет цивилизованных людей, – буркнул грубоватый джентльмен. – Все это заслуживающий виселицы сброд. Но если они начинают убивать друг друга, то по мне, это только хорошо. Спасают нас от неприятностей, верно?Прислушиваясь к разговору, Николас думал о том, как же ему уберечь Генриетту от такой полной опасностей жизни. Он понимал, что теперь, если только разбойник не бросит ее, она навсегда связана с ним. Если бы это я был отцом ее ребенка, угрюмо подумал Николас, тогда Генриетту ожидало бы со всем иное будущее.Джон Лэнгхем поднялся с традиционными слова ми:– Джентльмены, не пора ли нам присоединиться к дамам? – и добавил: – Прошу прощения, что тороплю вас, но я знаю, с каким нетерпением они ждут возможности услышать игру Николаса Грея.Грубоватый джентльмен примирительно заметил.– Если не возражаете, Лэнгхем, я лучше останусь здесь. Не обижайтесь, лейтенант, но я никогда не понимал смысла в музыке.Джон, улыбаясь, кивнул и вместе с остальными перешел в салон, где живописным полукругом разместились Люси, Филадельфия и жена грубоватого джентльмена – маленькая, похожая на птичку особа с быстрыми карими глазами. Николас с тревогой заметил, что Филадельфия уже трет глаза, а она при виде него зашмыгала носом и ошеломила всех заявлением:– Ах, музыка всегда вызывает у меня слезы, а особенно музыка дорогого лейтенанта Грея.– Сегодня я постараюсь сыграть что-нибудь веселое, – пообещал Николас, надеясь, что находится для этого в достаточно хорошем настроении.Солнце стояло еще высоко, и когда молодой человек сел спиной к окну, его лицо оказалось в тени. Яркие лучи били прямо в глаза слушателям, и сегодня они не могли наблюдать за музыкантом. Несмотря на данное Филадельфии обещание, против воли Николаса в музыке звучали нотки меланхолии. Лютня пела о безнадежной любви, о поисках задушевного друга. Когда звучали последние аккорды, Николас поднял голову и увидел, что Люси Бейкер смотрит на него с очень странным выражением, как будто видит его впервые в жизни. Округлив губы, она шепотом произнесла какое-то слово, но Николас не смог прочитать его и снова склонился над инструментом.К тому времени, когда он завершил концерт, плакала уже не только Филадельфия. Глаза Люси и Томаса были подозрительно красны, а Джон Лэнгхем шумно сморкался. Из этого Николас заключил, что сегодняшнее выступление удалось ему, однако не мог припомнить ни единой ноты, так далеко витали его мысли, пока он играл.– Мой дорогой сэр, – протянул ему руки хирург. – Что я могу сказать? Вы играли блестяще, изумительно, великолепно. Должен признаться, что вы заставили меня плакать.– Очень мило, – сказала похожая на птицу дама. – Прелестно.Ну-с, пойду приведу Роджера, пока он там не заснул. – Громко рассмеявшись, она вышла, в то время как Николас, воспользовавшись тем, что остальные начали переговариваться между собой, шепнул хозяину дома: – Мистер Лэнгхем, я хотел бы поговорить с вами наедине. Нельзя ли мне задержаться, когда остальные гости разъедутся?Джон удивленно приподнял брови, однако сразу же согласился.– Разумеется, лейтенант. Такому выдающемуся музыканту, как вы, нельзя отказать ни в какой просьбе.Поблагодарив его, Николас ждал в салоне, пока хозяин провожал гостей. Вскоре после того, как последняя карета выехала за ворота, Лэнгхем появился в дверях, держа в руках кувшин с портвейном и два стакана.– Итак, лейтенант Грей, чем я могу вам помочь?Николас решил прямиком перейти к делу.– Сэр, я узнал, что вы проводите эксперименты, позволяющие отправлять пациентов в прошлое, в то состояние, которое, по-видимому, является предыдущей жизнью.Лэнгхем перебил его очень недовольным тоном:– Кто вам об этом сказал?– Несколько дней назад я обедал в Глинде у миссис Тревор, и Генриетта рассказала мне о ваших исследованиях. Умоляю вас, не сердитесь на нее. Мы разговаривали совсем о другом предмете, и она была весьма расстроена. Так что это вышло почти случайно.– Понимаю, – кивнул Джон, ограничившись этим замечанием.– Признаюсь, – продолжал Николас, – что поначалу я был настроен весьма скептически. Но потом кое-что вспомнил.– Что же?– Мой учитель музыки однажды сказал, что я принес музыкальный дар в мир вместе с собой. Меня всегда поражало это замечание, я часто задумывался над тем, что же он имел в виду, но теперь, возможно, вы держите в руках ключ, мистер Лэнгхем.– Вы хотите, чтобы я попробовал отправить вас в прошлое, лейтенант?– Да, сэр, но с одним условием.– С каким же?– Вы оставите мне память обо всем, что откроется, без всяких исключений и ограничений.– Но вы можете узнать вещи, которые шокируют вас, лейтенант Грей.– Нет, – отрезал Николас, – меня уже ничто не может шокировать, мистер Лэнгхем. Слишком многое уже обрушилось на меня в последнее время, чтобы еще что-то могло меня потрясти.
– Вот они! – воскликнул Джон Роджерс – Смотрите!Проследив за направлением слегка дрожащего пальца, лейтенант Джекилл издал торжествующий возглас.– Значит, этому красавчику удалось заманить его в свои сети! Джарвис не выдержал. Диннадж обещал, что если его план удастся, то сегодня ночью они проедут по этой дороге.Джон Роджерс широко усмехнулся.– Отлично проделано, Джекилл. Что дальше?– Мы вызываем подмогу и следуем за ними в Вест-Чилтингтон, а там в темноте окружаем дом. Завтра утром, когда ублюдок еще будет без штанов… – Джекилл крякнул от удовольствия, хлопая себя по бокам, его глаза, обычно столь холодные, горели от возбуждения. – Завтра утром мы потребуем, чтобы он сдавался. Что вы об этом думаете?– Это несложно. Представляете лицо Кита Джарвиса, когда он узнает, что его брата схватили в постели хорошенького мальчика? – Джекилл утер глаза рукавом.– Он отправится вызволять братца, и это будет означать конец для него самого.– Однако ничего не выйдет, если мы не поторопимся, – напомнил Роджерс. – Пойду приведу остальных.– Не забудьте про констеблей.– Ни в коем случае – Роджерс взглянул на заходящее солнце. – Через час встретимся на Сторрингтонекой дороге.– Отлично, – кивнул Джекилл, лицо которого успело приобрести обычное спокойное выражение. – Сегодняшняя ночь увидит начало конца Мэйфилдской шайки.
Стоя у окна своего кабинета, Джон Лэнгхем смотрел на начавшее опускаться солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54