Черт разберет, что творилось у него в голове. Пухлый был личностью замкнутой. Лес слишком глубоко проник ему в душу, чтобы Вован мог нормально общаться с людьми. Его внутренний мир был необъятен, отвратителен и непостижим.
А я? В понимании других я был, наверное, не лучше. Каждый сходит с ума по-своему. Меня тоже далеко не всегда понимают. Далеко не все. И что же я? Я продолжаю жить. Только вот все хуже и хуже с каждым днем. Потому что, как всякий интроверт, обращен внутрь себя, отстаиваю прежде всего свои интересы в ущерб чужим. В результате перегнул палку. Теперь, вместо того чтобы жить припеваючи, выгодно запродав находку, я лишился дома и нашел прибежище в лесу. Остался без клиентов, без жены и без будущего. Зато с драгоценными Доспехами Чистоты на руках. Вот к чему приводит неуемная гордыня.
Наконец супчик поспел. Получился он наваристый и вкусный. Я обошелся без томатного сока и других причиндалов, рекомендованных Чачеловым. Все-таки лучшие повара выходят из мужчин.
Пожрали и двинулись на позиции. Местечко было дикое, заросшее сосняком. Когда-то здесь стояли немецкие позиции. Вернее, сначала были наши, потом надолго укрепились гансы, которых затем снова вытеснили красные. Копали тут давно и много, но нельзя объять необъятное, находок хватит и на наш век. Волховский фронт накормил собой не одно поколение трофейщиков, и они, похоже, наелись. Мы – последняя волна «черных следопытов». Next-поколение раскопки не интересуют, оно сторчалось на ночных дискотеках. К тому же с появлением свободного рынка стало не в почете оружие, добытое на местах боев, да и сама война подзабылась. Времена меняются, люди подрастают совсем другие, а мы – остаемся прежними.
Балдорису снова повезло. Он напал на блиндаж, служивший красным складом боеприпасов. Даже обидно было: копнул тут, копнул там и – опаньки! – уткнулся в перекрытие. Сколько раз мы горбатились здесь без толку по нескольку дней подряд, а потом плелись на полусогнутых к автобусной остановке. Некоторые уставали так, что не хватало сил сменить грязное лесное тряпье на чистый прикид. Спали всю дорогу до города и переодевались уже в метро – на станции «Дыбенко» имелся обширный простенок за разменными автоматами. Из-за этого нас порой задерживали менты. Балдорису были неведомы эти трудности. Он хоть и спалил свой строительный клифт, но Синява, надо отдать должное, привечала его. Случай достаточно редкий.
Блиндаж находился на отшибе. Обратная тактика Балдориса давала поразительные результаты. Совался туда, где, по логике событий, ничего не должно быть, и выкапывал преспокойненько трофеи.
Блиндаж принадлежал нашим минометчикам. В нем находились лотки со 120-миллиметровыми летучками, по шесть штук в каждом, и блин с ручками – опора от полкового миномета. Ящиков было девять. Мы стали думать, что с ними сотворить.
Крейзи предложил заминировать лесника. Сашка отличался удивительной упертостью в своих дурацких идеях. Хорошо, что не настаивал на вытапливании боевого заряда. В одиночку бы он, наверное, мог этим заняться, чтобы не таскать никчемное железо для подрыва зловредного лесничего. В свое время Сашка с коммерческими целями выплавлял тол из гранат дома на газовой плите. Ставил консервную банку на конфорку, сверху водружал «лимонку» дырой вниз и разводил огонь. Как его не разнесло в клочки, одному Богу известно. Вероятно, был у Крейзи расторопный ангел-хранитель. Наполненные жестянки он продавал рыбакам по червонцу. Перетопленный тротил, в силу загадочных химических свойств, был слабее прессованного, при взрыве большей частью разбрызгивался, но для рыбной ловли годился. Родителей бы кондрашка хватила, узнай они о маленьком хобби сына. Но Сашка об атом не думал. Кажется, он вообще не думал. Крейзи, он и есть crazy. Поэтому его предложение было снова отвергнуто, с еще большим негодованием.
Решили подорвать ящики вместе с блиндажом, чтобы не тратить силы на их перемещение. У Пухлого для этой цели имелся огнепроводный шнур собственного изготовления. Пухлый делал замечательные бикфорды. Засовывал гвоздь в обувной шнурок, намазывал сверху «Моментом», а когда клей высыхал, набивал водонепроницаемую оболочку размолотым толом с марганцовкой в смеси один к одному. Горела такая штука превосходно.
Кроме этого, Вова таскал запас детонаторов и пятидесятиграммовые цилиндрики тринитротолуола. Время пионерских костров, в которых часами грелись снаряды, минуло безвозвратно.
Длинному шнуру гореть секунд двадцать. Мы притырились в расчищенную траншею и стали ждать минера. Из блиндажа выскочил Пухлый, опрометью понесся к нам. Заскочил в окоп. Я ждал результата с часами в руке.
– Пятнадцать, шестнадцать, – с важным видом вел я отсчет.
– Пригнись, – посоветовал Глинник, – а то ушибет.
Сам он едва высовывался над бруствером. Вернее, над бесформенным отвалом, ныне заменяющим бруствер.
– Успею, – нетерпеливо тряхнул я головой, – семнадцать, восемна…
На месте поганой норы, из которой выбрался Пухлый, встал здоровенный фонтан земли. Под ногами дрогнула почва. Я нырнул в окоп с открытым ртом раньше, чем докатилась взрывная волна. Краем глаза увидел, как с Глинника сорвало шапку-гансовку.
Долбануло действительно ощутимо. С неба обильно валились куски ящиков, бревен, грунт и какая-то странная труха. Она сыпалась дольше всего. Видимо, в землянке присутствовало еще что-то, что мы проворонили. Увы, поезд ушел.
Бряцая оружием, мы полезли из окопа, словно в атаку. Глинник первым делом кинулся искать головной убор. Нашел висящим на дереве, к счастью в пределах досягаемости, и бросился догонять нас.
Мы столпились у бывшего блиндажа, на месте которого теперь зияла яма. Взрывом разворотило потолочные перекрытия и стены. Бревна встали раком. Вокруг валялись разбросанные лотки и неразорвавшиеся летучки.
Лоток имел ручку и напоминал чемодан. У немцев лотки были алюминиевыми. Однажды мне посчастливилось наткнуться на целое Эльдорадо таких контейнеров. На речке за Апраксино, на полпути к которому находилась сейчас наша группа, мы с Крейзи обнаружили остров, изрезанный паутиной окопов. Начали рыть ближайшие к воде – стоял июнь, и было уже тепло. Там мы отыскали массу опорожненных лотков. В одном я нашел пачку слипшихся немецких газет. Воды в лоток проникло немного, и газеты вполне можно было читать. Начинкой другого контейнера были агитационные мины с листовками, призывающими русских сдаваться в плен. Пароль для перехода линии фронта был: «Штык в землю!» Гансы, занимавшие этот остров, пропагандой брезговали, поскольку лоток лежал на дне окопа в качестве настила. В некоторых ящиках лежал люфтваффовский камуфляж, почти не сопревший. Мы взяли, сколько смогли унести. Один комплект формы по сию пору хранится у мамы дома.
Появились мы на острове тогда своевременно. В другой раз, когда Крейзи отправился туда с Пухлым, их встретил отряд «красных следопытов» – голов двадцать школьников под предводительством четверки строгих мужиков, судя по замашкам, афганцев. Мужики наваляли конкурентам по шее, обвинив их в недостатке патриотизма и обозвав падальщиками, как будто сами занимались сбором гербария. Крейзи с Пухлым отбыли восвояси, спасовав перед противником, превосходящим их в живой силе, и принялись спешно собирать зондеркоманду.
Через два дня мы, вооруженные трешками и ганс-винтами, всей кодлой прибыли на остров с целью вытеснения оккупантов, но оказалось, что биться не с кем. Следопыты ретировались в неизвестном направлении, на совесть вычистив остров. Траншеи были вскрыты, валялись ржавые пулеметные ленты, гнилые летучки и прочий мусор. Остальное, более или менее ценное, было унесено. Вероятно, афганские пройдохи организовали при школе военно-патриотический кружок, запудрили детям мозги и вывезли на раскопки в качестве дешевой рабочей силы. Поживились они неплохо. Бутер какой-нибудь передали на экспозицию в комнату боевой славы, остальное под видом сдачи в военкомат забрали себе. Можно представить, что лежало на позициях, куда вгрызся гитлеровский десант! Амуниции, оружия и боеприпасов должно было остаться навалом. Обидно, что не попали мы на этот праздник.
В поисках трофеев, которые могло выкинуть взрывом, мы принялись рыскать вокруг ямы, словно стая сбрендивших грибников, перепутавших третью охоту с первой.
Бродили-бродили. Глинник нашел смятый медный котелок, а Дима – «смертник», вероятно попавший в блиндажную насыпь с общей массой наваленной земли. Это был алюминиевый овал, чуть побольше черпачка столовой ложки, разделенный пополам перфорацией. С каждой стороны был выбит личный номер владельца. В случае его гибели жетон разламывался пополам кем-нибудь из похоронной команды, одна половинка оставалась на трупе, другая нанизывалась на огромную английскую булавку. В отличие от наших, немцы подходили к вопросам учета с присущей им аккуратностью.
Диме вообще везло на «смертники». Как-то, в перестроечные еще годы, он сдал шестнадцать штук в германское консульство. Причем совершенно бескорыстно, повинуясь некоему внутреннему чувству долга. Примерно через год ему позвонили и попросили сопроводить к местам захоронений. Дима был парень правильный. Прибывшая из ФРГ родня павших гансов подарила ему неплохой бундесовский камуфляж. Даже странно, что после этой истории будущего мента не затерроризировал назойливыми расспросами КГБ. Впрочем, тогда начиналась эпоха добрососедских отношений с Западной Европой, да и в воздухе начинало пахнуть свободой.
Но похоже, только Димон был таким бессребреником. Я знавал людей, которые делали бизнес на трепетном отношении цивилизованных граждан к памяти своих предков. Этих «черных следопытов» оружие интересовало мало. Они его носили (на полях сражений не избежать опасных встреч), но основной специализацией были жетоны и личные вещи, найденные при останках. Существовали целые подпольные турбюро, устанавливавшие личность обладателя номера и связывавшиеся с его живыми родственниками. Те, как правило, всегда хотели посетить могилу любимого брата-отца-деда, героически сложившего голову на Второй мировой войне. Въехавшим в СССР под видом туристов немцам продавали жетон, могли сопроводить на точку. Иногда к «смертнику» прилагался мешок с костями. В этом случае прах «дойче зольдатен» можно было транспортировать для перезахоронения в родной земле. Говорят, обе стороны оставались весьма довольными.
Не знаю, для каких целей собирался употребить спою находку Дима. Он тщательно вытер ее о штаны и быстро убрал в карман. Спросить его я не успел – Акимов нашел «огурец», и все внимание переключилось на новую игрушку.
Чудно сохранившаяся ружейная граната отечественного производства по форме и в самом деле напоминала толстый огородный овощ. Только была рыжая от ржавчины. Металась она из дульной насадки выстрелом холостого патрона.
Запустить трофей взялся Пухлый, для этого у него имелось соответствующее приспособление. Он достал из рюкзака насадку, надел на ствол балдорисовской трешки и затянул зажим вокруг мушки винтами на «барашках».
Пока Аким очищал «огурец» от корки окислов Пухлый вытащил из гильзы пулю и заткнул отверстие травяным пыжом. Клацнул затвором, запирая патрон в казеннике. Деловито зарядил «огурец» и опустился на колено, уперев приклад трешки в землю. Мы из предосторожности отошли. Гнилая граната могла бабахнуть сразу при выстреле. Находили же в лесу развороченные винтовки со стволом, развернутым как цветок. Кто-то запускал «огурец». Взрывались для своего размера ружейные гранаты исключительно сильно. Вероятно, начинкой служил не тол, а что-нибудь помощнее, наподобие гексогена. На трупы, правда, не натыкались. Должно быть, упокоились в торфяниках. Сами мы, не приведи Господь кому подорваться, тащить в город дохлого товарища, ясное дело, не стали бы.
Но Пухлый интуитивно чувствовал, что его покарябанной морде ничего не угрожает.
Со стороны дороги, куда было направлено оружие, послышался треск мотоцикла.
– Вован! – крикнул я, чтобы предотвратить возможное несчастье, но Пухлый только мотнул головой в дурацкой фуражечке и надавил спусковой крючок.
Граната с хлопком покинула насадку и, описав дугу, скрылась за верхушками сосен. В барабанные перепонки толкнуло грохотом приглушенного деревьями взрыва. Мне показалось, что мотоцикл смолк. «Пуля виноватого найдет?» Но нет, тарахтенье продолжалось.
– Вован, – сказал я, – ты зачем в направлении дороги пальнул, вдруг там ехал кто?
– Да насрано на него, – махнул рукой Пухлый, укладывая насадку в рюкзак. – В той стороне деревья были ниже.
Ну, вольному воля, тем паче что мотопед остался цел и невредим.
– Давайте по летучкам стрелять, – предложил Дима, снимая с плеча СВТ.
Предложение было воспринято с энтузиазмом. Забравшись в окоп, мы начали выискивать мишени.
Было это непросто, так как ржавые мины на фоне вывороченной земли почти не выделялись.
Первым шмальнул засевший рядом со мной Боря, Переключатель скорости огня он повернул в первое положение, из него пулемет садил одиночными. С шумом отъехал массивный затвор, выдув дымящуюся гильзу. Обладая длинным ходом и множеством движущихся частей, деготь в простом-то передергивании гремел и лязгал нещадно, а при стрельбе – напропалую оглушал. Как и вся советская техника, «Дегтярев, пехотный» был тяжелым, грубым, внушающим ужас своим топорным видом оружием.
Боря тут же выстрелил повторно и опять не попал. Стегнул из трешки Балдорис, и с тем же результатом. Затем нашу кодлу словно прорвало. Должно быть, заметили летучку. Затрещали выстрелы, у развалин блиндажа закипела фонтанчиками земля. Я на всякий случай пригнулся. Оружия у меня не было. В этих ковбойских играх я принимал участие чисто как наблюдатель. Голову же стоило поберечь. Били, били, наконец кто-то попал в мину, и она взорвалась.
«Верняк, придется кого-то топить на картах», – подумал я, когда над бруствером прошуршали осколки.

* * *

Хоронить никого не пришлось, опасное развлечение закончилось без последствий. Зато приключилась другая напасть. Она подстерегла нас у лагеря.
Лесник был отважен и очень свиреп. Сначала он встретил Рэмбо, опиздюлил и забрал у него винтовку. Латышский стрелок, обронив впопыхах гансовку, помчался прочь, и тут, на свою беду, подоспели мы с Крейзи.
В принципе, мы никуда и не поспешали, просто шли к лагерю, обсуждая давний детский проект гранатомета. Его предполагалось сделать из обреза и дульной насадки, но в ту пору то насадки не было, то «огурцов». Короче, замысел так и остался нереализованным.
Мы мирно брели по тропинке, оторвавшись от коллектива. Лесник набросился на нас из кустов. Прыгнул к Крейзи, на плече которого висел ППШ, и дал ему в морду. Вмазал весьма ловко, подхватив «шпагина» за цевье. Крейзи с жалобным визгом кувырнулся через голову, а лесничий незамедлительно обратил внимание на меня. Бил он больно, в том числе прикладом, осыпая нас дикой бранью. У него сегодня день был полон впечатлений.
Поехавший выяснить причину особо громкого взрыва синявинский шериф был осчастливлен упавшей с неба ружейной гранатой, едва не перевернувшей его «Урал». Естественно, что он был на нас зол.
Как своих старых знакомых, мутузил нас лесник с особым усердием. Я был не вооружен, поэтому мне досталось больше. Ни о каком сопротивлении даже речи не шло. Лесник огорошил нас внезапным появлением, выскочив из засады как тигр. Одни его горящие глаза могли сломить любую волю к победе. Я уж не говорю о жуткой распушенной бороде, торчащей в разные стороны неровными потными клочьями.
Мы позорно бежали, оглашая округу горестными воплями, пока не встретили наших, подзадержавшихся на позициях.
– Что случилось? – спросил Дима. – Где ваше оружие?
– Лесник забрал, – простонал Крейзи. – Дерется, сволочуга!
– Ха-ха-ха, – возликовал Пухлый, – ты опять опиздюлился. Должно быть, тебе это просто нравится. Да ты, деточка, мазохист!
– Галдеж отставить! – рявкнул я. – Надо ловить пидорюгу, пока далеко не убежал.
Организовали перехват. Пухлый с Димой и Крейзи рванули наперерез, меня с Глинником определили в загонщики, выделив нам для усиления пулеметчика Борю. Аким пошел за нами, держась на некотором отдалении – вдруг лесник спрячется и решит напасть с тыла.
Мы двинулись по лесу, старательно шумя. На прежнем месте никого не обнаружили. Из-за деревьев донеслось тарахтение мотоцикла.
– Там он, гад! – заорал я, указывая пальцем. Глинник вскинул ганс-винт и выстрелил.
– Вперед! – рванулся я, горя жаждой мести.
– За вэдэвэ! – рявкнул Глинник и ринулся вслед за мной.
Из-за деревьев нам ответили длинной очередью. Пули щелкали, ударяясь о сосны, некоторые просвистели над головой. Мы залегли, отлично понимая, что отмороженный лесник может взять и пониже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38